скачать книгу бесплатно
В аудитории, где должно было проходить занятие литкружка, какой-то кудрявый черноусый парень в красивом, полуспортивного покроя костюме играл на пианино чардаш.
– Это мадьяр, – шепнул Исхаку его знакомый парень. – Учится на историческом факультете.
Появилось ещё четверо венгерских студентов, подошли к тому, который играл на пианино, о чём-то громко поговорили, громко посмеялись. Исхак удивлённо следил, как уверенно, по-хозяйски они держатся, громко, не стесняясь, разговаривают и хохочут. Довольно свободно они говорили и по-русски, знакомый Исхака сказал, что венгры знают по нескольку европейских языков.
Вскоре народ собрался, невысокий длинноволосый студент в клетчатом пиджаке сказал, что очередное заседание считается открытым, и предоставил слово поэту, члену Союза писателей. Исхак воззрился во все глаза: первый раз в жизни он видел живого поэта! Надо сказать, на улице он вряд ли отличил бы его от прохожих, Исхаку всегда казалось, что в лице поэта, хотя бы в его глазах, обязательно должно быть «что-то такое».
Поэт был среднего роста, рыжий, с бурым лицом человека, любящего «заложить за воротник». Свою поэму «О счастье» он читал громко, грубым голосом, словно на кого-то сердясь, нелепо размахивая правой рукой. Сначала Исхак просто следил за ним с изумлением, потом вслушался в текст и изумился ещё больше. «Наверное, этот громкоголосый дядя в деревне никогда не бывал», – подумал Исхак. В поэме у деревенских парней – рты до ушей, им сытно и легко живётся, с утра до вечера они наяривают на гармошках, даже в поле, за работой, весело и дружно поют.
Односельчане Исхака никогда на работу с гармошкой не ходили, особенно теперь. На голодный желудок не станешь плясать и петь…
Но Исхак, конечно, не решился спорить с автором, он просто сидел, глядя на своих соседей, среди которых были и его соученики по школе в Мэлле, – все они горячо хлопали, когда поэт кончил. Потом читали стихи члены кружка, в их стихах жизнь тоже была сытной, прекрасной, «лучшей в мире»… Исхак слушал, грустно думая о том, что, видно, он и правда «деревенщина», «серая скотинка», не дорос до понимания такой «высокой» поэзии. Видно, в стихах нужно изображать жизнь красивой, весёлой, совсем не похожей на ту, какая у них в Куктау. А может, так плохо живут только в Куктау, потому что там председателем Салих Гильми?…
Вышел он из университета растревоженный. Стихи о необыкновенно красивой жизни… Потом венгры, так же просто, как их рябой Василь на трёхрядке, игравшие на пианино… Ведь и в Венгрии была война, фашисты. Когда же эти парни успели выучить европейские языки, когда они учились музыке?… Его мать, сёстры, работая дни и ночи, не смогли из-за войны купить Исхаку даже простую тальянку, о которой он так мечтал… Есть, значит, у судьбы любимые и нелюбимые дети…
Вот он кончит учиться, получит диплом. Диплом!.. Получит и снова уедет в Куктау, где нет ни радио, ни электричества. Будет до крови под ногтями воевать с чертополохом… Вырастит хлеб. Свезёт его в Челны. Снова посеет. Снова уберёт. И полуграмотный Салих Гильми будет указывать ему, что и как делать, грозить, оскорблять…
А где-то останется большой город, театры, музыка, электричество, квартиры с удобствами. Не только сам Исхак, но и дети его будут учиться в той же школе в Мэлле с низким потолком, где сквозь щели в бревенчатых стенах дует ветер…
Исхак остановился. Нет!.. Нельзя заноситься перед родной землёй, презирать её, изменять ей словом или душой. Нельзя грешить на неё. Кто был его дед, отец?… Безграмотные тёмные крестьяне. Он, Исхак, хоть и полураздет, не всегда сыт, но учится. Учится в большом прекрасном городе, получит диплом, станет специалистом, вернётся в Куктау, чтобы и там жизнь постепенно изменилась, стала легче, сытнее, ближе к тому, что он видит сейчас в городе. Дети Исхака, безусловно, будут жить иначе, чем он, а дети его детей будут жить прекрасно…
После этого «выхода в свет» Исхак не посещал больше занятий литкружка – уж больно чужим, из «другого мира» он почувствовал себя там. Не ходил он также с соседями по общежитию на танцы, на гулянья в парк, жил тихо, сам по себе. Учился упорно, ездил летом в деревню, время шло.
Но одна из вёсен неожиданно внесла в его жизнь некоторую перемену.
Наступили жаркие дни, вода в Волге стала достаточно тёплой, и Исхак не удержался от соблазна, сдав очередной зачёт, махнуть с сокурсниками на Волгу. Надо сказать, что то позорное купанье в детстве не прошло для парня даром. Он тайком от сверстников стал ходить на запруду, и скоро уже плавал лучше всех в деревне. Случалось ему купаться и в Волге, бороться с её сильным течением, поэтому, когда кто-то из ребят предложил поехать на Волгу, на остров Маркиз, Исхак не устоял перед соблазном.
Сначала они гурьбой ходили по пляжу и глядели на загорающих красивых девушек. Потом нашли место посвободней, разделись и стали купаться. Уродливая одежда Исхака портила его фигуру, а когда он, сбросив всё, остался в трусах, на его широкие плечи, сильные руки и длинные сильные ноги загляделись завистливо даже друзья.
– Тебе, Исхак, на бокс бы ходить, в секцию… – сказал кто-то. – Ишь, нарастил какие бицепсы!
– А сколько потом буханок хлеба есть? – засмеялся Исхак.
Неподалёку группа девушек играла в волейбол, они, вероятно, тоже заметили Исхака, потому что мяч уж слишком часто стал падать возле парней. Те приняли этот вызов и начали, пересмеиваясь с девушками, гонять мяч. Исхак в этой игре участия не принял, лёг на песке, подставив солнцу сильные лопатки, любовался Волгой. Потом ему стало жарко, и он залез в воду, саженками быстро поплыл, перебарывая течение, на другой берег. Две девушки из игравших в мяч тоже решили искупаться, одна, доплыв до середины, повернула назад, другая продолжала плыть. Исхак не стал выходить на берег, повернул назад. Девушка окликнула его:
– Я устала, подстрахуйте меня, пожалуйста.
Исхак подплыл ближе, девушка взялась за его плечо и они поплыли рядом. Течение было сильным, их снесло гораздо ниже того места, где они входили.
Вылезли на берег, девушка сняла купальную шапочку, тряхнула головой – волосы у неё были пышные и блестящие, глаза голубые с поволокой. Длинноногая, тонкая в талии, с высокой грудью – Исхак отвёл глаза от её обнажённых плеч, уже успевших красиво загореть.
– Спасибо, – сказала девушка, доверчиво глянув на Исхака снизу вверх. – Без вас мне бы плохо пришлось, до сих пор отдышаться не могу.
Исхак улыбнулся смущённо.
– Да что там… Не рискуйте больше, ладно?
Пошли по песку к товарищам.
– Вы часто здесь бываете? – спросила девушка, опять как-то наивно взглянув на Исхака снизу.
– Да нет, редко такая счастливая минута выпадает.
– Почему? – девушка удивлённо подняла брови. – Здесь прекрасное купанье! Я даже зимой в бассейн хожу.
– Летом я не бываю в Казани, в деревню уезжаю. А зимой – когда? В библиотеке сижу, времени ни на что не хватает.
– А где вы учитесь?
«Ну вот, – подумал Исхак, вспомнив вдруг Мунира Тазюкова. – Обязательно надо поинтересоваться!»
– В авиационном институте… – соврал он вдруг.
– Хороший институт, – девушка посмотрела на Исхака с уважением. – Для ребят просто прекрасный! А я в медицинском учусь.
– На каком курсе?
– На третьем.
– И я ведь на третьем!
– Здорово! Какое совпадение! – девушка звонко засмеялась. Её голос, низкий, чуть глуховатый, вдруг напомнил Исхаку Санию, сердце у него больно стукнуло. – А почему вы одни приехали, без девушек? – продолжала расспрашивать его спутница. – Хотя в ваш институт девушек мало берут.
Исхак молча кивнул.
Они дошли до того места, где раздевались. Товарищи Исхака возились в воде, девушки продолжали играть в мяч.
– Пойдёмте, я вас с нашими девчатами познакомлю, – позвала его спутница.
Исхак вспыхнул.
– Спасибо… – сказал он с затруднением.
Девушка, почувствовав, что он стесняется, не стала настаивать.
– Хорошо, не надо, – она мягко улыбнулась. – Но вы подождёте меня? Вместе поедем?
Она убежала к подругам, Исхак вернулся на своё место, лёг. Товарищи, выбравшись из воды, плюхнулись на песок, окружив Исхака, стали подтрунивать над ним.
– Тихий-тихий, а какую красотку отхватил!
– Слушай, зацепись давай прочно, не упусти жар-птицу, глядишь, и мы по твоей проторенной дорожке туда потопаем, подружек её отхватим!..
Домой он ехал вместе с Лейлой.
Надо сказать, что вообще-то за три года житья в большом городе Исхак стал уже не тем диким деревенским парнем, который когда-то вошёл в двери общежития сельхозинститута с деревянным баульчиком в руках. Случалось ему за эти годы – правда, не часто – и в кино ходить со своими сокурсницами, и в садах казанских гулять, но то были просто дружеские отношения людей, связанных одними интересами. А вот так, средь бела дня, с красивой незнакомой девушкой, которая к тому же нравилась ему, Исхак ехал впервые.
Злясь на себя и от этого становясь ещё более неловким, Исхак чувствовал, как словно бы глупеет, не может связать пяти слов, даже движения делаются неуклюжими и трудными, как во сне. Он раза два наступил Лейле на ногу, она шутливо побранила его, после чего Исхак совсем язык проглотил от неловкости и смущения.
Но Лейла словно бы ничего не замечала. Наивно и доверчиво поглядывая на парня снизу вверх, она рассказывала ему про то, как привыкла к анатомичке, и про новые течения в грудной хирургии, рассказывала про последние фильмы, которые Исхак ещё не видел. Слушать её было интересно. И потом, она была красива… Исхак даже глядеть на неё боялся, так удивительно соразмерно было это белокожее большеглазое личико с бархатными широкими бровями и чёрной, словно приклеенной, крошечной родинкой под нижней румяной губой. Исхак сам себе не верил: впервые после долгих лет ему нравилась – и сильно – девушка! Видно, права была мать, которая каждый его приезд в деревню долбила, что мёртвых не вернёшь, надо жить, что Аллах завещал людям: «Плодитесь и размножайтесь…»
Долгим показался Исхаку этот путь до улицы Маяковского, где находилось общежитие медицинского института. Лейла сама заговорила о новой встрече – получилось у неё естественно, ненавязчиво. Исхак ещё не видел трофейного «Тарзана», и Лейла сказала, что с удовольствием посмотрит картину второй раз: хоть фильм и пустой, но весёлый, к тому же актёр очень ловко прыгает по деревьям…
Так и пошло. Сходили в кино, потом долго гуляли по ночным тихим улицам Казани, разговаривали. Им было интересно вместе. Лейла расспрашивала Исхака об институте, он переводил разговор вообще на авиацию, на перспективы её развития, особенно на возможность серьёзной помощи авиации сельскому хозяйству в борьбе с вредителями. Болтали, пели… Встречи стали частыми, это заметили товарищи по институту.
Скромный, нелюдимый Исхак – и вдруг встречается с красивой медичкой! Это стало темой разговора в курилке.
Началась практика, студенты перебрались за город, но Исхак ездил почти каждый вечер с опытного учебного участка в Казань.
Сокурсники начали донимать Исхака просьбами познакомить их с Лейлой и её подружками: в медицинском учатся самые красивые девчата! Но Исхак не спешил. Увы, он не был уверен в себе: ложь стояла между ним и Лейлой… Это мучило его. Каждый раз, идя на свидание, он давал себе слово сказать Лейле правду, а там будь что будет – и каждый раз не хватало духу. К тому же он знал теперь, что Лейла – единственная дочь в обеспеченной семье. Конечно, он ей не пара…
Однажды Лейла позвала его на танцы к себе в общежитие. Исхак долго отнекивался, не называя истинной причины: ни хороших ботинок, ни костюма. Но Лейла сумела-таки уговорить его. Исхак сдался, обещая прийти.
Одевали его всей комнатой.
– Ты хоть козлиную тропку туда протопчи, – шутили товарищи, отдавая кто галстук, кто целую рубаху, кто приличные туфли.
– Мы следом потянемся…
В проходной общежития его остановили привратницы. Одна из них, толстая, в очках, долго разглядывала его студенческий, потом спросила недоверчиво:
– Так к кому ты идёшь?
– В двадцать вторую комнату.
– Там же девушки живут! – удивилась вторая привратница. – К кому?
– К Лейле Батыршиной, – неуверенно сказал Исхак, вдруг густо покраснев.
Толстая привратница ещё раз повертела его студенческий, недовольно покачала головой, отдала. Вторая громко произнесла, когда Исхак начал подниматься по лестнице.
– И этот туда же ползёт, вошь деревенская!
– К нам из сельхоза вроде ещё никто не ходил, – поддержала её вторая.
От расстройства Исхак даже забыл постучаться, распахнул дверь, вошёл – раздался визг, какая-то девушка в комбинации бросилась за шкаф, другая в кофте без юбки присела за койку. Лейла оглянулась от зеркала, рассмеялась, подбежала к Исхаку и, взяв его за руку, вывела в коридор.
– Что с тобой? Ты как не в себе, бледный? – спросила она, усаживаясь на подоконник. – Экзамен сдал?
– Сдал. Прости… – Исхак с трудом глотнул, собираясь с силами. – Глупо вышло, Лейла, прости.
– Что с тобой? Что-то случилось?… – Лейла смотрела на него ласково и тревожно, как бы нечаянно держа горячей ладонью за локоть. Исхак чувствовал её тепло, оттаивал понемногу, сердце начало взволнованно колотиться.
– Давай не пойдём на танцы? Прошу… Поговорить надо.
– Мне так хочется, Исхак… – Лейла просяще улыбнулась. – Собрались ведь в кои-то веки раз. Да и девчата тебя ждут, я сказала.
– Пойдём пройдёмся, там видно будет.
Они вышли на улицу, пройдя мимо презрительно зашипевших им вслед привратниц, растерянно остановились: суббота, везде народу полно, где поговорить? Наконец отыскали неподалёку в сквере пустую скамейку со сломанной ножкой, сели.
– Что случилось, Исхак?
– Прости, я тебе сказал неправду тогда, на пляже. Я не могу больше… Понимаешь, я учусь не в авиационном, а в сельхозе…
Выпалив это, Исхак почувствовал, как тяжко отлила у него кровь от сердца: всё кончено… По лицу Лейлы прошла какая-то тень, потом она рассмеялась.
– И это всё?
– Всё…
– Господи, разве можно так пугать людей! Преступник… – Она поднялась. – Побежали на танцы!
На танцах от радости Исхак не помнил себя. Кружил в вальсе Лейлу, приглашал её подруг – откуда что взялось, ни разу никому на ноги не наступил. Спасибо Сание, когда-то в шутку учила она дружка танцевать под звуки далёкой тальянки рябого Василя…
Правда, представить подругам Исхака Лейла почему-то забыла.
Они договорились встретиться через три дня. Исхак приехал в Казань с опытного хозяйства, и они с Лейлой до зари прогуляли в цветущих садах… Исхак был счастлив и благодарен Лейле, что она оказалась выше глупых предрассудков. У него даже рука дрожала от счастья, когда он держал девушку за кончики пальцев. Расставаясь, Исхак сам попросил о свидании. Через два дня! Больший срок, ему казалось, врозь прожить будет невозможно. Лейла согласилась, ласково глядя на него снизу влажными от нежности глазами. Все эти два дня перед взглядом Исхака стояло это лицо, эти глаза…
Однако в назначенный вечер девушка не пришла на их хромоногую скамеечку. Исхак, прождав час, позвонил в общежитие. Там сказали, что Лейла ушла ещё днём и не возвращалась. Не зная, что делать, тоскуя и беспокоясь, Исхак побрёл на улицу Маяковского, к общежитию. Не решаясь зайти, топтался у подъезда. К обочине тротуара подкатила «Победа», из неё вышли Лейла и какой-то грузный пожилой мужчина. Увидев Исхака, Лейла подбежала к нему.
– Прости, Исхак, папа приехал. Я не могла прийти, он уезжает завтра.
Исхак молчал, не находя, что сказать. Значит, сегодня они не увидятся? А он так ждал этого свидания…
– Ты не сердись, я не стану тебя с папой знакомить. – Лейла скользнула взглядом по его немудрящему одеянию и улыбнулась, словно извиняясь.
Исхак повернулся и быстро пошёл прочь. Придя в общежитие, лёг на койку, закрыв лицо локтем. Никого не хотелось видеть, мир рухнул. Дурак он. Конечно, дурак… Шаркуны ей нужны в модных ботинках, а не бедный студент из глухой деревни.
– Эй, – окликнул его кто-то. – Исхак, тебе из дому письмо.
Исхак взял письмо, сел, полуотвернувшись от товарищей, чтобы они не глазели на его расстроенное лицо, распечатал письмо и стал, не видя, водить глазами по строчкам, накарябанным неверной рукой матери. Всё как обычно: приветы, новости о сёстрах, деревенские новости – газета деревни Куктау… Какое это может сейчас иметь для него значение?… Вдруг глаза его зацепились за какую-то строчку, и сердце, вздрогнув, заныло: Хусаин женился!..
«…Муратшин Хусаин вчера привёз невесту Фариху, дочь Фазиля. На свадьбу не затруднил себя приглашением, хоть и сватами приходятся… Но таких одиноких сов много… Ладно, пусть им простит Аллах!..»
Дочитав письмо до конца, Исхак снова лёг на койку, сделал вид, что спит.
Ещё час назад, уходя от Лейлы, Исхак вспомнил Хусаина: прости, Хусаин, прости, Сания! Он хотел изменить им – и вот наказан. Справедливо наказан: памяти мёртвых изменять нельзя… Так он думал, вспомнил грустное лицо Хусаина, когда тот на горе над Камой говорил: я любил эту девушку… И было Исхаку почему-то легче от этих покаянных мыслей.
Но, оказывается, Хусаин женился, взял за себя рыжую толстушку Фариху, говорит ей те слова, что берёг для Сании. Выходит, Исхак остался один.
Ну что ж… Он будет верен памяти Сании. История с Лейлой послужит ему хорошим уроком.
Вскоре пришло письмо и от Хусаина. Тот тоже сообщал, что женился, писал, словно оправдываясь, что мать очень старая, нужна помощница в доме. И ещё, что ему очень хочется иметь детей…
Кончились экзамены и практика, Исхак, как всегда, уехал в Куктау: дома и стены лечат!.. Ещё на пароходе он предвкушал, как, приехав, вечером же натопит баню, попарится всласть. За долгие месяцы учёбы парень соскучивался по деревенской бане: в городе и вода жёстче, и пар не тот, и веники не душисты. Натопит баню, чтобы камни накалились докрасна, натаскает море воды во все тазы и бочки, возьмёт два веника в чулане… Когда Исхак парился в бане, никто не мог выдержать – камни и те трескались от жара, подпрыгивали к закопчённому потолку, пар сладко обжигал разомлевшее, расслабившее мускулы тело.
И вот наконец сбылось: сладкий дух ожившей в этом желанном аду берёзы течёт за приоткрытую дверь. Исхак, постанывая и подпрыгивая на обжигающих пятки досках полка, хлещет до изнеможения себя вениками. Уходит усталость и напряжение, уходит сердечная боль и чувство униженности.
