скачать книгу бесплатно
Дед прищурился, разглядывая ежик Олиных волос.
– Это бывает, – непонятно пробормотал и вновь уткнулся в тарелку.
– Что? – повелась девчонка.
– Пигмент. Болевой шок сжигает вырабатывающие красящий пигмент клетки. Придется теперь жить с такими. Но это ничего.
– Потерплю. Недолго.
– Вот, значит?.. – Михаил Степанович аккуратно вытер тарелку кусочком хлеба и отодвинул на край стола. – Спасибо, – поблагодарил неизвестно кого странный пенсионер. – Ну, хозяин-барин, – он пожевал губу. – Завтра с утречка, коли захочешь, отвезу, куда скажешь. Договорились?
Оля допила кофе, кивнула, приняв к сведению, и отправилась в спальню.
Разбудил ее нахальный, отыскавший лазейку в складке портьер, солнечный лучик. Уперся прямо в глаз и разбудил. Она потянулась, чувствуя себя маленькой и беззащитной. И внезапно скупо улыбнулась. Луч сдвинулся и пропал. А вот потянутая от гримасы кожа вернула к действительности. Исчезло наваждение покоя и беззаботности. Поднялась и отправилась в душ. «К хорошему привыкаешь быстро», – мелькнула избитая фраза. Стараясь не встретиться глазами с отражением, умылась. И тут поняла, что зеркало исчезло: «Вот это да? Он что мысли читает?»
Подумала и, плюнув на все, залезла под душ. «Положено чистым на смерть выходить морякам…» – откуда это? Песня? Кажется», – вспоминать не пыталась.
В комнате, пока она плескалась, произошли изменения. На кровати стояло несколько огромных, блестящих глянцевыми боками, пакетов. Феретти, Гуччи, Прада… Что-то знакомое? Оказалось, одежда. Поискала свою, брошенную у шкафа, не нашла и, принялась вытаскивать обновки. Отвлек стук. Дедок заглянул в комнату: – Доброе утро. Извини, барахло твое выбросил. Не обессудь. Сгонял вчера в сельпо, прикупил кое-что. Если не по размеру, обещали поменять.
– Не забыл, мы с тобой собирались?.. – перебила Оля.
– Непременно. – Михаил Степанович поскреб затылок. – Только по пути… не откажи старику в любезности, заедем по пути в одно местечко, а после уж как будет угодно.
– Если не долго…
Старик вышел, а Оля принялась разбирать пакеты. В первом оказалась короткая куртка из мягкой дубленой замши, с шоколадно-серебристой меховой изнанкой.
«Как же он называется? Смешное что-то вертится. Норка?» – Оля провела пальцами по прохладному шелковистому меху, пытаясь понять, отчего вдруг сжало сердце, но не смогла. Отложив куртку в сторону, вытянула из пакета другую вещь.
Джинсы с вышитыми на заднем кармашке золотыми колечками, оказались впору, как и мягкий свитер с белоснежными оленями на груди.
А вот обувь слегка удивила. Ботинки с жесткой подошвой и низеньким прочным каблуком, но зато с длинным шнурованным голенищем, они мало подходили к остальному наряду. Однако и с их размером дед почти угадал. Выручили толстые хлопчатые носки. Оля примерила обновки и не сдержалась, поискала взглядом зеркало: «Увы. А впрочем, может, и к лучшему».
В последнем пакетике отыскалось несколько пар разномастных, с блестящими камешками на оправе, солнцезащитных очков. Не выбирая, наугад сунула в карман одни, и отправилась в столовую.
– Подошло? – окинул старик ее наряд внимательным взглядом. – Я Зинке так и сказал: «Ежели с размером не угадаешь, больше не приду». Расстаралась. Хотя, я этакий ковбойский стиль, как-то не очень понимаю. Но там, куда мы собираемся, он в самый раз будет. А тебе, так понял и без разницы.
Оля нетерпеливо глянула на часы. От завтрака отказалась. Не сумела удержаться только от чашечки ароматного кофе, заваренного в хитро пыхтящем агрегате.
– С богом, – наконец поднялся из-за стола хозяин, вытирая губы белоснежной салфеткой. – Эх, грехи наши тяжкие. Как- никак на тот свет провожаю, а язык, что твое помело.
Прогретый автомобиль уже стоял возле крыльца. Выскочил Минька. Обежал вокруг, признал и потыкался в ногу, здороваясь.
– Некогда нам, Веньямин, после, – остановил собаку строгий голос старика. Михаил Степанович похожий в своей потертой кацавейке на едущего в собес пенсионера, спустился с крыльца.
Пес вздохнул и нехотя отправился назад. Возле порога остановился, помахивая громадным хвостом, коротко гавкнул.
– Сам такой, – беззлобно отозвался на высказанную обиду из машины Михаил Степанович. – Садись, Оля. Здесь недалеко.
Десяток минут по шоссе, и снова сверток. Уже на бетонку. Остановились возле крашеного зеленым забора. Из будки выглянул солдат в камуфляжной куртке.
– Здравия желаю.– Часовой махнул рукой к шапке с кокардой, и нажал кнопку, поднимая шлагбаум.
Машина протарахтела вдоль одинаковых домиков, миновала расчерченный плац, и выскочила на выложенное бетонными плитами, поле.
«Аэродром? – удивилась Оля, когда их тарантас остановился возле маленького, похожего на замершего перед прыжком кузнечика, двукрылого самолетика. – Как же он называется?..»
– «Кукурузник», – словно отвечая на невысказанный вопрос, пояснил дед. – Не смотря на то, что как Никиту «Кукурузником» кличут, но машинка надежная.
Он выскочил из нагретого салона «Жигулей» и подошел к летчику: – Привет, Петрович. Все нормально?
– Ага, по плану, – отозвался пилот.
– У меня тоже. С командиром полка согласовал, за горючку денежку внес, можно трогать.
– Тогда поехали, – буднично обронил пилот и шагнул на ступеньку лесенки. В проеме люка обернулся. – Аппараты я сам отобрал. Проверил, страховку на триста метров выставил.
– Ну, значит, поехали. – Дед махнул, выманивая Ольгу из машины.
– Оля, вот это и есть для тебя возможность решить все разом. Без пошлой беготни по мостам. Прыгнуть с парашютом. Если твердо решила сделать то, что задумала. Тогда все сразу и кончится. Без мороки. А нет, будет возможность передумать. Согласна, или слабо?
Не обращая внимания на легкую усмешку, которая, как показалось, прозвучала в последних словах деда, прислушалась к себе, коснулась теплыми пальцами затвердевшего на морозце шрама, задумалась: «А что, действительно – выход. Не надо никуда ехать, тащиться по продуваемому всеми ветрами мосту»… – Согласна. – Твердо сказала Оля и шагнула в полукруг дверей. Парашют, защитного цвета рюкзак, с переплетением непонятных лямок помог надеть летчик. Забравшийся следом дед осмотрел снаряжение, умело подтянул ремни, и защелкнул на груди тугой карабин.
– Готово, – крикнул он, сноровисто повторяя ритуал облачения. – А я, пожалуй, тоже прыгну, разомну косточки. Тряхну, хе-хе, стариной, – мелко засмеялся Михаил Степанович. Перетянутую брезентовыми ремнями шубейка и натянутая на лицо белая маска под облезлым треухом выглядели настолько дико, что, несмотря на всю трагичность момента, не сдержалась, хрюкнула.
– Это еще зачем? – ткнула пальцем в маскарадное облачение.
– Наверху холодрыга, ветер, а я крем от морщин не захватил, – глухо отозвался старик с невероятной серьезностью. – Тебе, поди, наплевать, а мне еще обратно, домой ехать, Миньку кормить.
Невольно вспомнив черный нос пуговицу, ткнувшуюся ей в руку, Оля ощутила вдруг чувство какой-то неправильности всего происходящего, даже легкой обиды. Еще несколько минут и ее совсем не будет, а старый хрыч беспокоится о какой-то ерунде. Однако взяла себя в руки, сжала зубы, гоня секундную слабость.
Глухо хлопнул закрывшийся люк, отсекая солнечный свет. Самолетик зарычал двигателем, дрогнул и вдруг сноровисто побежал вперед, ощутимо подпрыгивая на неровных стыках бетонки. Мелькнул в иллюминаторе полосатый скворечник вышки. Внезапно тряска прекратилась, звук выровнялся, а самолетик задрал нос и полез вверх, взбираясь по крутой горке. Совсем рядом с крылом пронеслись верхушки деревьев, показался и исчез где-то внизу игрушечным домик, разрезав бесконечное белое поле, убежала вдаль нитка дороги.
Проткнув случайное молочно кисейное облачко, самолетик набрал высоту, выровнялся. Ослепил, ударив в глаза, нестерпимо яркий свет солнца. Оля зажмурилась. И тут коротко пискнул сигнал.
– Готова? – крикнул дедок, перекрывая шум, поднялся с брезентового стула-лавочки.
– Как твоя-то? – поинтересовался он у вышедшего из кабины пилотов мужичка в меховой куртке.
– Спасибо, Михаил Степанович. Все нормально. Выздоравливает, привет передает. Кланяться велела. В гости зовет.
– Зайду. – Кивнул безликой маской дед.
– Пора, что ль? – глянул он в полукруг иллюминатора. Военный уперся в рычаг и потянул дверь. Засвистел пронизывающий ветер.
– Сколько? – поинтересовался дед у выпускающего.
– Восемьсот, – отозвался летчик.
– Оля, вот эта ерундовина называется «кольцо». Обхвати. Так, нормально. Если передумаешь на тот свет, тяни на себя, нет – не тяни. Видишь, все просто. Нарушаю, конечно. По правилам инструктаж, конечно иначе проводится. Ну да в нашем случае и так сойдет.
– Ну, с богом, – он посторонился, уступая дорогу даме.
Оля задержалась на миг и решительно шагнула в бездну.
– Ого, – уважительно крякнул механик.
– А то?.. – горделиво пробормотал старик и рыбкой, на лету группируясь, сиганул следом за спутницей.
Подхваченная бешеным потоком, крутанулась через голову и вдруг увидела, как удаляется зеленый профиль крыла. Обожгло понимание: «Все это всерьез. Солнце, ветер, небо. Они будут. А я?» – заметались испуганной стаей суматошные мысли. Обвалилось куда-то вниз сердце. Вышибая слезы и тут же унося их, резал лицо ледяной ветер. Распахнула глаза и в размытых очертаниях увидела землю. Она росла, невероятно быстро приближаясь.
И тут, ломая все доводы рассудка, захлестнул сердце страх.
«Жить, на хрен… жить», – рука сама собой рванула кольцо. И не было в мире силы, способной удержать ее в этот миг. Но ничего не случилось. Свободное падение продолжалось.
А в сердце заметалась паника, бесконтрольная, животная. Она вновь попыталась дернуть уже свободно болтающийся тросик. И тут рвануло. Но боль принесла такое счастье, что она заорала. Закричала так, что сбилось дыхание. Полет замедлился, показалось даже, что падение и вовсе прекратилось, но вдруг мимо пронеслось что-то большое, черное. Глянула вслед и сообразила, это ее спутник: «А он? Что же?»
И тут только пришло понимание, как быстро летела она на встречу с землей. Но вспыхнул белоснежный цветок, и внизу распустился еще один купол. Оля подняла голову. В разрывы шелкового шатра виднелось небо.
Земля начала расти, различимы стали пятна сугробов на заснеженном поле. Удар согнул ноги и повалил набок. Потянул за собой купол. Откуда-то сбоку выскочил старик. Погасил громадный шелковый кокон, помог подняться.
Оля стояла посреди снежной пустыни. Мыслей не было. Только счастье. Она жива. И тут из глаз хлынули слезы. Не те, выбитые ударами ледяного ветра, а сладкие, приносящие покой и радость, слезы. Размазывая соленые ручейки рукавом мягкой замши, повернулась к деду.
– Поехали, Оля, – он кивнул на стоящую неподалеку «копейку». Из машины выбрался кто-то в комбинезоне и начал сноровисто убирать свернутые парашюты. Тепло салона, журчание двигателя навеяли сон. Оля вдруг вздрогнула: – А если бы не дернула? – спросила она, глядя на невозмутимо рулящего Михаил Степановича.
Он хмыкнул: – Cо мной бы спускаться пришлось, делов-то. Неужто, не поймал. Спустились бы, – он чуть смущенно кашлянул. – Да ладно… это я пошутил. Там прибор специальный есть. Он бы сам парашют раскрыл, ежели чего. Старик замолчал. Молчала и Ольга. Закрыла глаза, вспоминая мелькание облаков. И тут в ее голове пронеслись, пусть говорят, что не бывает, но за долю секунды промелькнули сотни, тысячи кадров. Садик, ободранный паровозик на участке. Березка с обломанными ветками. Парты и доска с надписью мелом. Уютное кресло, и мама в нем, с неизменным вязанием в руках.
Она распахнула глаза. И прошептала хрипло: – Я вспомнила. Степаныч, я вспомнила…
Дед горделиво улыбнулся и повертел головой: – А то?.. Ну и умница. То и ладно…
Глава 3
Утро принесло новые заботы. Позавтракали и, как по молчаливому уговору, двинулись в гостиную. Сели у камина.
– Михаил Степанович, а что дальше? – Ольга оторвала взгляд от багровых сполохов:
– Ась? Дальше-то? Так жить надо… Да не хмурься ты, понял я вопрос твой. Давно жду, когда спросишь.
– Прежде всего, решить должна, для себя. Хочешь все назад вернуть или?..
Она дернула головой, отвергая саму возможность обсуждения.
– Отомстить хочу. Сильной стать, мразь эту не бояться. Жить без страха, – добавила чуть тише: – Всю жизнь чего-то боюсь. В детстве – одной оставаться. Потом – боли, насмешек. А теперь – это. Надоело. А назад в театр не вернусь. И к Петьке тоже. Сгорело все.
– Буду сильной, смогу себя защитить, отпор дать.
– Ясное дело, против лома нет приема, – захихикал старик. И добавил ехидно: – Окромя другого лома.
– Дедушка. Ну и для чего так жить, бояться всего? А еще с этим, уродством, – она кивнула на отражение в стекле.
– Это как раз самое простое. Я о душе спросил… Ну, да понял уже, – он замолчал, подумал и, привстав с кресла, ткнул ее в локоть: – Вот смотри. Легонько, кажется, да? А попробуй руку поднять. Не выходит? То-то. Сила, она разная бывает.
Михаил Степанович провел ладонью, нажал на запястье: – Видишь, отпустило. Потому и говорю: – Чего больше, желания отомстить, или себя изменить, чтоб не бояться?..
– Я, вот, жизнь, считай, прожил. Хлебнул всякого, – он вынул из шкафа небольшую шкатулку. – Тут все, что нажил, и потерял – тоже.
Отложил стопку орденских книжек и достал несколько фотографий: – Это жена моя, сын. Внучка на тебя, кстати, похожа. Да не хватайся ты за лицо. Я знаю, похожа.
Оля разглядывала чужие счастливые лица, думая о своем.
«А я, кто есть у меня? Петька? Да, наверное, даже искать не стал. Работа? Ерунда. Ничего нет. Ни дома, ни документов. Даже лица нет».
Старик выудил простенький телефончик, обмотанный для прочности синенькой изолентой. Сощурился, тыкая в кнопки.
– Ванюша? Узнал? Живу, чего мне. Новость у меня, Иван. Внучка нашлась. Пять лет искал, а вот отыскалась. Это история длинная. Такое дело, паспорта у нее так и нету. Метрики там разные. Не до того ей. Сам понимаешь. Выбери время, заскочи к старику. Я бумажки отдам, выправи, чего надо. А я уж… Все, молчу, молчу, знаю, и так выручишь. Когда? Ну, этак через пару неделек нормально будет.
– Не обидел? – глянул старик на Олю. – Тебе сейчас документ нужен, а пока сама сделаешь. О-го-го, намучаешься, ты же не местная? Пока внучкой моей будешь числиться, а переделать не трудно.
– Михал Степаныч, да зачем вам проблемы эти? – попыталась отговориться смущенная девчонка.
Старик предостерегающе поднял палец. Он успел набрать другой номер и ждал ответа.
– Семен Игнатьевич, – другим, совсем не старческим, голосом обратился дед к абоненту.
– Михаил Степанович это. Как дела? Нормально? …Да тоже ничего. Ладно, знаю, ты человек занятой, сразу к делу. У тебя «лицевик» в госпитале кто лучший? Ага. Нужно мне тут личико подправить. Ну, ты скажешь… Стар я для этого. Девочке одной. В беду попала, а хирург напортил.
– Кто делал? – переспросил старик. – Да ладно. С ним я сам, потом. Сейчас главное – исправить.
Выслушал рокочущий в трубке, голос: – В госпиталь? Хорошо. Значит, завтра с утречка и подъедем. – Все, до связи, – коротко простился он.
Вот и вторая проблема, считай, решилась.
– Вы о чем? – она уже догадалась, что старик вел речь об операции, но не могла связать дорогостоящую процедуру с мимоходной легкостью разговора. Возникло вдруг странное, двойственное чувство. С одной стороны, испытала благодарность к нежданному помощнику, а с другой, укололо понимание – бесплатных пирожных не бывает. А чем она может отплатить?
– Завтра, с утра, едем в гарнизонный госпиталь. Есть там один майор. Фамилия – Степанов. Из Москвы к нему приезжают. Мастер от бога, – дед прервался. – Ты и не рада, вроде?
– Спасибо, вам конечно, за все, Михаил Степанович. я ведь ничем. Может не стоит? – произнесла Оля, старательно, чтобы не обидеть старика, подбирая слова.
– Цыц, – дед свел брови к переносице и даже топнул ногой, обутой в шерстяной носок. – Ишь ты.
– Хотя, может ты и права. Со стороны это все странно выглядит. Наверное, стоит объяснить кое-что.– Он помедлил, перевел дух.
– Они у меня самое дорогое были, – коснулся старик фотографий. – Так вышло, сына на Кавказ служить отправили, он тогда капитаном был. Жена с дочкой с ним поехала… а мать в гости напросилась.
– А тут как раз это и началось. Их и… Просто, зашли в городок среди ночи. Одной гранатой. – Дед замолчал.– В голосе не было ни злости, ни боли, ничего. Просто рассказывал.
– Тела на опознание в Ростов привезли. Всех, кроме внучкиного. Я, как узнал, рванулся ее искать. Не вышло.
