скачать книгу бесплатно
– Боже правый, что это?! – восклицает Пенни.
Я опускаю крышку ноутбука.
– Да так. Ничего. Ладно, Пен, ты права. С этим действительно пора кончать. Пойдем прогуляемся.
Мы садимся на метро в сторону центра, и мир сразу становится красочнее. Один из многих позитивных моментов дружбы с Пенни заключается в том, что она сама не киснет и другим не дает. Именно это требуется сегодня – чтобы меня взяли за руку и увели из дома.
Есть и другие преимущества общения с женщиной постарше – она может заверить, что климакс в итоге заканчивается, ты оказываешься на другой стороне, и все будет тип-топ. Тревожность уменьшается. Потливость исчезает. Углеводный жор прекращается, и появляется спокойная, уверенная в себе женщина, свободная от месячных, перепадов настроения и страхов забеременеть.
– Тебе будет на все начхать, – в который раз говорит мне Пенни. – Что хочешь, то и делай.
Возможно, это объясняет, почему по прибытии в наше любимое книжное кафе я выбираю маленький брауни (в окружении такого количества книг он представляется вариантом с наименьшим риском), а Пенни берет огромную трубочку с кремом (потенциально опасную, сказала бы я на месте профессионального оценщика рисков).
– Пен, скажи честно, – говорю я, клюя брауни, – тебя когда-нибудь зацикливало на ком-нибудь? Я имею в виду, как я гуглю про Эстелл Ланг.
– Тогда, слава богу, интернета не было, – говорит она.
– Разумеется, нет, но тебя когда-нибудь клинило так, что ты, ну, я не знаю, совершала какую-нибудь дичь? Что-нибудь глупое? – Я смотрю на нее через стол, ожидая, что она скажет «да».
Пенни задумывается.
– Ну, – неуверенно произносит она, – однажды я напилась в хлам и бросала яйца в машину…
– Ты бросала яйца в машину? – восторженно переспрашиваю я. – И чья это была машина?
– Да так, – отмахивается она, поворачивая трубочку другим концом, откуда опасно свисает крем. Прямо перед ней на столе – огромный фолиант под названием «В объективе: иконы стиля 70-х». Я не знаю, зачем Пенни вообще приволокла его сюда – она даже не заглянула в него.
– И что потом? Тебя поймали? – интересуюсь я.
– Конечно, нет, – говорит она.
– Но тебе полегчало?
– Пожалуй, да…
– Возможно, именно поэтому Энди держит свое местопребывание в секрете, – переключаюсь на другую тему я. – И не пускает к себе Иззи – на случай, вдруг она расскажет мне. Возможно, он считает, что я объявлюсь и испорчу ему машину или имущество…
Пенни снимает бирюзовый кардиган и накидывает себе на плечи поверх платья в розово-желтую клетку. В компании с ней я всегда чувствую себя жуткой занудой в своих базовых топах и джинсах. В молодости я увлекалась модой и искала вдохновения в женских журналах. Стены моей комнаты были оклеены вырезками из «глянца», а не постерами с изображением поп-звезд. В студенчестве я обожала секонд-хенды и комбинировала яркие забавные разностильные наряды.
Став мамой, я придерживалась правила «помаду – подальше от карапуза», старалась выглядеть прилично и, пожалуй, гордилась собой. И только несколько лет назад перешла на самый простой и разумный стиль, подходящий для дома и офиса. Мой приоритет – это практичность, и в результате в моем гардеробе скопилась уйма базовых вещей черного, серого и синего цвета – с редкими исключениями.
– Пенни носит веселую одежду, – заметила Иззи вскоре после нашего с ней знакомства. Надеюсь, моя одежда не вопит: «Я в депрессии!»
– Ты уверена, что та особа не переехала к нему? – спрашивает Пенни, слизывая крем с губ. – Извини, но это более вероятно.
– Он говорит, что нет, – я пожимаю плечами, – и я не понимаю, зачем ему мне лгать на данном этапе.
– Ну, возможно, ему неловко, что Иззи увидит его жилье? – выдвигает предположение она.
– А почему бы?
– Может, рядом стрип-клуб? – усмехается Пенни.
Я едва не давлюсь пирожным.
– Хорошо бы, но очень маловероятно.
– Или улица дерьмовая?
– Он никогда бы не поселился в убогом квартале, – качаю головой я. – Тебе известно, какой он чистоплюй. Мы как-то снимали квартиру в Париже через Airbnb. Все было безупречно – просто очаровательно. Но Энди вбил себе в голову, что в холодильнике застарелый запах сыра. Он ныл и ныл, открывал и закрывал дверцу и беспрестанно принюхивался. Довел меня до белого каления, притом что я ничего не чувствовала. Но у него очень тонкое обоняние, гиперчувствительный нос…
– Разве это не помеха для врача? – ухмыляется Пенни.
– Вообще-то нет. Он ведь эндокринолог, ты забыла? Гормональные сбои, заболевания щитовидной железы и все в таком духе. Он не имеет дело с выделениями…
– А как же анализы? Разве он не берет пробы, пункции и тому подобное?
– Нет, у него для этого есть другие люди.
– Это как-то неправильно, – заявляет она, и я улыбаюсь.
Пенни нравятся не заморачивающиеся мужчины – художники или субъекты, перебивающиеся случайными заработками, которые ютятся в скверных квартирках, где постоянно шляются кошки, или, как в случае с Хэмишем, композиторы, живущие на канальной лодке.
– Значит, он никогда не рассказывал тебе никакой чернухи?
– Никогда. Вот что значит жить с врачом. Ты рассчитываешь на всякие смачные байки, а слышишь одно нытье про то, что в столовой больше не продают булочки с маслом, и поэтому приходится покупать булочку и крохотную упаковку масла в фольге, которое плохо намазывается. Одному богу известно, сколько он ныл на эту тему…
– Возмутительно, – фыркает Пенни, – врач его уровня вынужден сам намазывать масло…
– И это далеко не все, – продолжаю я. – Когда внедрили новую систему парковки, места для персонала оказались дальше от входа в больницу, чем прежде. Ей-богу, могло показаться, что мир перевернулся.
– Какая глупость.
Я киваю, радуясь, что могу высказаться и облегчить душу. Звучит банально, но воспоминания о «пунктиках» Энди всегда немного примиряют меня с моей нынешней ситуацией.
– Затем разразился Кризис Качества Туалетной Бумаги 2017 года, а следом за ним – исполненная драматизма замена пластиковых стаканчиков для кулера на картонные рожки…
– Он и на это жаловался?
– Да! Можно подумать, что ему близка идея отказаться от одноразового пластика, но нет…
– Знаешь что, Вив, – заявляет она, – ты правильно сделала, что избавилась от этого типа…
И как будто в порыве чувств она вцепляется зубами в трубочку, и крем, точно газ из ракетного сопла, вырывается наружу с другого ее конца.
– Пенни! – восклицаю я, откидываясь назад, но несколько капель все же достигают цели.
– О господи, извини, пожалуйста, ну надо же! – Она хватает бумажную салфетку и принимается возить ею по моей груди.
– Перестань! – шиплю я, указывая на заляпанную кремом книгу стоимостью пятьдесят пять фунтов, которая лежит на столе. – Ты сюда посмотри!
Пенни смотрит на нее с таким выражением, точно впервые видит, и принимается оттирать салфеткой. Пары аккуратных движений было бы достаточно, но она трет со всей силой и протирает глянцевую пленку.
– О господи, стало только хуже, – бормочет она. – Так, делаем ноги.
– Мы не можем просто взять и уйти!
Она вскакивает со стула и хватает меня за руку.
– А что еще остается? Заново припрессовать пленку?
– Ну, возможно, нам следует за нее заплатить…
– Не говори ерунды, – шипит она. – Двигай давай!
Меня не радует тот факт, что мы свалили из кафе. Мне нравится это место, и приятно, что оно процветает, когда так много заведений закрывается. А если все будут приходить сюда и пачкать кремом? И вдруг это попало на камеры видеонаблюдения?
Возможно, я слишком бурно реагирую и никому нет дела до испорченной книги. Но я – невротик по натуре и хотела бы быть пофигисткой, как Пенни, только сделана из другого теста. Я переживаю из-за того, что могу кого-то огорчить или обидеть. Переживаю из-за Спенсера, хотя он совсем взрослый, имеет водительские права и гоняет на своей вонючей «Шкоде», заваленной пакетиками чипсов, банками колы и остатками фастфуда (садясь в его машину, я всегда жалею, что на мне нет защитного комбинезона – типа тех, что используют при работе с асбестом). И, конечно же, меня волнует его рацион и сбалансированность питания.
Я переживаю из-за Иззи – действительно ли она смирилась с нашим разрывом или просто делает вид. Переживаю из-за своего будущего – останусь ли я до конца своих дней личным помощником в «Флаксико», неужели у нас в саду водятся крысы, и если так, то вдруг они проберутся в дом и ночью укусят Иззи.
– Пошевеливайся! – рявкает, оглядываясь на меня, Пенни, в то время как я семеню за ней, точно служанка за госпожой. И вот мы у выхода из кафе. Она выбегает первой, и мы устремляемся вниз по пешеходной улице и благополучно сворачиваем за угол.
Она останавливается и переводит дух. День теплый и довольно душный, и у меня волосы прилипли ко лбу.
– Ну, угораздило же нас, – заявляет она.
– Черт возьми, Пенни, – восклицаю я, – ты хоть понимаешь, что теперь мы туда ни ногой?
– Это еще почему? Нас никто не видел.
– Мы все обляпали и вляпались!
Она мотает головой, берет меня под руку, и мы движемся в сторону метро.
– Ты слишком много переживаешь.
– Я в курсе.
– И мне действительно жаль твой топик.
– Не важно, он старый.
Я ловлю ее взгляд – подруга улыбается, и меня разбирает смех. И снова ей удалось отвлечь меня от пагубных мыслей про новую пассию моего благоверного.
– Знаешь, что я думаю? – спрашивает она.
– Что? – Я предвкушаю очередной мудрый совет.
– Я думаю, – заявляет она, когда мы спускаемся в метро, – если они не хотят, чтобы посетители ели пирожные, то зачем они их продают?
Глава десятая
Среда, 24 июля
До того как это случилось со мной, я считала, что после ухода мужа больно первые недели, а затем мало-помалу жизнь налаживается. После бури, так сказать, наступает затишье. И по большей части это действительно так: довольно цивилизованно и вполне по-деловому. Я стараюсь держаться максимально достойно, когда Энди приезжает за Иззи или за своими вещами. Я даже предлагаю ему чаю (причем не плюю в чашку) и помогаю относить к машине сумки с книгами и медицинскими журналами.
Но в другие дни я чувствую себя так, точно мое сердце разбито снова, и закипаю от ярости и обиды. Я безутешно рыдаю в отделе молочных продуктов супермаркета. Съезжаю на обочину по дороге домой и сижу в машине, обливаясь слезами и понимая, что буду выглядеть кошмарно, когда приеду за Иззи в городской лагерь или к подруге домой, но не могу взять себя в руки. Плаваю в бассейне и представляю себе, как Энди занимается этим с ней, и мои слезы смешиваются с хлорированной водой. Я звоню ему с намерением выплеснуть гнев, но только всхлипываю и нажимаю «отбой». Это происходит какими-то припадками, а затем следует пара недель, когда слез нет вообще.
Порой мне хочется не плакать, а орать, крушить все подряд и избить его. В такие мгновения я сделала брешь в плетеной мусорной корзинке, расколотила его любимую кружку и шариковой ручкой продырявила его старый садовый свитер. К счастью, Иззи этого не видела. Мысль о том, что я ей нужна, – это просто спасение.
Сейчас она в постели – только что пробило девять, – и Энди здесь, все копается с бумажными коробками, которыми завален шкаф на верхней площадке.
Он мог бы загрузить их в машину и свалить с глаз долой, но нет – ему нужно перенести все в гостиную и, не считаясь с моими чувствами, долго и мучительно перебирать бумаги. Я слоняюсь туда-сюда, что-то прибираю, поправляю и жду, когда он уедет.
– А дома это сделать никак нельзя? – отрывисто спрашиваю я.
– Да, конечно, – бормочет он. – Еще немного. – И продолжает просматривать документы.
Воскресный день в обществе Пенни был замечателен хотя бы тем, что разжег во мне очередную искру гнева. В конце концов, когда ее сердце было разбито, она не упивалась жалостью к себе, а напилась и забросала машину яйцами.
Подруга трескала трубочку с кремом в книжном кафе, потому что ей так хотелось. И пусть это плохо кончилось, но суть в том, что ей наплевать на последствия. Надо брать пример с Пенни, решаю я.
– А я не хочу, чтобы ты занимался этим здесь, – рявкаю я.
– Да? – Энди удивлен и принимается собирать свое барахло.
– И еще хочу спросить, – продолжаю я с колотящимся сердцем, – у тебя есть причины не пускать Иззи к себе на квартиру?
– Э-э, вообще-то нет, – он недоуменно моргает.
– Потому что если они есть, то лучше тебе сказать об этом, а не вешать мне лапшу на уши.
– Хорошо. О господи, – Энди качает головой так, точно я веду себя неадекватно, – просто там мало места.
– Да ну?
– Ну да! – Он хватает набитую бумагами коробку и направляется к двери.
Я чувствую, что на подходе приступ гормональной ярости, который мне неподконтролен, и принимаюсь медленно и глубоко дышать, чтобы успокоиться.
– Я не собираюсь отпускать ее к тебе с ночевкой, – говорю я. – Просто погостить, чтобы она могла увидеть, где ты живешь. Думаю, ей будет полезно.
– Почему? – Он хмурит лоб, и это выглядит почти комично.
– Это удовлетворит ее любопытство, разумеется. Так она будет знать, что ты живешь в хорошем месте и ей там рады.
– Так-то оно так, только там действительно тесновато, – говорит он, укладывая назад аккуратно подстриженные волосы, в которых просвечивает седина.