Песня рун. Эхо древнего мира – II

– Силас! Эррос! Аааайи!

Может, эта встреча с грозой с самого начала была в планах Пастыря Туч Эрроса, кто же знает?

Может, всадник, сам не отдавая отчета себе в том, отчаянный зов о помощи сплавил с собственной магией, вложил в него силу и волю, желая выжить во что бы то ни стало – и кроме того, что смог дозваться учителя, так и божьего слуха тоже достиг тот крик? Кто скажет? Пожалуй, уже никто.

Серебряная искра, ужаленная короткой, злой молнией, падала вниз, как падает кленовое семечко-крылатка – вращаясь и переворачиваясь в потоках воздуха. Скай терял высоту и никак не мог прийти в себя, крылья гнуло и выворачивало, трепало ветром. Наверное, это падение должно было окончиться могучим, страшным ударом о каменистую землю внизу, смять живое серебристое тело, смять тонкие изящные кости и крылья, скомкать, вдавить дракона и всадника друг в друга, превратив в единый ком плоти, крови и боли. Наверное.

Наверное, Саира понимала, метнувшись золотой стрелою в небо, что она не успеет поймать падающих. Наверное, понимал и Силас, в доли секунды успевший взобраться по саириной когтистой длани ей на лопатки, без седла, как в совсем давние годы, держась на своей дро-аргхас5. Они не успевали. Золотой росчерк взмыл вверх – серебряный прянул вниз. Одновременно. Небо, отороченное темной кобальтовой синью грозового фронта, взирало равнодушно на происходящее.

Их разделяли лиги – и если бы Силас умел, он бы рискнул пробить рукотворный колодец прямо сейчас. Но подобное под силу только богам – и сколь не спешил старший всадник, а прибыли они на место уже тогда, когда Скай и Йэстен распростерлись на земле. Живые. Целые. Почти невредимые – если не считать царапин и обугленной местами одежды. Единственное, что пострадало – упряжь и седло Ская; от седла остался каким-то чудом только кусок передней луки, от упряжи – несколько закопченных и оплавленных пряжек. Казалось, что неведомая сила подхватила падающих всадника и дракона в исполинские ладони, и бережно опустила средь зеленого луга, едва примяв пышные травы, густые, душистые и часто прошитые шелковыми стежками цветов.

– Йэстен! – куда как более бесцеремонно сминая травяное покрывало, тут же, рядом, приземлилась Саира, и Силас буквально скатился с ее бока, споткнулся, но все равно метнулся вперед. – Скай!

Схватил ученика за плечо – и обжегся о пряжки куртки, отдернул руку.

– Живые, – подходя ближе, пророкотала Саира. В голове янтарной звучало неподдельное облегчение.

Силас кивнул – он знал это, как и Саира. Но живы – не значит, что им не нужна помощь! Наплевав на ожоги от горячих, как из кузнечного горна, металлических пряжек и клепок, он наскоро осмотрел Йэстена – и, к удивлению своему, заключил, что ученик его совершенно здоров. Только вот в сознание ни его, ни Ская они привести не могли еще добрых две лучины.

– Ильма меня убьет, – сокрушаясь, качал головой Силас.

Это и услышал, очнувшись, Йэстен – и страшно удивился:

– Мама? За что ей тебя убивать, Силас?

– А это ты ей сам расскажешь, – сердито заявил тот, вскинув голову… а потом рассмеялся от облегчения.

Домой добирались медленно – Саира не была уверена до конца, как сказалось на Скае и Йэстене это приключение, и потому не позволила взлетать. Они шли пешком. Встрепанный, пропахший гарью Йэстен нес под мышкой тот самый кусок передней луки седла – извилистый ожог, что оставил на нем удар молнии, явственно складывался в письмена, похожие на буквы старого алфавита, и всадники, не сговариваясь, решили – слишком странно, чтобы быть простым совпадением.

– Я просил помощи Эрроса. Я испугался, учитель. Как никогда в жизни испугался – когда только успел, если подумать, но это так.

– Он тебя услышал, – пожал плечами Силас. – Я услышал тебя тоже, но во мне нет столько силы, чтобы…

– Чтобы спасти нас?

– Да. Я не успел бы. Да что там «бы», я и так не успел, – голос Сласа был спокоен, но от Йэстена не укрылось, что за чувства обуревают наставника. – Боги тебя любят настолько, Тэнно, что прощают даже смертельно опасные глупости.

Йэстен насупился – он понимал, что, устрой ему сейчас Силас взбучку, он не найдет, что возразить по существу. Но ведь гроза на самом деле была далеко! И все же – буквально в четверть лучины она оказалась рядом, затянула едва ли не в самое чрево нарождающейся грозы восходящим воздушным потоком. Запорошила глаза блескучим инеем – пока не стало поздно повернуть, не сообразили. Да и успели ли бы вырваться? А они были чем-то вроде очень крупного куска льда в окружении инеистого крошева – да еще и все эти металлические пряжки, серебряные накладки пояса, клепки на летном снаряжении… Вся сила недозрелого разряда молнии выплеснулась через них.

И не иначе, как в самом деле воля богов, воля Айулан Эрроса оберегла и спасла и всадника, и дракона.

– Значит, моя жизнь теперь – это служение воле Айулан, – подумав, негромко заметил Йэстен.

Силас лишь пожал плечами – у него самого не было сомнений, что ни за чем другим всадники в мир и не приходят. Когда-нибудь Йэстен сам сообразит, что чудесное спасение ничего в этом смысле не изменило. А вот разобраться, отчего на остатках луки седла точно буквы проступили, ему самому хотелось не меньше.

– Я тебя не стану ругать. Я вижу, что ты и сам понимаешь… насколько опасной вышла прогулка, -ловя обожженной ладонью первые тяжелые капли дождя, заметил Силас.

Дождь так и не собрался, впрочем – ушел стороной, ворча громом, прибил скупой горстью тяжелых водяных брызг пыль на дороге, и пролился где-то далеко в горах, в поселениях пастухов, миновав Эклис и побережье.

– Ну так и что там, на седле-то, оказалось в конце концов? И впрямь слова? – поерзал Нере, с сожалением заглядывая в пустой кувшин. Грушевый сидр закончился, и у ребят был еще легкий светлый эль – но что простецкий эль после такого лакомства! У самого Нере, рыбацкого ребенка, денег на сидр из лавки Толстого Уно денег не было никогда, разумеется.

– И впрямь, – Йэстен задумчиво уставился в морскую даль, завершив рассказ. Даже хмель от сидра пригас, казалось – сам от себя не ожидал, что рассказать кому-то будет настолько непросто. – На старокортуанском.

– И что же, так прям и написано – «отправляйся, мол, на Север»? – Рамон недоверчиво прищурился.

– Нет, что ты! – рассмеялся, встряхивая головой, Йэстен. – Совсем нет. На север – это я сам захотел. Надо мне туда. Просто – надо. А слова молнии оставили совсем другие. «Небо не навредит тебе».

– Точно Эррос вмешался! – охнул Нере.

– А я что говорю! Я молнию поймал – не верите, седельную луку ту самую показать могу! – Йэстен снова принялся храбриться, окончательно прогоняя накатившую задумчивость.

Рамон скривился – читать, кроме всадника, никто из них не умел. На старокортуанском – тем более.

Оставалось только поверить – сколь бы ни была история причудлива. Впрочем, поверить в бутыль изысканного розового вина им по вкусу пришлось гораздо больше – когда ту бутыль Йэстен с загадочным видом извлек из тайника в камнях за кустиком песчанного дрока. На угощения всадник не был скупым – тем более что и правда, товарищей увидит он нескоро… ох нескоро.

Йэстен не стал говорить ни Нере, ни Рамону, ни даже Амалите о том, что дома у него с уст не сходило. После той несчастливой прогулки Скай и его всадник проспали больше полного дня. И с того раза всадник стал видеть сны, едва ли похожие на простые грезы уставшего за день человека или даже элфрэ. Они были… слишком плотными. Слишком реальными и подробными – полными таких деталей, которых всадник не мог додумать, и не знал даже из книг.

Он видел места, о которых едва ли мог от кого-то услышать – в Эклисском порту редко останавливались купцы из северных краев, а если и останавливались – с местными не болтали, в кабаках сидели тесной своей компанией, да и с элфрэйскими юнцами, вроде Йэстена, вряд ли стали бы вести беседы.

Он видел странных людей – светлобородых и рыжих, высоких и низкорослых. Людей, что живут в домах, крытых зеленым дерном, домах, по пол-года стоящих средь снегов, городах, высеченных в толщах гор – что это вовсе не те люди, которых он знал, всадник понял сразу. Но где такие живут – узнал лишь от учителя.

– По всему выходит, что ты видишь Ак-Каран. Самый северный материк, что населен живущими. Там обитают люди горскун… и еще, говорят, гномы. Оттуда ведут свой род такие, как Скай. Серебряные драконы всегда жили на севере. Не спрашивай, как яйцо с твоим другом попало к нам, Йэстен – я сам не знаю, чему верить.

– Мама говорила, его где-то нашел отец, – Йэстен пожал плечами.

– А мне твой дядя сказал, что твоему отцу Ская принес какой-то проходимец в одежде горскунцев, – Силас развел руками. – Чему же нам верить?

– А может, мне стоит это выяснить? Слетать на Север, м? Узнать, есть ли у Ская родня?!

– Это непростое путешествие, – нахмурился Силас.

– Я понимаю, – Йэстен качнул головой. – Но, Силас, я не могу сидеть вечно с тобой. Я… понимаешь, я решил, что хочу искать ту правду, ради которой Эррос меня спас. Я не слышу его воли – я не жрец и не посвященный какого-то оракула – но я хочу понять, зачем вижу эти сны. Ну и да – как так, Скай дракон северной крови, и не видел своей родины?

– Ты Ильме про это сам скажи, хорошо? – улыбнулся Силас.

– Я сказал. Мать не особенно счастлива, конечно, – Йэстен улыбался тоже. – Но я нашел, чем ее успокоить.

– И что же ты ей сказал?

– Что когда я пойму, зачем мне снится север и люди севера – я полечу искать отца. Торрос мне не снился ни разу – но я знаю, что однажды мне нужно там оказаться. Я хорошо учился у тебя, Силас, и не подведу. Обещаю. Тем более что небо обещало не приносить мне вреда.

После этого Йэстен и принялся готовиться в путь – так обстоятельно, как не ожидал от него, пожалуй, никто. Вряд ли кто-то сумел бы отговорить юношу – по счастью, пытались это делать довольно вяло.

Дорога, от которой никто не знал, чего ждать, звала молодого всадника – неодолимо.

Перед самой отправкой Йэстен увидел тот же самый сон, что снился ему после грозы – о бредущем вниз с горы, через глубокий снег, низкорослом человеке в плаще из темной, некрашеной шерсти. Человек прижимал к груди какой-то прямоугольный сверток, у человека была заплетенная по-горскунски в косички длинная светлая борода.

Вокруг вставали древние северные горы, покрытые густым темным бархатом северного вечнозеленого леса, с фьорда тянуло ледяным ветром. Воздух во снах пах хвоей и солью.

Глава 2. «Северный берег»

Костер вышел дымным, чахлым, плевался искрами и долго не хотел разгораться. По крайней мере, поначалу. Йэстен только досадливо изумлялся – как легко было разводить костры раньше. И отчего же, интересно, сейчас обломки найденного неподалеку хвороста, точно зачарованные, не желают заниматься как следует! В пору уже и попробовать было швырнуть в густо дымящие ветки наколдованным огнем – только вот Силас настрого велел не пользоваться этим умением без крайней на то нужды.

Впрочем, настойчивости юноше хватило, и костер наконец одумался, выпростал длинные рыжие пальцы огня, оплел ими ветки покрупнее, и дыма стало намного меньше. А вот искры все равно из трескучего нутра нет-нет, да и вылетали – уж больно смолистое дерево попадалось среди собранного хвороста.

В котелке над огнем грелась вода, Йэстен и Скай расположились рядом, отдыхая. Дорога вышла непростая, а если говорит честно, то последние несколько лиг и вовсе выпили все силы. Всадник вяло жевал едва подогретую, продымленную лепешку, дракон дремал.

Берег был чужим, лес – темным и густым, и даже яркое солнце едва ли могло пронизать густые кроны здешних деревьев… Забираться в глушь Йэстен не рискнул. Они достигли той земли, куда так стремились, но совершенно пока не имели представления, что их здесь ждет – или даже куда идти. Вокруг все было незнакомое и тем странное.

Пахло острой морской солью и хвойной горечью – почти как в тех самых снах, хотя там везде было белым-бело от снега, а сейчас северная земля Ак-Каран точно так же, как и весь прочий мир, вкушала лето. Оно на севере короткое и неяркое, но солнечный свет точно так же лился с неба, травы цвели и благоухали, птицы шумно бранились друг с другом, и кругом, куда ни глянь – было зелено, точно смотришь на мир сквозь кусок «лесного» стекла, замешанного на тонкой, чистой древесной золе и медных окислах.

Йэстен вздохнул, откладывая недоеденный хлеб – мысли его бурлили и беспокойно плескались в голове, тревожили – их следовало хотя бы попробовать привести в порядок. Этого юноше не удавалось сделать с самого начала своего пути, когда он, попрощавшись с друзьями и домашними – Саирой, Силасом, матерью – взошел на корабль. Это было маленькое, потрепанное жизнью торговое суденышко, и за то, чтобы «амис аргшетрон6 и его друг» добрались до Краймора, Силас заплатил куда как больше, чем вообще могло стоить место на такой посудине в самом лучшем случае. Именно учитель настоял – большую часть пути стоит проделать на корабле. Ак-Каран лежал слишком далеко от кортуанского берега вообще и родного Эклиса конкретно, зато рядом был Краймор – могучий континент и самый крупный сосед Кортуанского королевства.

«Этот прохвост содрал с меня на треть больше, чем стоит место на его корабле, но, Йэстен, он опытный моряк, и, что немаловажно, идет в один из северных портов Краймора. Оттуда тебе будет легче отыскать дорогу в Ак-Каран», – говорил Силас. Йэстен пожимал плечами – взвесив все и подумав как следует, он уже понял – лететь только верхом, своими силами, будет слишком сложно. Скай с ним никогда не летал так далеко. И никогда – один.

А что дальше? О, дальше их ждала дорога – однообразная и на более искушенного путешественника наверняка навеявшая бы глубокую скуку. Йэстену же скучно не было – вместо любого развлечения ему было достаточно следить за тем, как меняется мир вокруг, даже состоящий из всего двух частей, моря и неба над ним.

Море! Сколько раз Йэстен слышал – есть вещи, что всегда и везде одинаковы, горы и море из них.

Да как бы не так – заявил бы молодой всадник. Море никогда не бывает одинаковым.

Чем дальше шли они на север, тем сильнее становилась заметна разница. Иначе пахло в воздухе. Иначе отражалось солнце в бесконечной ряби волн. Менялся цвет волн. Ночи становились зябче. Звезды в небе над кораблем менялись – знакомые небесные фигуры-созвездия уплывали назад, точно небо – это шелковый платок, на котором их вышили, и он медленно парил над головою путников.

Ради того, чтобы увидеть, как движется небо и как море меняет свой нрав и облик с каждой лигой пути, стоило, наверное, терпеть неудобный корабельный быт и скудную пищу, не раз и не два вспомнив, как отлично мать готовит нежную, яркую форель или как вкусны свежие, только из печи, лепешки с оливками!

Йэстен усмехнулся – обнаружив за собой такую, как ему показалось, постыдную слабость, как придирчивость в еде, он изрядно негодовал по этому поводу, браня сам себя.

Это было поперву. А потом, пережив вспышку самокопания, подумал – а разве постыдно помнить и любить дом в том числе и за то, как там всегда было вкусно съесть что угодно? Даже дождевая вода в большой глиняной бочке в саду казалась вкусной – в ней искрами плавали осколки солнечного света, когда зачерпываешь ладонями и сперва глотаешь чуть тепловатые капли, а потом уже плещешь в лицо, смывая усталость и пот после долгого занятия – Силас заставлял ученика упражняться с клинком или копьем в иной день едва ли не до упаду, да и сам Йэстен, бывало, увлекался не на один пятерик лучин.

Тем более что вряд ли скоро ему снова доведется отведать что-то привычное – та же вода в ручье на северном берегу была другой на вкус. Тоже неплоха – но ведь другая! Северный берег во всем был другим – и Эклис с его оливами, пиниями, кедрами и зарослями розмарина казался далеким и уже почти ненастоящим, как красивая сказка. Восьмерик дней прошел только с начала пути – а гляди-ка… насмотрелся чужих земель, голова кругом. Может, от Краймора тоже стоило поискать кого на корабле? Но что же, дело уже сделано – перелет над морем меж берегом Краймора и Ак-Карана они осилили, хоть это и было непросто.

Йэстен помешал оструганной веточкой в котелке – набросал туда душистых трав из того, что показалось ему наиболее знакомым, уповая, что питье не выйдет слишком горьким. Вода, кажется, уже достаточно согрелась – вон, легким парком исходит. Теперь снять и дать травам настояться немного – и можно пить. Тут же перед глазами всплыло, как мать суетится на кухне. По вечерам он, когда был изрядно помладше, иногда приходил к ней туда, устраивался в дальнем уголке, чтоб не мешать. Болтали обо всяком, да, бывало, Йэстен выполнял мелкие поручения вроде очистки зерен миндаля от рыжей кожицы или отделения от трав негодных, увядших веточек.

Ильма не была стряпухой при доме учителя – но по вечерам она любила готовить ужин сама, отпуская приходящую прислугу. Яркая картинка стояла перед глазами – вот она, убрав темные волосы под чепец, растирает в ступке пахучие темно-зеленые бутоны каперис вместе с белым вином и оливковым маслом, солью, чесноком да черным перцем, по каплям отмеряет густой, как чародейский бальзам, красный уксус, добавляет понемногу трав – тех и этих, и все это под негромкую песню. Мать кажется маленькому Йэстену тогда настоящей чародейкой – не меньше, чем наставник Силас. Он, помнится, долго был уверен, что мама – волшебница, маг, потому что, наверное, дядя Силас – ее родной брат, а кем может еще быть сестра всадника, умелого мага?

Что все не так просто, и Силас – не родной его дядька, Йэстен понял много позже, конечно, но эта картинка с приготовлением соуса в голове засела накрепко с той поры, как самому Йэстену было меньше семерика солнечных лет. А соус с маринованными бутонами-капери матушка готовила часто – всегда к запеченной форели, которую очень уж любил Силас. Ильма готовила ее не так, как делали почти все хозяйки Эклиса – те оборачивали рыбу крупными виноградными листьями и обмазывали тонко мягкой глиной и клали в угли средь печи. Глина сделается корочкой, ее нужно будет разбить, а листья – убрать, и вот она, рыба – разломи вдоль и ешь. А Ильма, уроженка раскинувшегося на островах Торросса делала так – перекладывала рыбину ветками розмарина и засыпала ее, цельную, крупной морской солью на металлическом блюде – и только потом в печь. Получалась искристая корка, ее точно так же раскалывали и вынимали из нее сочную розовую мякоть форели… Силас утверждал, что так вкуснее и напоминает кушанья из его собственного далекого детства.

Йэстен улыбнулся – что же, домашние милые радости остались далеко. Придется ему теперь ловить рыбу в местных ручьях – и повезет, если таки попадется форель! Запечь рыбу, какая бы ни попалась, в корочке из глины, впрочем, представлялось неплохой идеей – но потом, потом… рыбалка, нормальный костер. Все потом. Да, запасы, конечно, стоит поберечь, да только вот в сон его стало клонить с неодолимой силой. Йэстен поморгал, с усилием подтянул к себе котомку, чтоб убрать в нее недоеденный хлеб, а после, забыв о травяном отваре, свернулся под боком у Ская, накрылся плащом с головой – и уснул. Полет через туман утомил и всадника, и дракона больше, чем они ожидали.

Проснулся Йэстен от навязчивого, въедливого звука. Звук вползал в уши, ворочался в голове беспокойным клубком докучливых мошек, побуждал откинуть плащ и грозно вопросить – кто и почему гремит?

– Кто здесь такой? – недовольно воскликнул юноша, выдираясь из теплого кокона плаща и крутя встрепанной головой. – Назовись!

Ответом ему стал противный смешок – вряд ли человеческий, больше похожий на звериное фырканье. Так, бывало, выдры заливаются, вспомнил Йэстен. Но не смех неведомого существа – его всадник сперва в самом деле принял за выдру или енота – разбудил Йэстена. Этот «кто-то» сидел и стучал по краю котелка камнем – выстукивал мелодию, выходило у существа совершенно ужасно в своей нескладности.

Существо захихикало, увидев проснувшегося хозяина котелка, вскинуло голову – и Йэстен понял, что это создание и не человек, и не зверь, и даже ни на одно существо, рожденное свободно льющейся земной силой, не похоже. Во всяком случае из тех, о которых он читал в книгах и слышал в речах учителя. Мелкое и мохнатое, в самом деле немного сходное статью с выдрой, существо имело когтистые кривопалые длани, словно скрученные из древесных корней, мохнатые длинные уши торчком и совершенно коровий с виду, но крохотный – под размер самого неожиданного гостя – хвост. Впрочем, самому гостю этим хвостом хватило бы обернуться раза три. Что же касается того места, где у живущих помещается лицо, а у зверей – морда, рассмотреть его не удавалось, и не только потому, что создание вертелось и кривлялось, не только. А в основном потому, что на этом месте точно какая-то дымка размазанная висела. Йэстену сперва подумалось, что ему что-то попало в глаз, и он с усилием сморгнул, а потом и потер лицо ладонью, но это не помогло.

– Ты кто такой? – еще раз спросил всадник, садясь. Он уже с неудовольствием приметил, что заваренное питье мелкий проходимец то ли выпил, то ли вылил на две трети, а в оставшееся накидал какой-то дряни. И когда успел? А главное, как так подкрался, что даже Скай не учуял?! Бросив взгляд на небо и тени от деревьев, Йэстен уверился – он проспал не особенно долго, вечереть только-только начало.

На вопрос, впрочем, пакостник не ответил, принялся снова стучать по котелку.

– Перестань, – буркнул Йэстен. – Отдай котел.

Ушастый гость жалобно, утробно ухнул и, будь у него нормальное лицо, наверное, состроил бы причудливую гримасу.

– Ты живущий или родня местным духам, а?

Снова без ответа, снова уханье, ворчание… Существо шумно втянуло воздух – с всхрюком, с хлюпаньем – и жирно харкнуло в котел, точно корова жвачкой, а потом вдруг со всей дури садануло камнем по котлу, так, что аж искры брызнули и край посудины вогнулся.

– Ах ты ж… – Йэстен нашарил ветку и швырнул в пакостника, вскочил на ноги. Гибко взметнулся, поднимаясь на ноги, и Скай, до той поры все еще дремавший.

Неведомое создание испустило острый, мерзкий визг, и так быстро, что ни всадник, ни дракон не сумели рассмотреть, порскнуло в кусты, пропав в подлеске.

– Ну и что это за…?

– Тролль. Лесной, – задумчиво произнес Скай. – Очень глупое существо. Очень простое. Оно меня… хм, боится.

– Тролль?

– Да. Он подумал, что мы мертвые, и хотел стащить что-нибудь, пока не пришел кто посерьезнее.

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю – я услышал. Троллем он сам себя называл, да и все, что я только что тебе сказал, тоже он и бормотал. Каким-то образом я в полусне смог понять лепет этого создания, – Скай задумчиво повел крыльями, тем же жестом, каким люди и элфрэ пожимают плечами – Эти его всхрюки и стоны – это оно, ты будешь смеяться, пело. И подыгрывало на котелке, ага. Радовался поживе.

– И расстроился, что мы оба живые? – недоверчиво уточнил Йэстен.

– Угу, – кивнул Скай.

Йэстен, вздохнув, покачал головой… и вдруг расхохотался, громко и от души. Представил ужас, объявший маленькую нечисть, при виде Ская, и смелся в захлеб. Дракон тоже повеселился изрядно.

Всадник был не слишком хорошо знаком с пакостливыми существами вроде этого, как сказал Скай, тролля, хотя, безусловно, имел понятие о том, что мир вообще населен много кем еще, кроме разумных живых душ вроде элфрэ, людей, драконов и гномов. В море и небе, в лесу и городах, в степи, в поле – да везде! – жили существа, которые были больше мыслью, духом, чем теми, кто рожден, как положено. Не богам родня, не младшие айулан даже – а так, обретшие плоть осколки силы, что оживляет все. Вроде тех негодных, самовольно явившихся молний, что не откованы рукою Айканто или им были забракованы, но снуют сами по себе в облачной выси. Видать, на северном берегу такие создания особенно бесхитростны и наглы – а значит, стоит быть осторожнее.

В конце концов, молнии-осколки, встретившись всаднику в небе, едва не привели того к гибели. Значит, и встреча с троллями и еще кем-то вроде тоже может быть опасной. Уж историй про зловредную нечисть Йэстен в детстве, как и любой кортуанский мальчишка, слышал предостаточно! О битвах с оборотнями, злыми призраками и жгущими города и поля огненными скакунами он наслушался баек столько, что все и не упомнишь. И не все сказки, говаривал Силас, выдумка и неправда.

– Что же… придется отмывать котел. Вдруг эта дрянь ядовитая, – проворчал, отсмеявшись, Йэстен. – Тебе, мой друг, придется, видимо, глаз да глаз за этими… троллями теперь держать. Раз уж этот тебя устрашился настолько. Впрочем, удивительно было бы, если б не устрашился!

– Верно, да, – Скай склонил голову на бок. – Хотя это существо несложно напугать. Как, правда, можно спутать спящего с мертвым, я не понимаю.

– Силас рассказывал, что некоторые духи плохо понимают, как устроены живущие. Он, может статься, не уловил мыслей никаких вокруг нас – я спал так крепко, что даже снов не видел! – и сделало вывод, что нет мыслей, значит, нет и жизни. Фууу, мерзость! – Йэстен перевернул котелок, выплескивая из него то месиво, что устроил тролль.