скачать книгу бесплатно
Смирение
Катерина Павловна Геттерих
Счастливой жизни Калвина Боуннера можно было позавидовать: любящие родители, работа мечты, красивая невеста, которая всегда рядом с ним несмотря ни на что. Но в считанные минуты мир Калвина рухнул, оставив после себя лишь руины той счастливой жизни и превратив его в параноидального шизофреника. Этот дневник о днях, проведенных в психбольнице, о том, что происходит с человеком, заключенным в своем самом жутком страхе, о том, что только разрушив себя, можно прийти к долгожданному самопринятию.
Смирение
Катерина Павловна Геттерих
© Катерина Павловна Геттерих, 2022
ISBN 978-5-0056-6861-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
День, которого не было
– Калвин, ты собрался? – нежный женский голос раздался из другой комнаты, выдергивая меня из размышлений.
– Ну… как тебе сказать.
Я стоял напротив зеркала и с раздражением рассматривал свое лицо, пытаясь завязать галстук. Руки меня не слушались, узел галстука постепенно становился все больше похож на удавку.
– Ну чего ты там копаешься? – ругнулась девушка, приближаясь к моей комнате.
Распахнув дверь, она вошла и уставилась на меня. Увиденное ее развеселило. Улыбнувшись, девушка подошла ко мне сзади и обняла со спины. Пытаясь спрятать смешок, она старательно изображала серьезность на своем лице, но тщетно. Ей это никогда не удавалось.
– Зачем люди это носят? – вдруг задал я вопрос, мучаясь с этим несчастным галстуком.
Внутри все сжималось. Нервное возбуждение охватывало всего меня с ног до головы. Такое всегда происходит: в самый ответственный момент все идет не по плану. Я не боялся опоздать, я боялся передумать идти. Хоть и понимал, что не пойти не получится. Осмотрев узел, который мне удалось завязать трясущимися руками, я фыркнул и резким движением отпустил галстук. Евлалия лишь рассмеялась и грациозно устремилась ко мне.
– Дай сюда. – скомандовала она.
Ловкими движениями, девушка принялась завязывать этот галстук. Посмотрев на меня, она о чем-то задумалась. Лицо посетила еле заметная улыбка и тут же исчезла, будто ничего и не было, Лия ведь хочет казаться серьезной.
– Галстуки добавляют изыска, делают твой образ более утонченным, представительным.
На ее слова я ответил непонимающим взглядом, слегка прищурив глаза, чтобы спровоцировать ее на продолжение своей мысли. Мне показалось, что она уловила мой посыл и потому усмехнулась, продолжая:
– Поэтому мужчины носят галстуки. Тем более сегодня важный день для твоего брата, ты тоже должен хорошо выглядеть.
На ее реплику я лишь хмыкнул. Да, понимание важности события я ощущал буквально каждой клеточкой, каждым волоском своего тела, потому что мне не переставали об этом напоминать. Мне хотелось оказаться на этом вечере празднования такого весомого события, для меня было действительно важно поддержать его. Он ведь мой старший брат, образец для подражания – и это не сарказм. Но что-то глубоко внутри неприятно скрежетало, скручивало все органы, перекрывая доступ к кислороду. На физиологическом уровне я ощущал все свое нежелание ехать на празднество. Даже не просто нежелание, а какое-то щемящее чувство тревоги не давало покоя, внутри все кричало «Останься дома!», и я ничего не мог с этим поделать.
Лия, заметив мою отстраненность, затянула галстук слишком туго, с интересом наблюдая за моей реакцией. Не ожидав подобного действия с ее стороны, я дернулся в сторону, но она держала крепко, стиснув галстук в кулаке.
– Ай! За что? – прохрипел я, высвобождая аксессуар из рук девушки и ослабляя петлю.
Смех Лии эхом пронесся по всей комнате, застывая у нее на губах и вызывая у меня ответную улыбку. Лучик закатного солнца озарил наши лица, даря тепло в эту холодную серую осень. Будто только ее детский восторг мог пробудить ясное, согревающее все внутри тебя, солнце твоей души, которая пребывает в постоянной серости незначительных событий. Они словно в фотопленке пролистываются мимо тебя. Иногда даже кажется, что ты в них не участвовал, что тебя там не было, будто эти события происходили с кем-то другим. Вся эта отчужденность ощущалась в воздухе, я вдыхал ее, утопая в своем собственном мире и отключаясь от реального. Но Лия, она была единственным якорем, держащем меня на Земле. Вдохнув запах парфюма, я закатил глаза, чтобы буквально прочувствовать ее. Вкус ностальгии. Эти духи я подарил ей четыре года назад на Наш День. Я помню, как мы целовались под дождем у старого кинотеатра, где показывали какую-то мелодраму, на которую мы так и не смогли попасть. Капли дождя омывали наши лица, будто святая вода. Мы утопали в наших чувствах, эмоциях, таяли под этими каплями, позабыв о том посредственном фильме, сеанс которого к тому моменту уже начался. Время будто остановилось, даря нам эти невообразимо долгие секунды неземного блаженства в компании друг друга. Я распахнул глаза и внимательно посмотрел на девушку перед собой. Покачав головой и сделав вид, что обиделся, я резко подался вперед, закидывая ее на плечо.
– Кааааааали! – вопила она. – Ну отпусти, платье помнешь!
Мы дурачились, словно маленькие дети. Как когда-то. Лия смеялась и брыкалась, старательно вырываясь из моих цепких рук, отчего ещё больше заливалась смехом. А я пытался ее удержать, что было весьма непросто. Подбежав к кровати, я неожиданно кинул девушку на нее и следом рухнул сам. Нависая над Лией, я пытался восстановить дыхание. Сердце бешено билось, вызывая судорожные вздохи. Мне были непонятны такие реакции моего организма на Лию, абсолютное сумасшествие. Словно мое тело всегда хотело и желало именно ее и никого больше. Мне не представлялась жизнь без моей Евлалии. Я смотрел на нее, как в первый раз. Улыбка озаряла лицо девушки, делая ее такой живой и осязаемой. Ее глаза сводили меня с ума, будоражили душу, заставляли любить эту жизнь ещё сильнее. Я мог смотреть в омут зеленых глаз вечность, если только она позволит. Готовый сделать все, чего она попросит. Быть для нее кем угодно, только бы она улыбалась, смотрела на меня так, как смотрит сейчас. Я, не шевелясь, вглядывался в её глаза, умоляя время остановиться, зафиксировать этот момент, чтобы он никогда не заканчивался. Мне не верилось, что она принадлежит мне. Что она, так же, как и я, сделает все, чего я попрошу.
– Все хорошо? – спросила Лия, проведя рукой по моей щеке, возвращая в реальность.
Так сладко. Так нежно.
– Я люблю тебя! – вдруг выпалил я.
Она еле заметно кивнула, целуя мою ладонь, которой я хотел провести по ее рыжим, словно пламя, волосам. Они – тот самый яркий акцент в моей серой обыденной жизни, которая никогда не была такой насыщенной, как сейчас с появлением в ней Лии.
– Я знаю. – последовал ответ.
Я улыбнулся ее самовлюбленности, мне это безумно нравилось в ней. Ее непокорность, себялюбие. Только она могла на слова «Я тебя люблю» спокойно и без толики смущения и игривости отвечать «Я знаю». Лия была той, что вызывала у меня мурашки одним только прикосновением. Той, что могла заставить смотреть на нее часами, не говоря ни слова. Такой я ее и запомнил: манящей, по-детски непосредственной, той, что способна дарить мне позитивные эмоции и мысли, заставляющие двигаться дальше.
– Ну все, надо уже идти. Мы опаздываем. – проскулила Лия, пытаясь скинуть меня с себя.
Я недовольно промычал, но все-таки поднялся.
– Мы поедем на нашей машине или на такси?
– Вызови такси… Я планирую отпраздновать как следует.
Скорчив пьяную рожу, я побрел, нарочито петляя, к выходу под звонкий смех Лии. Хотелось побыстрее сесть в такси и приехать в ресторан. Не помню, когда последний раз видел своих родителей и брата. Пока я ходил по дому в поиске чего-то, не зная, чего, Лия уже заказала такси и ждала меня внизу. Собрав всю волю в кулак, я направился в сторону лестницы.
– Кали, дорогой, такси уже подъехало. Пошли! – нетерпеливо пролепетала она.
– Иду я, иду. Ты чего такая взвинченная? Успеем.
На удивление, я говорил спокойно, хотя внутри меня бушевал ураган. Словами не передать, как я волновался. Знаю, может показаться, что это все – пустяк. Я ведь встречаюсь с родителями, с родными людьми, а не иду на собеседование по поводу работы всей своей жизни. Вот только от этой мысли дрожь не унималась, а волнение лишь увеличивалось.
На улице нас ждала желто-оранжевая машина, водителя было не видно. Когда мы сели внутрь, у меня было два желания: чтобы эта машина ехала вечно, мне нужно было время привести себя в порядок, или чтобы она уже быстрее приехала и все эти муки ожидания закончились. Но с выбором я поспешил. Машина ехала безгранично медленно, то и дело постоянно натыкаясь на красный свет светофора или на прохожих, переходивших улицу по пешеходному переходу. Ожидание убивало, резало на куски. На улице был вечер, уже включили фонари, ярко освещавшие улицы. Эти огоньки делали их более живыми и насыщенными, придавали жизни этому тусклому городу, уже давно погасшему от постоянной мучительной бестолковой беготни его жителей. Выдохнув напряжение, я устремил свой взгляд на фонари вечернего города. Глаза отказывались фокусироваться, поэтому я видел повсюду лишь расплывчатые точки света.
– Ты чего? Ты что, нервничаешь? – поинтересовалась Лия, приподняв одну бровь и посмотрев на мои руки, лихорадочно перебиравшие пальцы.
Я закатил глаза, но все же ответил:
– Не нервничаю, просто волнительно.
Мы ехали молча, лишь изредка поднимая глаза друг на друга. Предвкушая семейную встречу, я не мог думать ни о чем другом. Закрыв глаза, я полностью облокотился на сидения, представляя в голове, как обниму своих родителей, скажу, что скучал по ним. Но мое сознание не могло вспомнить их лиц, как бы не пыталось это сделать. Слишком много времени прошло с тех пор, как я уехал. И вот они здесь.
В ресторане нас уже ждали.
– Лия, дорогая, присаживайся. Сто лет с тобой не виделись. – проворковала мама, приглашая девушку за стол. Затем она повернулась ко мне, но, не успев ничего сказать, отец продолжил за нее.
– Сынок! Мы так рады тебя видеть.
Папа подошел ко мне и крепко обнял. Я будто оказался дома, в безопасности. Объятья расслабляли, заставляли тебя таять, пробуждали внутри что-то теплое… уютное, детское. Его мирное дыхание соединилось с моим, успокаивая. Здесь нет места переживаниям, каким-то трагедиям и дешевым драмам. Закрыв глаза, я продолжал утопать в этих отцовских объятьях. Это то, чего мне так долго не хватало. Я будто нашел ту самую деталь, из-за которой не мог спокойно спать. Спиной я чувствовал, что мама и Лия улыбаются, наблюдая эту картину и ждут своей очереди, чтобы прижать к груди одного из нас. Папа ослабил хватку, отстранился и посмотрел мне в глаза.
– Так давно, сын, так давно. – одними губами, на грани слышимости просипел отец.
– Да, пап. – в сердцах ответил ему я.
Мама стояла немного поодаль, ждала свой черед, чтобы поближе рассмотреть меня.
– Ты такой взрослый уже. – слезно проворковала она, гладя меня ладонью по щеке.
– Мам, мы всего два года не виделись, ну ты чего.
Я быстро обнял ее, лишь бы только остановить этот поток маминых слез. Знаю, что я и сам волновался, хотя мы не так уж и давно виделись, но для меня давно. Не помню, чтобы я так надолго уезжал от родителей. Оглядевшись вокруг, я не увидел брата.
– Мам, пап, а где Роберт?
Я немного растерялся, ведь сегодняшняя наша встреча как раз-таки посвящена не только воссоединению семьи, но ещё и его карьерному росту, если можно так сказать.
– Он должен быть с минуты на минуту. – ответила мама и принялась искать место, чтобы сесть.
Мы тоже все сели.
За столом возникла минутная тишина, все ждали Роба.
Я не мог поверить, что мы все наконец-то вместе. Улыбнувшись своим мыслям, я посмотрел на Лию, которая о чем-то спрашивала мою маму. От чего они вместе рассмеялись, и мама шутливо толкнула папу локтем. Я не понимал, о чем они разговаривали, но мне нравилась эта магия за столом. Будто так и должно быть. Идиллия. Засмотревшись на улыбки родителей, я и не заметил, как дверь со скрипом открылась, и вошел Роб. Я никогда не видел его таким радостным. Брат впорхнул в зал ресторана, где мы сидели, широко разинув рот. Как только он увидел нас, его губы растянулись в усмешке, а возле глаз появились морщинки.
– Сынок, ну наконец-то, мы тебя уже заждались. – вдруг раздался сладкий голос матери. Она моментально подлетела к Робу, заключая его в теплые, такие родные, объятия.
– Ну маааам, мы же с тобой недавно только виделись! – воскликнул он, громко хохоча, но сопротивляться не стал.
– Это ты так думаешь, а я по вам всем так скучала.
– Знаю. – кивнул Роб, отстраняясь.
Лия сразу же подошла и поцеловала его в щечку, на что он ответил ей тем же.
– Привет, Ли. Рад тебя видеть.
Как же мне нравилось смотреть на это. Я был так счастлив видеть их всех вместе, смотреть, как они улыбаются, смеются, обнимаются. Все такие родные, близкие.
– Брат!
Роберт направился ко мне, широко разводя руки.
– Роби! – рассмеялся я, подходя ближе. – Я очень рад за тебя.
– Знаю, Кали. – мы кивнули, стукнув друг друга по плечу.
Мне было так странно снова видеть своего брата, особенно таким состоявшимся в этой жизни, счастливым, успешным. Он так долго шел к своей цели, столько работал ради всего этого. Словами невозможно передать, как я им горд. Помню в детстве я делал все, что делал мой брат, повторял за ним буквально каждое движение. Он часто раздражался, но мне тогда казалось, что только так я смогу быть ближе к нему, смогу его понять. Да, я был наивным ребенком, боюсь я таким и остался.
Роберт сел с нами за стол, подозвав официанта, чтобы тот разлил нам всем шампанского.
Я с детским восторгом посмотрел на Лию, она игриво улыбнулась и дернула левой бровью, наклонив голову в сторону. Шампанское стало разливаться по бокалам.
– Сегодня мы празднуем день, когда я наконец-то стал полноправным собственником строительной компании этого города. – торжественно поведал нам Роб, поднимая бокал с игристым напитком темно-желтого цвета.
Мы зааплодировали. Стал слышен звонкий стук бокалов друг о друга, заполняя собой весь зал.
– Мы гордимся тобой, сынок. – слезно сказала мать.
– Когда-нибудь и у тебя все получится, сын. – послышался голос папы, адресованный мне. – Мы все верим, что твои книги ещё найдут своего читателя. Что бы ты ни сделал, мы всегда будем любить тебя. Вас обоих.
– Спасибо, пап.
И вот сейчас я был по-настоящему счастлив.
Но вдруг раздался скрип двери…
День 1
Резкий звук пронзил мои уши, фантомом рассеиваясь по стенкам черепной коробки. Я почувствовал, как холодный воздух заставляет меня съежиться и моментально открыть глаза. Толком ничего не понимая, я брел за людьми в белых халатах.
Скрип железной двери пронесся по всему первому этажу мрачного холодного здания, стоящего на окраине города, подальше от любопытных глаз местных жителей. Люди здесь появлялись крайне редко, многие даже обходили это место стороной, таким образом, отгораживая себя от всего этого сумасшествия, будто безумие заразно. Помнится, на соседней улице хотели строить школу для одаренных детей, но жители города так взбунтовались, что стройку пришлось отменить, перенести поближе к центру, чтобы людям было спокойнее, и убедить народ, что их детям ничего не угрожает.
Здание было огорожено забором, он был не особо высокий, но, во избежание недоразумений, на его верхушке красовалась колючая проволока, напоминающая стереотипную американскую тюрьму. Во дворе ничего не росло, лишь пару деревьев, но они не спасали унылый вид лечебницы. Трава была коротко подстрижена и уже пожелтела, что повергало в ещё большую тоску.
Внутри все выглядело печальнее, чем снаружи, если такое вообще возможно. Серые стены делали больницу ещё более безжизненной, возникало ощущение, что этот дом заброшен. Но, к моему великому сожалению, нет, здесь держали людей, лишенных разума и свободы. Они, словно зомби, слонялись по каменной кладке пола, ища утешения в своем бесцельном бодрствовании. Безэмоциональные лица пациентов заострили свое внимание на мне в немом вопросе: «Это посетитель или новый заключенный клиники „Смирение“?». Думаю, все мы знаем ответ на этот вопрос.
Их интерес ко мне иссякал быстрее, чем пятилетний ребенок терял концентрацию, направленную на неподвижный предмет. Погруженные в себя, они направлялись по своим комнатам, тихо шоркая подошвами тапочек по голому полу, перебирая в руках подол белой, потертой и уже пожелтевшей от многочисленных стирок, ночной рубашки. Свет приглушенных ламп освещал их потухшие лица, придавая им более безумный вид. Я был уверен, что, заглянув в их глаза, могу лишиться рассудка. Точно дементоры, они высасывают все силы, доводят тебя до безумия, заставляют забыть все самое светлое, что было в твоей жизни и повергают тебя в вечно ностальгические настроения.
Может, я слишком преувеличиваю, но в тот момент я именно так все и видел. Это был мой первый день в этой клинике. Первые воспоминания, говорят, самые важные, именно на них строится все дальнейшее восприятие окружающей действительности. Но это не все воспоминания с того вечера. Я слышал громкий вопль, разнесшийся по всей лечебнице и эхом отразившийся за ее пределами. Он заставил мои волосы на затылке встать дыбом и волной пронесся по всем моим клеточкам тела. Схватившись за живот, я согнулся пополам, будто этот крик боли и отчаяния принадлежал мне. Поняв, что больше никто не кричит, а я все ещё держусь за живот, сделал глубокий вдох и выпрямился.
Меня волокли в дальнюю комнату на втором этаже, идти самому сил не было. Дыхание учащалось, глаза бегали, осматривая коридор, будто ища выход. Но его не было. В голове звучал лишь один вопрос «Почему я?». Что Я здесь делаю? Пытавшись напрячь память, мне ничего не удавалось вспомнить, будто какие-то помехи, что-то не дает воспоминаниям вырваться наружу. Когда включаешь старый телевизор во время грозы, когда антенна не может поймать сигнал – вот, что я сейчас чувствую. Я будто тот сломанный старый телевизор, который отнесли на чердак, потому что от него больше нет толка.
Я не мог сосредоточиться на действительности, в голове было слишком шумно, во рту пересохло, череп будто сдавливали со всех сторон. Я и не заметил, как оказался в кабинете врача. Но эта комната напоминала скорее какую-то подсобку, в которой никто никогда не делал ремонт. Стены были обшарпанные, обои отклеивались, пол грязный. На столе валялись какие-то бумажки, осмелюсь предположить, что это медкарты. Они были не в самом хорошем состоянии, некоторые листы в папках порваны, фотографии пациентов выцвели, скрепки немного заржавели. Мои рецепторы уловили слабый запах амиака, отчего я сморщил нос.
Приведя меня в этот кабинет, санитары вышли за дверь, оставив с врачом наедине. Увидев, что я осматриваю помещение, доктор прокашлялся и сделал ко мне пару шагов. Я был обездвижен, лишь наблюдал за ним, пытаясь угадать его следующие действия.
– Калвин Боуннер? – сухо без особого интереса спросил доктор. Его глаза без остановки бегали по мне, изучая. – Меня зовут Элфи Миллиган, я буду твоим лечащим врачом.
– Д-да. – последовал запоздалый ответ.
Мой голос сорвался, я сглотнул и перевел дыхание. Немного разомкнув губы, я выдохнул, но сделал это незаметно, чтобы доктор не понял, что мой голос дрожит совсем не из-за холодных стен, не пропускающих в эту комнату ни малейшего намека на теплый воздух. Страх. Кончики пальцев начали дрожать, заражая этим всю руку. Меня трясло. Сердце, как взбешенное, стало колотиться сильнее, вызывая тем самым судорожные вздохи и учащенное дыхание.
– Нервничаете? – последовал следующий вопрос врача.
Он что-то записывал в коричневатой папке, параллельно поглядывая на меня. На его реплику я решил не отвечать, лишь сглотнул накопившуюся слюну и повернул голову в сторону окна. Маленькое решетчатое отверстие, по моим смелым предположениям, это и было окно, находилось на уровне моих глаз, поэтому я мог разглядеть вид, скрывающийся за стеной этого здания.
Небо решительно заволакивали тучи, загораживая собой солнце. Холодный ветер агрессивно вторгался в личное пространство деревьев, срывая по пути зеленые и желтоватые листья, находившиеся на верхушке болезненных стволов. Меня это настолько заворожило, что я забыл, где нахожусь. Мои глаза лишь судорожно бегали от одного дерева к другому, следя за колышащимися ветками и представляя, как эти тучи сходятся над моей головой, как этот ветер треплет мои волосы. Мне хотелось уйти, сбежать, забыть сюда дорогу. Хотелось принять душ и смыть с себя весь этот блевотный омерзительный запах психбольницы, который просочился сквозь все мои ткани, распространился, словно вирус, инфицируя все мои клетки от ногтей до корней волос. Гипноз понемногу спадал, и я наконец понял, что происходит. Я нахожусь в лечебнице! В психушке! Дрожь снова возобновилась, поражая все тело. Ноги стали подкашиваться, я облокотился о стену, судорожно дыша.
– С тобой все в порядке, Калвин?
Доктор Миллиган закончил что-то записывать, закрыл папку, отложил ручку и поднял на меня глаза.
