скачать книгу бесплатно
– За моей спиной не стекло, а стена, – ехидно ухмыльнулся Юрий: – А у стен всегда есть уши.
В тот день я много и громко мысленно ругался, потому что эти трое заключенных, а если считать Алису, то четверо, знатно загрузили загадками, на которые ответов на горизонте не было.
Детализацию разговора с Калининым делать долго не пришлось, однако на моменте с “укрытием” невольно задержался. В мировой практике есть много историй, когда человек добровольно сдается властям, чтобы попасть в тюрьму от кредиторов или угроз жизни. Оливер же вел себя так, будто знал, что попал сюда для эвакуации, для спасения от чего-то, что страшнее пожизненного заключения. Со своей точки зрения, я не мог представить, что может быть хуже положения заключенных в “Белой Ночи” – ни единого шанса выбраться, ни единого варианта изменить свое положение. Удивительно, что многие местные сидельцы смирились и в своих аквариумах умудряются обживаться, создавать свой личный распорядок дня, подстраиваться под условия, называть камеры квартирами, комнатами, номерами.
Калинин не был похож на человека, который провел большую часть жизни в замкнутом пространстве, однако чувствовал себя раскованно и комфортно. Причин для этого у заключенного быть не должно, ведь он четко отвечал на вопрос о понимании своего положения. Возможно, имеет место быть шизофрения или же иное расстройство, не позволяющее отделять реальность от фантазии. Но могло ли быть так, что одна личность подвержена психическому расстройству, а вторая нет, ведь Алиса была явно недовольна текущим положением дел.
Отчет о том, что некоторые заключенные в курсе о соседстве с конкретными личностями, уже был отправлен Геннадию Илларионовичу, в ответ пришло письмо по внутренней почте всего с тремя словами: “Завтра без опозданий”. Вызов на ковер к начальнику тюрьмы – история не новая, но завтра будут распинать явно не меня. Хоть какое-то разнообразие в серых буднях работы. Уже закрывая рабочий ноутбук, я вспомнил про слова Юрия про родителей Серебряковой.
– Ну и что же было шесть лет назад, парень? – привычка проговаривать мысли вслух появилась уже давно, когда пришло грустное понимание, что о профессиональной деятельности здесь поговорить не с кем.
Поиск выдал подборку новостей за двенадцатое июня. Как искать нужную информацию в день государственного праздника – вопрос спорный, однако тот день выдавал только одну значимую и нужную в деле новость. Трагически погиб Геннадий Васильевич Серебряков, один из основателей Международного Объединенного Банка, амбициозный создатель первой криптовалюты, которая вопреки ожиданиям отличается и по сей день стабильностью, а самое главное, способностью конкурировать с традиционной валютой. Рубикоин не имел ураганного роста, как первые криптовалюты, не терял свои позиции, как временные и ситуативные, а упорно продолжал вытеснять классические деньги. Развитие рубикоина оставалось коммерческой тайной МОБ, который всего за несколько лет смог подмять под себя большинство крупных банков мира. Геннадия Васильевича называли революционером, пассионарием, гением, а он все лавры побед отдавал жене, Анне. И вот, шесть лет назад его не стало. По официальной версии – сердечная недостаточность на фоне переутомления. По слухам – отравление, причем намеренное.
– И что ты хотел этим сказать, Юрий? – перекинув ссылку на поисковой запрос в электронный ежедневник, я закрыл ноутбук и с чистой совестью ушел с работы.
Глава 4. Кофе и письмо
– Но как тогда Калинин мог узнать про Фадеева, а Юрий про Калинина? – Геннадий Илларионович хмурился все сильнее. Руководители смен видеонаблюдения молчали, растерянно переглядываясь.
Начальник тюрьмы уже не первый час пересматривал записи контактов с Оливером Калининым и пытался вычислить нарушителя правил содержания заключенных. Я прокручивал в голове все беседы с пациентами и сам себя уверял, что не мог выдать личных данных – даже при сравнениях я оперировал лишь цифрами, но никак не личностями. Руководители смен, видимо, меня сейчас мысленно материли за доклад, из-за которого сразу же после обеда начался разбор полетов.
– Геннадий Илларионович, все инструкции соблюдены, ну не могло быть ошибки, – уже третий раз повторил одно и то же Арсений Петрович, руководитель вечерней смены видеонаблюдения.
– Ну тогда расскажи мне, Сеня, как этот псих узнал про другого? – язвительно уточнил начальник тюрьмы, прекрасно помня о том, что руководитель вечерней смены не любит сокращение имени.
– Да мне-то откуда знать? – опять разводил руками Арсений Петрович
– Тогда будь любезен, закрой свой измельчитель борща и не лезь, – рявкнул начальник.
Виновные, если и были в кабинете, упорно молчали. Ситуация накалялась тем, что и начальник тюрьмы не мог по записям понять, где произошла передача информации.
Вариант того, что про содержание Фадеева можно было узнать до появления в тюрьме исключался – по всем бумагам и официальным заявлениям Анатолий находился в "Полярной Сове". Откуда простому охраннику в бизнес-центре, кем и работал Оливер, знать информацию повышенной секретности? Как бы то ни было, запросы начальнику "Полярной Совы" и в федеральную службу исполнения наказаний были отправлены, осталось ждать.
– Ну не телепат же этот мудак! – после долгого молчания Геннадий Илларионович ударил кулаком по столу, не уточняя, кого конкретно имеет в виду: – Ладно, ваши предложения?
– Можем перевести Калинина в карцер хоть сейчас, – сразу же отозвался Арсений Петрович, как будто ждал этого шанса все время.
– Ретивый ты, Сеня, – с недоброй улыбкой медленно произнес начальник тюрьмы: – Вот только двух вещей не понимаю. Угадаешь?
– Не могу знать, Геннадий Илларионович, – смутился руководитель смены видеонаблюдения.
– Антон Денисович, а ты что скажешь? – Геннадий Илларионович перевел взгляд на меня и чуть наклонил голову: – Знаешь эти две вещи?
– Догадываюсь, – конечно же я знал. Все же, за все годы работы изучал не только заключённых, но и коллег, благо времени хватало и на тех, и на других.
– Говори, – с ледяным холодом в тоне протянул начальник.
– Первая вещь – вопрос, вторая – перспектива.
– Так, – начальник тюрьмы хищно улыбался и это не сулило ничего хорошего. Один только вопрос. Кому?
– Вопрос. Почему руководитель смены решает о смене меры наказания заключенному?
Арсений Петрович с нескрываемой злостью исподлобья посмотрел мне в глаза. Не хотелось наживать врагов, но ярость начальника тюрьмы была готова выплеснуться и это стало бы более жестким испытанием для каждого в кабинете, даже для тех, кто молчал все это время.
– Так, – холод в голосе Геннадия Илларионовича сменился заинтересованностью.
– Перспектива, – титанических усилий требовало не улыбаться: – Если без мата, то предложение нам самим отправиться в карцер.
– Опасный ты человек, мозгоправ, – тяжело выдохнул начальник тюрьмы: – Может, ты как раз и есть наш искомый телепат? Ну что, кто хочет в карцер, а? Никто? Разошлись. А ты, Антон, останься.
Арсений Петрович не был глупым мужчиной, но был подвержен эмоциям и имел склонность быстрее действовать, чем думать. Однако на момент выхода из кабинета он все понял и уже добро подмигнул мне и одними губами сказал: "Спасибо". Мысленно я выдохнул – сложный разговор отменился сам собой.
– Что делать будем, Антон? – едва закрылась дверь, Геннадий Илларионович устало откинулся на спинку кресла. Пожав плечами, я осторожно спросил:
– Мне ответить?
– Я вот тебя помню ещё с собеседования, – пошел издалека начальник: – Ты же знаешь, что тогда ты мне не понравился от слова совсем и я тебя взял, можно сказать, за красивые глаза.
– Глаза как глаза. Вам должность заткнуть надо было.
– Все верно, – не стал отпираться Геннадий Илларионович: – Кто ж знал, что ты толковым окажешься? Так какого хрена ты сейчас устраиваешь концерт дебила? Расслабился?
– Нет.
– Тогда предлагай, – отрезал начальник тюрьму и легонько хлопнул ладонью по столу.
– Я бы поговорил с Фадеевым, потому что с Юрием смысла нет – сами понимаете, какой это персонаж. Если есть факт межкамерной связи, тогда это уже работа не моя.
– В железнодорожном тебе надо было учиться, – смахнул невидимую пылинку со стола Геннадий Илларионович.
– Почему?
– Стрелки хорошо переводишь. Свободен, приступай.
За пятнадцать лет работы это был чуть ли не самый долгий диалог между мной и начальником тюрьмы. Именно поэтому я удивился, узнав, что Геннадий Илларионович теперь со мной на ты, не считает меня бесполезным придатком и принимает решения не всегда самолично. Посмотрев на часы, решил доделать мелкие дела и поехать домой – все равно беседа с Фадеевым не самой короткой будет.
***
Факт того, что дома закончился кофе, застал врасплох и вынудил снова одеваться – на улице шел монотонный мелкий дождь. Вопреки мифам в Санкт-Петербурге дождь шел не весь год, а количество солнечных дней даже иногда превышает московские показатели.
Много лет назад я отказался от привычки ходить всюду в наушниках, но сейчас решил послушать музыку и из вакуумных наушников полился женский вокал одной лёгкой рок-группы. Со временем мозг стирает из памяти многие вещи и в первую очередь это относится к голосу. Академик Павлов говорил, что лучшим свойством человеческой памяти является именно способность забывать. Голос не подкрепляется визуальной составляющей, поэтому уходит первым. Даже на личном опыте замечал, что не помню голос первой девушки, впрочем и с лицом уже давно тоже все сложно – прошло почти двадцать лет с расставания, но почему-то именно сейчас вспомнилась Аня. И ведь, если сейчас вернуться в прошлое, со всем опытом, который получил за эти годы, дурацкое расставание можно было предотвратить.
Поругались из-за простого и банального молчания. Нет, мы, естественно говорили, общались, но когда съехались на третьем курсе вместе, начала появляться проблема. Она училась в каком-то гуманитарном институте, даже и не вспомню каком, а познакомились мы ещё в старших классах школы. Детали уже сложно припомнить, да и вряд ли они нужны в контексте ассоциативного ряда, который привел от вокала девушки в наушниках через мысль о памяти к Ане. Молодые, зелёные, только по двадцать лет, а уже решили поиграть во взрослых. Как же мы познакомились? Нет, не вспомню, хотя вертится на языке – видимо, будет незавершенный гештальт ближе к ночи. Сняли мы тогда однокомнатную квартиру недалеко от ее института. Уже постфактум понимаю, что аренда была дикая даже для взрослых, но влюбленным студентам было плевать. И откуда тогда брали деньги, силы и время? Загадка.
До того, как съехались, не хватало часов в сутках, чтобы наговориться. Звонки, сообщения, видеозвонки, видеосообщения, социальные сети, мессенджеры – все шло в дело, все разрывалось от жажды общения. Вот только в квартире вся магия прекратилась. Мы говорили обо всем и ни о чем, лишь бы не было молчания, тишины. Казалось, что замолчи мы не на время сна, а просто так, – все чувства пропадут, исчезнут.
И мы пресытились друг другом. Темы закончились, уже возникали неловкие паузы, которые мы заполняли единственным известным способом – уходили делать свои дела. Она внезапно вспоминала, что надо прочитать статью, я резко находил неотложные дела в ноутбуке. Такая тишина и погубила отношения. А ведь было все легко и просто – понять и признать, что жизнь не ограничивается сложившейся парой, что не обязательно жить за двоих.
Кассир мини-маркета раздраженно щелкнула пальцами перед моим лицом и я поспешно вытащил наушники.
– Пакет нужен? – уже спокойно и даже с пониманием и улыбкой спросила симпатичная девушка.
– Нет, Мария, спасибо, не надо, – ответил я и протянул карточку для оплаты. Еще одно отличное свойство человеческого восприятия – делать привычные вещи автоматически, неосознанно. Даже и не заметил, как взял банку кофе и пришел на кассу.
– Так приятно, – девушка даже покраснела, а я не сразу понял, о чем она. Терминал пропищал и я ввел пин-код.
– Простите, вы о чем?
– Вы по имени ко мне обратились. Не часто такое бывает.
– А зачем тогда вас заставляют бейджики носить? – практически даже искренне удивился я: – Менеджеры вас не по номерам же называют?
– Бывает, что и по номерам, – засмеялась Мария и я для себя твердо решил, что кофе буду брать теперь всегда в этом магазине.
Обратную дорогу до квартиры невольно в голову лезли мысли о любви с первого взгляда. Неужели сейчас что-то произошло между мной и кассиршей или я просто хочу в это верить? Она милая, симпатичная, кольца обручального на пальце не увидел. Но мы же даже не общались толком. Да вообще можно сказать, что не общались. Откуда такие мысли? Слишком долго был один и мозг хочет обмануться, хочет влюбиться и вспомнить странные чувства неконтролируемого падения?
Нет, любви с первого взгляда не бывает. Это может быть влюбленность, когда сложились воедино удовольствие от увиденного, радость от услышанного, запахи, цвета, движения. Но никак не любовь. Да откуда мне и знать-то, что такое любовь, если все отношения заканчивались, а искомое чувство по заверениям живет вечно? Честный ответ не всегда приятный, но себе его дал уже давно. Не нужна любовь – нужен комфорт и удобство. Хочется, чтобы дома ждала любимая женщина, которая приготовила к приезду с работы ужин, а днем сообщение, что кофе закончился и надо в магазин забежать. Вот такой комфорт в голове выстраивается, когда идешь под надоевшим до скрипа в зубах дождем. А не любовь с первого взгляда…
Хотя Маша симпатичная – этого не отнять. Но будет ли мне с ней интересно, если из всех возможных работ она устроилась в магазин кассиром? Чего не хватило, амбиций или интеллекта? А чего не хватило мне, чтобы стать кем-то больше, чем просто тюремным психологом? И зачем я вообще думаю за других людей, с чего я решил, что можно понять что-то по минутной встрече у кассы магазина? От злости на самого себя не сразу попал ключом в замочную скважину, а когда вернулся из своих мыслей в реальность и вошел в квартиру, с холодком по спине понял, что стою мокрым ботинком на конверте.
– Кто здесь? – голос не дрогнул, хотя ноги уже тряслись. Ответом была тишина.
Не разуваясь, я быстро обошел квартиру, никого не нашел, быстро закрыл дверь и поднял конверт. Пустой, без марок, без подписей. Первой мыслью было позвонить шефу, только второй – в полицию. Чуть успокоившись и здраво рассудив, что мог просто машинально взять из почтового ящика письмо и уронить до похода за кофе, переоделся и пришел на кухню.
– Надо просто больше спать, парень, – усмехнулся сам себе и налил воду в чайник.
Шумно выдохнув, коротко выругался и рывком вскрыл конверт. Внутри не оказалось ни взрывчатки, ни спор сибирской язвы, ни пугающего чертика – только лист бумаги. “Неправильно, Антон Денисович. Первая страница поиска, шестая ссылка, вторая новость, пятый абзац”. Больше ни слова, но ожидаемый эффект был достигнут – захотелось проверить всю квартиру на наличие камер наблюдения. Заодно и рабочий кабинет.
Профессиональный интерес поборол панику и я открыл домашний ноутбук. Вбив в строку поиска ровно тот же запрос, что и на работе, пошел по инструкции из письма. На периферии мозга зудел вопрос об отправителе письма. Как это произошло? Юрий не мог этого сделать. Откуда отправитель знал, что я делал на рабочем компьютере? Как он проник в квартиру? Оставил следы или бесполезно вызывать полицию? Мог ли это быть я сам в бессознательном состоянии? Сошел с ума мир вокруг или только я? Стоит менять замок или эти умельцы вскрывают любой?
Как бы то ни было, по ссылке отыскалась новость, которую я пропустил из-за броского заголовка – обычно тексты под такими не внушали доверия к содержанию. Отсчитал конкретно указанный абзац – совсем небольшой:
“Похороны Геннадия Серебрякова назначены на 16 июня. Наш корреспондент попытался взять комментарии у его дочери, Алисы Геннадьевны Серебряковой, однако девушка ограничилась коротким ответом: “Вот у отравителей папы и спрашивайте”. Напомним, что версия с отравлением бывшего владельца Международного Объединенного Банка не рассматривается следствием из-за отсутствия оснований”
– Ну и что? – вырвалось у меня вслух. Ответом послужил щелчок закипевшего чайника.
Если тайный почтальон хотел направить по верному пути, то нужно было говорить прямым текстом, потому что найти хоть что-то полезное в этой статье не получилось. Намек на Алису? Мотив убийств? Это не мое дело, меня касаться это не должно – от этого отучили годы работы в тюрьме. Если следствие установило, что факта отравления не было, значит, не просто так человека за двойное убийство посадили пожизненно. Ошибки быть не может, особенно в таком резонансном случае, ведь речь о человеке, который был в полушаге от того, чтобы перевернуть мир. С его исчезновением Международный Объединенный Банк не потерял свои позиции, но и экспансивное развитие прекратил.
Юрий говорил, что дата поможет мне изучить Калинина и его отклонение. Письмо дало наводку на слова Алисы, которая на самом деле когда-то жила. Впрочем, может, и живет – я не перепроверял информацию. Запрос в поиск. Да, погибла. Так, погибла в октябре. Так. Ровно за неделю до того, как Оливер убил мать и отчима Алисы. Вот здесь уже вырисовывается интересная картина.
Конечно, играть в детектива или следователя, интересно, но без опыта достаточно сложно. Никакой связи между Алисой и Оливером найти не получилось ни через десять минут, ни спустя два часа, пару сотен открытых ссылок и две выпитые чашки кофе. Поначалу очевидная мысль о том, что Калинин был любовником Серебряковой и на этой почве убил мать и отчима погибшей девушки, не нашла подтверждения, но в планшете я набросал пару вопросов к заключенному. Возможно, стоит поделиться своими мыслями с Геннадием Илларионовичем, но стоит это делать только при наличии железных улик. Или хотя бы четких и обоснованных подозрений.
– А ты хорош, – впервые с возвращения из магазина закурил, открыл окно и в довесок включил вытяжку. Кто бы ни был тот человек, который оставил письмо, он постарался на славу в плане пробуждения интереса к делу Калинина. Всего одна фраза в газетной статьей, а сколько домыслов, которые точно ускользнули от следствия.
Мысль о том, что кто-то ради этого письма взломал квартиру, но ничего не украл и не притаился в шкафу, окончательно пропала. Проще поверить в то, что сам не выспался и на чистейших рефлексах после сложного рабочего дня захватил конверт из почтового ящика.
“Или смахнул со стола на работе”, – услужливо подсказал мозг, моментально убрав сон до последней капли. Если эту версию принимать в качестве рабочей, то существует несколько вариантов реализации: либо кто-то из сотрудников “Белой Ночи” вступил в сговор с Юрием, либо заключенный мог обманывать систему и выбираться из камеры. Оба варианта были фантастическими, но почему тогда я не сплю, а снова стою у окна и курю?
Глава 5. Усталость
Анатолий развел руки в стороны:
– Антон Денисович, а как же регламент посещений? Я думал, мы где-то через полгода только встретимся.
– Если хотите, могу через полгода вернуться, – попробовать надавить стоило. Однако не получилось.
– Давайте, – Фадеев улыбнулся левой частью рта и наконец опустил руки. Он выжидающе смотрел на меня, шестым чувством зная, что никуда я не смогу уйти, даже если захочу. А я не хотел и не собирался.
– Анатолий Викторович, как ваше настроение? – топорный способ сменить тему, но кофе не смог взбодрить после бессонной ночи.
– Да ладно, Антон Денисович, – разочарованно протянул Фадеев: – Вы бы ещё спросили, как я оцениваю работу охраны. Или это тактика отвлечения? Расслабить, выудить информацию, уйти довольным, что перехитрил дурачка. Если так, то вы точно подтверждаете мое мнение, что устали уже здесь.
Память услужливо выдала экзамен на четвертом курсе, когда преподаватель поставил перед собой цель завалить любого, кто пропустил хоть одно занятие. Я был в том списке, но и предмет знал отлично, поэтому сдал, хоть это и заняло в пять раз больше времени, чем у остальных. Фадеев знал предмет и понимал, что у меня есть определенные задачи, поэтому начал издеваться, не скрывая этого.
– Нет, я просто хочу знать, желаете ли вы казнь.
– Конечно, – ни секунды не задумываясь ответил Анатолий: – Можете устроить?
– Вы знаете о моратории на смертную казнь, – раздраженно ответил и зачем-то добавил: – Это невозможно.
– А вы знаете, что в развитых странах для инициирования смертной казни нужно только доказать, что ты психически вменяемый?
– А вы хотите сказать, что Россия не является развитой страной? – ошибка за ошибкой в тактическом плане были незаметны, но в стратегическом я уже проиграл.
– А вы хотите мне добавить срока за экстремизм? – Анатолий все так же улыбался только левой частью рта. Постепенно сильная позиция сменялась слабой и нужно было идти в контратаку. Было чертовски больно признавать, что бой в моей профессиональной сфере проигран.
– Геннадий Васильевич Серебряков. Вам знаком этот человек?
На мгновение Анатолий приоткрыл рот от удивления. Теперь Фадеев широко улыбался.
– Она здесь? – заключенного будто подменили. Он даже не скрывал своего возбуждения: – Не отвечайте. Спасибо. Она в моем секторе? Значит, эта тюрьма без разделения по половому признаку? Сильный ход, хоть и провокационный. Вы же знаете, что при огласке мировые СМИ сожрут всю вашу пенитенциарную систему?
– Рад знать, что вас можно развеселить так просто, – без энтузиазма отозвался я.
– Развеселить? – искренне удивился Фадеев и подошел к стеклу вплотную: – Вы хотя бы понимаете, что теперь я сделаю все, чтобы получить желаемое?
– Что вы желаете? – и снова ошибка. Анатолий злорадно ухмыльнулся и ткнул котенка в лоток:
– Повторю, если вы забыли, Антон Денисович. Я хочу, чтобы меня казнили. Меня осудили по двадцати одному эпизоду и этого хватило на пожизненное заключение. Остальные не рассматривались в должной мере, но я готов дать любую информацию, раскрывающую детали убийств. Места захоронений, способы убийств, время, даты, последние диалоги – что угодно. В обмен, естественно.
– На что? – очередная ошибка. Да сколько можно-то? Лучше бы отгул взял и отоспался.
– На смертную казнь, – снова развел руками Фадеев.
– Мораторий…
– Вы снимете мораторий из-за меня и для меня, – наконец заключенный перестал улыбаться: – Иначе я продолжу.