Как стать британцем

«Неразговорчивый и неприступный, – решил Малышев, украдкой его разглядывая. – К такому лишний раз не обратишься.»

Пока ехали, он с нарастающим волнением пытался представить, как будет выглядеть отель «Адэлфи»: «Вряд ли таким шикарным, как говорил переводчик, но, надеюсь, что не ниже двух – трёхзвёздочного. А это значит, что номера в нём будут со всеми удобствами, и пусть даже мне достанется не одноместный, но уж точно лучше лагерной казармы. Эх, наконец-то полноценно отдохну!»

Отель находился невдалеке от вокзала – не прошло и пяти минут, как микроавтобус свернул с главной улицы в переулок и остановился у его входа.

Малышев в окно увидел, что это было тихое и уютное место со сквером напротив. А выходя, он услышал шум и плеск волн – море находилось от него примерно в двухстах метрах, но из-за темноты он не сумел его разглядеть.

Белокаменный, четырёхэтажный отель хорошо освещался, имел массивные балконы с балюстрадами, колонны у входа и поражал воображение сложностью форм и причудливым орнаментом.

«Переводчик не соврал: он действительно шикарный, и впечатление такое, будто я попал в восемнадцать век! – с восхищением подумал Малышев. – Повезло мне, хотя и непонятно до сих пор, почему это Хоум – Офис изменил отношение ко мне к лучшему…»

И вдруг Малышев огорошенно вытаращил глаза, словно увидело чёрта, вылезавшего из преисподней.

Слева от входа через большое витринное окно, из темноты на свет, хорошо просматривалось помещение столовой, в которой за длинными столами сидели и ужинали… одни только негры.

«И это есть рай земной?! – со злостью вспомнил он слова переводчика. – Обстановка, способствующая полноценному отдыху… – ядовито передразнил. – Ну, гады, просто изверги какие-то, – в настоящее негритянское гетто засунули!»

Впечатление было таким шокирующим, что если бы он только мог, то немедленно уехал бы обратно в Россию. Но тут до него дошло, что без паспорта и денег это неосуществимо, поэтому пришлось взять себя в руки и смириться.

Войдя вслед за администратором в холл отеля, он огляделся, – там было невзрачно, убого и очень шумно.

Хлопая несколькими дверями, без конца сновали в разные стороны проживающие, в основном, тоже негры. А некоторые из них стояли у висевших на стенах телефонов и громко говорили в трубки, заглушая друг друга.

Слева за входной дверью было окно в караульное помещение, и из него охранник контролировал всех входящих. А на противоположной стороне холла находилась регистратура, сквозь оконный проём которой виднелся стеллаж с ячейками для корреспонденции.

В углу сверху была подвешена видеокамера, фиксирующая всё, что происходило в холле. Такую же он заметил и снаружи над входом.

Открыв двойную дверь со стеклянными вставками в середине холла, администратор завёл Малышева в большой зал столовой.

Молодой охранник с выпуклым лбом и залысинами, выйдя из караулки, как-то странно посмотрел на гостя и спросил:

– Откуда вы?

– Из России, – ответил Малышев, чувствуя, что этот вопрос задан не случайно, а его появление в этом отеле – событие не совсем нормальное, а значит, с определённым умыслом спланированное эмиграционной службой.

– Не может быть…– недоверчиво проронил тот. – Из этой страны у нас ещё никого не было.

Он так удивился, что даже начал об этом расспрашивать у администратора.

Сидевшие в столовой негры как по команде устремили свои взоры на чужака и стали переговариваться.

«Такой белой вороной я себя ещё никогда не чувствовал…» – подумал смущенный Малышев.

Охранник попросил у него сопроводительные документы и записал все данные в журнал. Затем занёс его сумку в караулку и любезно предложил с дороги подкрепиться.

Тот поблагодарил, взял поднос и подошёл к раздаточной стойке.

На второе ему в тарелку наложили нереально большую порцию – целую пирамиду риса с мясом. Обильная подлива, стекая вниз, залила всё дно подноса и подмочила салфетки, хлеб и фрукты.

«И как это есть… – растерялся Малышев, присаживаясь на свободное место в конце зала, рядом с двумя неграми. – Полная антисанитария, но пахнет вроде ничего…»

Зато у его соседей по столу подобной проблемы явно не возникало: они за обе щеки уплетали блюдо из одной тарелки, вместо хлеба откусывая бананы. И опасливо поглядывали по сторонам, словно кто-нибудь мог его отнять. Но, как видно, для поддержания желаемой скорости этого процесса вилок им не хватало, и они начали помогать себе ещё и руками. А закончив, не только аппетитно облизали пальцы с налипшим рисом, но и вычистили весь поднос кусочками бананов.

Малышев брезгливо кривился и старался на них не смотреть, но подпортить ему аппетит они всё-таки успели.

Украдкой наблюдая и за остальными, он понял, что в столовой были не только одни негры, как ему показалось вначале. Он также распознал несколько турков, курдов, афганцев и даже одного монгола случайно заприметил, хотя и не был уверен, что это не китаец или не кореец. Но в большинстве своём там преобладали всё-таки чернокожие, и на их фоне остальные казались неприметными.

«Все они, как видно, ребята неплохие, – простые и спокойные. – пришёл он к заключению. – И тем не менее ни с одним из них совместно проживать в одной комнате не хочется, потому что все они чужестранцы, но, чувствую, придётся. Ладно, пусть, деваться некуда, но только бы не с неграми, – ну, никак не внушают они мне доверия, а почему, и сам не пойму…»

Закончив есть, он поднялся из-за стола с таким ощущением, словно его живот превратился в многокилограммовый камень. Предчувствуя, что следующий этап, связанный с поселением, пройдёт далеко не так гладко, как обильный и приятный ужин, он нехотя приблизился к охраннику.

Тот вынес из караулки его сумку и велел идти за ним. Открыв в холле левую боковую дверь, он начал спускаться по узкому и крутому лестничному пролёту куда-то вниз.

Оттуда потянуло спёртым воздухом, туалетным смрадом и другими неприятными запахами, обычно присущими подвальному помещению с плохой вентиляцией.

«Я так и знал, что этим кончится! – с негодованием подумал Малышев. – Вот, мерзавцы, не могли одного русского на верхние этажи поселить! А может, только потому и не поселили, что я русский? – вдруг предположил он. – Похоже на то…»

Голые бетонные стены, небрежно окрашенные в ядовито-зелёный цвет, наводили тоску, а потолок нависал так низко, что в некоторых местах приходилось наклонять голову. Двери многих комнат из-за духоты были открыты настежь, и Малышев, проходя мимо, с неприятным чувством отмечал, что в них живут только одни негры.

В конце лабиринта из коридоров охранник зашёл в небольшой склад и вынес Малышеву чёрный целлофановый мешок с комплектом постельного белья и туалетными принадлежностями. Затем отвёл его в комнату, из распахнутых дверей которой доносилась такая громкая музыка, что болезненно резала по ушам.

Там на двухспальной кровати сидели двое чернокожих, дымили сигаретами и резались в карты. Духота стояла, как в бане, да ещё к тому же в нос шибануло ядрёным зловонием пота, но единственное окошко в верхней части наклонной стенной ниши было закупорено наглухо. Слева у стены находился старомодный умывальник с облезшей и заржавевшей металлической раковиной, на кранах которого не было даже простейшего смесителя с резиновыми трубками. А на столе вместе с грязной посудой, сигаретными окурками и засохшей апельсиновой кожурой лежали нескольких банановых связок и бутербродов с колбасой.

«Чего больше всего боялся, то и получил… – раздражённо поморщился Малышев. – Ну почему если невезёт, то обязательно мне?!»

Охранник приблизился к одному из негров, высокому, худощавому весельчаку, который, видимо, был хозяином комнаты, наклонился и что-то сказал.

Тот понимающе кивнул, потянулся рукой к магнитоле, стоявшей рядом на тумбочке, и убавил звук. Обнажив в радушной улыбке белозубый рот, театральным жестом предложил Малышеву располагаться на второй половине кровати.

Удостоверившись, что нового жильца приняли терпимо, охранник удалился.

Сняв и повесив куртку на спинку стула, Малышев начал заправлять подушку в наволочку.

«Надеясь, что один из них зашёл только в гости, и мы на этой кровати не будем спать втроём, – мрачно подумал он. – Хотя даже если и вдвоём, повода для радости всё равно не вижу…»

– Ты из России? – деликатно спросил у него высокий негр.

Не поднимая головы, Малышев молча кивнул.

– А мы из Африки, но последние три года я жил в Париже, – не без гордости сообщил тот. – Меня зовут Аквануа, а его Габо, – кивнул он в сторону приятеля, толстого коротышки, волосы у которого были вместе с разноцветными ленточками заплетены в косички, а пузо, не вмещаясь в футболке, оголилось и бесформенной глыбой нависало над брюками.

Малышев назвался и сердито подумал: «Рад за тебя, конечно, но было бы значительно лучше, если бы ты там и остался!»

Но, понимая, что свою неприязнь лучше укротить, иначе совместное проживание может стать невыносимым, он выдавил из себя дружелюбную улыбку и спросил:

– А зачем уехал из такого прекрасного города, как Париж?

– Да там жить невозможно, потому что пособие урезали и работать заставляют! – возмущённо воскликнул Аквануа.

– И это единственная причина, вынудившая тебя просить убежище у Англии? – поразился Малышев.

– Да-а… а разве этого мало? – недоумённо посмотрел тот. И нахохлившись, грозно добавил: – Пусть только посмеют отказать, я тогда в Международный суд по правам человека пожалуюсь!

– И я пожалуюсь, если не дадут убежище! – сразу завёлся толстый Габо. – Я уж точно этого так не оставлю!

– А у тебя какие проблемы? – с деланным участием спросил Малышев, уже и без его ответа догадываясь, что они окажутся того же рода.

– Ой, большие проблемы, большие… – сокрушённо завздыхал тот. – Дело в том, что на моём участке почти все банановые растения вдруг перестали плодоносить, но местные власти отказались дать другой, – вот какие негодяи! Просто ужасающее нарушение прав человека!

– Да, парни, дела у вас… – только и сказал Малышев, опустив глаза, чтобы скрыть иронию и презрение.

«Будь я на месте Хоум – Офиса, гнал бы вас отсюда в три шеи! – подумал он. – Но если этим прохиндеям убежище всё-таки дадут, то я нисколько не удивлюсь. Скорее откажут тем, кого подвергали пыткам или пытались убить, – эту эмиграционную политику Англии я уже изучил достаточно хорошо.»

– А у тебя что произошло? – поинтересовался Аквануа.

– Да так… с вашими глобальными проблемами и сравнивать нечего, – уклончиво ответил Малышев.

– А зачем тогда убежище просил? – недоумённо посмотрел тот.

– Наверное, глупый был, вот здесь чего-то не хватало… – покрутил пальцем у виска Малышев.

Оценив по достоинству его откровение и самокритичность, приятели потешно захохотали и в знак одобрения вскинули кверху большие пальцы рук.

А Аквануа, вероятно, решив, что теперь новый сосед уже свой в доску, и поэтому безропотно согласится с любым его действием, первым делом усилил громкость магнитолы до прежней.

«Ладно, потешься, пока я спать не собрался, а потом, если не угомонишься, я твою какофонию быстро ликвидирую!» – скреготнув зубами, подумал Малышев.

За разговорами время незаметно приблизилось к полуночи.

Вскоре Габо попрощался и ушёл к себе спать.

– И нам пора бы отдохнуть, – сказал Малышев, подавляя зевоту.

– Я в это время ещё не ложусь, – ответил Аквануа, очищая возле стола банан и пританцовывая в такт музыке.

– Тогда выключи магнитолу! – с нарастающим раздражением потребовал тот. – Да и окно не мешало бы приоткрыть, а то ведь задохнёмся!

Упрямый негр округлил глаза, словно был поражён неслыханной дерзостью. И даже банан изо рта вынул, не успев откусить.

– Это моя комната, и поэтому только я здесь решаю, как мне поступать! – с вызовом воскликнул он. – А если что-то не устраивает – иди к администратору и проси другую!

«Круто… – с ухмылкой подумал Малышев. – Так мы с тобой, уважаемый, проживём не дольше, чем собака с кошкой!»

– А почему нельзя приоткрыть окно? – с недоумением поинтересовался он.

– Потому что я из Африки и здесь мёрзну! – резко ответил негр.

«Знал бы, что ты такой неженка, – тулуп, шапку и валенки из России привёз бы… – усмехнулся Малышев, раздеваясь и собираясь в душевую комнату, которую он приметил ещё тогда, когда шёл с охранником. – Как деду столетнему, что на печке живёт, и даже летом только в зимней одежде во двор выходит. Ладно, если до того времени, как я вернулась, этот тип не образумился, придётся, исходя из лучших русских традиций, устроить ему тёмную…»

Переобувшись в шлёпанцы, он набросил на плечи махровое полотенце, взял шампунь и вышел из комнаты.

А вернувшись через полчаса, приятно удивился: магнитола была выключена, окошко приоткрыто, а Аквануа, словно невинный младенец, лежал под одеялом и спал, тихо посапывая. Но Малышеву почему-то показалось, что спящим тот только прикидывался.

«Странно, что могло случиться? – подозрительно думал он, расчёсывая волосы и украдкой наблюдая за соседом. – Такое ощущение, будто этот тип что-то задумал, поэтому и тактику поведения изменил.»

Погасив свет, он лёг на самый край кровати, спиной к негру. А чтобы случайно во сне не соприкоснуться с его голым телом, несмотря на духоту, с головой завернулся в шерстяное одеяло. Но тем не менее долго не мог уснуть, настороженно вслушиваясь одним ухом в его сторону и думая: «Малоприятное это дело – спать в одной кровати с мужчиной, да и к тому же ещё и с чернокожим. Бр-р, чувствую себя так, словно рядом лежит пришелец из космоса…»

Но потом чрезмерная усталость и позднее время всё-таки взяли своё, и он начал медленно погружаться в сон.

Очнулся Малышев в середине ночи, весь в поту и со странным ощущением, словно лежал он в обнимку с обнажённой женщиной, которая его гладила и ласкала по интимным местам.

Несколько секунд он пытался осознать, сон это или всё происходит наяву. Его рука медленно потянулась книзу, ощупывая всё то, что показалось странным и чего он не мог разглядеть в кромешной темноте.

И вдруг его глаза начали потрясённо округляться, а рот застыл в открытом положении, будто в немом крике. Он молниеносно одёрнул руку и издал возглас, который обычно вырывается тогда, когда пальцы натыкаются на змею. И, резким движением сбросив ноги с кровати, хотел было соскочить на пол, но не тут-то было… Коварный Аквануа, лежавший совершенно обнажённым, не желал так просто выпускать объект своего извращённого интереса. Обхватив сзади его шею и пытаясь привлечь к себе, он начал слащаво увещать:

– Не уходи, прошу тебя! У меня в Хоум –Офисе есть хороший приятель, и поэтому я помогу тебе получить убежище! А ещё ты получишь квартиру, деньги… Много денег! Я обещаю, только не уходи!

– С-сучара! – натужно вырвалось у Малышева.

Он вывернулся и после недолгой борьбы перевернул негра лицом вниз, заломил руку за спину и навалился сверху, зажимая тяжестью всего тела. А когда тот перестал сопротивляться, отпустил его, включил свет и стал одеваться.

Аквануа разъярённо вскочил с кровати, совершенно не стесняясь своего обнажённого вида, а может, в пылу горячности и позабыв об этом.

– Ты… ты русский мафиози! – начал он орать и угрожающе размахивать руками, впрочем, не забывая при этом выдерживать безопасную дистанцию. – Я знаю это, знаю! Я всем скажу, кто ты такой, и тебя депортируют из Англии, как мерзкого преступника!

«Не захотел с ним развратом заниматься, так сразу на тебе – мафиози стал…» – неприятно удивился Малышев.

Он протянул руку, чтобы взять висевшую на спине стула футболку, но негр воспринял это движение как жест угрозы и, машинально отпрыгнув в сторону, встал в боксёрскую стойку.

«Такое впечатление, что если на него цыкнуть и замахнуться кулаком, то под кровать спрячется, – вот и вся его смелость…» – презрительно подумал Малышев.

Закончив одеваться, он сложил свои вещи в сумку и ушёл.

– В комнате, которую мне дали, я больше жить не буду, – войдя в караулку, твёрдо сказал он охраннику.

– А что случилось? – недоумённо спросил тот, поднимаясь со стула.

– Этот чернокожий хотел меня… – начал было Малышев, но сразу же смущённо осёкся, и дальше объяснил случившееся весьма образным и доходчивым жестом обеих рук.

Охранник сдержанно улыбнулся и развёл руками:

– Сожалею, но других свободных мест в отеле нет, поэтому успокойтесь и возвращайтесь обратно. А утром мы его вызовем и сделаем внушение.

– В эту комнату я больше не пойду! – с упрямой решимостью повторил Малышев.

– А где тогда жить собираетесь?

– Что ж, придётся в столовой.

И он направился в правый угол противоположной, полутёмной стороны зала. Повесив куртку на спинку стула, сел за стол, опустил голову на сложенные руки и попытался уснуть.

В это время со стороны караулки донёсся голос охранника, который по телефону кому-то докладывал о происшествии:

– У нас конфликт – русский отказался жить с чернокожим и сидит в столовой.

Объяснения продолжались ещё несколько минут, но об истинной причине отказа он почему-то не сказал ни слова, и это задело Малышева за живое.

Около шести часов утра охранник включил в столовой свет, и вскоре начали сходиться на завтрак проживающие.

Малышев очнулся и поднял голову, но продолжал сидеть на том же месте, замечая на себе недоумённые взгляды. Есть он не стал, потому что из-за скверного настроения было не до этого.

В восемь часов завтрак закончился и столовая понемногу опустела.

А к девяти в холле появился администратор Стивенсон – его Малышев заметил сквозь стеклянную дверь.

Вслед за ним промелькнул и Аквануа, который ему что-то рассказывал, усиленно жестикулируя руками.

Малышеву стало ясно, что тот уже заранее поджидал администратора, чтобы нажаловаться первым.

Спустя минуту они зашли в столовую, и Стивенсон начал расспрашивать охранника о ночном происшествии.

Аквануа украдкой, но победоносно поглядывал в сторону бывшего соседа, словно предупреждая о том, что теперь ему не поздоровится.

Закончив расспросы, Стивенсон подошёл к Малышеву, окинул его осуждающим взглядом и поинтересовался:

– Что вас не устраивает?

– Я не хочу жить с типом, который ночью пытался меня изнасиловать, – поднявшись, спокойно ответил тот, хотя внутри у него и всё бурлило от негодования.

– Он врёт! – с деланным возмущением воскликнул Аквануа из-за спины администратора. – Он сам набросился на меня, пытаясь задушить! Он русский мафиози и ненавидит чёрных, поэтому его нужно арестовать и депортировать!

Малышев только презрительно ухмыльнулся и промолчал.

– В нашей стране расизм по отношению к чернокожим недопустим, учитывая их тяжёлое колониальное прошлое, – назидательно сказал Стивенсон. – У нас за это – депортация в течение двадцати черырёх часов!

– Выходит, для того, чтобы меня не обвиняли в расизме, я должен был позволить себя изнасиловать?! – не сдержавшись, повысил голос Малышев.

– Успокойтесь и не надо на меня кричать! – раздражённо одёрнул его Стивенсон. – Вы же интеллигентный, образованный человек, а ведёте себя, как… – укоризненно покрутил он головой. И, всем своим видом демонстрируя, что с таким грубияном продолжать разговор не намерен, направился к дверям.

Аквануа – за ним, оглядываясь через плечо с самодовольной улыбкой.

Стараясь в их сторону не смотреть, Малышев опустился на стул и возмущённо подумал: «Вот как дело-то повернул – расиста из меня сделал! А вот про то, где мне теперь жить, не сказал ни слова! «Интеллигентный, образованный…» – раздражённо передразнил он администратора. – Вот эти-то качества при общении с такими мерзавцами мне как раз и в ущерб, потому что с ними надо так же, как и они – нагло и цинично!»

Спустя полчаса к Малышеву подошёл высокий, чернокожий охранник, который только что сменил прежнего. Он положил перед ним на стол лист бумаги с ксерокопией плана города и сказал:

– Иди в Хэлп – Лайн – это линия помощи эмигрантам. Там тебя зарегистрируют и помогут решить проблему с жильём. И возьми с собой все документы, которые ты получил в лагере.

Отметив зелёным маркером маршрут движения и расположение учреждения, он ушёл.

Малышев вынул из сумки документы и оставил её в караулке.

Выйдя из отеля, он сверил свой путь с планом и через сквер направился в сторону набережной.

В начале сквера стоял бронзовый памятник королеве Елизавете I, которая, восседая на троне, держала скипетр и державу.

Заметив, что у неё на груди зияет чёрное отверстие от пули, Малышев с неприятным чувством подумал: «Кому-то не угодила… А я-то считал, что своих бывших монархов ненавидят только в России…»

Перейдя наводнённую транспортом дорогу, отделявшую город от набережной, он повернул налево.

До зимнего декабря оставались считанные дни, но здесь, на берегу Ла-Манша, почти по-летнему пригревало солнце, было тихо и благодатно, а небо поражало голубизной. Везде росло так много пальм и кипарисов, что Малышеву казалось, будто он попал в субтропики.

На море стоял полный штиль и было время отлива. Оно искрилось и переливалось, а на широкой песчаной полосе оголились нагромождения чёрных камней. На них грелись на солнце, взлетали и садились множество крупных чаек, оглашая воздух раздирающими криками. Некоторые из них осмелели настолько, что важно и лениво разгуливали по набережной, не обращая внимания на людей. А когда поневоле приходилось уступать дорогу, то они возмущённо, совсем по-овечьи блеяли и долго не могли успокоиться.

За дорогой сплошной стеной тянулись соединённые вместе двухэтажные особняки. Они были окрашены в жёлтый, солнечный цвет, выглядели ухоженными и привлекательными, но, в то же время, в глаза бросалась и их допотопная архитектура. А бетонные цифры, приделанные сверху на некоторых из них, свидетельствовали о том, что им уже за сто лет.

Через некоторое время жилой район закончился и появилось множество магазинчиков, а также боковые улочки.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.