Древо прошлой жизни. Том I. Часть 1. Потомок Духа

Правда, ещё гастарбайтеры есть, потому что москвичи меньше тысячи-полутора тысяч долларов зарабатывать не хотят. Ведь мы и так самый дорогой город мира после Токио. Люди приезжают в Москву к родственникам, а те их спрашивают, что это у вас там в остальной России за зарплаты такие и пенсии, – полторы-две тысячи рублей? И как вы живете на них? А ведь в прикормленной столице всё выше. Людям говорят – зарабатывайте. А как? В одной Москве находится 80—90 процентов всей денежной массы России. Только в одном городе. Кто же её отдаст?»

Историки рассказывают, – продолжал говорить Сергей Сергеич, – что в Древнем Риме скопились огромные суммы в одно время, – был необыкновенный прилив денег. Те, кто имели деньги, захотели иметь ещё больше. Процветала спекуляция. Вдохновлённые богачи и спекулянты стали ещё больше давить на неимущий класс, и Рим стал задыхаться от денег. Для аристократов и богачей привозили изысканные предметы роскоши. Пресыщенные удовольствиями денежные аристократы устраивали неслыханные оргии и пиршества. Знаменитый римский цензор Порций Катон одной фразой определил положение государства: «Городу, в котором рыба стоит дороже упряжного вола, помочь уже ничем нельзя». И Рим потерял своё мировое значение.

А вот тебе другая история уже про деньги меценатов, которых мы считали гордостью дореволюционной России. В 1775 году первый русский драматург Сумароков задолжал богачу Демидову две тысячи рублей. Чиновники, чтобы унизить писателя, оценили выставляемый на продажу дом, который стоил 16 тысяч, в 901 рубль 16 с половиной копеек. Сегодня мы видим подобное ежедневно, и не дай Бог кому-нибудь попасть в такое положение.

– Но ведь богатые жертвовали деньги, так было в дореволюционной России, – попытался возразить я.

– Так было. Но это делали не все и не всегда искренне. Бог ставит выше бедняка, отдающего последний кусок хлеба, чем богача, отдающего свой излишек. Иисус сказал так о лепте бедной вдовы. Если добро сделано без труда, оно ничего не стоит. А мы сейчас говорим о финансовой олигархии, незаконном вывозе за границу огромных денег, нужных всей стране. Но кому-то это нужно в прикормленном городе, где каждый думает о том, как подольше высидеть и побольше, извините, хапнуть. Сколько же должна стоить нефть на мировом рынке, чтобы правительство остудило олигархов, строящих дворцы, и дало возможность накормить голодных детей и стариков?

Прошлой весной мы беседовали о вожде мирового пролетариата:

– Представляешь, Саша, опять идут споры о захоронении Владимира Ильича. Да как не поймут все эти простые и высокопосаженные спорщики, что пока тело лежит в центре Москвы, над ним висит аура, притягивая питаемые ею души людей, стоящих на поклон в очереди. Именно это не даёт оснований распрощаться окончательно с прошлым духовным наследием. А смотреть в прошлое, сказал мудрец, это значит смотреть в свою могилу.

В начале 90-х я читал в какой-то газете, что группа спиритов вызвала дух Ленина и задала ему несколько вопросов. Не знаю, – сказал Сергей Сергеич, – было ли это на самом деле, но одним из первых, был вопрос традиционно русский: «Что делать, Владимир Ильич?» И получили ответ: «Добить коммунистов». Второй русский вопрос – «Кто виноват?» – отпал сам, поэтому спросили, что он делает там и с кем? Ответ был краток: «Работаю», «Один». Вот так. Все работают и пересматривают свои взгляды, даже там. А здесь? С бараньим упрямством на каждом шагу продолжаем наступать на исторические грабли. Было это уже после отмены статьи 6 Конституции о руководящей и направляющей роли КПСС, при Ельцине уже.

Вот тебе ещё один пример того, извлекаем ли мы уроки из истории. Не так давно семнадцатилетнюю девочку-школьницу в телепрограмме спрашивают, что она знает о Ленине? Цитирую ответ: «Ну, это довольно раскрученная фигура прошлых лет». Каково? Раскрутили как какого-нибудь Бейца или Мумиё-Трейлера. Один на сцене дёргается как паралитик, другой орёт как мартовский кот.

– Да у них в голове сейчас только Интернет и бабки. Только неизвестно, какие. Но точно не рубли. Я как-то видел недалеко от Вашего дома огромный щит, на котором знаки, обозначающие доллар и евро расположены как мужчина сзади, а женщина в коленно-локтевом положении. Получилось супервыразительно. Экономика с порноуклоном. Долго щит висел, но потом сняли. Не стыд появился, а курс изменился. Молодёжь всегда в курсе. Зрелища и хлеб – с Древнего Рима ничего не изменилось. Вы нас так учили. За что же их ругать тогда? – Я старался вызвать старика на какие-нибудь серьёзные размышления, так как любил его послушать. Лекции он читал нам блестяще. – А Интернет такой же воспитатель, как дворовая шпана, хуже телевидения. К тому же, большое знание – большое зло, тем более, оставленное без оценки родителей.

– Так ведь это и есть дьяволизм, а дьяволизм есть деградация – разрушение. И Римская империя в итоге развалилась. Мы растим новое поколение мутантов-дегенератов, научившихся держать пивную банку, которую им суют прямо из телевизора во время передач о вреде подросткового алкоголизма.

Я не могу посмотреть телевизор, держа на коленях своих внуков. Неужели, чтобы рекламировать перечень туалетных принадлежностей, нужно демонстрировать перечень голых красавиц. Даже некоторые телеведущие в заставках своего канала снимаются в бикини, которые сразу и не заметишь. Кого рекламируют? Себя. Прямо в перерывах между высоконравственными передачами. Зачем делать себе дешёвый телесный пиар? Для стимулирования секс-фантазий самцов-телезрителей, подобных себе? Это же стадия раннего нарциссизма.

Что мы сегодня смотрим по телевизору? Ведь сейчас он – единственный воспитатель в стране. В некоторых передачах перед телекамерой собирают сытый и часто некомпетентный сброд, обсуждая проблемы, не стоящие ничего, – сколько давать на чай или кто хочет спать с миллионером и как выйти за него замуж. Всё в духе времени. Иногда о них и говорить неловко. Могли бы для приличия разбавлять аудиторию настоящим народом.

Телевидение ежедневно предлагает нам коктейль из крови и спермы, а на закуску – скандалы, сенсации, разоблачения и закулисные игры вплоть до самого верха. Тьфу. Не могут жить без скандалов, – снизят, например, цены на что-то и сразу объявляют – «скандально низкие цены». Стоит только сказать: скандальная выставка, концерт, интервью, книга или личность, мы все слетаемся как мухи не на мёд. И это потому, что нас уже стало привлекать всё низменное, мы стали наслаждаться им в массовом порядке, как и те, кто зарабатывает на этом.

Что видим ещё? Гипертрофированное представление о роли суперзвёзд, размножающихся простым делением в нашей жизни, даже пэтэушных. Прямо с утра показывают, что они едят, пьют, где подстригают своих собак, как развлекаются. Они так заполонили экран и новые журналы, что стали героями дня и примером для подражания. А молодёжные издания прямо призывают быть в курсе сплетен о личной жизни звёзд.

– Действительно, – сказал я, – кто-нибудь из них покрутится на экране, а через год-другой смотришь на знакомое лицо, его уже объявляют как звезду или легенду. Раньше я думал, что легендарными могут быть только Чапаев или Штирлиц. Почему же так произошло?

– Всё это амплитуда, противоположная прежнему отношению к человеку вообще, и к талантливому, в частности, как к пустому месту. Как, впрочем, и во всех иных отношениях – к алкоголю, моде, нравственности или собственности. А отклонение в отличие от разумной середины не только смешно. И не важно, что мы пока не привыкли к чему-то новому, просто мерзкое должно оставаться мерзким в любое время.

– Потому-то, наверно, талантов и поклонников и сменили кумиры с фанатами, – предположил я.

– Естественно. Но неужели, это показывать достойнее, чем рядового-минёра или старлея, раненного в Чечне? Они иногда приезжают в столицу, купив билет на свои боевые, ходят по улицам города, за который умирали их друзья. Что они видят здесь? Огни казино и ночных клубов, в которых жизнь бьёт ключом.

Кроме этого, происходит явное преувеличение роли некоторых сторон политической жизни и недооценка, умолчание о других. Ведь смешно, когда показывают встречи президента с министрами, положившими свой портфель в ногах. Для чего, например, нам знать, что кто-то принял и накормил кого-то в дружественной обстановке? Какое нам дело до интервью с депутатами, если все решения, о которых они говорят, принимаются потом с точностью до наоборот? Ничего не говорится о проблемах действительных, а если говорится, то так, будто на самом деле их нет.

– Может быть, волновать телезрителей не хотят? – спросил я, чувствуя в своих словах провокацию.

– Пусть больше волнуются те, кто смотрит на нас с экрана. Следовало бы гипотетически вообразить беседу премьера и двух-трёх его подчинённых с домохозяйкой, вернувшейся с рынка. Она бы им перед всей телезрительской аудиторией живо вправила мозги относительно низкого инфляционного роста цен на всё и неуклонного роста доходов населения. Она бы заставила их оперировать только одним термином – покупательная способность, как в нормальной и честной стране. И предложила бы лично еженедельно отчитываться перед населением об изменении этой способности всего в двух словах – улучшилась она или «обратно нет». Но сначала надо объяснить этим «несведущим», что есть два показателя инфляции и роста цен – один у них, другой у домохозяйки. Они должны говорить на её языке.

А пресса? Эти кучи жёлтого мусора, которые не успеваешь обходить, спотыкаешься на каждом углу. И везде смакуются свои или чужие испражнения. Остаётся лишь следовать совету профессора Преображенского доктору Борменталю – не читать советских газет. Зачем же нужно столько суперкроссвордов? Народу что, читать уже нечего? Конечно, к прессе раньше относились по-иному. За заворачивание селёдки в газету с портретом товарища Берия можно было уехать дальше, чем Магадан, но не приведи, Господи. А что в сегодняшние заворачивать прикажете? Жёлтого дьявола?

– Кстати, Сергей Сергеич, через несколько дней будет восемьдесят лет с написания М. А. Булгаковым повести «Собачье сердце».

– Филиппу Филипычу повезло, – восемьдесят лет назад не было телевизоров. А за десять лет до этого он мог оставлять свои колоши в парадном, и никто их не крал. Кстати, о литературе. В редакцию одной из телепрограмм житель одного города прислал три книги, которые купил прямо на улице – учебные пособия и практические руководства по сексу с животными, мёртвыми и малолетними детьми. Одну даму, ведущую нравственную передачу, телезритель по телефону спросил, когда перестанут показывать и печатать то, что вредит нравственному здоровью. Так она с металлом в голосе ответила – когда вы перестанете это смотреть и читать. Хорошо, что её не спросили про наркотики и оружие. Мне дочь рассказывала, что в одном из районов области на дверях суда видела объявление, что ввиду составления отчётов, заявления от граждан в январе не принимаются. Так давайте цеплять такие таблички, как в отелях, – Don’t disturb, – на дверях станции скорой помощи или антитеррористического комитета. Получается, почти как у Людовика XIV: «Государство это я», но после новогодних каникул занят написанием отчётов.

– «Пива нет», «ушла на базу», – констатировал я.

Когда воспоминания бесед с Сергеем Сергеичем в связи с наступлением обеда стали плавно иссякать, мне вспомнился бродяга, сбитый машиной. Думая, что надо бы позвонить в Склиф, я стал отыскивать в многочисленных карманах своей куртки записанный телефон. Но рука выудила не маленький квадратик бумаги, а что-то побольше. Это был старый затасканный конверт, помещённый в полиэтиленовый пакетик, который я подобрал у машины скорой помощи. Затем нашёлся и номер телефона справочной больницы.

– Здравствуйте, аллё. К вам несколько дней назад вечером от метро Тургеневская доставили пожилого мужчину, сбитого машиной при мне. Он не мог назваться…

– Звоните по другому номеру, в хирургию. Такой есть, запишите телефон…

– Спасибо, – я записал и опять набрал номер.

– Здравствуйте. Можно Зиновия Петровича?

– Минуту подождите…

– Да. Соколов.

– Здравствуйте, при мне сбили человека, я был с ним. Такой, знаете, с большой бородой и без памяти. При мне его доставили в больницу, и я, кажется, вас видел.

– К сожалению, память к нему не вернулась. Состояние стабильное, но тяжёлое. Вы кто ему?

– Я был прохожим…

– А, так это ваши данные были записаны в журнале? Ну что тут сказать? Это надолго. Комбинированная травма, ряд переломов, сотрясение мозга. Амнезия. Кое-что по частям пришлось собирать. В общем, нужен не один месяц, чтобы…

– А если он вспомнит, вы могли бы мне сообщить? Я бы тогда нашёл его родственников.

– Конечно, позвоним. Но больной пока даже говорить не может. До свидания.

– До свидания. – Я положил трубку и с надеждой посмотрел на конверт.

Взяв его, я стал рассматривать поверхность бумаги через лупу. Бумага была ветхой, но кое-что я смог разобрать: «Мелекесс, ул. Сударинская, 10, Борисовой Элен». Обратный адрес: «Франция», фамилия отправителя стёрлась, затем – «Шато» и следующее слово стёрлось. Видимо, Шато – это городишко. Я достал само письмо, из которого выпала газетная вырезка. Письмо было тоже написано на французском языке, и я ничего разобрать не смог. Но в самом низу страницы оно было подписано тем, кто его написал, – «Жозефина, март 1915 года».

Да, тут понадобится карта Франции. Интересно, у них города переименовываются всякий раз, как народ возьмёт Бастилию? А карту можно купить в специализированном магазине «Глобус» недалеко от Лубянки, рядом с площадью. Я вертел конверт в руках, пока не заметил на его обратной стороне запись, сделанную наискосок шариковой ручкой: «0922316514 Ник Серг», но что же это за телефон? Попробовал набрать его, но номер не набирался полностью, – его рвали на две неравные части короткие или протяжные гудки. Пришлось читать вырезку, скорее всего, из раздела происшествий какой-то местной газеты.

«Вчера ночью полностью сгорел деревянный дом по ул. Красноказарменной… В огне погибли двое местных жителей. Вероятно, пожар мог произойти ввиду неосторожного обращения с огнём или неисправности электропроводки. Причины пожара и личность погибших выясняются».

Не было ни даты, ни названия города, ни фамилии. Но главное, не было номера дома. Он не был обрезан, а просто стёрся на краешке бумаги. Тогда это мало, что даёт, и, значит, вырезка должна пока лежать в конверте, конверт в пакете, а пакет в ящике стола. Это тупик. Но почему у бродяги ничего не было, а конверт он хранил в отдельном пакете? Имеет ли это какое-либо значение?

И вдруг я замер. Мелекесс! Город, как-то связанный с родственниками по линии мамы. Мелекесс, Ульяновск, Куйбышев – всё это родные места находившиеся на Волге. Ульяновск до смерти Ленина назывался Симбирском, основанным как крепость в 1648 году. И про Сударинскую улицу я в детстве слышал. А фамилия Борисова тоже знакома. Целых три слова выплыло из моей памяти о временах детства. Надо скорее позвонить маминой сестре, которая живёт в Украине. Но сначала следует хорошо пообедать. Благо, что на работу сегодня не ходить.

Моя тётя была учителем на пенсии и жила с дочерью Аллой, моей ровесницей и двоюродной сестрой. А тётя являлась младшей сестрой мамы. Средняя покойная сестра тоже имела педагогическое образование, и работала когда-то давно секретарём горкома партии в одном из городов РСФСР. Был у них, еще и младший братик Леонид, скончавшийся двух лет от роду. Теперь мы с тётей созванивались редко, но, сколько я себя помню, всегда разговаривали на «ты». Хорошо, если она окажется дома. Зря её волновать не буду, начну с улицы Сударинской, а там найду, за что зацепиться.

Я набрал длинный номер и услышал обнадёживающие гудки. Трубку взяла Алла, и после нескольких обоюдных слов я услышал голос тёти. Мы поздоровались, и я осторожно начал разговор.

– Ты знаешь, у меня в голове второй день крутится какая-то Сударинская улица. Что-то знакомое и связано с тобой. Может, ты помнишь?

– Про эту улицу есть стихи Марии Антоновны – моей бабушки – твоей прабабушки. Может быть, ты в детстве их слышал, мы иногда дома их произносили. Они поднимают настроение. Прочесть?

– Длинные?

– Не очень, как раз, чтобы в трудную минуту прошептать их про себя. Они помогают даже найти что-нибудь потерянное в доме – тапочки, ключи… У бабы Маши была целая тетрадь стихов.

– О, вспомнил! Легендарная домашняя тетрадь, до которой всю жизнь не могу добраться. Конечно, помню, и хотел бы в этот раз почитать эти стихи.

– Ещё была французская тетрадь со стихами.

– А где она? – насторожился я.

– Не знаю, где-то во время переездов потерялась. Власть не любила ни осёдлого, ни кочевого образа жизни, а один советский.

– Угу, жизнь тогда была «фуфло-советик». А что в русской тетради?

– В основном лирика, стихи о членах семьи, погоде и природе, посвящения знакомым.

– Чем написано?

– Карандаш с твёрдым грифелем и перо-лягушка.

– Есть стихи с биографическим содержанием?

– Нет ничего такого, сам бы увидел. Это же не анкета о национальности, родственниках за границей и жизни в оккупации.

– Ты можешь мне кратко рассказать о твоей бабке?

– Она жила в Мелекессе – сейчас Димитровград, на улице Сударинской до того, как выйти замуж за твоего прадеда. Её девичья фамилия Борисова. Даже номер дома помню – десятый. Он принадлежал её дальней родственнице Борисовой Прасковье, потому что Мария Антоновна говорила, что Прасковья умерла вскоре, когда её муж ушёл на фронт, и теперь у неё никого не осталось. Так и сказала – у меня никого нет, все давно умерли, ещё во время войны 14-го года. Говорили, что бабка ездила в этот дом, но никто ничего об этом толком не знает. И дома того давно нет, ещё с довоенных времен.

– У Марии Антоновны была сестра?

– Нет, мы бы знали. Папа бы сказал. Бабушка говорила, что у неё никого нет – ни родителей, никого. Она была совсем одна. Шутила, что она француженка, но это от того только, что свои стихи на французском подписывала на французский манер – Мари. А по-русски говорила без акцента. Все её звали Машей, русской красавицей и очень любили. Больше ничего толком сказать не могу. Пробел в истории, – тётя вздохнула.

– Понятно. Очень хочу почитать её стихи. Я придумал, как можно сделать. Ты можешь завтра передать тетрадь самолётом? Может, Аллу попросишь. Иначе, не увижу тетрадь никогда.

– Попробую.

– Вылет рейса в 11—20, можно передать тетрадь члену экипажа или пассажиру. Пусть держит тетрадь в руках у справочного бюро, к нему сразу подойдут. Тетрадь вложи в открытый конверт, чтобы видели, что это не тротиловый эквивалент и не баксы. На конверте надпиши номера телефонов. Созваниваться ещё будем?

– Нет, только бы не потерялась.

– Такие рукописи не горят, не тонут и не теряются. Всё будет хорошо, я тебе потом позвоню. Целую вас.

– Целую, передай привет Алексею с Галей.

– Передам. Обязательно.

Та-ак, теперь позвоним брату и попробуем попросить его помочь нам «втёмную». Это такой оперативный жаргончик, означающий, что человек что-то делает, но не понимает для чего и почему. Зачем волновать зря? Мало ли, как потом дело повернётся?

– Лёш, привет.

– Привет.

– Лёш, побудь два дня моим двоюродным братом.

– От родного устал или на танцы в заводской клуб собрался?

– А ты что, можешь побыть и родным? Тогда только один день, завтра.

– Давай, говори, что ты хочешь от родного. Я как раз в пробке стою.

– Да я как раз хочу, чтобы завтра пробок не было. Потому что завтра нужно съездить в аэропорт, ты там всё равно бываешь по делам. И встретить тёткин рейс, вылет в 11.20 Москвы. И у справочного бюро забрать конверт со стихами нашей прабабушки Маши. Его будут держать в руках.

– Это всё? А газетку с оторванным уголком захватить с собой?

– Нет, я буду ждать дома твоего звонка, чтобы забрать его. И заедь, пожалуйста, по дороге в специализированный магазин «Глобус» на Лубянке. Нужна самая крупная карта Франции, какой обычно пользуются командиры взводов, а у меня сейчас денег нет.

– Собрался рыть окопы на линии Мажино? Интересно, с какой стороны? А какие гранаты понадобятся – оборонительные или наступательные? Если перепутаешь, можешь пораниться.

– Да нет, не понадобятся, но карта очень нужна, даже необходима.

– Ладно, жди звонка, отбой.

* * *

– Душа после разлучения с телом тотчас же ли воплощается снова?

«Иногда тотчас, но чаще всего по истечении более или менее продолжительного времени».

– Что же делается с душою в промежутке воплощений?

«Она пребывает блуждающим Духом, который жаждет нового назначения: она ждёт».

– Как долго может продолжаться блуждающее состояние Духа?

«От нескольких часов до нескольких тысячелетий. Впрочем, собственно говоря, нет определённых пределов для блуждающего состояния; оно может продолжаться очень долго, но никогда не бывает вечно. Дух рано или поздно находит возможность снова начать существование, которое служило бы ему очищением предшествовавших существований».

– Эта продолжительность времени подчинена воле Духа или может быть назначена как искупление?

«Она зависит от его свободной воли. Духи действуют всегда сознательно, но для некоторых такая продолжительность времени может быть наказанием, назначенным самим Богом; иные просят о продлении блуждающего состояния, чтобы приобрести те познания, которые приобретаются не иначе, как в состоянии Духа».

– Знают ли Духи время, когда они перевоплотятся?

«Они предчувствуют его, как слепой чувствует огонь, когда к нему приближается. Они знают, что снова должны облечься в тело, как вы знаете, что должны когда-нибудь умереть, но не знают, когда это случится».

– Для всех ли Духов одинаково число воплощений?

«Нет. Тот, кто подвигается вперёд быстро, избавляет себя от многих испытаний. Но, во всяком случае, перевоплощения бывают многочисленны, потому что прогресс Духов почти бесконечен».

Книга Духов

* * *

На другой день я встал очень рано. Надо бы успеть доделать остальные домашние дела, а то позвонит брат, и мне сразу придётся ехать. До меня дошло, что сегодня я опять не смогу навестить Сергея Сергеича. Ну, тогда завтра, сразу после занятий – к нему, – решил я. Итак, в отсутствие гарема, перехожу к самообслуживанию.

В один из своих визитов я спросил своего учителя:

– Сергей Сергеевич, у Вас есть прогноз на развитие страны?

– Если не принимать во внимание гипотезу Запада о недалеком будущем? Но лучше сказать так: или распад, раздел и ввод международных сил, наблюдателей ООН, сужение территорий до границ древнерусского княжества. А что ещё делать со страной, из которой вывезено или продано всё, кроме ядерного оружия? Или…

– Что?

– Наедятся и поймут, что так нельзя, потому что досыта – никогда не бывает. И таблеток от такого переедания ещё не придумали. Закон возвышения потребностей не позволит. В этом случае будут тише, меньше и медленнее воровать, обеспечивая своих внуков и правнуков. Просто до некоторых постепенно дойдёт, что жизнь их потомков, которую они хотят обеспечить чуть ли не до седьмого колена, не будет иметь смысла, – у них не будет страны, да и наследники не родятся, а если родятся, то уроды. Но просто так смены идей не произойдёт. Если бы в своё время, правильно поступили с налогом на недра и не допустили других ошибок… Но безразличие и мародёрство тогда победили. Люди, от которых многое зависит, не будучи патриотами, не являются и полными космополитами, и им геополитика небезразлична. Поэтому будут сокращаться хищения, коррупция, негодяйство на вершине пирамиды. Отсюда начнёт расти промышленное производство и благосостояние. Сначала очень медленно и незаметно. Ты читал письмо Мишеля Нострадамуса к сыну Цезарю? Очень поучительно, даже в смысле предсказаний. Если «повезёт», заметное улучшение жизни сами люди почувствуют через три-четыре десятилетия. Я имею в виду реальный скачок, а не каждодневные заявления об улучшении жизни. Но только, если очень повезёт. Очень. И всё это случится не само собой. История не даёт гарантий, а всего лишь указывает путь людям, которые обязаны быть другими. Ты знаешь, в Одессе говорят, когда ругаются: чтоб век в твоей квартире капитальный ремонт был, и родственники к тебе на все лето в гости приехали. А в Древнем Китае, где сегодня наблюдается рост экономики, врагам говорили: чтобы тебе жить в эпоху перемен. А вот что они говорят про гостей на своей уже тесной территории, я не знаю…