Читать книгу Разговор с незнакомцем (Малкольм Гладуэлл) онлайн бесплатно на Bookz (3-ая страница книги)
bannerbanner
Разговор с незнакомцем
Разговор с незнакомцем
Оценить:

3

Полная версия:

Разговор с незнакомцем

3

Судья – назовем его Соломоном – человек средних лет, высокий и светловолосый, а его выговор сразу выдает бруклинское происхождение. Больше десяти лет Соломон прослужил в одном из судов штата Нью-Йорк. Он не кажется ни надменным, ни грозным, а, напротив, выглядит рассудительным и неожиданно мягким в обращении.

Сегодня четверг – в этот день в их суде обычно предъявляют обвинения арестованным. То есть тем, кто за последние сутки был задержан полицией по подозрению в том или ином преступлении. Эти люди провели бессонную ночь в камере предварительного заключения, и теперь их по одному вводят в наручниках в зал суда. Они сидят на низкой скамье за барьером, слева от Соломона. Когда объявляют, что рассматривается очередное дело, секретарь подает Соломону папку с полицейским досье обвиняемого, и судья принимается ее листать, знакомясь с человеком, чью судьбу ему предстоит решить. Обвиняемый стоит прямо перед судьей, по одну руку от него защитник, по другую – окружной прокурор. Эти двое говорят, а Соломон слушает. А потом решает, можно ли освободить обвиняемого под залог, и если да, то какова будет его сумма. Достоин ли этот абсолютно незнакомый Соломону человек того, чтобы остаться на свободе?

Самые сложные случаи, рассказывает судья, это подростки. Вот приводят 16-летнего парнишку, обвиняемого в каком-нибудь страшном злодействе. И Соломон знает, что, если залог будет слишком велик, этот малый окажется за решеткой в печально известной тюрьме на острове Райкерс, где – мой собеседник старается описать ситуацию как можно мягче – «бунт может вспыхнуть в любой момент»[7]. Еще труднее принять решение, если видишь в зале мать этого подростка. «Да мне чуть ли не каждый день попадаются такие дела, – говорит Соломон. – Я даже стал практиковать медитацию. Так вроде бы немного полегче».

Соломон постоянно сталкивается практически с той же проблемой, которая стояла осенью 1938 г. перед Невиллом Чемберленом и британским дипломатическим корпусом: ему нужно оценить личность незнакомца. И система уголовного правосудия предполагает, как и Чемберлен, что трудные решения такого рода лучше принимать после того, как судья лично пообщается с обвиняемым.

Например, в тот четверг, ближе к вечеру, перед Соломоном предстал пожилой мужчина с короткой стрижкой и намечающейся лысиной. Он был в джинсах и гуаябере[8] и говорил только по-испански. Этого человека арестовали после «инцидента», в котором был замешан 6-летний внук его подружки. Мальчик сразу рассказал о происшествии отцу. Окружной прокурор затребовал залог в $100 000. У обвиняемого явно не было возможности собрать такую сумму. Если Соломон согласится с прокурором, человек в гуаябере отправится прямиком в тюрьму.

И это при том, что предъявленные обвинения арестованный категорически отрицал. В прошлом он дважды нарушал закон, но это были мелкие правонарушения, совершенные много лет назад. Теперь этот мужчина работает механиком, но, скорее всего, лишится работы, если окажется в тюрьме, а ведь он материально поддерживает бывшую жену и 15-летнего сына. И Соломону приходится принимать в расчет также и этого подростка, чье благополучие зависит от зарплаты отца. И, конечно, судья понимает, что 6-летний ребенок – не самый надежный свидетель. В общем, Соломон никак не может знать, окажется ли разбираемое дело просто большим недоразумением или же частью преступного деяния. Иначе говоря, выбор – оставить ли мужчину в гуаябере на свободе или отправить в ожидании суда в тюрьму – невероятно труден. И дабы не ошибиться, судья делает то, что сделал бы на его месте любой из нас, – пытается понять, что за человек перед ним. Помогает ли ему в этом личное общение? Или парадокс Невилла Чемберлена относится и к судьям тоже?

4

Лучший ответ на этот вопрос дает исследование, совместно предпринятое одним экономистом из Гарварда, тремя крупными учеными-информатиками из Чикагского университета и судебным экспертом. Эта группа – для краткости я буду называть ее по имени экономиста, Сендила Муллайнатана, – выбрала в качестве испытательного полигона город Нью-Йорк. Исследователи изучили дела 554 689 человек, которым в 2008–2013 гг. были предъявлены обвинения в городских судах. Из них, как выяснилось, нью-йоркские судьи отпустили на свободу под залог чуть больше 400 000.

Затем Муллайнатан при помощи системы искусственного интеллекта запустил в обработку данные, которые прокуроры передавали судьям (возраст обвиняемого и полицейское досье), поставив перед компьютером задачу – выбрать из 554 689 человек 400 000, подлежащих освобождению. Это было состязание: человек против машины. Чьи решения более правильные? В котором из списков окажутся люди, не совершившие, будучи выпущенными под залог, никаких правонарушений? И как насчет злоумышленников, что потом не явились на суд? Результаты отличались разительно: 25 % граждан, отпущенных нью-йоркскими судьями под залог и совершивших правонарушения в ожидании суда, компьютер идентифицировал как «подозрительных лиц»! В этом состязании машина разбила человека наголову[9].

Вот лишь один штрих, показывающий эффективность программы Муллайнатана: компьютер пометил 1 % обвиняемых как «группу высокого риска». Этих людей, по мнению искусственного интеллекта, ни при каких обстоятельствах нельзя оставлять на свободе до суда, поскольку, будучи отпущенными под залог, они вновь нарушат закон. Однако живые судьи, работавшие с этими «паршивыми овцами», вообще не сочли их опасными. И выпустили под залог 48,5 % группы высокого риска! «Многие из этих обвиняемых, по мнению судей, не представляли никакой угрозы обществу, – пишет команда Муллайнатана в особенно удручающем разделе своего отчета. – Результат эксперимента показывает, что судьи не только выставляют слишком высокий порог для заключения под стражу, но и не могут верно оценить личность арестованных… Те немногие, кому они отказали в залоге, согласно расчетам компьютера, распределяются по всей шкале прогнозируемого риска». В переводе это обозначает: в том, как судьи принимают решение о назначении залога, не прослеживается никакой логики.

Согласитесь, что это озадачивает. Ведь судьи в данном случае располагают тремя источниками данных. У них, во-первых, есть досье арестованного – возраст, криминальная история, адрес, место работы и прочие сведения, включая предыдущие столкновения с законом. Во-вторых, у них имеются свидетельства окружного прокурора и адвоката арестованного: вся та информация, что сообщается в зале суда. И наконец, они могут составить свое собственное суждение о человеке, которого видят перед собой.

Искусственный же интеллект не может видеть обвиняемого и не слышит того, что говорится в зале суда. Все, что у него есть, – это возраст и полицейское досье обвиняемого. Ему доступна лишь часть сведений, которыми располагает человек, однако его заключения гораздо точнее.

В своей книге «Озарение: Сила мгновенных решений»[10] я писал о том, что дирижеры удачнее выбирают музыкантов для своего оркестра, если на прослушивании кандидаты играют за ширмой. Ограничение информации помогает отборочной комиссии более точно оценить исполнителя. Но это потому, что информация, получаемая посредством зрительного восприятия, в принципе, им не нужна. Если тебе необходимо оценить мастерство скрипача, знание о том, какого он роста, красив или невзрачен, белый или черный, мужчина или женщина, способно лишь навредить, включив механизм предубеждения, который дополнительно осложнит выбор.

Однако если речь идет об освобождении под залог, то тут, казалось бы, любая дополнительная информация должна только помогать. В одном из дел, ранее заслушанных Соломоном, молодой человек в шортах и серой футболке обвинялся в том, что напал на кого-то с кулаками, похитил у жертвы банковскую карту, а потом купил по ней машину. Окружной прокурор подчеркнул, что после двух прежних арестов обвиняемый не являлся на суд. Это важный «красный флажок». Но у неявки бывают разные причины. Что, если арестованному назвали неверную дату? Или его уволили бы, если бы он в нужный день пропустил работу, а потому парень решил не рисковать? Или, допустим, у него ребенок попал в больницу? О подобных смягчающих обстоятельствах непременно сообщает адвокат арестованного: у обвиняемого была уважительная причина. Компьютер, в отличие от человека, ничего такого не знает. Помогает ли это судье?

Еще один момент. Соломон говорит, что наиболее неприятные для него случаи – арестованные с «психическим расстройством и склонностью к насилию». Это самый страшный кошмар любого судьи. Человека отпускают под залог, а он прекращает принимать лекарства и совершает какое-нибудь страшное злодеяние.

«Например, убивает полицейского, – поясняет Соломон, – врезается на машине в микроавтобус, в котором погибают беременная женщина и ее муж. Нападает на ребенка. Сталкивает под поезд пассажира в метро. Сколько нам известно таких ужасов… Ни один судья не захочет оказаться тем, кто отпустил такого преступника под залог».

Иногда указания на подобные риски есть в деле обвиняемого: история болезни, госпитализации, упоминания о том, что человек признан невменяемым. Но другие признаки можно увидеть только в зале суда.

«Еще там можно услышать термин “психически неуравновешенный”, – говорит Соломон. – Либо от полицейских, которые приводят арестованных в суд и передают судье конверт с результатами психиатрического освидетельствования… Либо такая информация есть у прокурора, который задает вопросы… И тут мне приходится задумываться».

В подобных случаях Соломон рассматривает обвиняемого – пристально, вдумчиво, пытаясь поймать, как он это называет, «этакий стеклянный взгляд, неспособность смотреть в глаза. Моя задача – распознать человека, бросившего принимать сильнодействующие лекарственные препараты».

Машина Муллайнатана не может подслушать, что говорит прокурор о психической неуравновешенности обвиняемого, и уж тем более она не способна увидеть характерный стеклянный взгляд. Это, казалось бы, должно давать Соломону и его коллегам важное преимущество. Но почему-то на деле все обстоит не так.

Итак, загадка № 2: почему зачастую мы заочно судим о незнакомце более точно, чем после личной встречи с ним?

5

Третью и последнюю поездку в Германию Невилл Чемберлен совершил в конце сентября 1938 г., через две недели после первого визита к Гитлеру. Встреча произошла в Мюнхене, в штаб-квартире НСДАП, здании, именуемом «Фюрербау»[11]. На этот раз там присутствовали также глава итальянских фашистов Бенито Муссолини и премьер-министр Франции Эдуар Даладье. Все четверо, с личными секретарями, собрались в кабинете Гитлера. Утром следующего дня Чемберлен попросил его о беседе один на один. В этот момент он чувствовал, что верно оценивает своего противника.

Британский премьер поверил недавним словам фюрера о том, что его запросы ограничиваются лишь Чехословакией, он считал, что «господин Гитлер говорил искренне». И теперь оставалось только закрепить это обязательство на бумаге.

Гитлер принял гостя в своей квартире на Принцрегентенплац. Чемберлен вынул приготовленный лист бумаги, на котором он набросал простой текст соглашения, и спросил канцлера Германии, готов ли тот подписать такой документ. Гитлер, пока переводчик читал ему текст по-немецки, то и дело издавал одобрительные возгласы, а в конце заявил: «Конечно, я готов это подписать». Впоследствии Чемберлен рассказывал одной из сестер: «Я спросил: “А когда же мы сделаем это?”, и он ответил: “Да прямо сейчас”. Мы тут же прошли к письменному столу и поставили подписи на обоих приготовленных мною экземплярах».

Вечером того же дня Чемберлена встречали в Англии как героя. Журналисты буквально осаждали британского премьер-министра. Вынув листок из нагрудного кармана, он торжествующе помахал им перед толпой. «Сегодня утром у меня был очередной разговор с канцлером Германии Адольфом Гитлером. И вот, пожалуйста, – на этом соглашении стоят две подписи: моя и его».

Дальнейшие события разворачивались возле резиденции премьера, на Даунинг-стрит, 10.

«Дорогие друзья, это второе в нашей истории возвращение из Германии на Даунинг-стрит с почетным миром. Я думаю, это мир до конца наших дней. От всего сердца благодарю вас за поддержку, – прочувствованно произнес Чемберлен. Толпа ликовала. – А теперь я советую вам всем разойтись по домам и спокойно лечь спать».

В марте 1939 г. Гитлер захватил остальную территорию Чехословакии. Соглашение с Чемберленом он нарушил, не прошло и полугода. А 1 сентября 1939 г. Германия вторглась в Польшу и вспыхнула Вторая мировая война.

Иначе говоря, мы видим офицеров ЦРУ, которых водят за нос собственные агенты, судей, не способных понять обвиняемых, и политиков, которые не в состоянии разгадать истинные намерения противников. Получается, что людям бывает сложно составить правильное суждение о незнакомце на основе первого впечатления. Однако и после нескольких месяцев и даже лет общения задача нисколько не упрощается. Это трудно и когда незнакомцы встретились всего лишь один раз, и когда они встречаются снова и снова. Нам непросто понять, насколько искренен незнакомец. Непросто увидеть его характер и верно истолковать его намерения.

В общем, полная неразбериха.

6

И напоследок расскажу вам об одном любопытном эксперименте.

Взгляните на слово, написанное ниже, и вставьте две пропущенные буквы. Только сделайте это быстро, не задумываясь.

М _ _К

Это называется «тест на восполнение букв». Психологи обычно применяют его для проверки памяти и других ментальных способностей.

Я вставил буквы «Р» и «А», и у меня получилось слово «МРАК». Запомните это.

Теперь следующее слово: _ _ОБА

Я дописываю его до «ЗЛОБА». Запомните и это.

А теперь весь список до конца:

ПУ_ _

БА _ КА

КО _ _ Л

М _ Н_ _ _

_ _ЛЬ

УБ _ _ _ А

Т _ _ _ МА

_ _ РОГ

ЦЕ_ Ь

_ _ _ _ _ АЦИЯ

_ _ _ _ ДА

СС _ _ А

С _ _ НА

ПРИ_ _ _Ь

ТРЕ _ _ _

РАЗ _ _ _

Начав со слов «МРАК» и «ЗЛОБА», я вспомнил еще такие, как «ПУЛЯ», «МАНЬЯК», «БОЛЬ», «УБИЙЦА», «ТЮРЬМА», «ЦЕПЬ», «ПРИБИТЬ», «ТРЕМОР» и «РАЗБОЙ». Как видите, список получился довольно мрачным и даже пугающим. Но не думаю, чтобы подобный выбор выдавал во мне какую-то патологию личности или криминальные наклонности. Я вовсе не унылый социофоб, а, напротив, человек позитивного склада, веселый и жизнерадостный, законопослушный гражданин. Просто первым мне в голову пришло слово «МРАК», и дальше я просто продолжил в том же духе. Полагаю, что, если бы мой список возглавил «МАЯК», все было бы совершенно иначе.

Несколько лет назад группа психологов под руководством Эмили Пронин предложила такой тест группе испытуемых. Сначала нужно было заполнить пропуски. Затем Пронин задавала всем участникам эксперимента один и тот же вопрос: «Как вы думаете, говорит ли что-то данный выбор слов о вашей личности? Например, если вы дописали “С_ _НА” до “СТЕНА”, то значит ли это, что вы человек принципиально иного склада, чем тот, кто напишет “СМЕНА”, или “СЦЕНА”, или, скажем, “СЛЮНА”?». Испытуемые заняли ту же позицию, что и я: разумеется, нет, это всего лишь слова.

«Я не верю, что подобная игра может хоть как-то характеризовать мою индивидуальность», – заявил один из испытуемых.

И остальные тоже с ним согласились:

«Заполнение пробелов ничего особенного обо мне не сообщает. Это просто случайный выбор».

«Глядя на мои слова – “ЦЕЛЬ”, “МОТИВАЦИЯ”, “ПОБЕДА” – можно подумать, что имеешь дело с необычайно целеустремленным человеком. Однако на самом деле это не так».

«Не думаю, что, дописав недостающие буквы, я сообщила о себе что-то действительно важное… Я воспринимала это как своего рода аттракцион».

«Да почти ни о чем это не свидетельствует… Разве что о богатстве словарного запаса».

«Сильно сомневаюсь, чтобы здесь была какая-то связь… Я писал, как говорится, от фонаря».

«Очень надеюсь, что слова “ЗЛОБА”, “ЗАНУДА” и “ССОРА” не являются показателем того, что у меня скверный характер. Это был абсолютно случайный выбор».

Вроде бы логично, да? Но вот дальше произошел интересный поворот. Пронин раздавала испытуемым результаты других участников эксперимента, абсолютно им неизвестных. И задавала тот же самый вопрос: «О чем, по-вашему, говорит выбор этого человека?»

И тут контрольная группа резко меняла мнение.

«Такое ощущение, что писавший очень любит покушать: “СДОБА”, “ПУЗО”, “ПИРОГ”. И наверняка он обеспокоен тем, что страдает лишним весом, – об этом свидетельствует слово “РАЗМЕР”».

«Похоже, у испытуемого крайне низкий культурный уровень. В случае “БА_КА” есть масса вариантов: “БАНКА”, “БАРКА”, “БАЛКА”, “БАЙКА”. А он не придумал ничего умнее, чем “БАШКА”. Наверняка мало читает».

Учтите, что это пишут те же самые люди, которые несколько минут назад утверждали, что результаты теста не показывают абсолютно ничего, называли его всего лишь игрой и даже аттракционом. И вот пожалуйста, они глазом не моргнув делают заключения о незнакомцах:

«Этот человек явно имеет отношение к финансам. Возможно, работает в банке: “ССУДА”, “ПРИБЫЛЬ”, “МОНЕТА”, “ОБЛИГАЦИЯ”». К тому же он несчастлив в семейной жизни: “СТЕНА”, “РАЗВОД”».

«Судя по всему, это женщина, которая не ходит на службу. У нее на уме одно только домашнее хозяйство: “СОЛЬ”, “ТЕСЬМА”, “КОТЕЛ”, “ПИРОГ”, “УБОРКА”».

«У меня такое чувство, что писал спортсмен: “ТРЕНЕР”, “РАЗРЯД”, “ЦЕЛЬ”, “ПОБЕДА”. Возможно, он уже исчерпал свои ресурсы (“ПОРОГ”) и подумывает о том, чтобы уступить дорогу молодым, на что указывает слово “СМЕНА”».

«Думаю, это девушка, которая недавно рассталась с возлюбленным, пережив предательство с его стороны. Причем ясно, что она его просто ненавидит: “РАЗЛАД”, “ТРЕПАЧ”, “КОЗЕЛ”».

Удивительно, но все испытуемые отвечали в том же духе. И казалось, ни один даже не догадывался, что противоречит сам себе. Не сомневаюсь, что, если бы участники этого эксперимента увидели мой список слов: «МРАК», «ЗЛОБА», «ПУЛЯ», «МАНЬЯК», «БОЛЬ», «УБИЙЦА», «ТЮРЬМА», «ЦЕПЬ», «ПРИБИТЬ», «ТРЕМОР», «РАЗБОЙ», – они бы всерьез обеспокоились моим душевным здоровьем, а то и вовсе приняли бы меня за рецидивиста.

Пронин называет это явление «иллюзией асимметричной проницательности». Она пишет:

«Убежденность в том, что мы понимаем окружающих лучше, чем они нас, и что мы можем знать о них нечто такое, чего не знают они сами (но это работает только в одну сторону, все прочие не настолько проницательны), заставляет нас говорить там, где надо бы послушать, и нетерпеливо отвергать жалобы других на то, что их неверно поняли или несправедливо оценили».

В этом и заключается проблема, лежащая в основе двух наших загадок. Руководители кубинского департамента ЦРУ были свято уверены, что способны на глаз оценить лояльность своих агентов. Судьи не пасуют перед задачей проникнуть в характер обвиняемого: поразмыслив минуту-другую, они выносят авторитетное суждение. Невилл Чемберлен ни минуты не сомневался, что его мудрый план поможет предотвратить войну. Если намерения Гитлера непонятны, то забота премьер-министра – отправиться в Германию и прояснить ситуацию.

Нам кажется, что мы легко можем заглянуть в душу другого человека, сколь бы поверхностно ни знали его. Мы без колебаний беремся судить об окружающих. Разумеется, по отношению к себе мы ничего подобного со стороны других не допускаем. Ну как же: мы ведь натуры тонкие, сложные и трудно постижимые. А у незнакомца всё как на ладони.

Однако на самом деле незнакомцы далеко не так просты, как нам кажется, – вот едва ли не самая важная мысль, которую я хочу донести до читателей этой книги.

Часть вторая

Презумпция правдивости

Глава 3

Королева Кубы

1

Обратимся к еще одной шпионской истории, которая имеет самое непосредственное отношение к Острову свободы.

В начале 1990-х гг. кубинцы тысячами бежали от режима Кастро. Мастерили примитивные лодки – из автомобильных камер, металлических бочек, деревянных дверей и любых доступных материалов – и отправлялись в отчаянное путешествие через Флоридский пролив, ширина которого составляет 150 км, к берегам США. По одной из оценок, не меньше 24 000 человек, пустившихся в такое плавание, погибли в море. Это была гуманитарная катастрофа. На нее отреагировала группа кубинских иммигрантов в Майами, основав организацию под названием «Братья-спасатели» (Hermanos al Rescate). Они создали небольшую эскадрилью одномоторных самолетов Cessna, на которых патрулировали Флоридский пролив, высматривая сверху суда с беженцами и сообщая их координаты береговой охране США. Hermanos al Rescate спасли тысячи жизней. Они были настоящими героями.

Со временем братство расширило горизонты. Его самолеты стали вторгаться в кубинское воздушное пространство и разбрасывать над Гаваной листовки, призывающие бывших соотечественников к восстанию против режима Кастро. Кубинские власти, и без того раздосадованные массовым бегством граждан, пришли в ярость. Напряженность росла и достигла пика 24 февраля 1996 г. В тот день три самолета Hermanos al Rescate вылетели на патрулирование пролива. Едва они приблизились к побережью Кубы, как их атаковали два кубинских истребителя. В результате два самолета Cessna были сбиты, четыре пилота погибли.

Реакция на инцидент последовала незамедлительно. Совет Безопасности ООН издал резолюцию, осуждающую кубинское правительство. Президент Клинтон с мрачным лицом провел пресс-конференцию. Кубинская диаспора в Майами пришла в ярость. Два самолета сбиты в международном воздушном пространстве, а значит, происшествие равносильно объявлению войны.

Пресса опубликовала радиопереговоры кубинских летчиков:

– Мы его прихлопнули, cojones[12], готов.

– Одной сволочью меньше, cojones.

– Ага, готов.

– Кранты сукину сыну.

– Отметь место, где мы их грохнули.

– Этот отлетался.

И потом, когда один из «МиГов» заходил в атаку на вторую Cessna:

– Вот так, сукины дети. Patria o muerte![13]

Но в самый разгар противостояния ситуация внезапно переменилась. По телеканалу CNN показали интервью отставного американского адмирала по имени Юджин Кэррол. Этот человек был влиятельной фигурой в Вашингтоне. Прежде он служил командующим всеми американскими силами в Европе, имея под началом 7000 штыков. В интервью Кэррол сказал, что незадолго до инцидента с самолетами Hermanos al Rescate он с небольшой группой военных аналитиков встречался с высокопоставленными кубинскими чиновниками.

Корреспондент CNN: Господин адмирал, расскажите, пожалуйста, что произошло во время вашей поездки на Кубу: с кем именно вы встречались и что вам сказали?

Кэррол: Нас принимал генерал Росалес дель Торо из Министерства обороны… Мы ездили по стране, инспектировали кубинские воинские части, школы, видели их недостроенный ядерный реактор и прочее. В ходе наших долгих бесед с генералом дель Торо и его людьми всплыл также и вопрос о нарушениях границы американскими самолетами – ну этими, частными, базирующимися в Майами. Нам дали понять, что правительство Кубы недовольно подобными инцидентами, и спросили: «Что будет, если мы уничтожим один из этих самолетов? Вы же понимаете, что такое возможно».

Кэррол пояснил, что воспринял этот вопрос кубинских партнеров как не особо завуалированное предупреждение. Интервью продолжалось:

Корреспондент CNN: И кому вы рассказали об этом, когда вернулись домой?

Кэррол: Я срочно встретился с представителями Госдепартамента и сотрудниками Разведывательного управления Министерства обороны, и мы обсудили ситуацию.

Разведывательное управление Министерства обороны (РУМО) составляет вместе с Центральным разведывательным управлением (ЦРУ) и Агентством национальной безопасности (АНБ) триумвират внешней разведки США. Если Кэррола принимали на таком уровне, значит, ему удалось донести предостережение кубинцев практически до самых верхних ярусов американской государственной власти. И насколько серьезно отнеслись к его словам Госдеп и РУМО? Вмешались ли они, удержали ли Hermanos al Rescate от дальнейших авантюр в кубинском воздушном пространстве? Очевидно, нет[14].

Заявления Кэррола взбудоражили вашингтонские политические круги. Это было неприятное открытие. Самолеты «братства» сбили 24 февраля. Кэррол передал предупреждение кубинцев в Госдеп и РУМО накануне, 23 февраля. Выходило, что влиятельный политик буквально за день до кризиса встретился с представителями государственной власти США и недвусмысленно предупредил, что Кастро больше не намерен терпеть провокации Hermanos al Rescate, однако его предупреждение попросту проигнорировали. Инцидент неожиданно перешел из разряда злодеяний коммунистов в разряд грубых просчетов американской дипломатии.

Корреспондент CNN: Господин адмирал, но ведь Госдепартамент, насколько мне известно, уже предостерегал «Братьев-спасателей», да?

bannerbanner