скачать книгу бесплатно
Когда они дружно стали ломать кирпичную стену одного из домов, на громкий звук вышел розовощекий коренастый мужичок с солидным животом, с приподнятыми от удивления пучками бровей на опухшем от сна и алкоголя лице.
Это был «Карлсон, в самом расцвете сил», а, точнее, его копия. Внешнее сходство с мирным и веселым персонажем любимой детской книги расслабило местных деятелей. Они ошибочно предположили, что это кто-то из родственников односельчан и решили, что его можно проигнорировать. Мужики продолжили начатое дело.
Пиджак малинового цвета создал обманчивое впечатление о своем хозяине. Сельчане пока не знали, что этот предмет гардероба станет символом эпохи.
90-е только наступили. Мужиков ничего не насторожило в нем. Они вскользь глянули на чудака и продолжили спокойно носить кирпичи в машину. Опешив от их наглости, «Карлсон» полез в карман своего пиджака и достал пистолет. Он хрипло крикнул:
– Стоять!
Подчинившись приказу незнакомца с пистолетом, мужчины остановились. Но, посмотрев на него, прыснули от смеха. Их рассмешили короткие пальцы-сосиски, сжимающие рукоять оружия.
Все, что с ними происходило, со стороны выглядело комично, неправдоподобно. Но когда они увидели указательный палец, зависший над курком, и заглянули в его ледяные глаза, им стало не до смеха.
Первой командой этого человека было:
– Стройся!
Наступила тишина, от которой у трех крестьян пробежал холодок по спине. Немного потоптавшись, они поняли, что «пиджак» не шутит и может пальнуть в любой момент. Крестьянам пришлось построиться.
Уверенный в том, что сельчане достаточно напуганы и готовы выполнять его следующие команды, мужчина приказал:
– Направо! Шаго- о-ом-м-арш!
Мужики, уже не глядя друг на друга, повернулись направо и стали маршировать. «Командир» очертил пальцем вокруг себя, как бы показывая, как они должны маршировать.
Сделав несколько кругов вокруг пьяного «генералиссимуса», марширующие получили следующую команду:
– Песню запевай! В голову не лезла ни одна пригодная для марша песня.
Вращавшийся на пальце пистолет производил свое магическое действие. Один мужчина с надрывом почему- то запел:
– Сиреневый туман над нами проплывает…
Похоже, что это было единственным, что он вспомнил. У двоих затеплилась слабая надежда, что «командующий парадом» протрезвеет и прекратит над ними издеваться. Понурив головы, они молча продолжали шагать по кругу за поющим. На толстом указательном пальце крутился пистолет.
Призрачный «туман» развеялся. Следующий приказ реального командира в малиновом:
– Пойте «Интернационал»!
«Отряд» начал чесать затылки, пытаясь вспомнить хоть кусочек текста. Ни одна строчка не приходила в пустые от страха головы. Впрочем, направленное на тебя черное дуло пистолета хорошо освежает память, и строчки, одна за другой, выстраивались в головах сельчан.
Нестройно, спотыкаясь на рифмах, они запели наконец-то «Интернационал» и вновь пошли маршем по кругу:
Вставай проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущённый
И в смертный бой вести готов…
Пьяный «дирижер» размахивал своим пистолетом и, довольный собой, наслаждался властью над безоружными людьми.
Это есть наш последний
И решительный бой.
С Интернационалом
Воспрянет род людской
– с чувством пели крестьяне.
Триумф «маленького» человека достиг своего апогея.
Общество начинало привыкать к расслоению общества на бедных и богатых, к дулу пистолета и унижениям. Откуда взялись «малиновые пиджаки»? Как они могли вырасти в советской школе, где всегда говорили о «равенстве и братстве»? Словно кто-то нам позавидовал и наложил на всех китайское проклятие:
– Чтоб ты жил в переходные времена!
Самые отчаянные покидали насиженные места и уезжали на заработки.
– Хорошо, – спокойно ответила я. Второй вопрос, который интересовал Сандугаш, судя по тому, как все притихли, и не только ее:
– Муж у тебя есть?
– Нет, я уже восемь лет вдова, – сказала я.
В разговор вступила соседка, которая сидела напротив:
– Меня зовут Марина, я из Чувашии, и у меня самая распространенная в мире фамилия – Кузнецова.
– Сколько у тебя детей? Они тоже приедут в Москву? – спросила Марина.
– Двое. Они уже студенты. Пока дети остались в Оренбурге, потом посмотрим, – рассказывала о детях я.
– Сюда едут в основном одиночки. У меня тоже двое. Они остались с матерью. Муж пил и нигде не работал, терпела его долго, «до поры, до времени». После одного случая погнала его «поганой метлой», – начала свою историю Марина.
– Ты нам не рассказывала. Что это за история? – заинтригованно спросила Сандугаш, сев поудобнее.
Женщина рассказывала нам о другой своей жизни, которую иногда выпускала в свою новую реальность:
– Ой, мы тогда в Козловке жили, я торговала на рынке мясом. Работы у мужа не было, он сидел дома с детьми. Им было три и четыре года, они – погодки. Пока он спал перед телевизором, эти две маленькие «шкоды» достали у него спички из кармана и устроили пожар. Они подожгли подушку отца. Перепуганный запахом горевших перьев, он уронил ее на синтетический палас. Потом загорелся и он. Что же сделал этот падла? Он прибежал ко мне на рынок с телевизором в руках, оставив детей одних в горящей квартире. Вынес самое ценное для него – телевизор! Спасибо соседям, они и огонь потушили, и пожарных вызвали, и детей забрали, после этого видеть его не хочу!
– А сколько ты уже в Москве?, – поинтересовалась я.
– Три года уже, – ответила Марина.
– А ты давно приехала? – задала я вопрос другой соседке.
– Меня Верой зовут. Я здесь почти десять лет. Марина говорит, сюда одиночки едут, а у меня хороший муж, но не от него я уехала из Луганска в Москву, – с грустью вспоминала Вера.
– Тебе пришлось это сделать? – любопытствовала я.
Вера продолжала:
– Меня тогда назначили директором одного из крупных магазинов Луганска, я с радостью согласилась, мне было тогда тридцать два года, была наивной дурочкой. Думала, «горы сверну», возомнила себя самой умной, хваткой, гордилась, что оказали доверие. А меня тогда просто назначили, для того, чтобы потом подставить, «повесить» на меня долги, причем, очень круглую сумму по тем временам. Когда прокуратура начала разбираться во всем, я почувствовала неладное, и тут же уехала в Москву, оставив мужа и детей.
– Все пути ведут в Москву, – задумчиво произнесла Марина, вспоминая истории разных людей, которых пришлось повстречать здесь за три года.
Вере хотелось закончить свое повествование:
– А муж мой приехал за мной, сейчас он дачу одной состоятельной семьи охраняет. Я езжу к нему в выходные, у них же и подрабатываю: убираюсь на даче, готовлю их семье, когда они приезжают. Теперь я – домработница с высшим торговым образованием.
Грустно вздохнули еще несколько человек. Мне же вспомнилась казахская пословица, которую я пересказала девочкам: «Работать – не стыдно, стыдно – не работать». Есть еще одна пословица: «Хоть под хвостом у осла мой, но деньги зарабатывай, только милостыню не проси».
– Слава Богу, у вас есть работа, девочки! – сказала я.
– Не волнуйся, и ты найдешь, – успокаивала меня Марина.
пересказала девочкам: «Работать – не стыдно, стыдно – не работать». Есть еще одна пословица: «Хоть под хвостом у осла мой, но деньги зарабатывай, только милостыню не проси». – Слава Богу, у вас есть работа, девочки!, – сказала я. – Не волнуйся, и ты найдешь, – успокаивала меня Марина.
Второй день прошел безрезультатно, я обошла все палатки, магазины, кафе, рестораны на стадионе «Лужники» и во всем районе вокруг него. Когда вернулась в квартиру, Одил встретил меня настороженно, с вопросами:
– Как сходила? Устроилась? У тебя есть деньги в запасе? Если за следующий месяц не сможешь заплатить, то тебе придется уйти.
Не глядя ему в глаза, сдерживая раздражение, ответила ему:
– Это только первый день. Что ты паникуешь раньше времени?.
– Вон Диляфруз уже четыре месяца сидит без работы. Хорошо, хоть сын у нее работает, – не унимался таджик.
Меня это начинало выводить из себя.
– В отличие от меня, она – не россиянка, и образования у нее нет, – обрубила его стенания я.
Одил, уходя в свою комнату, ехидно добавил:
– Россиянка! Посмотрим, что у тебя получится! Вечером парни из соседней комнаты, работавшие грузчиками на «Лужниках», приходили раньше других жильцов. Их рабочий день обычно начинался в четыре утра. Девочки, с которыми мы жили в одной комнате, были еще на работе. В нашей комнате были я и Карина. Она недавно вернулась с занятий. Мы болтали с ней на школьную тему. В комнату постучался и тут же вошел молодой человек. Его звали Чори.
– Здравствуйте, как ваши дела? Вы нашли работу? – спросил он.
– Пока ищу, – с грустью отвечала я.
– Я думаю, что найдете, вы – грамотная, да еще – россиянка, – успокаивал меня молодой человек.
– Да, буду искать дальше, вы же смогли найти работу. Я хотела бы спросить об одном, только не обижайтесь на меня. Вы все говорите с сильным акцентом, вы в школе учили русский язык? Проснувшаяся во мне журналистка уже брала интервью у трудового мигранта.
Чори рассмеялся, но охотно ответил:
– Нет, очень мало слов знал. Когда Союз развалился, русский язык у нас не был. Я, когда приехал, работал сначала стройка. Мужики перед обедом отправил меня за хлебом, сказали, купить 14 булка хлеба. Пока дошел до киоск, забил слово «четырнадцать», но вспомнил «пятнадцать». Пришел и продавщицу просиль, положить в пакет 15 штук, потом убрать одна. Она сразу понял, что я не знал слово и смеялся. Тут расхохотались и я, и Карина. Дверь в комнату была открыта. Другой парень из соседней комнаты, услышав рассказ Чорибоя, тоже пришел пообщаться с нами. Бобур рассказал, как он изучал русский язык: – А у меня тоже был такой история. Мне тоже отправили в магазин дядя, купи, гаварит курица, Я пришел супрмаркыт, курица не нашель, искаль, искаль магазин, не вижу курица. Нашель яйца, взяль один и гавару продвец: «Где его мама?» Он смеялься, чуть пол не падал. – Ой, это очень смешно, ребята! – вытирая слезы от смеха, сказала я. Я сомневалась в том, что это было с ним, а не анекдот. Мне показалось, что Бобур пошутил, для того, чтобы нас с Кариной рассмешить.
Тут в комнату заглянул еще один мальчишка, тоже грузчик, по имени Хуррам, и спросил: – Дана-хон, мне званиль брат, просиль приехать к нему, он работат стадион СИСКА, вы не знаит, где это?
– Чувствую, вечер юмора продолжается, еще раз скажи название стадиона, – давясь от смеха, попросила его я.
– СИСКА, – громко повторил парнишка.
Все присутствующие уже валялись на полу от смеха, дергаясь в конвульсиях. Я была в их числе.
– Не могу понять, повтори еще раз, – пропищала я.
Хуррам смущенно стоял и ждал. Тем временем, я прокручивала в голове варианты разных слов, похожих на «сиска»: соска, суска, сыска, цыска, ЦСКА.
– Ура, кажется этот стадион называется – ЦСКА. Спроси у него название станции метро, а там уже будешь искать Ц-С-К-А! А вообще, ребята, не обижайтесь на меня за смех. Вам простительно, вы приехали из другой страны, делаете успехи, учите язык. Есть те, кто живут в России всю жизнь и говорят с акцентом. Мой свекор, например. Однажды, он рассказывал моей маме, что лечится от своих болезней «женщином», я обалдела от услышанного. Ведь я так и подумала сначала, что женщиной человек лечится, а потом оказалось, что женьшенем. Или на свадьбе дочери он решил блеснуть красноречием, поздравить молодых по-русски, и сказал: «Дорогие дети, поздравляю вас с законным браком и дарю вам спальный гарнитур. Пусть он вам будет пухом!». Это он перевел пожелание с казахского, которое в оригинале звучит так: «Пусть он будет для вас мягким и удобным, как перина из лебяжьего пуха!» Все, сидящие за столом, сначала смутились, потом кто-то поперхнулся, кто-то подавился и все смеялись, – рассказывала я, стараясь загладить перед ними вину за свой смех.
В прихожей послышались голоса вернувшихся с работы девочек. В квартире стал собираться народ. Вдруг, в этой шумной суете, прозвучал, непохожий на предыдущие, настойчивый звонок. Кто-то долго и требовательно нажимал на кнопку. Всем стало тревожно. Дверь все-таки открыли, и в прихожей зазвучал непривычно громкий, сочный баритон без акцента. Незнакомец поздоровался. Народ затих и насторожился.
Карина тут же юркнула за штору, успев сказать:
– Это участковый! Хорошо, что мама пока не пришла.
Громкий голос участкового командовал:
– Все с паспортами выходите в прихожую! Не прячьтесь! Я все равно буду обходить все комнаты. Его интонации напомнили мне сцену из старого фильма про концлагерь, в которой таким же тоном отдавали приказы заключенным.
«Я – россиянка, нахожусь в своей стране, мне бояться нечего!» – с этими мыслями я вышла в прихожую.
Там уже выстроилась толпа мигрантов. Рослый участковый восседал на стуле. Жильцы покорно подходили к нему с документами. У него в руках уже была солидная кипа их паспортов. Собрав их, он встал и решил выходить.
– Вы не имеете права забирать у нас документы, это незаконно. Верните немедленно мой паспорт! – возмутилась я.
Разозлившийся страж порядка прошипел мне в лицо:
– Здесь закон – я. Придешь в участок вместе со всеми, там и поговорим.
– Верните мой паспорт! – требовала я.
Меня никто не слушал. Участковый вышел с кипой паспортов. Соседи молча оделись. Один за другим, они понуро следовали за ним. Эта картина напомнила мне о «гаммельнском дудочнике», который, под звуки своей дудки, сначала очистил город от крыс, а, когда с ним не расплатились, увел городских детей неизвестно куда. В полицейском участке стояла толпа мигрантов, не решавшихся первыми зайти в кабинет. Пришлось это сделать мне.
– Почему вы забрали мой паспорт? – решительно вопрошала я, уверенная в себе и своей правоте.
Игнорируя меня и мой вопрос, он разглядывал какие-то бумажки. Потом задал вопрос:
– С какой целью приехала в Москву?
– Во-первых, прошу обращаться ко мне на «вы». Я – россиянка, имею право свободно передвигаться по своей стране, а Москва – столица моей Родины. Собираюсь найти здесь работу! – раздраженно ответила я.
Словно не слушая и не слыша меня, участковый продолжал задавать вопросы:
– Кто ты по профессии?
– Почему вы со мной продолжаете говорить на «ты»? У меня два высших образования. Между прочим, я – педагог и журналист, и требую к себе уважения! – вновь воспитывала его проснувшаяся во мне училка.
Оторвавшись от листка, он внимательно посмотрел на меня и уже потеплевшим голосом заговорил:
