Думы о достоянии

– Так, молодец. Старайся дышать ровно, как советует доктор Мясников.

Хорошо. Теперь всё по порядку. Мы с мистером Бруксом настоящие. Ты имеешь редкую способность нас видеть. Мы уже давно поселились в твоей квартире. Мы не доставим тебе никаких удобств. Мы настоящие!

Я уже спокойно слушал монолог Кетчупа, делая вдохи носом, а выдохи ртом. Мои мысли в голове, было разбежавшиеся, вдруг опять соединились.

– И кто вы тогда? Домовые, что ли?

– А называй нас как хочешь. Пусть будет – домовые. А что, наверное.

– Ну, а вас как-то зовут?

– На нашем языке мы: Уль и Чьи. А на вашем – ты уже знаешь: мистер Брукс и Кетчуп.

– Брукс из Хьюстона? – у меня стали даже появляться саркастические нотки в голосе, чему я был беспредельно удивлен.

– Почему из Хьюстона? Я же говорил – мы местные, по-вашему – домовые. Просто это имя прилипло к Улю давно. Женщина, у которой он жил, тоже имела способность видеть. Она была по профессии библиотекарь и увлекалась иностранной литературой. Вот и прозвала Уля – мистер Брукс, из какого-то заокеанского сочинения. Может, и про Хьюстон. Так и пошло в нашей среде – мистер Брукс. А уж когда мы с ним повстречались, он уже гордо это имя носил. Даже я перестал его звать Уль.

– Ну, хорошо. С Улем-Бруксом пока разобрались. Ну, а ты, несчастный, почему Кетчупом кличешься? – продолжал я. «Ого! Ко мне вернулось чувство юмора!»

– Ещё до знакомства с Бруксом я жил в одной семье, где меня могла видеть, на моё несчастье, маленькая девочка. А так как в этой семье все любили кетчуп и не садились за стол, пока кетчуп на него не поставят, притом, если вспомнить те времена, он был болгарский или венгерский, то эта девочка резвилась с бутылочкой и постоянно меня обливала. Мне было совсем не смешно, да и родителям ребёнка тоже, когда пятна кетчупа появлялись в разных углах квартиры. А девочка, выплеснув на меня очередную порцию этого красного вещества, бегала и кричала: «Кетчуп, кетчуп!» Бедные родители. Их надо было видеть. Они никак не могли в толк взять – лечить девочку или начать лечиться самим? Ну, а я так и стал Кетчупом. Но пришлось всё-таки покинуть этот гостеприимный дом, а то бы кто-нибудь из нас оказался в психушке.

Я, выслушав рассказ Кетчупа, совсем уже успокоился. Вид мистера Брукса, стоящего у стола и скрестившего спереди руки, говорил о полном согласии со словами Кетчупа.

– Так, – сказал я протяжно. – С именами разобрались. А у меня-то вы как оказались? Вы же не погулять вышли по моему столу? И почему именно я?

– Да мы это, я уже это говорил, давно здесь. У тебя то есть.

– Как это давно? А почему я не знал?

– Понимаешь… – начал Кетчуп, видно, из этой пары самый контактный. – Мы с мистером Бруксом раньше жили, можно сказать, ютились в двухэтажной деревянной коммуналке послевоенной постройки, в небольшой двухкомнатной квартире с шестью людьми. Там трудно было ужиться. Четверо детей, которые постоянно бегали, играли, прыгали, ели, кричали… Даже на дальней пыльной антресоли в уголке было небезопасно. Гарантий, что в нас не влетит что-то, никто дать не мог. Поэтому мы решили найти себе новый дом. Нам показалось, что здесь как раз и тихо. Тем более, в верхнем шкафчике на верхней полке много места. Дверца опять же стеклянная и легко сдвигается. А тут, оказалось, и сосед видящий…

– Это ты кого соседом назвал? Меня, что ли? – с легкой ухмылкой я пробежал по словам Кетчупа.

– Ну, тогда сожителя.

– Ещё чего выдумаешь? – оскорбился было я. Может, мистер Брукс тоже чего вставит? – повернул я голову к Бруксу.

– Да, я скажу. Мне есть что. Но сначала хотелось бы тоже услышать, как тебя зовут.

Я немного задумался. «Смешно, не правда ли? Они будут ко мне обращаться! А как? Тоже мне, сожители! Ну, а как ещё? Арендаторы? Ага. Хм… Жильцы? Квартиранты? Заселенцы? Умопомрачительно! Временно проживающие! Это ближе к делу!

– Нам нравится – временно проживающие, – вдруг выпалил Кетчуп.

Я наклонил голову вправо и со всей строгостью на него посмотрел.

– Так вы ещё и мысли мои читаете? Как же я раньше не догадался? А вам не кажется, что это уже чересчур!

– Не, не кажется. Потому что «чур» – это славянский бог домашнего очага. Поэтому больше «чура» ничего не может быть, – мистер Брукс произнёс это наставническим голосом. – Но некоторые мысли мы действительно улавливаем. Но не все, а только верно сформулированные. Один хозяин, отходя ко сну, никак не мог собраться со своими мыслями. Они у него бегали со стада овец к заливке котлована 6 на 6 метров, потом к урагану, который двигался на Сахалин, от него к ссоре с женой по поводу исчезнувшей бутылки водки и так далее. Он всё время ворочался и не мог уснуть. Я ворочался в такт с ним и сон меня не накрывал. И всё мучился – почему какой-то прораб Володька не досыпает цемент в раствор?

– А у меня, значит, пока всё в порядке?

– Пока да. Но бывают иногда и непонятки. Это обычное явление. Так как нам тебя называть?

– Фамилия моя Петюшкин. Зовут Василий Павлович. Так что ко всему выходит, звать меня Палыч. Так и проще, и по возрасту подходит.

– Палыч так Палыч. От слова палка. Это такая обкромсанная палка. Как дадут по голове таким Палычем!.. – импровизировал Кетчуп.

– Никакая и не палка. От отчества это. У вас же отчеств нет? Например, мистер Брукс Майклович или Брукс Дональдович! – спарировал я, чувствуя превосходство над этими …э…малышами.

– Скажи Палычу, мистер Брукс, что мы совсем не малыши, – обидчиво сказал Кетчуп.

– Кетчуп прав, Палыч. Мы не коротышки, не малыши, не гномы, не карлики. Мы – выхрюнды или, свойственно своему росту относительно людей, выхрюндики – Уль и Чьи.

Говорил это Уль, он же Брукс, достаточно серьёзно, как и подобает, скажем, зоологу с определением вида или отряда.

«Смешное определение. Выхрюндики! Домовые! Настоящие выхрюндики! Вот так лучше!» – думал я, при этом пытаясь оставаться серьёзным.

А вслух сказал:

– Ну, что же. Добро пожаловать в мой дом, господа или товарищи выхрюндики: мистер Брукс и Кетчуп. Не могу вас больше задерживать на пути к балкону. Только одна просьба у меня – ведите себя потише и постарайтесь не пугать мою Люсю.

Выхрюндики ничего не ответили. Ни на мои мысли, ни на слова. Они только поклонились и друг за другом исчезли в коридоре, ведущем на балкон.

Русавкино, сентябрь 2019 г.

Старик и Холодильник

Старик вышел из своего деревенского домика. Старая дверь пронзительно вскрикнула, как бы говоря Старику, что пора бы давно её уже смазать. Старик в который раз не обратил внимание на жалобы этой двери. В лицо пахнуло ночной прохладой. Он сделал несколько шагов вперёд и сел на такую же старую скамейку. Рука вытащила из помятой пачки сигарету, и пахучий дымок окутал Старика. Он откинулся на спинку и взглянул в прохладное звёздное небо. Он любил вот так сидеть и смотреть на звёзды. В них было что-то завораживающее и… спокойное.

Но сегодня ночью что-то мучило Старика, из-за чего он и не мог уснуть. Что-то такое неуловимое и настырное, чего он не мог поймать. И звёзды не успокаивали.

Старик перевёл свой взгляд со звёзд на скрипучую дверь и уставился на недавно вынесенный из домика старый Холодильник. И вдруг понял, что его так волновало всё последнее время! Этот добрый друг, который сопровождал его последние двадцать пять лет! Почти полжизни! Он посмотрел на белый бок холодильника и начал вспоминать давно ушедшие дни…

Как же он радовался, когда его приобрёл! Он вёз его издалека в грузовой машине, сидя рядом. Поддерживал руками, предохраняя от качки и колдобин. Так же бережно перенёс в домик, чтобы не задеть за углы. Когда встал он на своём месте в маленькой кухоньке, она тотчас приобрела некую законченность. После включения Холодильник засветился нежным зелёным глазком, будто говорил: началась другая эра. А ещё дочка играла, закрывая и открывая дверцу, чтобы увидеть, как же, затухая, исчезает вдруг свет внутри. Было забавно видеть её удивлённые глаза!

Мерное урчание Холодильника убаюкивало по ночам, будто тихое сопение полноправного члена семьи. Холодильник мыли, протирали, заботливо пылесосили заднюю панель с чёрной решёткой. А ещё с ним душевно так разговаривали.

– Ну, что ты там вкусненького спрятал? – говорил Старик в праздники, когда собирались друзья и знакомые.

– Что-то ты совсем опустел. Непорядок! Сейчас мы тебя вернём к жизни!

И укладывали в пластмассовое нутро вновь приобретённые продукты. Тихий, размеренный ход, будни и праздники, удачи, проблемы, болезни…

И подвёл Холодильник Старика только раз. Но его быстро вернули к жизни. И кто! Старик первый, да и последний раз видел женщину-мастера по этим установкам.

– Ничего. Ещё поживёт, порадует своего хозяина. Сейчас мы его чуть подкачаем и запустим его нерв.

И Холодильник после небольшой операции вновь вернулся к привычной жизни.

Но прошло время. Белый пластик пожелтел. Зелёный радостный огонёк погас. Потрескались нижние полки. Порвался серый уплотнитель на дверце. Да и домик Старика опустел. А Старик всё чаще прислушивался к работе мотора, который начал вдруг сбивать ритм. Открывая дверцы и осматривая нехитрое заполнение, Старик мягко говорил со своим другом.

– Ну, что ж там у тебя? Может, ещё подержишься?

Холодильник, как бы услышав слова своего старого хозяина, вновь находил свой ритм.

И всё же он сломался. Просто тихо отключился. И никакими манипуляциями его Старик не оживил. Сначала Старик расстроился. Потом решил провести диагностику своего друга. И в конце концов определил заболевание. Он уже готов был сорваться в город за запчастями, но звонок дочери его остановил. Дочь подробно объяснила Старику, что не нужно держаться за старые вещи. Уже завтра ему привезут новый, сияющий холодильник. Так и было сделано. Новый занял место старого, а старый был вынесен на улицу. Все доводы Старика, что вот, мол, его можно починить, и он ещё много лет будет радовать своим присутствием хозяина, разбивались при взгляде на новый, весело работающий холодильник.

Старик ещё закурил. Его глаза осматривали сверху донизу одиноко стоящий старый, молчаливый Холодильник. Сам того не замечая, Старик начал с ним разговаривать как с живым существом.

– Что, дружище, и тебе пришло время?! Вот, прожил ты со мной почти полжизни моей.

Отвезут тебя в утиль, разберут на металл и забудут про тебя. А вместе с тобой потихоньку уйдет и всё то, что было в памяти. В моей памяти. Затянет туманом, будто и не было прошлого, – печально проговорил Старик.

А может, всё же было? Ведь кому решать: было – не было? Глядя на запорошенную снегом железную стенку холодильника, у Старика крепло в груди желание что-то предпринять… Поступить по справедливости… Он встал, выбросил окурок, распахнул визжащую дверь и, обхватив когда-то сильными руками стенки Холодильника, кряхтя и ругаясь, стал тянуть его обратно в свой старый домик. Силы ему придавала вдруг всплывшая сцена из фильма «Чапаев»: «Врёшь, не возьмёшь!»

Его друг был тяжёлый и уже сдавшийся на милость приговоренной судьбе. Но Старик, превозмогая боль в пояснице, тянул, перекатывая с боку на бок, и тянул.

Наконец, затащив его в помещение, Старик сел рядом с ним на пол. Всё тело болело. Пот стекал ручьями по лицу.

– Ну вот, мы и дома. Отогреешься, а завтра я куплю тебе новый орган. И прооперирую. И вставлю зелёный глаз. И будешь ты урчать и морозить как прежде. Верну на твою дверцу магнитики.

– Вот теперь, взглянув на тебя, в моей уходящей так быстро памяти будут всплывать те сокровенные моменты, которыми была жизнь моя наполнена, – пронеслось в голове Старика.

И вдруг, неожиданно для себя, кому-то показав руку со сжатым кулаком, Старик прокричал в это безмятежное звёздное небо: «Да хрен-то вы угадали! Память не сдают!» Старик знал: сегодня он точно уснёт спокойно. Справедливость восторжествовала. Хотя бы на время, отпущенное нам в нашем бытие.

Русавкино, декабрь 2019 – январь 2020 г.

Эта великолепная лужа

Говорят, что после шестидесяти лет человек начинает задумываться о местах, связанных с теми или иными запомнившимися эпизодами его жизни, в которых он хотел бы побывать. Он строит планы, готовится… И едет, чтобы убедиться воочию, что всего того, что было раньше и так сладостно всплывало в памяти, уже нет. Уже не существует. Сломано, застроено, замусорено, заросло, сгорело… И такое разочарование набегает, так тоскливо сделается оттого, что что-то дорогое в жизни упустил. Но иногда бывают и исключения.

Довелось мне как-то побывать в том уголке города, с которым у меня было связано и детство, и юность, и зрелость. Шёл я по улице, по которой столько стоптал обуви и… уткнулся в лужу, после вчерашнего дождя, которую не так-то просто было обойти. Незнакомые мне люди с одной и с другой стороны обходили её, пачкая при этом свою недавно начищенную обувь. Я же встал как вкопанный и с удивлением смотрел на эту картину. Не всё, оказывается, изменяется в наше стремительное время. Остались ещё заповедные уголки нетронутости нашей природы.

Большая лужа была на моей памяти здесь всегда. На небольшом перекрёстке у бывшего клуба нашей бывшей фабрики. Теперь и фабрики, конечно, нет, и клуба при ней, а есть Дом культуры с поэтическим название «Рассвет». Но такая трансформация из клуба в ДК никак за это время не отразилась на луже. Она, как атрибут вечного, до сих пор пребывает на своём месте. Так сказать, уже на историческом. Как образовалось это великолепие в самом центре культуры небольшого рабочего городка – необъяснимо.

Впервые я столкнулся с этим природным явлением под названием «клубная лужа», когда меня привели в первый раз стричься в парикмахерскую, находившуюся в то время в подвале клуба. Культуры в одном месте должно быть много. Я обходил её по краю, представляя себе, как можно запускать кораблик из сосновой коры с одного берега на другой. Позже мне захотелось промерить её глубину. Хотя я и был осторожен по замерам середины лужи, крайне был удивлён, когда мои боты (распространенная в те далёкие времена обувь) почти полностью ушли под воду. «Да, здесь и более серьёзный кораблик сможет пройти!» – подумалось тогда мне. Правда, после этого промера я ещё очень долго не пользовался этим методом.

Это место являлось местной достопримечательностью. Мы, мальчишки, идя зимой в школу, раскатывали на луже дорожку и с громким уханьем скользили по ней. Следом девчонки со звонким визгом осторожно догоняли нас. А взрослые нас осуждали, хотя по глазам некоторых было видно, что и они не прочь поскользить. Но это зимой. А летом мы бегали по краю лужи и старались обрызгать друг друга. Вот такая была забава…

Неимоверным образом это удивительное маленькое «озеро» никогда не пересыхало. И в те времена никому на ум не приходило что-то сделать с этой лужей. Она была постоянной спутницей главной культуры городка. На майские и ноябрьские праздничные демонстрации она отражала в себе молодую листву и первый снег на этих же кустах акации, которые росли когда-то за кованой оградой, что была украшением небольшого парка у клуба.

Ограды уже нет, как и кустов акации, из плодов которой мы делали свистульки. Ограда исчезла в те недавние времена, когда застой встретился с небольшой пока искоркой манящего светлой демократией будущего. Она исчезла как-то быстро, по-деловому. Вечером была, а утром остались смотреть в лужу одинокие кусты акации. Позднее и акации чем-то не понравились новым хозяевам уже Дома культуры. Её и вырубили быстренько. Начали было делать какие-то клумбы с дорожками, да так и забросили. При этих перестройках никто почему-то на лужу внимания не обращал. Она была. Но её и не было. У новых хозяев были, видно, какие-то планы, мне не известные.

Но шло время. Я уже вернулся из армии, обзавёлся семейным статусом и бегал мимо неиссякаемой лужи на автобусную остановку, чтобы добраться до работы. Утром и вечером я здоровался с ней ногами. И всё бы так и оставалось, если бы не случился в природе катаклизм – целых три дня лил нескончаемый надоедливый дождь. Эти потоки воды расширили вечную лужу до размеров маленького озерка, смыв с собой куски старого растрескавшегося асфальта, положенного ещё в то время, когда три деревни приобрели статус города.

Вместе с асфальтом был смыт и кусок автодороги, а также покосившийся и облупившийся от времени стенд для афиши бывшего клуба с сильно поблекшей надписью «Сегодня в клубе», двух кованых столбов, которые оставались от прежних ворот ограждения, две лавочки с проломленными спинками и большой кусок плодородного грунта. Вдобавок ко всему в левой части новообразовавшегося озерка стал бить фонтан с не очень приятным запахом. Оказалось по прошествии, что там был канализационный колодец. Вот оттуда и забило… Два дня бригада ремонтников откачивала благоухающее озерко. Когда люди всё же справились с ситуацией, выяснилось, что ландшафт до такой степени обезображен, что необходимо принимать срочные меры по приведению его в полный порядок.

Я оказался свидетелем обсуждения и вынесения решения. Несколько мужчин в пиджаках (все почему-то синего цвета) стояли возле образовавшейся впадины и друг другу показывали руками что-то, указывая на её центр. Это происходило до тех пор, пока не подкатил на большой белой машине другой мужчина в пиджаке в мелкую полоску и не развёл руками. Все сразу в знак согласия дружно закивали головами. Через несколько дней ландшафт был восстановлен. Кусок автодороги и пешеходные дорожки засыпаны и заасфальтированы. Канализационный люк восстановлен и поновлен. Но….

Через несколько дней, проходя мимо места «катастрофы», я был нескончаемо удивлён, увидев ту же лужу. Да, лавочки так и исчезли, и кованые столбы, и сам люк от канализации. А лужа вернулась на свое законное место. Рабочие вместо того чтобы этот участок приподнять относительно ландшафта, заделали, как оно и раньше было. Теперь лужа расположилась на месте свеженького асфальта. На видном месте была вкопана труба, а на ней прикреплена табличка: «Заказчик – Администрация. Подрядчик – ООО Дели. Обустройство ландшафта и парка у ДК «Рассвет». Начало. Окончание». «Ну, наконец-то, – подумалось мне. – За работу берутся настоящие профессионалы! И лужа как-нибудь окультурится».

Прошло ещё время. Обустройство закончилось сносом четырёх старых тополей и вырубкой кустов боярышника с северной стороны ДК, покраской ядовитого вида краской крыши самого ДК и устройством фонтанчика возле входа, который с тех пор так и не работает. И всё вернулось на свои круги. ДК «Рассвет» прекратил свою деятельность ввиду ненужности населению повышать свою культуру. Подвалы были отданы под склад куриной продукции, второй этаж – под различные офисные предприятия, зал пустовал. Буфет, библиотека и парикмахерская были закрыты. И только на первом этаже в двух маленьких, душных комнатках ещё теплился огонёк культуры – там ютились кружок «Швея и нитка» и фотокружок «Мой профиль».

А еще ДК использовался под разного рода выборы и голосования. Вот когда оживали старые стены бывшего клуба. И лужа слышала в свой адрес различные восклицания! По большей части прилагательные были не лестного характера. И после выплеска активности электората опять всё утихало на неопределённое время. А время шло. И однажды наступил очередной момент, когда на этом клочке земли опять начались какие-то копошения.

Энергичные рабочие азиатской внешности в оранжевых фуфайках и таких же касках дружно вкапывали очередные столбы для размещения наглядной агитации. Меня это жутко заинтересовало. Что же это такое здесь будет? На вывешенном агитационном плакате большими буквами было выведено: «Губернаторская программа». И далее уже намного мельче: «по обустройству парка и прилегающей территории ДК «Рассвет». Замена асфальта на пешеходных дорожках на разноплановую тротуарную плитку отечественного производства». «Бывают всё-таки чудеса и в моём отдельно взятом городе!» – думал я после прочтения транспаранта. Правда…

Время, как ему и положено, шло, шло… А работы всё не начинались. Уже подходила очередная осень с очередными выборами. Вот и они благополучно прошли для тех, кто их организовывал и участвовал. И вдруг – вот оно: предвыборное обещание… в действии! За зданием ДК, переименованного накануне выборов в «Новый Рассвет», юркие азиатские рабочие дорубили одинокие, оставшиеся с прежней вырубки кусты боярышника, и огородили территорию забором.

На свежей вывеске, как и положено в таких случаях, население информировалось о начале строительства 17-ти этажного жилого дома. Неподалеку от ДК была быстро сломана ещё добротная, кирпичная автобусная остановка и заменена на хлипкую стеклянную конструкцию. Асфальт под звуки молотка был успешно снят и на его месте этими же рабочими с азиатской тщательностью несколько дней выкладывали… отечественную тротуарную плитку. Лужу лопатами выгнали с насиженного места и торжественно замостили.

Когда работы по благоустройству были завершены, я осмотрел место будущего отдыха населения. Мои брови поднялись высоко вверх – лужа, атрибут вечности в этом месте – исчезла. Сказать, что меня это ошарашило, значит, ничего не сказать. Я смотрел с грустью, как будто лишился в жизни чего-то несокрушимого, на плитку, на новый плодородный слой земли вокруг пешеходных дорожек и понимал, что это уже никогда не вернётся. Было просто сухо на этом месте и всё. Но грустить пришлось недолго. Тротуарная плитка, так заботливо уложенная рабочими, после очередного осеннего дождя как-то прогнулась, просела в том самом месте, где раньше была знаменитая клубная лужа. И опять, как много лет, на этом месте играло зеркало воды. Лужа оказалась непобедима! И не подвластна никаким приказам, ни природным катаклизмам, ни решениям сменяющихся администраций, никому и ничему. По прошествии недели пешеходная дорожка развалилась, местные мальчишки разнесли брусчатку по своим штабам. Как и прежде, лужа находилась на своём месте, даже немного расширив свои границы. И вот столько лет спустя я устремил свой взор на это таинственное место. Оно привораживало и в то же время радовало. Здесь, как и много лет назад, всё, казалось, застыло, замерло. Не только преобразилось. Простая лужа всё так же манила меня промерить её глубину своими, правда, уже кроссовками… Время внесло свои коррективы в нашу жизнь, но не затронуло вечного, так нам родного уголка…

Русавкино, июнь 2020 г.

Михалыч и Весна

В западной стороне нашей любимой, необъятной и северной страны продолжал проживать совершенно реальный человек, со всеми своими тараканами в голове, но ни на каплю не сдавшийся после последних потрясений в своей судьбе, а всё более подготавливаемый этими ударами к дальнейшей борьбе за доживание – Михаил Михайлович Кубыриков. Он не строил иллюзий по поводу дальнейшей своей судьбы, поэтому был готов к самой затяжной борьбе.

Он только что вернулся в свой домик с улицы. Был зол, суров и проморожен. Его глаза, в обычное время излучающие добро, метали искры и молнии. Нос был красного цвета и заложен напрочь, и Михалыч поэтому дышал ртом. Ворвавшись в свой деревянный домик, он уже с порога сорвал с себя куртку и бросил её в угол. Сделав ещё несколько шагов по комнате, скинул с ног промёрзшие зимние ботинки и принялся руками растирать заиндевевшие пальцы ног. Потом, сняв тёплые штаны, направился к чуть дышащей батарее, сел на стул, а ноги прислонил к ней. Посидев так некоторое время, вдруг вскочив, быстро перешёл к дровяному котлу, в котором еле теплился огонь. Взяв несколько поленьев, он бросил их в топку и открыл на всю поддувало. Но настроение после всех этих сумбурных действий не поднялось.

Продолжив хаотичные действия, Михалыч включил по привычке чайник и услышал звук закипания в нём воды. Повернувшись к холодильнику, открыл дверцу. Глаза сразу же выхватили бутылку водочки. Его вдруг озадачило: «А нужен ли чай?» Но сомнения развеялись сами собой – рука просто схватилась за бутылку. Первая стопка горячо обожгла пищевод, опускаясь внутрь Михалыча. Кубыриков два раза обвёл глазами вокруг орбиты, пытаясь ощутить эффект от действия. Его не было. Следом полетела вторая стопка. Теперь можно и сала с чёрным хлебцем. Начало отпускать. «А если третью? Нужно нагонять, а то и заболеть недолго!» – мысли стали поживей крутиться в ранее застывшей от холода голове.

– Холод. Дубак. Метель. Заносы. Пурга. Стужа. И это всё о зиме в моей стране. Видно, когда славянам пришло время расселяться от многочисленности племён, все тёплые места уже были заняты, где быстро плодилось население. Тёплые края, говорят, этому способствуют. И пришлось моим предкам идти на север и приспосабливаться в этих тяжёлых условиях.

Последняя стопка, по всей видимости, прибавила оборотости его мыслям и тепло начало расползаться сверху к низу. Михалыч удобно уселся в кресле. Ноги в шерстяных носках прижаты к начавшей разогреваться батарее. Раздражение, которое накрыло Михалыча в первой половине дня, когда он вынужденно, из-за оскудения пищевых запасов, выполз из своей норы на улицу, начало немного спадать. Но злая депрессия не уходила. Мысли продолжали крутиться вокруг событий сегодняшнего дня.