скачать книгу бесплатно
– Улыбайтесь.
– Это разрешение? – он откровенно издевался. Он хотел перетянуть одеяло на себя, хотел быть на моем месте.
– Это ответ на ваш вопрос, Анатолий Викторович. Кому из жертв вы улыбались?
Анатолий присел на край койки и прислонился плечом к стеклу, продолжая держать голову наклоненной. Он не смотрел мне в глаза, хотя неподготовленному человеку могло показаться именно так. Старый прием, известный любому дипломату – если уставиться человеку в переносицу, создается иллюзия, что собеседник смотрит одновременно в оба твоих глаза.
– Мало кому. У меня не было случайных убийств.
– Вы так много сказали про улыбку, а про жертвы говорить уже скучно?
– Антон Денисович, вы же умный мужчина, да и подготовились к разговору. Думаю, уже классифицировали разделение жертв. Как мне кажется, в первую очередь вы начали с половой принадлежности. Я прав?
– Это логично, – подтвердил я, однако заключенному нужен был прямой ответ, необходимо было, чтобы я уступил.
– Я прав? – настаивал на ответе Анатолий, но лишних движений не совершал, все так же сидел на краю. Могло даже показаться, что он засыпает с открытыми глазами.
– Да. Затем возраст. Следом территориальная принадлежность. Дальше степень родства между собой и вами. И общего нашлось подозрительно мало. Но вопрос-то не об этом.
– Перед убийством они не видели улыбку. Это было бы кощунством и издевательством, а я делал все быстро, чтобы они ощущали как можно меньше боли. Что-то еще?
В голосе Анатолия появились нотки скуки и недовольства. Ему чертовски хотелось говорить о чем-нибудь, что интересовало его самого, но тут начался расспрос в очередной раз про причину заключения. Терять такого собеседника не хотелось, поэтому я примирительно кивнул головой:
– Почему вы начали разговор с казни? – в глазах Анатолия вновь появился интерес и он спрыгнул с койки.
– Просто представьте, Антон Денисович, как проще стало бы родственникам смертельно больных. Ведь не обязательно смотреть на финальные мучения любимого человека. Конечно, кому-то доставляет это удовольствие, но мы же знаем, что это отклонение.
– Как и убийство девяноста человек?
– Восьмидесяти восьми, Антон Денисович. Конечно, это тоже своего рода сбой психики, но давайте не будем смешивать садизм в латентном проявлении с целенаправленностью. У моей знакомой была полиорганная недостаточность. Пустив на самотек, бедняга довела свою печень до цирроза и уже на этом этапе стала обузой для семьи. Еще живые примеры скажут вам то же самое: смерть – выход.
– Вы помогли знакомой?
– К сожалению у меня нет медицинского образования, я не имел права и власти даже облегчить ее боль медикаментозно, – развел руками Фадеев.
– Анатолий, вы поняли, что я имел в виду.
– Возможно, – кивнул заключенный: – Но и вы поняли ответ.
В день знакомства с Фадеевым я планировал также зайти и к Оливеру или Алисе, но предпочел разобрать диктофонную запись беседы нового заключенного. Анатолий Викторович обещал быть неординарным пациентом, поэтому нужно было ловить момент, пока не начиналась психоломка.
Психоломка в тюрьме – стандартное и закономерное явление. У человека отбирают все, к чему он привык, поместили под наблюдение в помещение, где царят строгие порядки. “Белая Ночь” в этом плане была жестока по отношению к личности – только одиночные камеры, минимум контактов с людьми и максимум скованности. Насколько это было законно, вопросы отпадали моментально после ознакомления с причинами заключения. Фадеев убивал несистемно, как будто выбирал жертв случайно. Однако так могло показаться лишь на первый взгляд, когда на карте отмечалась география преступлений. Показалось бы и на второй взгляд, более пристальный, однако впоследствии подсказку к загадке систематичности Анатолия дал другой заключенный – Юрий.
Фамилию Юрия установить так и не удалось, равно как и выяснить, настоящее ли это имя. Среди изъятых двенадцати комплектов документов совпадений по данным не было, как и не было установлено, где и когда заканчивалась история его жизни, а начиналась игра личностей. Одно было известно точно – диссоциативного расстройства у Юрия не было, все действия были осознанными и подверженными логике. Геннадий Илларионович назвал его впоследствии “профессиональным коллекционером глухарей” и “золотым слитком следователей” – Юрий признавался в самых сложных и запутанных преступлениях, которые неизменно заканчивались тупиком для расследования. Просто, как и Фадеев, он однажды пришел в отделение полиции и предложил его задержать. Правда, сделал это с долей самолюбования и нарциссизма.
Шесть лет назад в отделение полиции, что отличалось идеальной репутацией в городе, зашел мужчина. Он выложил на стойку дежурного кнопочный телефон, кошелек с небольшой суммой наличных, почти закончившуюся упаковку жвачки, практически полную пачку сигарет, после чего отошел на два шага назад и встал на колени.
– Добрый день, меня зовут Максим Громов, я нахожусь в федеральном розыске за двойное убийство. Прошу задержать и передать правосудию.
Сказать, что дежурный был удивлен – не сказать ничего. Без резких движений он закрыл дверь, на что мужчина отреагировал улыбкой.
– Я не собираюсь бежать. Только, если можно, не сильно заламывайте руку правую – у меня год назад была сломана ключица. До сих пор ноет.
Впоследствии “Максим Громов” рассказал следствию, где найти документы, что зовут его на самом деле Юрий, а фамилии нет и не было. На себя он взял более трех десятков нераскрытых дел, подробности о которых смог рассказать такие, что сомнений ни у кого не возникало – он не свидетель, а прямой участник. От адвоката Юрий отказался, а на суде сам требовал высшую меру наказания. Не удивительно, что суд удовлетворил такие настойчивые просьбы, удивительное началось дальше. По степени наказания за содеянное было принято решение направить Юрия в “Полярную Сову”, однако начальник этой исправительной колонии особого режима открыто заявил, что не готов к содержанию заключенного. С чем было связано подобное заявление, комментариев в итоге не поступило. Удивительно было и то, что на 450 заключенных не поступало жалоб на содержание, однако с Юрием возникла заминка. С переводом в “Белую Ночь” проблем не возникло, чему заключенный обрадовался, не скрывая удовлетворение. Чему он радовался, выяснить сразу не получилось ни у суда, ни у конвоиров, ни у Геннадия Илларионовича, который пошел встречать “профессионального коллекционера глухарей” лично.
Глава 3. Калинин и Серебрякова
Диссоциативное расстройство личности может проходить незаметно для окружающих, потому что странности поведения могут списываться на стресс, нервы или шалости. Самые известные случаи раздвоения личности описаны интересно для тех, кто не углублялся в изучение психологии дальше статей в журналах для женщин. Билли Миллиган – легенда психиатрии. Он вмещал в себе двадцать четыре личности и использовал в общении те, которые были выгодны в тех или иных случаях. Его долго пытались поймать на лжи, но до самой смерти в 2014 году не получилось, поэтому он остался рекордсменом и по сей день. Ко встрече с Калининым я готовился почти всю ночь, повторяя изученное в институте и прочитанное годами позже. Наверное, поэтому не сдержался и после приветствия зевнул:
– Добрый день, Оливер.
– Добрый день, – парень был на иррациональном позитиве: – Устали?
– Простите, – машинально ответил и подавил новый приступ: – Не выспался, но это к делу не относится. Меня зовут Антон Денисович и я тюремный психолог.
– Звучит, как начало титров из сериала, – Оливер улыбался и, казалось, не замечал, что находится в камере. Слишком много улыбчивых заключенных в последнее время стало попадаться.
– Оливер, вам в чувстве юморе не откажешь, – в иной ситуации я бы и посмеялся, но не сейчас точно: – Однако я хотел поговорить о том, почему вы здесь.
– Давайте, – беззаботно и даже как-то юношески бодро ответил мужчина.
– Вы убили престарелую пару, сами сдались и настояли на закрытом слушании дела. Почему вы сдались?
– Дело в том, что я не убивал эту пару, – развел руками Калинин.
– Вот как? – конечно, я уже догадался, к чему клонит Оливер.
– Да, их убила я, – мужчина сощурился и чуть выпрямил спину.
– Алиса, я так понимаю? – пытаясь не выдать волнение, нарочито безразлично отозвался я. Так быстро вывести вторую личность на диалог даже и не рассчитывал.
– Да, правильно, – личность Алисы была напряжена: – Добрый день.
– Здравствуйте, – конечно, я понимал, что расстройство личности влияет на настроение носителя личностей, однако столкнуться с этим вживую всегда интересно, поэтому решил подыграть и говорить с девушкой: – Так это вы убили престаре…
– Хватит их так называть, – резко перебила личность Серебряковой: – Не самые старые они были. Василий Куницын и Анна Серебрякова. Мои отчим и мать.
– В отчёте они фигурируют в качестве незнакомых Оливеру людей, – сверился со своими записями. Слишком уж убедительно говорил заключенный, что даже на секунду поверил в сказанное.
– Все правильно, – подтвердила Алиса: – Он их и знать не мог. Когда я была жива, я с Олли знакома не была.
– Значит, вы мертвы? – уточнил я, принимая правила игры. Смотреть на парня, который говорит от лица девушки было сложно, но ударить в грязь лицом не хотелось отчаянно.
– А вы новости не читаете? – скривил губы Оливер.
В материалах дела не было ни слова о возможных пересечениях личности Алисы с живыми или мертвыми людьми. Мой первый промах – нужно было перепроверить работу судебного психиатра, который не стал особо заморачиваться.
– Боюсь, что не знаю, о чем вы, – пришлось сознаться, однако это не помогло.
– Не боитесь вы.
В голове сделал пометку, что от слова-паразита нужно срочно избавляться, раз не первый раз попадаюсь уже.
– И здесь ваша правда, – примирительно склонил голову.
– Антон Денисович, можно просто по имени?
– Не стоит оно того, – я на самом деле не люблю переходить на личности с заключенными. Они всегда пытаются потом этим манипулировать, изображать близость, просить поблажки.
– Антон, правд много, а истина одна, – проигнорировав мой комментарий, продолжила говорить Алиса голосом Оливера: – Я была дочерью Анны Михайловны Серебряковой и Геннадия Васильевича Серебрякова, основателей Международного Объединённого Банка. Новость о том, как я разбилась в аварии не могла пройти мимо вас. Кстати, можно на ты?
– Думаю, что ответ мой ни на что не повлияет, – осталось только развести руками.
– Здесь вы заблуждаетесь, Антон, – Оливер чуть приблизился к стеклу: – Отчество – переоцененное и используемое только в нескольких языках обозначение родового имени.
– Алиса, я прекрасно знаю, что это. Ещё это способ более точно идентифицировать собеседника.
– И вы считаете, что к нам много Антонов приходит каждый день? – не скрывая сарказм, уточнила Алиса: – Отчество выражает почтение и здесь я предложила вариант обращения на ты, чтобы приравнять нас в беседе.
– Давайте, все же, на вы, – манера общения Алисы напрягала и это прозвучало в моих словах, за что и зацепилась личность девушки.
– Конечно. О какой равности может идти речь, когда мы за стеклом, а вы нас изучаете, – Оливер нахмурился и скрестил руки на груди. Обычно это закрытый жест, но что можно считать обычным у человека с раздвоением личности?
– Так как вы разбились, Алиса? – после небольшой паузы я решил вернуться к своему промаху. У Алисы были другие планы:
– Она больше не хочет с вами говорить, Антон Денисович, – я не заметил, что Оливер опять слегка сгорбился: – Извините.
Переход от личности девушки к парню и наоборот не менял тембр голоса и это раздражало сильнее, чем своенравность Алисы. В своих записях отметил, что нужно научиться постоянно следить за мелочами в движениях Оливера.
– Что ж, хоть успели познакомиться, – дежурно улыбнулся и перешел на беседу с парнем: – Оливер, вы понимаете, где находитесь?
– Да, конечно, – опять слишком бодро ответил Калинин и разъединил руки: – Я в тюрьме повышенного режима содержания. Пожизненного, точнее. "Белая Ночь", Санкт-Петербург, достаточно свежая, новая тюрьма.
– И понимаете, почему находитесь здесь? – не нравилась мне ее своенравность и его бодрость. В отличие от некоторых душевнобольных из других камер, эта парочка в одном теле умудрялась вывести меня на эмоции, а это уже непростительная ошибка для психолога.
– Да, Алиса в моем теле убила своих родителей, а теперь мы в укрытии, – чуть шире и чертовски по-доброму улыбнулся Оливер.
– Что? – мне показалось, что ослышался: – Укрытие?
– Вам совсем неинтересно было читать наше дело? – Оливер приподнял брови, искренне удивляясь моей реакции.
– Оливер, я вынужден извиниться, но я не понимаю вас.
– О, надо же, – издевательские нотки прозвучали в голосе мужчины: – Мы смогли заставить извиниться нашего наблюдателя.
– Алиса? – не мог жизнерадостный Оливер так резко отреагировать. Что ж, я угадал.
– Извините, не смог проконтролировать эту вспышку, Антон Денисович, – лицо Оливера изменилось за несколько секунд с эгоистично победного до искренне извиняющегося. В записях появилась ещё одно уточнение о том, что Алиса способна доминировать в выборе личности.
– Все в порядке. Что вы имели в виду под словом "укрытие"?
– Здесь меня не смогут достать, – после этого лицо Оливера стало меняться с каждой фразой: – Нас. Меня. Нас. Извините, Антон Денисович, Алиса никак не смотрится с фактом, что пострадать может только мое тело.
– Кто не сможет вас достать? – Оливер заинтриговал меня возможность наблюдать шизофрению у и без того не самого обычного заключенного. Сходу даже не смог вспомнить, встречалась ли такая смесь отклонений хоть у кого-то ранее. Возможность написать статью, в которой бы описывалось принципиально новое явление в психиатрии, теперь давало шанс на всемирную известность. Неплохая конфетка для обычного тюремного психолога.
– Те, для кого нет стен, Антон Денисович, – ответил Оливер, пожимая плечами.
– Вы понимаете, что…
– Что он противоречит сам себе? – надменность в голосе резко контрастировала с только исчезнувшей с лица блаженностью: – Да нет, все правильно говорит. И скоро вы это поймете, Антон. Спросите про моего отчима у Фадеева.
Оливер сел на пол, прислонился к стене и отвернулся. Больше ни на один вопрос обе личности в тот день мне не отвечали. Зато много говорил Юрий, встреча с которым получилась в тот день абсолютно случайной.
Камеры заключенных затемняли с боковых стекол, делая их прозрачными только во время общения с сотрудниками тюрьмы. Лично мне это всегда было удобно с профессиональной точки зрения – когда человек терял вокруг себя стены, он раскрывался намного лучше. Кто-то обретал иллюзию свободы и пытался на меня напасть, кого-то сковывало из-за непривычно открывшегося пространства. При любом исходе диалоги становились полезнее и конструктивнее.
После опроса Оливера я шел мимо рядов одиночных камер, уже отработанной привычкой не обращая на заключенных никакого внимания. Им тоже до меня дела не было, потому что с подавляющим большинством из них сложилось тотальное взаимопонимание по принципу “мы играем в обоюдную пользу”. Боковое зрение обратило внимание на интенсивные движения за стеклом очередной камеры и я невольно остановился. Юрий привлекал внимание, размахивая руками. Торопиться уже было некуда, потому что разговор с Оливером был рассчитан на дольшее время, поэтому я подошел к камере Юрия, махнул рукой в камеру наблюдения и стал ждать. Через несколько секунд включились динамики и микрофон в аквариуме, боковые стенки стали прозрачными.
– Добрый день, Юрий, – без энтузиазма поздоровался, ожидая какую-то просьбу или требование от заключенного. И здесь я тоже ошибся, что стало походить на тенденцию.
– Антон Денисович, доброго дня. Вы идете от Калинина Оливера.
– Боюсь, что не могу разглашать…
– Не бойтесь, – перебил Юрий и я снова мысленно выругался за слово, от которого в этой тюрьме теперь меня отучают трое заключенных: – Вы ничего не разглашаете, просто я в курсе. Это был не вопрос, да. Не важно. Вы идете от Оливера. Она вам сказала про родителей? Вижу, что да. Изучите новости от двенадцатого июня шестилетней давности. Запишите.
Заключенный говорил, будто рассуждал сам с собой, а в конце стал выжидающе смотреть на меня и на мой рабочий планшет.
– Что записать?
– Двенадцатое июня. Шесть лет назад. Новости. Пишите, а то забудете.
– Зачем мне это записывать? – конечно, я не торопился выполнять безобидное требование заключенного.
– У вас не было достаточно времени, чтобы изучить Калинина и Серебрякову. Я даю подсказку. Можно было бы прямым текстом сказать, но так будет скучно лично вам. А как говорят стены, вам уже скучно работать стало. Потеряли интерес к работе. Творческий подход утерян.
Практически дословная цитата Фадеева выбила из колеи и я рассеянно записал в планшете то, что предлагал Юрий. Но и здесь он не успокоился.
– Вы записали только фамилию Оливера. А нужно искать новости про Алису.
– Откуда?..
– Просто увидел движения пальцев, ничего сверхъестественного. Но когда наткнетесь на что-то не подходящее к слову “норма”, можете маякнуть мне и продолжим беседу. Или у самой Алисы спросить. Извините, что отвлек. Хорошего вечера.
– Юрий, вы можете ответить на один вопрос? – попытаться стоило.
– Я могу ответить на много вопросов, но далеко не факт, что получится именно на тот, который вы зададите, Антон Денисович.
– Откуда вам известно, от кого я шел? На время сопровождения в камеру все остальные аквариумы затемняются со всех сторон.
