Археология авантюр

31 мая 1889 года, после поездки в Японию, молодой человек по имени Редьярд Киплинг, так сказать, широко известный в узких кругах, прекрасный рассказчик, неплохо зарабатывающий своей литературной деятельностью, почти никому не известный в Соединенных Штатах, попадает в Сан-Франциско. Впрочем, о Киплинге с одобрением отзывается Оскар Уайльд (но он ирландец); Конан Дойль – англичанин; Райдер Хаггард – и снова англичанин. Одним словом, Америке нужно понравиться и, судя по всему, без особой протекции.

Хотя, кажется, Киплинг и не особо стремится стать узнаваемым. Он прежде всего хочет познакомиться со своим кумиром, Марком Твеном, и ему это удается. В своих воспоминаниях, Киплинг подробно описывает эту встречу, о которой у Твена не остается никакого следа в памяти. Киплинг выспрашивал у живого классика, не собирается ли последний все же поженить Тома Сойера и Бекки Тэтчер, на что получил не слишком вразумительный ответ Твена, что тот и сам не знает, что делать со взрослым Томом Сойером. Несколько лет спустя Твен снова встретился с Киплингом, уже знаменитым автором, и с трудом восстановил в памяти обстоятельства их первой встречи. Ну что ж, как писал русский поэт по совершенно иному поводу, «бывают в жизни встречи…», когда один гений не распознает другого.

К слову, в романах, посвященных дальнейшей жизни Тома Сойера, Марк Твен действительно старательно избегает любовной интриги, и, в общем, так и непонятно, что же все-таки произошло с Бекки, которая просто не имела никакого права связать свою жизнь с кем угодно, кроме самого Тома.

В Сан-Франциско Киплинг с удовольствием бывает в масонском клубе «Богемия» и, будучи и сам масоном, с определенным сарказмом пишет очерки об американском «золотом тельце», о жутком прагматизме американцев… и восхищается американскими девушками, раскованными красавицами, совсем не такими чопорными, как англичанки. Наверное, как об этом пишет один из исследователей, таким образом Киплинг предчувствует свою будущую судьбу – брак с американкой и несколько лет, проведенных в США. Понимаю, что не по теме, но не могу удержаться оттого, чтобы не отметить, что судьбу Бекки Тэтчер все же решила современная писательница, Ленор Харт, выдав ее замуж… за кого бы вы думали? За Сида Хопкинса, двоюродного брата Тома, его вечного недруга. Хотя… не прекращая любить Тома. Этот странный любовный треугольник на полудетективной основе, похоже, завершает все, что, возможно, хотел сказать Марк Твен. Но спешу назад к теме.

Несколько недель, будучи страстным рыболовом, удит лососей в озере Клакомас, посещает китайский квартал Сан-Франциско (при этом таинственно сообщает, что стал свидетелем убийства – «желтая опасность» – страх американцев перед угрозой китайского превосходства, то ли реальный, то ли вымышленный, только-только начинает проявляться) и осенью возвращается в Ливерпуль, Англию.

Теперь ему предстоит еще одна поездка в США – «приехать, увидеть, победить».

От Мандалея до Вермонта

Возвращайся в Мандалей,

Где стоянка кораблей,

Слышишь, плещут их колеса

Из Рангуна в Мандалей!

Рыб летучих веселей

На дороге в Мандалей,

Где заря приходит в бухту,

Точно гром из-за морей

Р. Киплинг На дороге в Мандалей

Кто мог подозревать в рассказчике увлекательных экзотических историй, невысоком усатом крепыше Киплинге, будущую мировую знаменитость? Индия и Африка – это то, что он хорошо знал и умел передать это знание своим слушателям и читателям. Вскоре в Лондоне фамилия Киплинга становится так же известна, как фамилии политических деятелей.

Сам Джеймс Барри, автор прелестной детской сказки о нестареющем мальчике «Питер Пэн», одобрительно отозвался о молодом авторе пока что единственного романа «Свет погас», хотя и с оговорками, смысл которых заключался в молодости автора и недостаточном знании жизни. В этом романе дух захватывало от экзотических схваток в дальних странах. Пустыни, любовь, мужество, печальный конец…

Индия с легкой руки Киплинга заинтересовала читающих англичан не только как объект завоевания, но и как страна с древнейшими обычаями и культурой, ничего общего с европейской, не имеющей, а может быть, в оной и не нуждавшейся.

Нельзя, конечно, сказать, что Киплинг был первый автор, уделивший Индии такое пристальное внимание, однако он, пожалуй, был первый, кто описывал не только экзотику, но и быт страны, и делал он это талантливо и с глубокой симпатией к жителям, считавшимися дикарями. Неудивительно, ведь он писал о стране своего детства.

Французские писатели: Луи Жаколио, Рене Пон-Жест и все тот же Жюль Верн – немало страниц посвятили этой древнему государству, жрецы которого, казалось, знали все секреты жизни и смерти. Но это же были французы! Что эти извечные враги Великой Британии могли знать такого, чего не знали бы сами англичане? Да и не переводились они, за исключением Жюля Верна, на английский язык.

Впрочем, к индийской мистике обратился и Роберт Стивенсон в романе «Владетель Баллантрэ», а Стивенсон французом не был. И близкий друг Киплинга, Артур Конан Дойль, отдал должное Индии в «Знаке четырех». И Уилки Коллинз мастерски изобразил странствующих и таинственных индийских факиров, движимых жаждой мести и желанием возвратить «лунный камень» на надлежащее ему место (голову местного божества) в романе «Лунный камень». Словом, какие-то сведения об этой удивительной стране имелись. Но можно ли их назвать достаточными?

Если читателям интересно, могу для справки сообщить, что и крупный русский писатель в середине 80-х годов XIX века, отродясь в Индии не бывавший, также увлекся индийскими тайнами. Звали этого писателя Иван Сергеевич Тургенев, а плодом его увлечения стал рассказ, или если хотите, небольшая повесть, совершенно нехарактерная для его творчества, – «Песнь торжествующей любви».

Возвращаясь к Киплингу, следует сказать, что критика все же не одобрила его роман, обвиняя автора в «безжизненных персонажах». Правы были критики или нет, но Киплинг с каждым днем становился все известнее. Индия, Бирма – весь Восток в его изложении очаровывал и покорял сердца.

В этот же период в Лондоне обитал некий молодой американец с французской фамилией Балестье, Уолкотт Балестье. Был он, как пишут биографы, чрезвычайно обаятелен, подвизался в литературных кругах Лондона, считался своим человеком среди писателей, заключал контракты с авторами для публикации их произведений в США.

Уолкотт Балестье

Киплинг и Балестье познакомились, подружились и, будучи молодыми людьми, тут же задумали литературный проект, то есть решили написать приключенческий роман о «западе и востоке» одновременно, остроумно названный русским биографом Киплинга «истерн-вестерн». Киплинг, разумеется, взял на себя восточную экзотику, а Балестье, впервые занявшийся писательством, американскую, неменьшую экзотику.

Роман назывался «Наулака», что в переводе на русский язык обозначает «Девять лакхов», или «Девятьсот тысяч рупий», цена ожерелья главного героя Ситагая, то есть иносказательно «сокровище».

С целью освежить в памяти восточную экзотику Редьярд Киплинг вновь посещает Индию, где встречается с горячо им любимыми родителями, едет в Африку и еще раз, ненадолго, в Америку, куда вскоре приезжает, как сказали бы сейчас, на постоянное местожительство.

Роман был написан и опубликован в 1891 году. Публиковался он и в России, как принято говорить, до революции дважды, в 1896 году и в 1909 году. Не так давно был сделан новый русский перевод «Наулаки», и читатель может с ним ознакомиться на страницах журнала «Вокруг света». А в штате Вермонт существует своя Наулака. Так Киплинг назвал свой американский дом, в котором прожил всего четыре года, а хотел прожить всю жизнь.

Штат Вермонт

И спускаемся мы с покоренных вершин.

Что же делать? И боги спускались на землю

В. Высоцкий

В 1891 году Уолкотт Балестье, находясь в Германии, неожиданно умер. Киплинг тяжело перенес эту смерть. Особо близких друзей у него никогда не было. Были люди, которых он уважал, писатели, перед талантом которых он преклонялся, но друзей… С этим было сложнее. Впоследствии он был очень дружен с Конаном Дойлем и Райдером Хаггардом, благоговел перед талантом Роберта Стивенсона, которого так никогда лично и не увидел, уважал критика и писателя Эндрью Ланга, и все же такого близкого друга, как Уолкотт, так больше и не было.

Возможно, любовь к сестре Уолкотта, Каролине Балестье, в какой-то степени была продиктована подсознательным желанием найти в этой молодой женщине черты своего друга. Трудно сказать… Впоследствии отношение Киплинга к жене трудно было назвать нежным.

Киплинг был человеком скрытным во всем, что касалось его личной жизни. Даже в своих мемуарах он достаточно осторожен, описывая свои чувства и мысли.

Так или иначе, Редьярд и Каролина поженились, а свадебное путешествие решили совершить туда, где жила семья Каролины, в штат Вермонт, городок Браттлборо.

В 1892 году, совершив тяжелое морское путешествие (Киплинг, несмотря на свою страсть к перемене мест, страдал от морской болезни), юные Киплинги прибыли к месту назначения, естественно, предварительно посетив Нью-Йорк.

В Браттлборо было красиво, зелено, уютно, были горы (Киплинг, проведший детство в Индии, любил горы), а главное, тихо. И тогда, и позже, Киплинг стремился к затворничеству, как, наверное, и все писатели, и поэты. «Служенье муз не терпит суеты», – сказал другой великий поэт и был, конечно, прав. Суеты здесь не было. Можно было сосредоточиться и писать.

Случилось так, что банк, где хранились сбережения Киплинга, лопнул, и это укрепило молодую чету в желании остаться в Америке.

Откупив участок в одиннадцать акров у брата Каролины Битти в городке Думмерстон и временно сняв маленький коттедж, Киплинги стали обдумывать свое будущее жилье. Городок был такой же тихий, к тому же везде возвышались горы. Внимание Редьярда особенно привлекала одна замечательная вершина, как называл ее Киплинг, «таинственная», ибо она то исчезала, то появлялась из нависших облаков. И название ее было вполне подходящим для романтической натуры писателя – индейское слово Монаднок. Она относилась к горной цепи с не менее романтическим названием Вантастикет. Из окон открывался вид на реку Коннектикут. Здесь и решают обосноваться Киплинги навсегда.

К слову. В 1977 году приблизительно в сорока милях от Думмерстона, в городке под названием Кавендиш, поселяется еще один вермонтский «изгнанник» – Александр Солженицын.

Вот и получается, что Вермонт – прибежище двух лауреатов Нобелевской премии по литературе – Киплинга и Солженицына. Что же касается времени получения «Нобелевки», то здесь явно без мистики не обошлось: Киплинг стал лауреатом в 1907 году, а Александр Исаевич – в 1970 году. Поневоле заинтересуешься нумерологией.

Однако вернемся к Киплингу. Нанятый им нью-йоркский архитектор, друг семьи Балестье, Генри Рудгерс Маршалл, проектирует дом в виде «корабля», «Ноева ковчега», как называют его окружающие. Киплинг действительно чувствует себя капитаном корабля, и к нему в «каюту» просто так не зайдешь. Исключение делается только для жены, у которой тоже свой отдельный кабинет. Здесь Киплинг написал роман о море «Мужественные капитаны». Дом, наверное, помог!

В 1892 году у Киплингов рождается девочка, любимица папы и мамы, названная Жозефиной, в 1894 году их посещает добрый друг Киплинга, Артур Конан Дойль с братом Иннесом, они проводят несколько вечеров вместе, играют в гольф. Киплинг в восторге от создателя Шерлока Холмса, они проводят время в бесконечных поисках сюжетов и неизменном табакокурении.

В 1892 году к Редьярду Киплингу обращается уже известная нам Мери Мейпс Додж с предложением и просьбой написать что-либо экзотическое для детей, связанное с далекой Индией.

Вот здесь, уважаемые читатели, я хотел бы приостановиться. Есть множество мнений и версий по поводу того, как произошло это выдающееся, экстраординарное событие.

Например, американка Виктория Уинтон в романе «Закон Джунглей», опубликованном в 2007 году, прибегает к помощи воображения и описывает, что якобы напротив дома Киплингов «Наулаки», названном так в честь Уолкотта, жила семья Конноли: отец, мать и их одиннадцатилетний сын, Джо.

Вот как раз для него и сочиняет Киплинг свою бессмертную историю. Он обостряет отношения с ревнивым собственником – отцом мальчика, но этот мальчик для писателя – настоящая лакмусовая бумага, на которой он проверяет, интересны ли его истории детям. Следует, конечно, учитывать, что и Маугли в период важнейших для него событий было как раз было одиннадцать лет.

Однако, хотя роман написан живо и интересно, но никакая семья Конноли рядом с Киплингами не жила. Что поделать, роман есть роман.

А что же было в действительности? Должно быть, вспомнились легенды, бытовавшие в Индии об оставленных в джунглях детях, – Киплинг знал десятки таких легенд. Дальнейшее для гения уже сложности не составляло. Редьярд прекрасно владел языком хинди, поэтому почти все имена главных героев выдумывать не пришлось. Балу – и обозначает медведь, Табаки – и есть шакал, Бандар-Логи – переводится как «лесной народец», то есть обезьяны, и Багира, вы угадали правильно, читатели, «черная пантера».

Киплинг выдумал только имя Маугли – «лягушонок». Но выдумал раз и навсегда.

Почти через двадцать лет после «Маугли» другой писатель, неистощимый выдумщик и талант, введет в литературу еще одного приемыша диких животных. Фамилия писателя также стала известна всему миру – Эдгар Райс Берроуз. А героя его звали Тарзан, в переводе с обезьяньего «белая кожа». Берроуз ничего не списал у Киплинга. Просто ему хотелось продолжения, а так как продолжения не последовало, пришлось выдумывать свое собственное, обессмертившее его имя. Далее жанр обогатился новыми романами и повестями, иными именами и фамилиями. Жанр стал называться по имени героя Берроуза «тарзаниада». Отметились в нем и российские авторы. Это и «Малыш» братьев Стругацких, и роман Леонида Глыбина «Дангу». Прошу простить за отвлечение и возвращаюсь к Киплингу.

Мери Мейпс Додж получает для своего детского журнала «Святой Николас» больше, чем могла ожидать. Молодой человек, Редьярд Киплинг, будущий империалист, будущий лауреат Нобелевской премии, замечательный поэт, автор очаровательных сказок, в принципе, уже мог бы ничего не писать. Он – автор «Маугли», и это имя становится известно всем, кто умеет читать.

Что же дальше? Рождение сына Джона, затем нелепый конфликт с завистником, пьяницей и скандалистом Битти, братом Каролины, вообразившим, что он не только может, но и обязан диктовать сестре и ее мужу, как жить и как использовать проданную им землю.

В 1896 году Киплинги, страшась все возрастающих скандалов, связанных с их семьей, вынуждены продать «Наулаку» своей приятельнице Мери Кэбот, купившей дом для своей сестры миссис Холбрук, жены внука губернатора Вермонта.

В этом же году Киплинги уезжают в Англию. Редьярд признается знакомому: «На свете есть всего два места, где я хотел бы поселиться, – Бомбей и Вермонт. И я не могу жить ни там, ни тут».

По пути в Англию от воспаления легких умирает дочь Жозефина. Редьярд Киплинг так никогда и не смог оправиться от этой утраты. Тем не менее Америку и Вермонт он всегда вспоминал тепло и нежно.

«Наулака» существует и поныне в Думмерстоне, штат Вермонт. Место, на котором он расположен, называется Дорога Киплинга. Это не музей. Желающие могут снять этот дом в аренду на две недели или месяц и насладиться видом стола, за которым был написан «Маугли», подержать в руках статуэтку Багиры – подарок Редьярду Киплингу от его друга и почитателя Джоэля Харриса, автора «Сказок дядюшки Римуса», покататься на лыжах, поглядеть на спокойно текущие воды реки Коннектикут.

И оживить в собственном воображении давнее прошлое.

Поездки Артура Конан Дойля в Америку

Шерлок Холмс как «Золотой сон» человечества

Есть только два способа удостовериться

джентльмен ли ты: первый – рыцарское

отношение к женщине; второй – крайняя

щепетильность в финансовых вопросах,

и третий – благородство по отношению к

тем, кто слабее и ниже тебя на

общественной лестнице»

Адриан Конан Дойль О моем отце

В 1894 году Артуру Конан Дойлу было тридцать пять лет. Он был известен как врач, знаменит как спортсмен, особенно в силовых видах спорта (например, бокса), уважаем как джентльмен, принадлежащий к старинному ирландскому роду, и велик как создатель одного из самых притягательных мифов на Земле – мифа о всемогуществе человеческого разума. Стремление молодого врача заработать хоть какие-нибудь деньги, которые никак не зарабатывались медицинской практикой, одарило сперва англичан, а затем и все человечество высокой худощавой фигурой Шерлока Холмса, неотразимым холмсовским обаянием и гениальным мозгом, способным разрешить любую загадку.

Человечество, устав от комплекса неполноценности, наконец-то свято уверовало в то, что нет такой тайны, которую не смог бы понять и разгадать человеческий разум.

Помните, читатели, французского поэта Беранже? Слова его песни стали рефреном в пьесе Горького «На дне».

Не могу отказать себе в удовольствии процитировать их здесь:

Господа, если к правде святойМир дорогу найти не сумеет,Честь безумцу, который навеетЧеловечеству сон золотой

До Конан Дойля такой «золотой сон» не удавался еще никому: ни талантливому французу Габорио с его сыщиком Лекоком, ни гениальному американцу Эдгару По с его творением – Дюпеном, ни англичанину Уилки Коллинзу с сыщиком Каффом – предшественниками Шерлока Холмса. Публика читала, публика восхищалась, но никому и в голову не приходило, что литературные герои могут восприниматься как живые люди. Врачу из Эдинбурга, Артуру Конан Дойлю, это удалось первому. В Холмса поверили, и это неудивительно – он был абсолютно живой, прежде всего потому, что он был не только великим детективом – он был, прежде всего, другом без определенного высокомерия и аристократизма Дюпена. С таким человеком, как Холмс, хотелось жить рядом, потому что в таком случае, с помощью холмсовской проницательности, твой тыл надежно защищен и ты всегда знаешь, что поступаешь правильно, что тебе помогут правильно выбрать друзей, жену, мужа. Обаяние этого сыщика ведь не только в разгадываемых Холмсом преступлениях. И даже не в уроках наблюдательности, которые полезны всегда. Суть в том, что Холмс насквозь видел не только, откуда человек родом, а всю его натуру. Всего человека насквозь. Не только подозреваемого. Любого. Вот в чем, на мой взгляд, дело. Помочь сделать выбор. Лучше, чем отец и мать, лучше, нежели любая цыганка. Разве правильный выбор не есть настоящий «золотой сон» человечества?

Америка, для которой романы о Холмсе не требовали перевода на другой язык, были особенно потрясены великим детективом, вероятно, потому что этот персонаж полностью отвечал одной из идей национального самосознания – умный и сильный, не слишком многословный мужчина, не лишенный честолюбия, в одиночку спасает то одного клиента, то целую страну.

Именно в Америке Холмс нашел свою вторую родину и ревностных почитателей своего гения.

Конан Дойль недоумевал и возмущался. Он создал не одного Холмса, о котором больше писал для собственного развлечения и увеселения.

Ведь к этому времени были опубликованы и с лихорадочной скоростью публикой прочитаны не только холмсовские «Этюд в багровых тонах» и «Знак четырех», но уже создан «Белый отряд», великолепный исторический гобелен средневековой Англии, исторический роман «Майка Кларк» (никак не могу понять, почему русские переводчики, пренебрегая новейшими принципами транслитерации, упрямо пишут «Мика Кларк»). Средневековая Англия…

Ее отважные рыцари и их несокрушимый кодекс чести, их отношение к «даме сердца», друзьям и врагам, вызывали ностальгию по никогда не виденному и у Стивенсона, и у Хаггарда, и у Конан Дойля. Романы, написанные на именно эту тему, были настоящими романами, а не детской забавой.

Так, во всяком случае, считал Конан Дойль.

Разрешите мне привести цитату из стихов одесского поэта Семена Кессельмана.

Воздух ясен и деревья голы,Хрупкий снег как голубой фаянс,По дорогам Англии веселой,Вновь трубит почтовый дилижансДогорая над высокой крышей,Гаснет в небе золотая гарь,Старый гномик над оконной нишей,Вновь зажег решетчатый фонарь

Вот эти изящные стихи, чем-то похожие на старинную статуэтку, наверное, могут объяснить, по какой неведомой им Англии тосковали великие романисты.

Артур Конан Дойль так и прожил свою жизнь – рыцарем, это слово просто трансформировалось в более современное – джентльмен.

Но вернемся к 1894 году. В этом году прославленный создатель Холмса решил посетить Соединенные Штаты Америки с двумя целями – первой, сугубо коммерческой, – попытаться заработать, и другой, не менее важной, – утвердиться в качестве писателя на ином континенте.

Дойль, невероятно привязанный к своей семье, уговорил поехать с собой своего родного брата, Иннеса Дойля, офицера, закончившего Королевское военное училище в Вулидже.

В октябре 1894 года на старом немецком судне «Эльба» Артур и его брат Иннес пересекли Атлантический океан.

Как пишет об этом сам Дойль, на судне были разные пассажиры, американцы и немцы, но англичан, как ни странно, не было, и в какой-то праздник на корабле, раздраженные изобилием американских и немецких флагов, оба патриота, Артур и Иннес, демонстративно за своим столиком в корабельном ресторане подняли национальный флаг Британии «Юнион Джек».

Забавный инцидент, конечно. Характерный для максимализма молодости. Впоследствии и сам Дойль относился к нему с юмором, однако значимый. Конан Дойль всегда, до конца своих дней, был патриотом, в высоком смысле этого затертого частым употреблением слова.

14 октября «Эльба» пришла в Нью-Йорк.

Америка глазами Артура Конан Дойля

И ведь они [американцы] такие хорошие

люди! Когда я думаю, насколько далеко

им позволили от нас удалиться, я бы

повесил несколько министров и

издателей…

Из письма А. К. Дойля своей матери

Мери Дойль

В Нью-Йорке братьев Дойлей встречал некий майор Понд. Вот как описывает его Конан Дойль. «Он казался абсолютным воплощением своей страны – огромный, точно на шарнирах, с козлиной бородкой и гнусавым голосом». Иными словами, Дойль намекает на рисунок очень популярного карикатуриста Томаса Наста, автора изображения «дяди Сэма», известный тогда и в Америке, и, разумеется, в Европе. После Гражданской войны ему пририсовали бакенбарды для усиления сходства с Авраамом Линкольном.

Должно быть, майор Понд

выглядел, как «дядя Сэм»

на этом очень редком рисунке

Томаса Наста в 1877 году

Однако майор Понд, участник Гражданской войны и всех прочих прошедших и текущих событий, оказался хорошим собеседником и просто хорошим другом. Он составил очень плотное расписание лекций, так как американцы, наслышанные о создателе Шерлока Холмса, стремились повидать его лично. Встречали Дойля с невероятным энтузиазмом, в залах не хватало места, его хотели слушать еще и еще. Может быть, тогда Дойль и понял, что он настоящий писатель, которого жаждут не только прочитать, но и увидеть.

Впрочем, отношение Конан Дойля к Холмсу не изменилось, хотя подавляющее количество опросов слушателей касалось именно Великого Детектива.

Жили они с Иннесом в маленьком отеле позади литературного клуба «Олдин клаб», где и обедали.

Первое выступление писателя майор Понд устроил в баптистской церкви под названием «Кэлвэри» («Голгофа») по адресу: Западная улица, 123, в Манхеттене.

Газета «Нью-Йорк Рекордер» за 11 октября 1894 года описывала эту лекцию, особенно восхищаясь звучным голосом писателя, сердечностью и терпением, его готовностью четко и ясно ответить на любой вопрос и в заключение прочтением рассказа «Хозяин Шато Нуар».

Дойль был потрясен гостеприимством и доброжелательностью американцев, их постоянным желанием сделать или сказать что-то приятное, что он и отмечает в каждом письме домой в Англию.

Одно было плохо: Конан Дойлю пришлось говорить до полного изнеможения; времени на oсмотр интересовавших его достопримечательностей оставалось не слишком много.

В конце ноября Дойлю удается сбежать на День благодарения в Вермонт, к Редьярду Киплингу. В киплинговском доме Дойль с удовольствием провел два дня в беседах и игре в гольф. Наверное, большего поклонника игры в гольф, нежели сам Дойль, найти было бы просто невозможно.

Позже Дойль заявлял, что именно он и явился инициатором игры в гольф в Соединенных Штатах. Возможно, именно так оно и было, хотя сегодняшние американцы утверждают, что здесь уважаемый Конан Дойль хватил лишку – игра существовала, разумеется, только была не очень популярной. И вообще, эта игра как будто существовала в Индии пару тысяч лет назад. В очередной раз судить не возьмусь – я не историк.