Дом у дороги

– Откуда?

– Россия.

– О, как так далеко?

– Ну, как-то вышло.

– И давно?

– Недели три.

– Занятно?

– Занятно.

– Занятно, – повторял Локи, прикусывая краем рта короткую ломкую сигару, и улыбался. – Занятно.

Локи держал небольшую автомастерскую, и привык к тому, что владельцы авто обычно проводят у него пару минут, отдавая и забирая автомобиль, поэтому успевал за пару минут расспросить вкратце обо всём, что его интересовало. Не приспособленец, а гибкий человек.

– Чего так?

– Да, надоело всё как-то. Хочу мир посмотреть.

– А семья?

– Нормально. Но своей нет.

– Ну, понятно. И часто?

– Что, часто?

– Катаешь.

– Раз-два в год.

– Чего так?

– Деньги.

– Деньги.

– Деньги, – повторил Ник, и задумался. Каждый раз, когда его спрашивают, он умалчивает о главном. О том, о чём со знакомыми не делятся. Впрочем, не говорить не так плохо, как не врать.

      Довольно быстро Локи привёз две машины к своему гаражу, выгрузил пассажиров, и велел помощнику Сиду обмыть Волгу и посмотреть, есть ли повреждения. Семью же он, словно отару овец, он загнал в тот самый бар на нижнем этаже отеля Кастелло.

– Вы все должны хорошо позавтракать, – объявил он.

На нижнем этаже в баре гостиницы Кастелло всегда можно было найти трёх человек: старика Джона – сморщенного американца с козлиной бородкой и бутылкой пива в руке, старика Хендрикса, по словам, родственника того самого Джими, о котором только почему-то никто не в курсе, и старика Тодда – заядлого пьяницу и острого на язык мужика.

Также было и сейчас. С раннего утра старики приходили и садились за общий стол, чтобы пить, играть в карты и отпускать низкие пошлости, попыхивая сигарками, которые в этом баре были чрезмерно дёшевы.

– Так, значит, слушайте меня, ребятки, – заговорил Тодд. – Сейчас я Вам расскажу предвосхитительную шутку, которую я придумал вчера вечером. «Ребятки» продолжали курить, данное прозвище, как и байки Тодда их всегда развлекало.

– Значит так, – начал Тодд, – звонит мне вчера моя бывшая жена. Названивает мне постоянно, когда у неё проблемы, или просто когда хочет мне чем-то побренчать в уши.

– Да, – говорю ей, – дорогая. Неужели у тебя снова проблемы с бойфрендами? Новый оказался хуже старого или я – единственный и неповторимый?

Чтоб вы знали, я люблю её выслушивать и подшучивать. Она выговаривается, я шучу – отличный способ поднятия настроения. Так вот.

Начинает она опять свой монолог на пол часа, как ей тяжело найти любящего заботливого пятидесятилетнего спортивного богатого мужчину, как она вновь рассорилась с сестрой, как она волнуется за маму, которая собирается в 80 лет замуж, и так далее. Обычная женская болтовня, да и только. Так вот.

Тут я понимаю, что она из дома со мной говорит, так как слышу лай собаки. Собаку ей оставил – французского бультерьера, когда имущество делили, ну, да, я уже сто раз рассказывал, чего тут. В-общем, слышно лай собаки, а, следовательно, она дома, а не как обычно, рабочий телефон занимает, на ресепшене в музее. Так вот.

Я ей говорю: «Ты чего дома сидишь? С работы что ли уволили?» – и ехидно смеюсь в трубку. А она мне, мол, сегодня взяла выходной, ходила с Джеком (её новым «парнем») на пляж, а собаку-то выпустить погулять забыла. Вот он, мол, и наделал дел в гостиной. А я такой собираю весь свой юмор в кулак и ей отвечаю: «Это, мол, не том дело, что ты собаку не выпустила, ты же никогда окно на улицу не закрываешь – он всегда через него выпрыгивает. Это он тебе назло сделал. Нечего было на его сторону дома заходить»

Старики пару секунд полусонными взглядами смотрели на ожидавшего их смеха Тодда, затем переглянулись, и у Хендрикса вырвался тихий смешок, похожий на кашель. Затем кашель участился, а Джон захохотал ещё могучим голосом. Вскоре все трое упали на стол и уже в девять утра облили друг друга пивом, когда в бар вошла она.

Стройная, галантная, с красивым лицом девушка не старше двадцати пяти лет на вид, в осеннем пальто и шляпке вошла в бар, подошла к столику напротив них. Затем она уверенными волевыми усилиями отстегнула пуговицы и распахнула халат. Выглядела она великолепно. Разинутые рты упали на стол, вслед за телами.

Вслед за ней зашел мужчина, парень, ребёнок и Локи, которого тоже знали здесь все. Локи махнул рукой старикам, которые еле смогли помахать в ответ. Все уселись за стол, и вскоре пришла официантка записать заказ.

Старики наблюдали за тем, как аппетитно девушка ела грибной суп и пасту, как она двигала губами, что-то говорила, смеялась и даже строила глазки. Когда же она заметила, что за ней пристально наблюдают три пожилых кавалера, то состроила глазки и им. Тодд, от переполнения чувствами чуть их вовсе не лишился, и в сердцах воскликнул: «Чёрт подери эту болтушку! Нужно найти и себе такую хорошую даму. Эх, жаль эта занята!»

Когда семья и гости позавтракали, они направились обратно к мастерской, чтобы удостовериться в том, что с машиной всё в порядке.

– Лучше, конечно вымыть её дома, дорога ещё не высохла, – посоветовал Локи, после фразы которого Ник, Мэри, Теодор и Бэн заняли прежние места и отправились в путь домой.

Дорога к дому протекала в молчании. Прибыв домой все также разошлись по сторонам, невольно желая остаться в одиночестве. Утренняя активность и весёлость походили на крепкий кофе с сахаром, или укол адреналина, бодрящая сила которых резко будит, но после всё так же приводит к обычной сонливости. Каждый сейчас занялся осмыслением каких-то своих вопросов. Мэри волновала та негостеприимность, которую оказали они Нику, и переживания от прошлой ночи, Теодор упрекал себя в упрямости, в том, что продолжал вести машину, даже когда погода стала меняться. Бэн начинал понимать, что его отец не всемогущ, и он тоже может допускать ошибки. А Ник понял, что случившееся накануне сильно сблизило его с этой семьёй.

Какое-то время каждый провёл отдельно друг от друга: Теодор с задумчивым видом убирался в трейлере, Мэри лениво готовила обед, Бэн наблюдал за жуками, ползающими у крыльца, а Ник пытался прочитать какую-то книгу, упёршись взглядом в стену. Вскоре к нему подбежал Бэн, забрал у него из рук почти упавшую на пол книгу, захлопнул её и положил на стопку дров. Затем взял Ника за палец, и, направляясь к двери, потащил его за собой. Владельцу пальца ничего не оставалось, как проследовать за малышом.

– Машина грязная. Папа говорит – на грязной машине кататься нельзя. Нужжно мыть! – с целеустремлённым видом пролепетал, но не промямлил серьёзный Бэн. На пару с Ником они быстро нашли вёдра, тряпки и воду, и приступили к делу. Грязь смывалась легко и весело, пока не появился отец. Шлангом он стал поливать машину и Бэна. За следующие десять минут веселье измерялось в трёх насквозь мокрых взрослых детях, а уровень чистоты – в одной сверкающей Волге. Эти оценки обернулись наказанием для проказников и облегчением для Мэри, которая ещё раз осмотрела машину на предмет поломки.

– Поверить не могу, – удивлялся Ник, потирая голову, получившую подзатыльник, – Мэри, ты разбираешься в машинах.

– Да, – отвечала Мэри, вылезая из-под днища, – увлекаюсь с детства, но водить до сих пор боюсь. А после вчерашнего, вероятно, и ездить перестану.

В воздухе повисло молчание. Мэри удалилась.

– На самом деле, она довольна, что никто не пострадал, – объяснил Нику Теодор, – посмотри, даже царапин нет. И он повертелся, разведя руки. – Просто вчера мы все сильно перепугались, и теперь она какое-то время будет злиться. От этого всего.

Затем, он пару секунд помолчал и, убедившись, что Бэн убежал успокаивать маму, спросил:

– Слушай, Никита, ты не мог бы остаться ещё на пару дней, чтобы помочь разрешить эту неловкость? Не подумай, то мы с сыном не справимся, просто с тобой это получится куда проще. Мэри так будет проще успокоиться. Если ты, конечно, несильно торопишься.

Когда он говорил это, то несколько раз опускал глаза. Но Ник согласился. Он сказал:

– Я думаю, меня это не затруднит. Перед поездкой я уволился. Родственникам отзвонюсь. К тому же мне здесь нравится.

Оба слегка натянуто улыбнулись и пожали друг другу руки.

Дорогой дневник! Меня не было несколько дней, извини, мне было не до тебя. Я добрался до испанской границы, задержавшись в домике моей мечты. Познакомился с милейшей, гостеприимной семьёй Браунов, они англичане. Они живут практически в Национальном парке Стельвио, и они совершённо необыкновенные люди. Они меня накормили и пригласили какое-то время пожить у них. Я не мог его отвергнуть, сегодня моя третья ночь здесь. Эмоций столько, что выплеснуть их все сразу невозможно. Начну записывать дозами с завтрашнего дня, сегодня слишком красивое небо. Ещё здесь очень хорошая библиотека, сейчас буду читать Набокова. Здесь любят русскую еду, автопром и литературу. Ну, наверное, пока, я продолжу любоваться небом через прозрачную крышу спальни, где теперь я ночую, а после буду пить чай на кухне с книгой в руках, и слушать щелчки огня на дровах в камине.

***

      Привет, дневник! Четвёртая ночь здесь, а я до сих пор кричу от восторга. Волшебное чувство успокоения и гармонии потрясает. Сегодня все вместе гуляли по лесу. Набрали немного грибов, но я нашёл куст с малиной, о котором никто не знал раньше. Я вспоминал о том, как проводил время с родителями в детстве, как это было похоже на то, что происходит сейчас. После грибного супа тянет в сон, но всё равно успею написать, как здесь приятно жить. Здесь настолько приятно жить, что…

***

…что я влюбился в это место, и на все сто понимаю, почему эти люди предпочли природу городу. Здесь царит дух независимости, дух свободы, есть только собственные радости и переживания, свои так быстро решаемые проблемы и своя жизнь. Ничего не нужно решать за других, а другим за тебя, потому что их вообще нет поблизости. Сегодня я посвятил весь день Набокову и взялся за «Процесс» Кафки, день выдался дождливым. Я люблю дождь, но в доме было куда уютнее. Настольные игры, кукольный театр Бэна и его помощника Кота и этот великолепный чай отбивают всякое желание покидать это место. Вечером смотрели фильмы Чарли Чаплина. Кстати, эта была пятая ночь здесь.

***

      Привет, дружище! Сегодня, когда мы с Мэри собирали цветы на лугу и пересаживали некоторые в горшки, Мэри поделилась соображениями об обучении Бэна: они с мужем, вряд ли будут отдавать сына в школу в ранние годы. Сказала, что планируют выучить ребёнка всему самостоятельно. Меня поразило то, что она рассказывала о том, как они воспитывают Бэна, хвалясь своими особыми техниками воспитания. В её арсенале было несколько сотен сценок, посредством которых они с мужем прививали мораль и давали почву для размышления собственных поступков сыну.

– Однажды, – говорила она, – Тедди (так она называла мужа) подговорил Бэна съесть мой кусок пирога, мол, она ещё приготовит. Когда они съели мою часть, я «закатила истерику» и заперлась в трейлере, пока сын не привёл отца, чтобы успокоить меня. Я их ругала и объясняла, что нужно всегда делиться, не жадничать, как бы журила папу, который как бы сокрушался от содеянного. После этого Бэн всегда всё делил поровну и тщательно следил, чтобы никого не обделили. Он часто мне накладывает в тарелку столько, сколько съедает отец, когда накрывает на стол.

Ещё она говорила, что две самые большие ценности для Бэна – это мамина любовь (и заливалась румянцем), за которую они с Тедди постоянно борются, стараясь угодить мне всё больше, и потребность всё решать самостоятельно – его ответственность.

– Бэн растёт правильным, уверенным и целеустремлённым, а главное свободным ребёнком, – хвалилась она, – этих качеств так е хватает нынешних детям.

Такое представление о воспитании переворачивают мои идеи по этому вопросу с ног на голову, об этом стоит серьёзно подумать. Ночь шестая. Пока дневник!

***

Хэй! Восьмая ночь. Вчера мы начали строить баню, снова русскую. Она будет маленькой, судя по длине брёвен, предназначенным для неё, и жаркой, судя по материалам. Фундамент и слив мы уже подготовили.

– Раз появились лишние руки, нужно найти им задание, – пояснял Теодор.

Давно хорошо не работал, поэтому теперь она вдвойне приятнее. Кстати, есть два замечания: в трейлере, действительно, можно жить, по крайней мере, принимать душ. И второе: после тяжёлой работы великолепный гуляш Мэри вкупе с салатом Цезарь лишает всякой конкуренции другие блюда, не приготовленные мамой или Мэри, и становится совершенством. Пока!

***

Привет, дневник! Ночь одиннадцатая и мы почти окончили строительство: осталась крыша и внутреннее убранство. Сегодня Тедди отвёз нас к тому самому водопаду. Мэри совсем успокоилась, даже пыталась держаться за руль. Было много смеха. Вода падала хоть и не с горной реки, но была жутко холодна и прозрачна. Надеюсь, что после купания я не заболею.

***

Добрый день, дневник! Я, как и планировал, заболел. Мэри пускает в ход какие-то настойки на травах, а на стройке меня заменил Бэн. Такой интересный, заботливый, душевный ребёнок, каждый час приносил горячий чай с ягодами. Кажется, они искренне за меня волнуются. Чёрт, здесь даже болеть приятно!

***

      Здравствуй, дневник! Эта ночь по счёту четырнадцатая. Я здесь уже две недели. Сегодня мы закончили строить, и в честь празднования завтра едем в тот испанский городок, где я нашёл Локи. Планируем его там найти и отблагодарить.

      P.S. А вообще я понимаю, что мне уже пора уезжать, но, господи, здесь так классно!

***

      Дневник, привет. Прошло три недели с того момента, как я поселился у семьи Браунов. Хоть за последнюю неделю мы и побывали в гостях у Локи, и пожарили мясо после обедни с его семьёй, и играли в бильярд и боулинг в отеле «Кастелло» на испанской границе, всё же меня не покидает чувство, будто я что-то не сделал, будто что-то себе пообещал, и ещё не исполнил. Может этому способствовал долгий разговор с родителями. Они волнуются за меня, но я уверяю их, что поводов для беспокойства нет. Я лишь немного задержался. Я старался им больше рассказать о том, как здесь классно. Не мог описать, насколько тут интересно. Говорил, что никогда не общался с испанцами, что они совсем другие люди, говорил о познаниях в общении, которым пропитано всё это путешествие.

– Что ни день, то переворот сознания. Но вместе с тем, я нахожусь в полной расслабленности. Дух мой процветает, – объяснял я родителям, но они не так оптимистично относятся к моим переживаниям. Они не верят, что я самостоятельный. Не хочу разговаривать об этом с ними. Приходится всё тебе рассказывать, парень. Но об этом после. Пока.

***

      За это путешествие я очень многое узнал о людях. Они везде разные, но добротой пропитан каждый. Будь то бездомный в Турции или Болгарии, адвокат из Венгрии или писатель из Лихтенштейна, каждый из них может быть хорошим и плохим. Кто-то мне помогал, кто-то пытался на мне заработать: я понял, что это никак не зависит от цвета кожи, народности и страны, где этот человек проживает. Это зависит лишь от воспитания. Воспитания, к которому так по-особенному относятся в семье Браунов, так радушно принимающей меня всё это время. За последние дни я помогал писать стихи Теду, «обмывал» баню, учился с Бэном читать решать примеры и собирать гербарий, и много времени проводил наедине с природой. Кажется, мою любовь к тающим в утренней пелене видам гор, к сухой траве с ползающими в ней жуками, и влажными мохнатыми лесами теперь не погасить. Этот дом – самое необычное и волшебное место, где я бывал!

Ещё меня перестали посещать мысли о том, что я стал взрослым, зато появилось такое чувство. Прошло почти три месяца с начала моего путешествия, два из которых я провёл здесь. Что я здесь перенёс, что увидел, что почувствовал – рассказать невозможно, но могу точно заявить, что очень сблизился с этой семьёй. Мне страшна мысль о том, что мне всё равно придётся их покинуть. Не хочу об этом думать.

Мои родители боятся, что я останусь здесь навсегда, и теперь я уже боюсь и сам. Остаться, полюбив – таких отношений у меня никогда ещё не было. Но, как я уже писал, я стал чувствовать себя взрослым, и мне хочется добывать свой хлеб трудом, а не брать, потому то дают.

Эти люди дали мне всё: кров, еду, уют, духовное успокоение, смех, новые идеи и необычные радостные мысли. Чёрт, Мэри даже сшила мне два комплекта одежды! Я не знаю, как мне быть.

***

Привет, дневник! Лето закончилось, и я собираю вещи для дальнейшего путешествия: всё же я хочу добраться до Франции, и лишь затем вернусь домой. Мэри подарила мне всю сшитую для меня одежду, обещала закончить шапку до утра, а ещё напечь столько пирогов, сколько мне хватит до прибытия в Россию. Тед подарил мне сборник стихов, который мне понравился больше всего, оставив внутри письмо, которое я пообещал прочитать только на родине. Что до Бэна, то Бэну я, как и остальным, лгать не стал, и сказал, глядя в глаза, что уезжаю и вряд ли когда-либо вернусь. Он, не по годам умный ребёнок, он хоть и не подавал вида скорби, но в глазах его я увидел скрытую детскую обиду. Если под конец он набросится на меня с упрёками или кулаками, я не удивлюсь.

Завтра я уезжаю. В тебе, мой милый дневник, осталось два листа, и ты закончишься вместе с моим летом. Стоит подумать о том, буду ли я искать тебе замену. Пока.

      Наступило утро. Яркое солнце, несмотря на препятствие в виде облаков, било через оконные рамы в глаза, освещая большую часть дома. Книжная полка, столик, угол кровати, шкаф, собственные ноги – всё это попало в поле зрения солнца и Ника, который только что проснулся. Первая же мысль: «Мне сегодня уезжать», – опрокинула его, поднявшегося рывком, назад на подушку. Но он тут же вскочил, стащил с себя красную пижаму в белый горох, и принялся одеваться, сформировав в голове правило на сегодняшний день.

– Сегодня нужно быть максимально хорошим. Нужно оставить тёплый след.

Того же правила решили придерживаться и прочие члены семьи, и, в особенности, Мэри, хлопотавшая с шести утра у плиты. Когда все собрались за столом, каждый старался уделить Нику больше внимания: Тед беспрестанно шутил, Мэри старалась угодить любой прихоти Ника, и хоть тот в ответ был весьма любезен, навязчивость и натянутость за столом чувствовались. Тому способствовал и Бен, который просто сидел и молчал, насупившись.

– Хорошо, что это быстро прекратилось, – подумал Ник, вставая из-за стола. С вечера было решено совместными усилиями посетить на прощание Локи в его автомастерской, и сейчас наступило время выдвигаться.

– Если выехать в следующий час мы как раз успеем к обеду, – предложил отец, пока жена рассказывала и показывала, что и куда она положила, что из еды стоит съесть первым, а что хранить в холодильной камере, имеющейся во внедорожнике Ника.

Сборы были быстрыми. Ник хотел ехать с Беном, но тот остался в машине родителей, едущей впереди. Маленький вагончик из двух составов четырёхколёсных машин продвигался вдоль испанской границы около часа, пока передняя машина не замигала фарами, а из правого окна не высунулась рука, показав, где намеревается свернуть. Было решено остановиться, чтобы заправиться.

Шоссе, по которому продолжится путешествие Ника, не казалось пыльным, к тому же Мэри сказала, что «в новую страну нужно приезжать чистым», поэтому внедорожник было решено помыть. В этот раз обошлось без обливаний.

Пока машина сохла, четвёрка скрылась в тени и, вдруг Тэд, обычно сдержанный и несколько замкнутый, заговорил:

– Мы едим с тобой, Ник. Я всё обдумал, и могу сказать, что это будет всем только на пользу. Так что сейчас мы съездим ещё раз к водопаду, затем вернёмся домой, и завтра утром, с минимальными сборами все вместе отправимся в другую страну, – заявил Теодор с таким ответственным видом, что его лицо покраснело от искренности.

– О, Тэд! Ты промахнулся с шуткой, – всполошилась Мэри, не заметив, как лицо Бена просияло от надежды.

– Это не шутка, – отвечал он. – Пару недель назад я опубликовал свой шестой сборник, и вчера получил извещение о переводе аванса от продаж на счёт. Так что денег нам хватит. Я помню твои мечтательные разговоры о Франции, сам же всегда хотел увидеть Италию. Мы довольно долго никуда не выезжали. Так почему нет?

– О господи, но как же наш дом? Это всё так спонтанно и неожиданно, ты ничего об этом не говорил.

– Сделаем, как я сказал, – сухо произнёс Теодор, – эту ночь я не спал, и всё проанализировал. Доверься мне. И заправь нашу машину.

Он повернулся и наклонился к Бэну, который стоял ошарашенный, как поведением отца, так и резкой сменой событий.

– Когда приедем домой, возьмёшь те вещи, которые тебе пригодятся в следующие пару месяцев. Только самое необходимое, – и он погрозил пальцем.

– Да, папа, – чуть не закричал ребёнок, и обнял его за ногу. Отец улыбнулся, но сразу же нагнал серьёзности, обратившись в Нику. – Если ты, конечно, не против нашей кампании?

Тот помотал головой в ответ. В глазах Ника можно было прочесть гордость.

После этого Теодор развернулся и пошёл к магазинчику поблизости, чтобы что-нибудь купить. Он любил эффектные действия. Мэри смотрела ему вслед таким влюблённым взглядом, будто наблюдала за ним, когда он работал на автомойке, где она и влюбилась в него. Тогда он был также серьёзен и воинственен.

– Как же я люблю видеть его таким, – вздохнула она, прижав руки к груди. Впрочем, ненадолго. Указания, данные мужем, стоило выполнить незамедлительно. Не думает же она ослушаться.

Ник стоял посреди хаоса носящихся от восторга детей и суетящихся женщин. Стоял посреди лесов и водопадов, посреди чужих стран и родных людей. Посреди нового настоящего, старого будущего и, кажущегося нереальным, прошлого. Слов ему хватило только на одну фразу, но произнёс он её с такой самоотдачей, такой энергией, что встрепенулись птицы на ветвях деревьев у дороги. От её произнесения у него затряслись колени, ведь он разразился криком, обращённым к небу.

– Это было самое лучшее лето в моей жизни!

Рядом возникла Мэри. Она улыбалась голливудской улыбкой, а её платье развевалось на ветру.

– Подожди, черед за осенью. Домой я поведу, – засмеялась она, чисто по-женски подмигнула и запрыгнула на водительское сиденье внедорожника. – Залазь.

В использовании обложки использована иллюстрация с сайта https://pixabay.com/photos/fall-autumn-red-season-woods-1072821/