Куда упадём

Глеб Градов

Куда упадём

Глава 1

Город просыпался. Стеклянные небоскребы-гиганты, словно лезвия, рассекающие розовеющее небо раннего утра, соседствовали с приземистыми, солидными историческими зданиями, чьи фасады, помнящие другую эпоху, золотились в первых лучах солнца. По широким проспектам, еще не заполненным гулом пробок, уже текли ручейки машин, их фары бледнели в наступающем дне. Где-то в вышине на недостроенной башне замерли силуэты кранов.

Спальные районы, видимые в отдалении улицы, были еще окутаны сизоватой дремотой. Огни в окнах многоэтажек зажигались неравномерно, будто кто-то неспешно будил огромный организм.

На первых этажах магазины щелкали замками, готовясь открыть свои витрины для покупателей. Грузовики бесшумно развозили товары. Рестораны и кафе начинали источать первые соблазнительные ароматы свежей выпечки и кофе. Из дверей ночного клуба вышла последняя, уставшая порция ночи – молодые люди с заспанными лицами и неестественно яркими красками в одежде. Кинотеатры погасили афиши, и погрузились в дремоту до вечера.

Вдали, в разрыве между домами, виднелся парк – островок зелени, где уже появились первые бегуны, а на озере рассекали воду утки. Рядом со стадионом, огромной бетонной чашей, закипала жизнь: готовились к утренним тренировкам спортивные секции.

Воздух был прохладен и свеж, еще не успев прогреться и наполниться выхлопными газами. Город только потягивался, с наслаждением встречая новый день, еще не подозревая, что сегодня его ждет необычная утренняя дрожь.

Анна Соколова, 28 лет. Она невысокого роста, что всегда вызывало у нее легкий комплекс, особенно на фоне стройных стюардесс. Ее фигура скорее хрупкая и подвижная, чем спортивная. У нее живые, светло-карие глаза, которые часто выдают ее внутреннее состояние – то задумчивое, то насмешливое, то уставшее. Темные волосы были собраны в небрежный, но практичный пучок, чтобы не мешать при работе. Лицо умное и открытое, с острым подбородком и легкими морщинками у глаз от постоянной улыбки, которую требует работа с людьми. Одевалась она практично и удобно: в ее гардеробе преобладали темные брюки, блейзеры авиакомпаний и удобные лоферы. На шее – почти незаметная серебряная цепочка с крошечным самолетиком, подарок отца.

Анна работала старшим агентом по обслуживанию пассажиров в крупном международном аэропорту. Ее рабочее место – это стойка регистрации на рейсы бизнес-класса или стойка решения проблем (Customer Service). Это не просто «девушка на выдаче билетов». Она – «пожарный» аэропорта.

Анна была мастером импровизации: Она могла на пальцах объясниться с потерявшимся китайским туристом, успокоить истеричку, опоздавшую на рейс, и найти решение, когда рейс отменен, а у пассажира завтра важная операция. Ходячая база данных: Она знала расписание, типы самолетов, правила перевозки животных и странные визовые требования экзотических стран. Ее мозг – это навигационная карта терминалов и процедур. Дипломат и психолог: ее день состоял из чужих стрессов. Она видела людей в их худшие моменты: уставших, злых, растерянных. Ее работа – оставаться островком спокойствия в океане хаоса. Это выработало в ней особую, слегка отстраненную эмпатию – она глубоко сопереживала, но не пропускала все через себя, иначе бы сгорела. Она ощущала личную ответственность за каждого пассажира, которого «отпускает» в полет. Для нее самолет был не просто машиной, а хрупким мирком со своими правилами, который она помогает создать на земле.

По характеру Анна собранная и наблюдательная. Годы работы научили ее замечать мельчайшие детали: поддельный паспорт, начинающуюся панику в толпе, странное поведение человека. Немного циничная, но добрая внутри. Она могла ворчать про «идиотов-пассажиров» в курилке с коллегами, но всегда готова помочь. Не любила терять контроль. Ее мир – это процедуры, правила и расписания. Хаос и непредсказуемость – ее главные профессиональные враги. Мечтательница. Сидя в стеклянной коробке терминала, она часто смотрела на взлетающие самолеты и представляла себе далекие города, в которые они летят. Она чувствовала себя частью чего-то большого, глобального.

Ее жизнь – это бесконечный день сурка: метро-работа-метро-дом. Мечты о путешествиях так и оставались мечтами, потому что все ее отпуска уходили на то, чтобы просто выспаться и прийти в себя. Она была умна и способна на большее, но боялась что-то менять. Ее жизнь – это земля, а ее мечты – небо, до которого она могла только дотронуться, регистрируя на него других. И именно поэтому она часто чувствовала себя заложником рутины.

Как обычно, на ходу поправляя сумку на плече и листая телефон, Анна направлялась к кофейне. Она сделала привычный шаг с поребрика на асфальт, но ее нога опустилась на землю с неожиданной легкостью, будто она сошла не с бордюра, а со ступеньки. Она чуть не потеряла равновесие.

– Черт… Кто ж так плиты кладет? – выругалась Анна про себя.

Она оглянулась, но бордюрный камень был на своем месте. Пожимая плечами, она зашла в кофейню.

Крошечная, но уютная кофейня «У Марко» ютилась в старинном здании с арочными окнами, наполняя узкую улицу насыщенным ароматом свежеобжаренных зерен. Внутри гремел эспрессо-коллер, а на стене виделась заляпанная мелом грифельная доска с летящим почерком баристы. Это было место, где спешащий городской поток ненадолго замедлялся, чтобы сделать глоток бодрости.

Перед ней мужчина с таксой на поводке заказывал латте. Собака, увидев голубя, рванула вперед с привычным для такс энтузиазмом.

– Рекс, нет!

Но рывок был совсем не таким, как обычно. Собака не просто натянула поводок, а совершила странный скачок, оторвав все четыре лапы от земли. Она на мгновение зависла в воздухе, с глупым удивлением глядя на удаляющуюся птицу, и мягко приземлилась. Хозяин и Анна перегляделись.

– Вот это прыжок! Видимо, отличное утро для полетов, да, Рекс? – смеясь произнес хозяин собаки.

– Вы не поверите, сегодня уже пятый клиент спотыкается на ровном месте. Думаю, надо табличку «Осторожно, скользкий пол» ставить, хотя он сухой, – пробубнил бариста, подавая кофе Анне.

– Может, давление? У меня голова немного кружится, – ответила Анна, беря стакан.

– Может быть. Хорошего дня! Смотрите под ноги.

Анна вышла, сделала глоток кофе и посмотрела на улицу. Что-то было не так. Люди шли как-то… пружинисто. Один курьер, перебегая дорогу, сделал невероятно длинный шаг и сам удивился этому. Мир словно стал чуть более неуклюжим и невесомым.

***

Центр управления полётами. День.

Игорь Петрович, главный конструктор, седой и суровый мужчина шестидесяти лет, сидел в своем потертом кресле. Молодой инженер Лиза только что передала ему последнию сводку, из которой следовало, что всё в порядке. Центр гудел как улей. Шла подготовка к запуску ракеты-носителя «Вектор» со спутником связи.

– Стартовая последовательность, этап семь. Давление в норме, – в микрофон произнес Игорь Петрович. – Тяга… – он замолчал и, прищурившись снова посмотрел на монитор. – Стоп!

В зале повисла тишина.

– Но параметры в зеленой зоне… – Лиза взволнованно смотрела то на свой монитор, то на главный экран.

Лиза, амбициозная и умная аспирантка с горящими глазами и неизменным планшетом под мышкой, казалась вечным двигателем лаборатории. Её острый ум дополнялся редкой способностью видеть данные там, где другие видели шум, а врождённое упрямство заставляло копать до тех пор, пока самые странные аномалии не обретали стройную математическую форму. Она смотрела на мир через призму кода и графиков, но в кризис именно её цифровая интуиция стала одним из главных ключей к разгадке.

– Именно что в зеленой. Слишком в зеленой. Вадим, дай график расхода топлива на первом участке. И быстро! – чувствовалась необычная нервозность Игоря Петровича.

– Видите? Расход на восемь процентов ниже расчетного. Восемь! При этом мы идем строго по траектории. Это… невозможно. – Игорь Петрович подошел ближе, сняв очки.

– Может, датчики сбоят? Или топливо низкого качества? – Лиза поняла, что происходит что-то серьезное.

– Качество тут ни при чем. Закон сохранения энергии еще не отменяли. Чтобы выйти на орбиту с таким расходом… Словно… словно сама Земля меньше тянет, – Игорь Петрович произнес это тихо, но в мертвой тишине зала слова прозвучали громко. Кто-то скептически хмыкнул.

– Но это же… ерунда какая-то. – попытался возразить Вадим.

– Ерунда или нет, но мы только что сэкономили несколько сотен тысяч долларов на топливе. Лиза, собери все телеметрические данные за последнюю неделю. По всем запускам, по всему миру. Я хочу видеть тенденцию. И чтобы никто ни слова в прессу! Пока мы не понимаем, что происходит, это не успех, а инцидент. – в его глазах было не ликование, а тревога.

***

Школьный спортзал.

Марк, тренер по баскетболу, лет сорока, уставший, но преданный своему делу, с осанкой спортсмена и легкой проседью в коротко стриженных волосах, носил свой тренерский свитер как мундир. Его пронзительные, внимательные глаза, привыкшие оценивать малейшее движение на площадке, светились суровой нежностью, когда он смотрел на своих подопечных. Он водил ладонью по начищенному паркету не как по работе, а как по священному месту, где из мальчишек не только растят будущих чемпионов, но и лепят характеры, учат падать и подниматься – в игре и в жизни. Его собственная карьера, оборванная на взлете жестоким треском крестообразных связок, стала тихим фоном, печальным уроком, который он превратил в силу – умение ценить не только победы, но и сам процесс, каждую потраченную каплю пота.

Марк жил в спальном районе, в панельной девятиэтажке, но его квартира – это его крепость и место силы. Это двухкомнатная квартира, которую он выкупил у родителей и сделал капитальный ремонт. Здесь царил идеальный, почти спартанский порядок.

В прихожей стоял стройный ряд кроссовок и несколько пар классических туфель. На вешалке – два-три тренерских костюма и практичная ветровка. Гостиная совмещена с кухней-нишей. Здесь был минимализм: диван, строгий стол из светлого дерева, на котором стоит ноутбук и лежит стопка книг по спортивной психологии и биомеханике. На стене – большая карта мира с воткнутыми в нее разноцветными булавками (отметки о проведенных матчах и турнирах). Самая обжитая комната – та, что выходила на относительно тихий двор. Здесь небыло кровати. Вместо нее – разборная татами-кровать, а на стенах – полки с коллекцией японских ножей для рукоделия (киригами). Каждый нож в своем футляре, каждый инструмент лежал на своем месте. Рядом – стопка плотной бумаги и несколько сложенных им самим изящных бумажных фигурок: журавль, дракон, сложный геометрический шар. На холодильнике – магнитики из городов, где проходили его турниры, и фотографии команд разных лет, где он обнимается с повзрослевшими уже учениками.

Его главное увлечение – киригами (создание фигурок из бумаги с помощью разрезания). Это не просто хобби, а медитация и продолжение его тренерской философии. Объясняя свое увлечение лучшему другу он говорил, что здесь нужна та же дисциплина, точность, понимание структуры и материала, что и в спорте. Один неверный рез – и работа испорчена. Кроме того это был способ полностью отключиться, сосредоточиться на одном действии. В этом процессе он находил тот самый покой и концентрацию, которых требует от своих игроков на площадке. Сложные, кропотливые проекты учили его терпению, которое он потом пытался привить ученикам.

В этом жилище ему нравилось погружаться в свои мечты. Его мечта не была связана с личной славой или богатством. Она была глубже: вырастить не просто чемпиона, а человека с большой буквы. Чтобы один из его «орлов», которого он когда-то поставил на ноги, забросил решающий мяч в заключительной, чемпионской игре сезона взрослого чемпионата, а после игры подошел и сказал: «Спасибо, тренер, вы научили меня главному и это не только спорт…».

Была у Марка еще одна тихая, личная мечта – найти родственную душу. Не просто женщину, а того, кто поймет его спокойную, но строгую натуру, его преданность делу и разделит с ним его размеренный, упорядоченный мир, внесет в него немного тепла и мягкости. Но он не искал ее активно, считая, что если это случится, то произойдет само собой, как в хорошем романе.

Предстояла обычная тренировка, команда как обычно в начале отрабатывала броски. Андрей сидел на скамейке запасных. Марк махнул ему рукой.

– Андрей, давай, выходи, разомнись.

Андрей, щуплый подросток-очкарик, вечный запасной. Он нехотя вышел на площадку, поймал пас и неуверенно бросил в кольцо. Мяч, конечно, не попал. Сергей снисходительно ухмыльнулся.

– Сидел бы уже, книжки почитал! – на весь зал смеясь прокричал Сергей, звезда команды, высокий и атлетичный, чье высокомерие времениами било через край.

Сергей, помолчи, – решительно одернул Марк. – Андрей, еще раз! Не в кольцо, просто пас мне в руки.

Андрей кивнул. Он решил сделать хотя бы вид, что старается, неуклюже и сильно бросил мяч от груди. Но пас получился чудовищно сильным. Мяч пролетел с высокой скоростью мимо тренера, ударился о стену за ним и с громким стуком отскочил обратно на площадку.

Все замерли. Такой силы у Андрея не могло быть.

– Ого! Очкарик, ты чего, на стероиды подсел? – Сергей даже привстал.

– Я… я не знаю. Я же просто бросил…

Ты чувствовал, что что-то по-другому? -поднимая и с интересом оглядывая мяч уточнил Марк.

– Не знаю… Мяч в руках как будто легче стал. И бросить его было… проще.

Марк бросил мяч Сергею. – Сергей, давай, с линии трех секунд, как обычно.

Сергей, все еще ухмыляясь, легко запрыгнул за линию и совершил свой коронный бросок с прыжка. Но на этот раз он завис в воздухе на долю секунды дольше обычного. Достаточно, чтобы это заметили все. Его ухмылка сползла с лица, сменившись на недоумение. Он посмотрел на свои кроссовки, будто ища объяснение. Марк медленно прошелся по залу. Он посмотрел на высокий потолок, на кольцо, на лица ребят. – Что-то не так…

– Что, тренер?

– Ничего. На сегодня все. Идите, переодевайтесь. Андрей, хороший пас.

Пока ребята уходили, Марк остался в зале. Он подошел к мячу, несколько раз подбросил его и поймал. Потом подпрыгнул сам. Невысоко, но достаточно, чтобы почувствовать непривычную легкость. Он достал телефон и открыл ленту новостей. Заголовки про аномалии в спорте, сбои в системах… Его лицо стало серьезным. Он понимал, что это не случайность. Это что-то большее.

***

Карлос, владелец небольшого бара, ему лет под пятьдесят. Его лицо было обветрено солёным морским ветром и испещрено сеточкой мелких морщин у глаз – прищуривался на ярком солнце долгие годы. Коренастый, крепко сбитый, он двигался с ленивой, экономичной грацией человека, привыкшего к физическому труду. Волосы с проседью коротко стрижены, часто прикрыты старой бейсболкой с выцветшим логотипом пивной марки. Практически всегда в простой футболке, шортах и шлёпанцах. На смуглой руке – потёртый ремешок от часов и синеватый незамысловатый татуированный якорь – память о молодости.

Он – местный. Бар достался ему от дяди. Устал от туристов, их вечных капризов, шумных вечеринок и того, что они считают его курорт раем для своих фантазий. Ворчлив, мог быть резковат, но в глубине души – человек с огромным сердцем и чувством ответственности за своё место и тех, кто на нём оказался. Его усталость – не от жизни, а от глупости и суеты, которые он наблюдал из-за своей стойки годами. Он прагматик и реалист, привыкший полагаться только на себя. Его бар – это его крепость, его мир, который он обустраивал годами.

Пляж «Лагуна-Бич», тропический курорт. Идеальный белый песок, бирюзовое море, шезлонги под соломенными зонтами. Но что-то было не так.

София, российская блогерша, лет 25, в ярком парео и с телефоном на селфи-палке, водила телефоном, снимая сторис.

– Привет, друзья! Добро пожаловать на райский «Лагуна-Бич»! Солнце, коктейли… хотя народ тут сегодня какой-то странный, все спотыкаются, будто на корабле. Но мы не унываем! Пойду закажу свой… – Не успела закончить фразу, как небольшая, но на удивление мощная волна накатывает на берег дальше обычного. Она не смывает ничего, но уверенно заливает несколько шезлонгов в первом ряду. Раздается взрыв недовольных криков на разных языках. Туристы вскакивают, хватая свои полотенца и телефоны.

– Ой! Вот это сюрприз! Видимо, тут такие развлечения – внезапное мокрое шоу!

Она подбежала к своему шезлонгу, который стоял чуть дальше, и заметила Карлоса, который мрачно смотрел на воду. Он отодвинул свой барный столик на полметра назад.

– Карлос, привет! Это что, у вас тут такие приливы всегда?

Карлос молча указал пальцем на старую каменную стенку, которая отделяет пляж от его бара. Половина камней, которые всегда были сухими и горячими, теперь темные и мокрые. Вода подобралась к самой стене.

– Нет, сеньорита, – покачал головой Карлос, – за пятнадцать лет я ни разу не видел, чтобы вода лизала эти камни. Ни разу. Даже в сезон дождей.

– Может, шторм где-то? Или луна какая-то особенная?

– Это не луна, девочка. И не шторм, – сзади раздался хриплый, спокойный голос. Это старый рыбак Мануэль, не отрываясь от починки сети, кивнул в сторону океана, – море не волнуется. Оно… поднимается. Оно просто стало больше. Смотри.

Все посмотрели на воду. Волн почти не было. Море абсолютно спокойное. Но оно медленно, неумолимо, как вязкая смола, наступало на песок. Оно не отступало обратно, как это бывает после волны. Оно пришло и осталось. Еще одна маленькая волна накатывает, забираясь еще на полметра дальше вглубь пляжа. Людям пришлось отступить.

– Что это значит? – тихо и уже без улыбки прошептала София.

– Это значит, что к вечеру мне придется переносить весь бар на ту террасу, – мрачно ответил Карлос, – А завтра думать, что делать дальше.

– Завтра вода будет еще на два пальца выше, – добавил Мануэль, вставая и складывая сеть, – А послезавтра – еще. Мой дед говорил, что у моря свой закон. Оно дышит. Но сейчас… оно делает большой-большой вдох. И не выдыхает.

Он повернулся и ушел, оставив их стоять в молчании. Веселый гам туристов сменился на тревожный гул. Люди не купались, а стояли и смотрели на воду, которая беззвучно и беззлобно отбирает у них кусочек пляжа.

София опустила телефон. Она выключила запись, так и не отправив сторис. Она просто смотрела, как море медленно заливает ее следы на песке, стирая их быстрее, чем должно было быть.

***

Заполненный стадион «Лужники», яркий свет прожекторов, накрашенные сектора для прыжков. Воздух электризован соперничеством. В полном разгаре был чемпионат страны по лёгкой атлетике. Вечер.

Свечников только что чисто взял высоту 2 метра 35 сантиметров, уверенно и легко, а это всего на 5 сантиметров меньше лучшего результата сезона в мире и на 10 сантиментров ниже рекорда мира. Он принимал овации трибун, улыбался камерам. А Лёша Зарубин с трудом прошел на эту высоту с третьей попытки, он был на грани выбывания из гонки за чемпионоство. Но данный результат уже являлся его личным рекордом!

Голос комментатора звучал на весь стадион: – И вот финальная высота – два сорок пять! Невероятно, это повторение мирового рекорда! Судьи идут навстречу зрителям и устанавливают планку на исторической отметке!

Народ гудел. Даже Свечников выглядел напряженным. Такую высоту он никогда не покорял.

– Не трусь, Зарубин, хоть посмотришь, как это делается, – проходя мимо Лёши, снисходительно бросил Свечников.

Первую попытку Свечников сорвал. Планка упала. Вторая попытка – то же самое. Он ударил по матам кулаком. Третья попытка… Чисто!!! Стадион взорвался! Но… планка задрожада, качнулась на стойках и все же упала. Свечников в ярости пнул по планке ногой.

– О нет! Дмитрию Свечникову не хватило буквально миллиметров! Мировой рекорд подождет. Но у нас есть еще один атлет… Алексей Зарубин. Честно говоря, он уже добился много, но чисто спортивный интерес, – комментатор поддерживал ажиотаж.

На Лёшу никто не ставил. Он был бледен, вытирал ладони о майку. Его тренер, Марина, смотрела на него не с надеждой, а с тревогой.

– Лёша, не геройствуй. Просто сделай как на тренировке. Технику! Соблюдай технику! – попыталась его настроить тренер Марина, строгая женщина лет 50, с острым глазом.

Лёша кивнул. И вот он делает разбег. Его движения неидеальны, видно волнение. Он отталкивается… и происходит нечто. Он взмывает вверх. Не просто прыгает, а парит. Его переход через планку не стремительный и собранный, а какой-то размашистый, даже небрежный. Он пролетает над планкой с огромным, двадцатисантиметровым запасом! Он приземляется на маты и тут же подскакивает, как мячик, едва сохраняя равновесие.

На секунду воцарилась гробовая тишина. Все, включая Лёшу, смотрели на планку. Она не шелохнулась.

– ЧТО ЭТО БЫЛО?! АЛЕКСЕЙ ЗАРУБИН… БЕРЕТ ВЫСОТУ 245 САНТИМЕТРОВ! ПОВТОРЕНИЕ МИРОВОГО РЕКОРДА! ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! – голос комментатора пронесся по всему стадиону и даже за его пределы.

Стадион сходил с ума. Вспышки камер, рев толпы. Лёша стоял, как вкопанный, с широко раскрытыми глазами, глядя на свои ноги. Он не чувствовал привычного сопротивления, привычной тяжести. Отталкивание было словно от резинового трамплина. Свечников подбежал к нему, его лицо было искажено не верой, а яростью.

– Ты что, принял что-то?! Что это был за прыжок? Это не прыжок! Это… цирк!

– Я… я не знаю. Я просто оттолкнулся…

Подбежали судьи, журналисты. Образовалась толчея: – Господин Зарубин, мы должны провести внеплановый допинг-контроль! Немедленно!

– Отстаньте от него! Вы что, слепые? Вы видели его полет? Это не допинг! – пыталась вмешаться Марина. – Лёша, ради всего святого, что ты сделал? Я всю жизнь учу вас физике движения! Законам! То, что ты только что сделал… это против всех законов!

– Марина Викторовна, я клянусь… Я прыгнул как обычно. Просто… Земля меня не держала. Она меня отпустила.

– Я требую повторной попытки! Это была ошибка! Помеха! Я должен повторить! – так и не сумев сдержать эмоции, давил на судейскую коллегию Свечников.

Судьи, под давлением происходящего, пошли ему навстречу и объявили, что Свечникову дают уникальный шанс повторить попытку после повторения рекорда.

Свечников сосредоточился. Весь стадион затаил дыхание. Он сделал идеальный разбег, мощно оттолкнулся… но его прыжок выглядел… обычным. Да, это великолепный прыжок чемпиона, но это прыжок в мире старой гравитации. Он пролетел под планкой, сметая ее. Тишина стала гробовой. Свечников лежал на матах, не в силах поверить в происходящее.

Алексей Зарубин стоял один под прожекторами с мировой славой, которую он не понимал и не чувствовал своей. Он не победил. С ним что-то случилось. И все теперь это видели. Его рекорд – это не триумф, а самая странная и тревожная загадка вечера.

Глава 2

Алмазов, нахмурившись, смотрел на данные с гравиметрической станции, которые Катя принесла ему днем. Он уже десятый раз перепроверил расчеты.

Кирилл Владимирович Алмазов, доктор физико-математических наук, лет 45. Умный, дотошный, слегка циничный, с хронической усталостью от бюрократии и невежества. Живет в мире данных и формул.

Кабинет Кирилла Владимировича был завален папками с бумагами и принтерами и был похож скорее на склеп библиотекаря, архив и мастерскую часовщика одновременно. На столе стояли три монитора, на которых горели графики и уравнения. Чашка с холодным чаем. За окном была ночь.

– Глупость. Ошибка калибровки. Солнечная активность. Аномалия в мантии… Все объяснения не работают, – бормотал себе под нос Алмазов.

Он откинулся на стуле и начал интенсивно тереть переносицу. В этот момент Катя осторожно заглянула в кабинет.

Аспирант Катя, 23 года, умная, быстрая, умеет находить информацию в сети там, где Алмазов видит только «мусор».

– Кирилл Владимирович, вы еще здесь? Я… я кое-что нашла. Вы сказали искать любые аномалии, которые нельзя объяснить.

– Катя, если это еще одно видео с летающим таксистом, я вас заставлю переводить все статьи с китайского до конца года, – не оборачиваясь и не показывая заинтересованности почти прошептал Алмазов.

– Нет, смотрите.

Она подошла к его компьютеру и одним движением переключила один из мониторов на стрим со спортивного канала, где повторяли тот самый прыжок Алексея Петрова.

– Это повторение Мирового рекорда. Прыжок на 2.45. Парень, который до этого даже не приближался к таким результатам.

– И что? Допинг. Ошибка измерения. Телевизионная мистификация.

– Я тоже так подумала. Но вот официальная телеметрия с «Вектора» сегодняшним утром. – Она переключила экран на график расхода топлива. – И вот данные по авиарейсам за последние 48 часов. 74% рейсов имели незначительные, но странные отклонения от глиссады при посадке. Пилоты жалуются на «неадекватное» поведение ВС.