Дом у дороги

Генри Ким

Дом у дороги

Как можно увидеть равнину, усеянную травой с вкраплениями кустарника, увидеть, как светлый ярко-зеленый тон леса резко пересекается с безоблачным голубым небом, и бьёт в глаз, увидеть маленький тёмный домик и большой гараж с «немецким домом на колёсах» и старенькой русской «Волгой», и не порадоваться этому великолепию, не захотеть найти хотя бы на время здесь приют?

Тёмно-красная дверь проводит заблудившегося на дороге путника в прихожую с уложенными в стопку дровами; с печью, и торчащей из углей кочергой; с полкой с книгами; с лестницей на верхнюю полку двухъярусной кровати – там располагается глава семейства Браунов – Леди Браун, лежащая с книгой в руках и плюшевым медвежонком подмышкой. Она удивляется и радуется незнакомцу, встречает его удивлённой гримасой совы, слезает с кровати к нему навстречу, здоровается и спрошивает о его проблемах. Затем она проводит его в следующее помещение после прихожей – кухню, достаёт приборы с навесных полок, окружающих всю кухню, словно они выстроены в причудливый ряд, идущий волнами через всё помещение, и угощает гостя самым вкусным чаем, какой он пробовал в своей жизни. Горячий терпкий, практически горный чай отбивает у него всякое желание путешествовать дальше, и чуть позже он пригонит свою машину поближе к дому у леса, где его так радушно приняли.

Но это будет потом, через пару минут, пока будет бежать этот текст перед глазами читателя, а пока путник будет участливо расспрашивать о столь приятном ему месте у хозяйки дома. Леди Браун рассказывает ему, что живёт здесь с мужем и сыном почти четыре года, очень редко выбирается в большие города, воодушевлённо жестикулируя, вспоминает шутливые истории с другими путешественниками, изредка забредающим сюда, и только решается спросить человека о его путешествии, как вспоминает что-то очень важное, а именно – что гостя следует познакомить с другими членами семьи, и с лёгкостью ветра выбегает из дома, на бегу одёргивая, никогда нестареющее в моде, платье в горошек. Гость пользуется ситуацией и перегоняет свой, видавший виды, внедорожник поближе к дому.

      Леди Браун пробегает по только что испарившейся росе, тихонько отворяет дверь гаража, видит полуразобранный двигатель трейлера, из полуоткрытой двери которого слышит повизгивания и невнятный лепет. Прокравшись на цыпочках по бетонному полу гаража, и, взойдя на ступеньки «дома на колёсах», она видит свесившиеся с края ванной мокрые волосатые ноги с длинными пальцами, каждый из которых имеет свой уникальный цвет. Чуть выше, пробегая кипы исписанных бумаг, раскиданных по столам и полу, взгляд Мэри попытается остановить занавеска с жёлтыми утятами, прекрасно просвечивающая те действия, что проделывал её муж. Отдёрнув занавеску, она с решительным негодованием произнесла:

–Тэдди, ну как тебе не стыдно! Что ты ему позволяешь?

Поворачивается к сыну, и мило говорит ему:

– Оставь отца в покое, Бен.

Бен, трёхлетний карапуз в цветастой пижаме и сандалиях, с сосредоточенным до невозмутимости лицом, разрисовывал отцу ногти на левой руке, свесившейся с края ванны. Теодор, муж Мэри, отчаянно пытаясь придумать рифму к слову «стрекоза», унёсся куда-то в неведомые дали, забыв о времени и о том, что вода в ванне уже остыла, жутко перепугался, когда нежная рука любящей жены и прекрасной хозяйки резко и бесцеремонно прервала его раздумья. Встрепенувшись от неожиданности, Теодор поглядел по сторонам, и, найдя сына, который ещё секунду занимался увлекательным занятием, и, казалось, тоже забыл, что совершал шалость, сейчас также испугался и поднял взор на отца, который с подобием львиного рыка набросился на закричавшего сына, и затащил к себе в тёплую воду. Бен отбивался, и, смеясь, пытался «смыться», но отец ловко искупал ребёнка с головой, превращая облака размышлений в воду на полу. Мать успела отскочить от разворачивающейся водяной войны, и чуть не налетев на стиральную машину, прокричать:

– Стоп! У нас гости!

Поднятые удивлённые взволнованные лица мужской половины семьи к сердитому образу матери, как две капли воды, похожие друг на друга, за исключением объёма волосяного покрова, произнесли вперемешку громким басом и детским лепетом: «Кто?», и ожидая ответа, замерли. Мэри, стараясь обходить воду на полу, подошла к ванне, наклонилась и поцеловала сначала сына, затем мужа в щёки, игриво бросила: «Гости. Какой-то парень», пожала плечами и выбежала из трейлера. Через секунду на голову Теодора приземлилось полотенце, а через минуту зашла Мэри и положила сухую одежду на пассажирское кресло, на которую тут же набросились Теодор и Бен.

– Мы будем на кухне, – заявила Мэри и поспешила удалиться.

Путник, к этому времени только подъехал к дому, и, закинув руки за голову, поворачивался во все стороны, любуясь красотами Лихтенштейна.

– Вы не хотите ещё чая? – слегка покраснев, спросила хозяйка. Гость улыбнулся и последовал за ней на кухню.

      Потряхивая влажные, но спасённые от потопа исписанные листы, Теодор вошёл в дом, ведя под руку сына, который вытягивал шею, желая увидеть гостя на кухне на четверть секунды раньше отца. Положив листы на камин, он протянул руку привставшему из-за стола путнику.

– Теодор, – представился он, и, указывая на сына, добавил, – а это наш с Мэри сын, Бен.

– Никита, – ответил ему гость, и, обведя взглядом место, где он сидел, добавил, – а мне некого представлять, так как я приехал один.

– Хм, у Вас интересное имя, – нахмурился Теодор, – я не слышал его уже несколько лет. Вы ведь иностранец?

В это время Бен, нисколько не смущаясь своего поведения, освободился из руки отца, и, топая ногами, убежал на улицу через раскрытую дверь, которая, словно портал в другой мир, открывала вид на прекрасные леса и горы Центральной Европы. Мэри разлила по кружкам чай, расставила выпечку, и села так, чтобы оказаться между говорившими, чтобы не испытывать неловкости оттого, что в докучливых вопросах мужа она принимает его сторону.

– Да, – заулыбался путник, отхлебнув чая, – я из России. Который раз говорю себе, что это путешествие будет последним, но вот, мне двадцать шесть, и я почти в Швейцарии.

– Интересная у Вас жизнь, – вступила Мэри, – Вы часто путешествуете? А какого жить в России? Знаете ли, эти стереотипы.

– Ах, да! Медведи с балалайками! Нет, по улицам они не ходят, – улыбался юноша. – Путешествую, как только накоплю достаточно денег. Обычно на это уходит около года.

– Ох, а у Вас…

– У тебя, – поправил путник, – вы так любезно меня приняли, что я не позволю обращаться ко мне так официально.

– У тебя, наверное, хорошая работа, Никита. У тебя свой бизнес или в России так хорошо платят?

В следующую секунду Никита и Теодор расхохотались в один голос: два громких баса сотрясли посуду на кухне. Мэри нахмурилась.

– Милая моя жена, – начал Теодор, улыбаясь, – я ведь рассказывал, как одно время жил в России. Мне тогда еле хватало на еду, не думаю, что сейчас что-то изменилось. Ты, кажется, невнимательно меня слушала.

Жена вот-вот зарделась бы красными пятнами, но тут вновь послышался топот ног со стороны входной двери, и Мэри перевела взгляд на Бена, который с явным энтузиазмом вбежал на кухню, и вывалил перед гостем на стол кучу грязи, в которой копошилась улитка. Мама рассмеялась и потрепала сына по голове.

– Кажется, он принёс тебе кушанье к чаю! – острила Мэри. – Эх, ты ведь только помылся!

Беседа разгоралась словно камин, даривший дому приятную теплоту общения, а солнце клонилось к закату. Отличные собеседники узнавали друг друга всё ближе. Смех, хохот, истинная заинтересованность – всё здесь было искренне. Скажем, Никита рассказал, что до сих пор учится, подрабатывая где угодно, но недолго.

– Я, можно сказать, в каком-то смысле, бродяга. Все заработанные деньги я трачу на путешествие и образование. Для меня понимание мира и ум стоят выше всего прочего. Потому, кроме этого внедорожника у меня ничего нет.

Одной-единственной комнатой в доме оказалась спальня с двуспальной кроватью из дерева. В углу стоял низкий столик с бумагами, на противоположной стене висели полки с книгами от классики до постмодернизма, пол покрывал шерстистый ковёр. Дерево, из которого были сделаны стены, покрашено чёрной эмалью, а потолок представлял собой огромный стеклянный купол, позволяющий проникать в комнату солнечным и лунным лучам. Спутник встал по центру комнаты и смотрел наверх.

– Волшебно! – всё, что произнёс он, глядя, как белые облака плывут, по начинающему окрашиваться закатом небу.

Мэри одухотворённо смотрела то на гостя, то на небо, Теодор ухмыльнулся и почесал усы, и лишь Бен дёргал отца за штанину, желая что-то ему сказать.

– Чего тебе, малыш? – присаживаясь на корточки, спросил его отец. Бен что-то прошептал ему на ухо, и отец метнул искрометный, заинтересованный взгляд на гостя.

– Мы вынуждены отлучиться, – заявил Теодор, и мужская половина семейства исчезла.

– Кажется, нам придётся продолжать одним, – пожала плечами Мэри, хотя не была уверена, что увлёкшийся гость заметил хоть какие-то изменения. – Вам нравится наш потолок?

– О да, Мэри! Я всё детство мечтал о таком, – продолжая смотреть на небо, ответил Никита.

– Можете расположиться здесь, мы останемся с мужем в трейлере, – предложила Мэри, и, видя растерянность гостя, добавила, – уж не думал ли ты, что мы отпустим тебя так скоро? Уедешь завтра, если пожелаешь. А теперь пройдём, я покажу тебе сад.

Никите ничего не оставалось, кроме как смущённо улыбаться и соглашаться.

Сад состоял из нескольких десятков разноцветных тюльпанов, астр, фиалок и роз. Расположены цветы были в два ряда, идущих от боковой двери дома к беседке, следуя цветовой гамме «от светлого к тёмному». Сама дорожка была выложена камнем, дополняя образ загородного цивильного маленького домика. Маленький огород с луком, помидорами, рукалой, капустой, свёклой и ягодой справа от плетёной самодельной беседки, с трудоёмким расписным вырезным каркасом, казался крошечным пахотным владением крестьянина, прибывшим осваивать здешние края. Создавалось впечатление некоего минимализма.

Мэри старалась рассказывать всё, что могло заинтересовать гостя, постоянно склоняясь, она указывала какие цветы следует понюхать, какие пересадить, а какие ей достались от родственников, изредка навещающих кусочек своей семьи. В саду рядом с Никитой Мэри словно сама цвела: когда редко общаешься с внешним миром, встреча с ним всё долгожданнее.

В тоже самое время папа с сыном приводили старую Волгу в порядок, крыша которой не ощущала жара дневного света, а колёса не расчёсывали свои мохнатые спины уже около полугода: протирали стёкла и салон, регулировали запас бензина и масла, даже поменяли шины. Бен, нисколько не пытался скрыть вытащенный язык, и старался помочь изо всех сил: то подтаскивал шланг насоса, то канистру с маслом, то ведро с водой. Советская машина начала поблёскивать в свете гаражных светильников, колёса приобретали более округлую форму, рабочие характеристики настаивали на эксплуатации. Кожаная обивка сидений приятно хрустела, а запах только что вымытого салона мог свести с ума. Довольные своей работой мужчины осматривали со сторон свою работу. Сердитый малыш Бен хмурил брови, опасаясь, что дяде Нику не понравится грязная машина.

– Думаю, всё, – уверенно заявил мальчик.

– Уверен? – спросил отец, – Отвечать будем перед мамой.

Его вопрос отчасти являлся провокационным, таков был сложный способ воспитания сына: порой перекладывая всю ответственность на него.

Не меняя взгляда, Бен посмотрел на отца, затем на машину, затем снова на отца, и заявил, что следует протереть ещё крылья и диски.

– Как скажешь, сынок. Как скажешь.

– Каково жить в такой глуши? Здесь же, вероятно, нет ни водоснабжения, ни электричества, ни магазинов, ни людей? – интересовался Никита. – Место отличное, но как вам удаётся здесь выживать?

Тут Мэри начала своё повествование.

– На самом деле, здесь жить куда интереснее и проще, чем может показаться. Как ты видел, у нас есть домик, гараж с двумя машинами, огород и сад. Для комфортного проживания нужна вода и электричество. Только не думай, что мы добываем воду, обвязывая ветки на деревьях пакетами, а в подвале у нас стоит генератор, заряжаемый от кручения педалей! У нас всё есть и без каких-то уловок и солнечных батарей.

Шесть лет назад мы перебрались с Тедом в эту глубинку на ровное место. Жили здесь в одиночестве, использовали генератор и сильно экономили на воде. Еду накупали с собой и ели пару недель, пока строили дом, а после возвращались в ближайший городок или гостиницу, где снимали комнату или номер на несколько дней, а после ехали обратно. Пока мы строились, нанятые рабочие провели водопровод от местной системы орошения полей, а электричество провели от дорожных столбов. Тогда мы жили здесь дикарями пару месяцев, набирая воду из шланга, пока не построили крышу. Выкупили этот участок вблизи Национального парка Стельвио близ Лихтенштейна, построили дом и стали жить. Здесь уютно.

Я создала сад, Тед построил гараж и беседку, а поле года жизни здесь, мы стали задумываться о ребёнке. Так появился Бен.

– А почему вы решили жить вдали от всех?

– Нам, так сказать, – мялась Мери, – надоели большие города. Мы немного поездили по Европе в своё время, и шум городов стал несколько противен. К тому же, у нас были схожи планы на детей, а воспитательная программа, которую расписывал Тед, может быть выполнима только в условиях временной изоляции ребёнка от внешнего мира.

– Воспитательная программа?

– Да, Тед придумал целую программу для воспитания ребёнка. Я тоже что-то приписывала, но основной труд его. Он писал его где-то за пару лет до рождения Бена, и писал довольно много. Цель программы в том, чтобы полностью заняться ребёнком. Чуть ли не с младенчества он учится читать и писать. Очень много занимается моторикой, а его окружение составляем мы, приезжающие иногда родственники и друзья. Бен в восторге от общения с другими детьми, когда они приезжают, а те, в свою очередь наслаждаются тем, что могут отдохнуть от шума города.

Видишь ли, мозг маленького ребёнка, как губка, впитывает всё, что ему попадётся на глаза. Так пусть мальчик видит, как красив мир вокруг него, а не пялится в экран телефона. Здесь он вырастит умным, добрым и ответственным.

Никита потряс головой, сгоняя с себя удивлённое оцепенение, и спросил:

– А как же общение ребёнка? – не унывал гость. – Разве он сможет социализироваться без постоянного общения со сверстниками?

– Думаю, да, – входила в оборону леди Мэри, – Бен растёт замечательным ребёнком. У нас своя система подхода к воспитанию. Сын получает только самое лучшее, но при этом не балуем его. Свои продукты с огорода, единство с природой, друзья временами – он станет куда добрее прочих.

Юноша осёкся.

– Прошу прощения, я, наверное, произвожу впечатление некоего скрытного инспектора из органов опеки. Я просто несколько волнуюсь и…

– Прощаю, – перебив его, и всё также недоверчиво, но уже смягчившимся взглядом посмотрела на него Мэри. – Я ничего такого не думала. Она вздохнула.

– Ладно, – сказала она, – я не показала Вам … эм, тебе гараж. Пойдём.

Они вышли из беседки и с некоторым неловким молчанием пошли по дорожке обратно к дому.

***

      Большой синий гараж, приятно сливающийся с тоном неба, внутри оказался серым и тусклым. Но так могло показаться лишь на первый взгляд, из-за вариации цвета. В серой неприглядной кастрюле варился настоящий красный русский борщ. Весь гараж был завален словно деталями пазла, которые, однако, дополняли общую картину занятости. Полуразобранный мотор вечерами перебирала Мэри: весьма необычно для женщины. Различные детали, стопки шин, трубы, баки, краны, даже стопка дров поначалу могли показаться кучей хлама, однако, каждая вещь находилась на своём месте. Среди всего этого великолепия возвышался белый трейлер, иначе называемый «дом на колёсах». Из самого трейлера были слышны джазовые звуки восьмидесятых. Если проникнуть внутрь, то можно увидеть разбросанные по полу листы с заметками и стихами. Здесь, в своём кабинете Теодора, в отличие от всей остальной территории царил полнейший хаос.

– Он называет его творческим беспорядком, но когда я прихожу мыть горы посуды – он не противится, – поясняла Мэри.

Столы, кресла-сиденья, кухонный уголок, ванна, санузел, водонагреватель – всё было прикреплено к полу стенам и потолку.

– Мне нравится, – вынес приговор юноша.

– Тогда тебе это понравится куда больше, – хихикнула Мэри, и выскочила из трейлера, забегая с другой стороны. Тут же она оказалась очень удивлена: муж и сын, снова мокрые, стояли перед блестящей и подготовленной к поезде машиной и улыбались в четыре ряда зубов. Приоткрытая водительская дверь «Волги» как бы призывала сесть внутрь.

Догнавший главу семейства студент ахнул.

– Боже мой! – воскликнул он. – Я, конечно, слышал, что за границей популярен советские машины, но я даже не надеялся встретить ЕЁ на границе с Испанией!

– Бен предлагает прокатиться, – сообщил отец, а Бен кивнул головой в знак подтверждения, – должны же мы показать туристу здешние красоты.

– О, да! – воскликнул Ник, и подумал, что с тех пор, как он здесь находится, жизнь его превращается в одну сплошную радость и ликование.

Удивлённый взгляд матери сменился взглядом а-ля «Я сдаюсь! Поехали»

Так она и сказала. Но добавила: «Только сначала поедим».

– Да, да, да – хором согласились присутствовавшие и все отправились к столу.

– Господи, как же я соскучился по горячей пище! – закатывая глаза к небу и забирая ложкой в тарелку, заявлял путник. – Постоянно набираю себе сухарей и быстрой еды – никак не привыкну путешествовать по-другому.

Окончив реплику, Ник замолчал, внутри себя отметил, что этой похвалы достаточно, и вновь окунулся в тарелку, с тем удовольствием, с которым городские дети, весь год ожидающие лета у бабушки в деревне, прыгают в сельское озеро, а после не хотят выбираться из воды назад.

Ужинали все за одним столом, на котором размещались: чашки с красным варевом, привлекающим своими парами и луком, набросанным сверху, печеный картофель с сосисками, целая гора чёрного хлеба, кувшин с морсом, нарезанные овощи с огорода, чай, сахар и чайные чашки с блюдцами. Яства стояли на узорчатой тряпичной скатерти.

Лёгкий ветерок колыхал белые занавески на раскрытом окне. В ногах бегал кот, по прозвищу Кот, ожидая объедков и ласки. Бен барабанил мелодию из Моцарта по стулу ногами. Вкусная еда, чистейший воздух, приятна обстановка – всё это способствовало приятной беседе. Бен самостоятельно и довольно чисто справлялся с похлёбкой, к удивлению, как гостя, так и остальных членов семьи: видимо хотел произвести на гостя впечатление, и торопил хохочущую кампанию. Вскоре члены семьи переоделись, забросили в багажник голубой Волги немного тёплых вещей, на случай перемены погоды, и расселись по местам: молодая семейная пара – спереди, Бен и Никита – сзади. Разогретый мотор сменил бурчание под нос на добрый рык, а колёса выкатили машину из гаража на накатанную дорогу. Теду в своё время пришлось удалить траву и сменить местами грунт, и присыпать дорожки, чтобы дорога к их дому не вызывала трудностей в любое время года.

Из радио доносились звуки кантри, а с заднего сидения доносились возбуждённые восклицания. Машина выбралась на шоссе, слева от которого пролегала Испания, справа – Лихтенштейн. Ветер теребил длинные волосы Теодора, некоторые из которых летели на заднее сидение, а старомодная, но очень подходящая Мэри, шляпка как бы придавала атмосфере румянец, отчего снижала возраст лет, на пять-шесть.

– Думаю, мы успеем ещё до темноты показать тебе здешний водопад, – наполовину кричал Теодор, так как машина была далеко не из тихих. – Возможно, доведётся увидеть животных поблизости. Ты не против, Ник?

– Нет, не против, – отвечал юноша. Выбрасывая чужие волосы в окно, он улыбнулся: понял, что эта кличка к нему и здесь приживётся.

      Тьма сгущалась. По закрытым окнам лупил град вперемешку с дождём. Дворники работали на полную, но их борьба за обзор напоминала борьбу с ветряными мельницами. Руль в руках беспрестанно дёргался. Чёрная пелена наскакивала на едущую в никуда машину, пыталась застелить и разгладить неровности, словно хозяйка, меняющая спальное бельё. Бен молча глотал слёзы, его подбородок дрожал. С испуганным, но отчаянным видом Мэри перебралась на заднее сиденье и прижала к себе сына. Ник обнял их; так он впервые почувствовал себя членом семьи.

Машина скользила по размякшей земле, грозя выскользнуть из колеи. Тед боялся остановиться, остаться на дороге, без возможности выбраться из грязи, стронуться с места, не забуксовав. Остановиться означало остаться на дороге в непроглядной темноте на всю ночь. Но это нужно было прекращать. Бросив всякие попытки развернуться, у Теда, наконец, получилось с грохотом съехать с дороги. Дождь стучал по крыше, но никакой опасности больше не было. Фары машины горели в непроглядной мгле, и после череды согревающих обещаний и одухотворённых речей, было принято решение достать одежду из багажника, и переждать ночь в машине.

Плачущий Бен заснул первым, вслед за ним Мэри на груди Теодора, с которым Ник поменялся местами. Ник так и не уснул за ту ночь. Думал о том, куда завела его жизнь, путешествия, думал о родных, которых он так бесцеремонно покинул, не чуя свою душу под гнётом родительской опеки. Думал ещё много о чём. По его лицу можно было понять, что он стыдился своей подлости, своей нескромности остаться у этих людей, ведь именно из-за него они оказались здесь. Если не перед ними, то перед собой ему нужно было реабилитироваться. Ближе к рассвету он вышел из машины.

Утро семья Браунов встретила в смятении. Они не обнаружили Ника в машине. Поблизости его тоже не было, хотя ветер, темнота и дождь пропали. Теодор захотел осмотреть окрестности, но перепуганная жена его не пустила.

Судя по солнцу, было где-то около восьми утра. На ветки возвращались согревшиеся птицы, роса ещё не замочила землю, но Ника не было уже около трёх часов. Машина стояла в овраге в грязи, и пытаться вытащить её оттуда, а уж тем более, отправиться на ней домой самостоятельно не имело смысла. Укутанная не по погоде семья озиралась.

– Понять, где мы находимся, можно лишь приблизительно, – заявил отец, потирая затылок. – Дорога, лес – понятия не имею, где мы свернули, но от дома это точно недалеко.

– Слева Италия, справа Лихтенштейн, – устало повторила Мэри. – Наверняка, национальный парк Стельвио.

– Стало быть, нам лишь следует развернуться, и вернуться на шоссе, – объявил Теодор.

– Да, только сначала нужно вытащить машину из грязи и найти Ника.

Поиски ни к чему не привели, но Ник нашёл себя сам. Не прошло и получаса, как послышался звук мотора. Вскоре в поле зрения попал, наверное, первый в мире, белый джип, из окна которого кто-то махал рукой. Это был Ник. Он решил отплатить хорошей монетой, и ночью, рискуя потеряться, решил во что бы то ни было отыскать какое-нибудь место, где живут люди, которые могут ему помочь. После часа поисков он кое-как разглядел сквозь дождь огни отеля Кастелло, куда он спешно отправился. В здешнем баре он нашёл механика Локи, огромного волосатого мужика с копной волос до несколько округлого живота, который и согласился помочь. Семья ликовала.

– Эко, Вас занесло! – удивлялся Локи, водя из стороны в сторону баранкой. – В заповедник собирались, раз поехали по сельской дороге?

Вопрос был обращён к Бену. Он, потрясая головой от качки на пригородной дороге, хмурил брови и глядел на игрушку-собаку, качающую головой в такт вертикальным движениям машины. Рядом с ним на правом сидении сидел Ник, который немного придерживал малыша, чтобы он, невзначай, не влетел в стекло. Тогда бы им обоих пришлось отчитываться перед родителями. Мэри и Тед ехали в своей машине позади, влекомые канатом, и, кажется, выясняли, кто виноват в неудачной поездке. В любом случае, если ссора и имела место быть, то лишь не минуту, пока Бен хмурил брови и рассматривал собаку. Затем он ответил: «Дядя Ник – путешественник, мы хотели показать ему водопад. А папа ничего не подумал, и поехал вечером, а потом стала ночь, и мы потерялись». Сказал это Бен несколько неохотно, но старательно, выговаривая все буквы, вернувшись потом к игрушке-собаке. Дальнейший разговор продолжали Ник и Локи.