скачать книгу бесплатно
– Я же не для себя, – протянула Дина каким-то чужим голосом. – Мне надо Володьку кормить. И маленькому в животе нужны витамины. Зарплату не дают восемь месяцев, я уж не говорю про стипендию. А декретные мы проели.
– Надо было у меня попросить… – мой голос тоже перестал быть знакомым.
– У вас у самого холодильник пустой. Я вам позавчера колбаску приносила.
– Тоже ворованная?
– А где мне деньги взять на такую? В вакуумной упаковке. В магазинах совсем недавно появилась. Бельгийская и французская. Да и на обычную у меня денег тоже нет. К тому же я ее не люблю. Она с жиром. Противная.
– А если поймают?
– Они на беременных не смотрят. Я давно заметила. Еще когда на пятом месяце была. Как только живот появился, сразу перестали смотреть. Так что нормально… Ну? Пойдемте домой? – она заглянула мне в лицо. – Говорила же, не надо было идти.
Рядом с нами остановился прохожий. Володькин ровесник или чуть постарше.
– Вам помочь?
На его месте я бы тоже без конца останавливался и предлагал помощь. Хитрость ведь не в том, что действительно сострадаешь сирым и убогим. Все дело в чувстве превосходства.
Ходил бы и навязывался всем подряд. Потом весь вечер отличное настроение.
– Нам ничего не нужно, спасибо. Оставьте нас в покое.
У него от моих слов лицо перестало быть симпатичным. Нестрашно – в его возрасте можно быть и с таким лицом. Одно компенсирует другое. Несимпатичное лицо – зато симпатичный возраст. Во всем важен баланс. Иногда везет как сейчас, и баланс восстанавливаешь ты, а не кто-то другой. Тоже вполне приятный момент. Можно сказать – миссия погибающего злыдня. Ибо в мире должно царить равновесие.
– Вы белый совсем, как простыня, – сказала Дина, когда мы вошли в квартиру.
Вернее, ввалились. Чуть не уронили этажерку в прихожей.
– И пот бежит по вискам.
– Ты что, звуковой медицинский журнал? – выдавил я, опускаясь на тумбочку для обуви. – Озвучиваешь симптомы?
– Это сердце, – уверенно сказала она. – Я проходила по медицине.
– Что получила на экзамене?
– Еще не сдавали. Сессия через два месяца.
– Вот и не болтай. Сдашь – тогда будешь ставить диагнозы.
После валидола стало полегче. Люблю его вкус. Раньше, помнится, были конфеты «Холодок». Питался ими, когда заканчивал диссертацию о Фицджеральде. Перед защитой пришлось переписывать всю вторую главу. Аспирантские деньги на еду кончились. А так – дешево и сердито. Иногда, правда, тошнило.
– Любовь Соломоновна права – не надо было вам уходить от Веры Андреевны, – сказала Дина, усаживаясь в кресло напротив моего дивана.
– Ты опять начинаешь. Я же просил…
– Нет, не опять. Это совсем другое. С вашим сердцем Вера Андреевна самое то. Она умеет ухаживать. Поэтому Любовь Соломоновна на вас так сердится. Ей просто вас жалко. Был ведь уже один инфаркт.
– Мне самому себя жалко.
– И Володька бы тогда не злился на вас…
– Да, наверное, не злился бы.
– Ему просто обидно за мать.
Я повернул голову, чтобы посмотреть на нее.
– Это он сам ее так называет?
– Как? – она непонимающе смотрела на меня.
– Мать.
– Нет, – она даже слегка засмеялась. – Он говорит «мама». Это я так сказала, чтобы было быстрей.
Я полежал и подумал – быстрее ли говорить «мать», чем «мама». У меня получилось, что не быстрей. Количество слогов не имеет значения. У нежности иная скорость.
– Как она там? – спросил я.
– Грустит.
Я помолчал. Приступ вины трудней переносить в молчании. Каждый из нас должен быть наказан соразмерно.
– Скажи… Наташа тебе звонила?.. Наталья Николаевна?.. – Звонила.
– Передавала что-нибудь для меня?
Она ответила не сразу.
– Мне кажется, вам лучше забыть о ней.
– Слушай, мне уже пятьдесят три года, – сказал я. – Сам как-нибудь разберусь.
– Ну, не знаю… Мне кажется, лучше не надо.
Дина с усилием поднялась из кресла и направилась в коридор.
– Я оставлю вам маслины, – крикнула она оттуда. – Вы какие любите, светленькие или черненькие?
– Забери все.
Она опять заглянула в комнату:
– А вы, кстати, на того парня обратили внимание?
– На какого парня?
– Который хотел вам помочь. У магазина.
Я помотал головой:
– Как-то не до него было.
– Странно… Он очень похож на вас. Прямо вылитый. У вас с Любовь Соломоновной были дети?
– Нет.
– А я бы сказала, что он ваш сын.
– Слушай, хватит выдумывать.
– Ну… она ведь могла родить уже после развода с вами. Откуда вам знать – была она беременна или нет.
– Дина, прошу тебя.
– Нет, ну вы узнайте у нее. Такое случается. Ходишь-ходишь, хоп – а у тебя второй сын. Здорово же.
– Маслины свои забери.
Она улыбнулась и наконец исчезла.
* * *
Когда вас бросают, опору надо искать в себе. Нельзя умолять о встрече, нельзя убеждать, нельзя выяснять причины. Телефон лучше всего разбить – в этой бездонной трясине он самое топкое место. Но я не сумел. Просто снял трубку, набрал номер и промычал: «Я больше так не могу. Можно мне увидеть тебя? Хоть ненадолго».
Мотив унижения в моем возрасте звучит уже не так остро. Мелодия складывается из других нот.
Тем более что телефонный номер был оставлен как раз на такой случай. То есть мне обещали, что «я поживу пока у мамы», но телефон на стене написали именно этот. Не из маминых цифр.
– Я же тебе говорила – звони только в крайнем случае, – сказала она.
– У меня крайний.
– Сердце?
– В каком-то смысле – да. Можно назвать это сердечной проблемой.
– А валидол?
– Я пробовал. Не помогает.
В итоге решено было взять меня в кино. В темноте мое присутствие меньше оскорбляло их чувства.
Мы решили, что так будет происходить мое постепенное отчуждение. В брехтовском смысле. Чтобы я смог по-новому взглянуть на ситуацию. Ну и чтобы мне стало полегче.
Забота о старших.
Хотя в этом смысле теперь ей было о ком заботиться и без меня.
– Ну, ты чего? – сказал Николай, когда я сел к ним в машину. – Совсем, что ли, раскис? Мне вон тоже почти пятьдесят, а я, смотри, какой бодрячок. Ты спортом каким-нибудь занимаешься? Потрогай.
Он перегнулся через спинку сиденья и согнул перед моим лицом руку в локте.
– Давай-давай. Трогай. Видал, какой бицепс? Бетон.
Я прикоснулся к его кожаной куртке. Зеркальце у него над головой отразило мое движение. В зазеркалье оно было не таким неловким. Просто одна рука потянулась к другой руке. Как у Микеланджело на потолке Сикстинской капеллы.
В детстве на эту тему бегали во дворе и хлопали по плечу друг друга. «Теперь ты водишь!»
Передача эстафеты. Стремление к спорту заложено в человеке очень глубоко.
– Нет, я ничем не занимаюсь. Я много курю.
– Ну и зря. А я по субботам – всегда в бассейн. И еще спортзал.
Наталья смотрела на нас и умиротворенно улыбалась.
За билеты заплатил Николай. Я сделал движение к кассе, но он жестом остановил меня.
– Ты зарплату свою давно получал, профессор? Помнишь еще, как она выглядит?
Я сделал вид, что хотел просто рассмотреть афишу. От этого, якобы, и возникло движение. В конце концов, эстафета была уже у него.
Хотя штамп в паспорте еще оставался.
– Слушай, нам надо с тобой о разводе поговорить, – с казал Николай, когда мы шли по проходу между рядами.
– Не сейчас, – шепнула Наталья. – Давайте садитесь скорей.
А я от самого входа думал – как мы усядемся. Спрячется она от меня за него или сядет между нами? Вариант, что я буду сидеть между ними, практически отпадал. К чему было тогда городить весь этот огород с изменой и переездом на чужой телефон, в котором нет маминых цифр? Даже маминых черточек в нем нет. Хотя обещалось.
Она села на место 15. Он – на 16. Я опустил сиденье 17. В сумме составило 48. Всего на пять лет меньше, чем мне. От перестановки слагаемых сумма, разумеется, не менялась, но я эту перестановку с удовольствием бы осуществил.
Будь я тот бородатый Господь с потолка Сикстинской капеллы.
И разверз бы кое перед кем геенну огненную. Чтобы корчился там со своим шестнадцатым стулом.
Или семнадцатым.
Потому что мы точно друг друга стоили. Собственного ребенка ни один из нас в таком возрасте ни за что в кино бы не заманил. С нами сидел чужой ребенок. И каждый из нас думал о том, как бы с ним переспать. То есть с ней. То есть это я думал. Николай шуршал руками в карманах куртки.
– Жевательную резинку будешь, профессор? – сказал он, нащупывая мою ладонь в наступившей темноте.
– Тихо вы! – шикнула на нас Наталья. – Как дети малые.
Я закрыл глаза и представил ее воспитательницей детского сада, а нас с Николаем – двумя хулиганами из старшей группы, которых она в педагогических целях привела на детский сеанс.
