скачать книгу бесплатно
– Удивляюсь, как это вы не сняли повязку сами, – ответила я и начала распутывать узлы.
– Боялся после вашей взбучки, когда вы перевязывали в первый раз, – ответил он, глядя на меня с высоты своего роста и нахально ухмыляясь. – Думал, вы надаете мне по заднице, если я дотронусь до повязки.
– Я вам сейчас надаю, если не сядете и не будете вести себя спокойно, – полушутя сказала я и, надавив обеими руками на здоровое плечо, усадила на стул возле кровати.
Я сняла все повязки и осторожно ощупала сустав. Он по-прежнему был немного опухшим, и кровоподтек был заметен, но, к моей радости, порванных мышц не наблюдалось.
– Если вам так хотелось избавиться от этого, почему вы не позволили мне сделать это вчера днем?
Меня сильно озадачило его поведение на лугу – это казалось тем более странным теперь, когда я увидела, что грубые края полотняных бинтов стерли кожу почти до ссадин. Повязку я снимала очень осторожно, но под ней все было в порядке.
Джейми покосился на меня, потом застенчиво опустил глаза.
– Видите ли… я просто не хотел снимать рубашку при Алеке.
– Вы такой скромник? – сухо спросила я и попросила его поднять и опустить руку, чтобы проверить работу сустава.
Он слегка поморщился от усилия, но на мою реплику улыбнулся.
– Если так, то я вряд ли сидел бы в вашей комнате полуголый, верно? Нет, это из-за рубцов на спине.
Заметив мое удивление, он начал объяснять:
– Алек знает, кто я такой, то есть он знает, что меня пороли, но шрамов он не видел. Знать о чем-то и увидеть собственными глазами – разные вещи.
Отведя взгляд, он осторожно дотронулся до больного плеча и мрачно уставился в пол.
– Это, как бы вам объяснить… Ну, предположим, вы знаете, что какой-то человек пострадал, это просто одна из тех вещей, которые вы о нем знаете, и это не играет роли в отношениях между вами. Алеку известно, что меня пороли, ему известно, что у меня рыжие волосы, и это не влияет на его отношение ко мне. Но если увидеть собственными глазами… – Он запнулся, подыскивая нужные слова. – Это… нечто личное, что ли. Я считаю… если бы он увидел шрамы, то уже не мог бы смотреть на меня и не думать о моей спине. И я знал бы, что он о ней думает, и сам все время вспоминал бы, и… – Он пожал плечами и умолк.
– Ну вот, – заговорил он снова. – Глупо все это объяснять, верно? Просто я чувствителен к таким вещам. В конце концов, сам-то я не видел, может, выглядит совсем не так жутко, как мне кажется.
– А вы не станете возражать, если я осмотрю вашу спину?
– Нет, не стану. – Он как будто немного удивился и несколько секунд молчал, обдумывая это. – Наверное, потому что вы как-то делаете это… вы сочувствуете мне, но не жалеете меня, и я это понимаю.
Он сидел терпеливо и неподвижно, пока я крутилась позади, осматривая спину. Не знаю, насколько реалистично он оценивал положение, но все было достаточно скверно. Даже при свете свечей, даже увидев их однажды, я все равно ужаснулась. Впрочем, раньше я видела лишь одно плечо. Рубцы же покрывали всю спину от плеч до пояса. Многие из них побелели и превратились в тонкие светлые полоски, но были и такие, которые образовали плотные белые клинья, пересекавшие мышцы. С некоторым сожалением я подумала, что в свое время у Джейми была необычайно красивая спина. Кожа светлая и свежая, линии костей и мышц мощные и гармоничные даже теперь, плечи широкие, а позвоночник – словно гибкий глубокий желоб между колоннами мышц.
Джейми был прав. Глядя на чудовищные следы насилия, невозможно было не представлять себе действие, которое их оставило. Я старалась не думать о том, что мускулистые руки передо мной были однажды вытянуты и связаны, медно-рыжая голова поникла в агонии, прижавшись к столбу. Рубцы, на которые я сейчас смотрела, невольно вызывали в воображении чудовищные картины. Кричал ли он, когда это происходило? Я прогнала такую мысль. Я слышала рассказы из послевоенной Германии о куда более страшных мучениях, но он был прав: слышать – совсем не то же, что видеть.
Я невольно стала дотрагиваться до рубцов, как бы пытаясь прикосновениями стереть следы жестокости. Джейми глубоко вдыхал, но не двигался, когда я трогала самые страшные шрамы, один за другим, будто показывая ему то, чего он сам не видел. Наконец я положила руки ему на плечи и замерла, подыскивая слова.
Он накрыл мою руку своей и легонько сжал ее, тем самым давая мне почувствовать, что понимает, о чем я молчу.
– С другими случались вещи похуже, – проронил он тихо и будто снял злые чары. – Она, похоже, заживает, – продолжил он, пытаясь рассмотреть рану на плече. – Почти не болит.
– Это хорошо, – согласилась я, откашлявшись, чтобы избавиться от комка в горле. – Заживает отлично, корочка сухая, нагноения нет. Держите рану в чистоте и в ближайшие дни постарайтесь не слишком напрягать руку. – Я похлопала его по здоровому плечу в знак того, что он может идти. Он самостоятельно надел рубашку, заправив длинный край в килт.
Джейми неловко помедлил у выхода, кажется, собираясь что-то сказать на прощание. Наконец просто пригласил завтра прийти в конюшню, чтобы посмотреть новорожденного жеребенка. Я пообещала, что приду, и, одновременно пожелав друг другу спокойной ночи, мы оба засмеялись и кивнули, когда я закрывала дверь. Я сразу легла, все еще ощущая алкогольный дурман, и видела какие-то безумные сны, которые утром не могла вспомнить.
На следующий день утром я долго принимала пациентов, потом осмотрела кладовую в поисках целебных трав для пополнения моей аптеки, записала – соблюдая правила – подробности приема в черный журнал Дэви Битона и лишь после этого покинула свой тесный кабинет, истосковавшись по свежему воздуху и движению.
В замке никого не было видно, и я воспользовалась возможностью осмотреть верхние комнаты; я заглядывала в пустующие помещения, поднималась по винтовым лестницам и мысленно составляла план замка. План выходил весьма беспорядочный. Со временем появилось столько пристроек и добавок, что невозможно было выяснить первоначальный замысел сооружения. Вот в этом зале, например, в стену встроили маленький альков, к которому вела отдельная лестница, места для комнаты здесь не хватало, очевидно, его сделали, чтобы заполнить пустующее пространство.
Альков был частично скрыт занавеской из полосатой ткани; я бы прошла мимо не задерживаясь, если бы мое внимание не привлекло нечто белое, мелькнувшее из-под занавески. Я остановилась и заглянула внутрь – узнать, что происходит. Белый всполох оказался белым рукавом рубашки Джейми, прижавшего к себе девушку в поцелуе. Девушка сидела у него на коленях, и ее светлые волосы сияли золотом в свете солнечного луча, проникшего за занавеску, словно спинка форели в ручье в утренний час.
Я растерянно замерла. У меня не было желания подглядывать за ними, но я опасалась, что мои шаги по каменным плитам пола привлекут их внимание. Пока я медлила, Джейми разомкнул объятие и поднял голову. Наши глаза встретились; узнав меня, он сразу успокоился, и вспыхнувшее на лице выражение тревоги растаяло. Приподняв брови и чуть заметно пожав плечами, он усадил девушку удобнее у себя на коленях и продолжил начатое. Я отступила и осторожно удалилась. Это не мое дело. Однако я полагала, что и Колум, и отец девицы сочли бы такого «принца-консорта» не самым подходящим кандидатом. Если голубки не будут выбирать менее опасные места для встреч, то как бы не пришлось Джейми еще раз оказаться наказанным – уже за свое поведение.
За ужином я увидела его вместе с Алеком и уселась напротив них за длинным столом. Джейми поздоровался со мной приветливо, но в глазах замерла напряженность. Старина Алек удостоил меня своим обычным «ммхм». Женщины, как он объяснил мне на лугу, ничегошеньки не понимают в лошадях, так что с ними и говорить не о чем.
– Успешно идет укрощение лошадей? – спросила я, чтобы прервать монотонное жевание на противоположной стороне стола.
– Вполне успешно, – отозвался Джейми.
Я поглядела на него поверх блюда с вареной репой.
– У вас губы припухли, Джейми. Это лошадь вас так? – спросила я не без издевки.
– Ага, – ответил он, сузив глаза. – Мордой мотнула, стоило мне отвернуться.
Он говорил спокойно, однако тяжелая нога наступила под столом на кончик моей туфли. Наступила слегка, но намек был ясен.
– Как скверно, – посочувствовала я с самым невинным видом. – Ваши кобылки могут быть опасны.
Нога нажала сильнее, когда Алек вмешался в разговор:
– Кобылки? Но ты вроде с кобылами сейчас не работаешь, а, паренек?
Я попыталась воспользоваться другой ногой как рычагом, чтобы столкнуть тяжелый сапог; это не помогло, тогда я с силой пнула Джейми в лодыжку. Он дернулся и убрал ногу.
– Что это с тобой? – поинтересовался Алек.
– Язык прикусил, – ответил Джейми, глядя на меня поверх руки, которой он прикрыл рот.
– Ну и осел же ты! Чего еще ждать от идиота, который вовремя не успевает от лошади увернуться… – И Алек приступил к долгому перечислению недостатков своего помощника, обвиняя его в неуклюжести, лени, глупости и общей бесталанности. Джейми, наименее неуклюжий человек из всех, кого я знала, опустил голову и продолжил бесстрастно жевать в ходе всей обвинительной речи, но щеки у него горели. Что касается меня, то остаток трапезы я провела, скромно опустив глаза в тарелку.
Джейми отказался от второй порции тушеного мяса и спешно покинул стол, не дослушав речь Алека. Несколько минут я и старый конюх ели молча. Вытерев тарелку последним кусочком хлеба, Алек отправил его в рот и откинулся назад, с иронией поглядывая на меня своим единственным голубым глазом.
– Мой вам совет – не дразните парня, – сказал он. – Ежели ее отец или Колум узнают про это дело, Джейми достанется больше, чем синяк под глазом.
– Жена, например? – сказала я, глядя ему в глаза. Он медленно кивнул.
– Может, и так. А это не такая жена, которая ему нужна.
– Вот как?
Я удивилась его словам – тем более после подслушанного на лугу у загона разговора.
– Ни в коем случае. Ему нужна настоящая женщина, а не девочка. Лаогера останется девчонкой и в пятьдесят. – Суровый рот искривился в подобии улыбки. – Вы, видно, думаете, я всю жизнь провел в конюшне. Но у меня была жена, ладная женщина, и разницу я понимаю очень хорошо. – Голубой глаз вспыхнул, когда Алек поднялся со скамейки. – И вы тоже, барышня.
Я невольно подняла руку, чтобы задержать его.
– Откуда вы узнали… – начала я, но Алек только фыркнул в ответ.
– У меня всего один глаз, барышня, но это не значит, что я слепой.
И он удалился, фыркнув еще раз на прощание.
Я вскоре тоже ушла и, поднимаясь по лестнице к себе в комнату, размышляла, что хотел сказать старый конюх своей последней репликой.
Глава 9
Собрание
Жизнь моя не то чтобы вошла в определенную колею, но обрела стабильность. Я вставала на рассвете вместе со всеми другими обитателями замка, завтракала в большом холле, и если у миссис Фиц не было для меня пациентов, то отправлялась работать на один из замковых огородов. Еще несколько женщин работали там все время, им помогала целая толпа мальчишек разного роста и возраста; они бегали по округе, увозили мусор и притаскивали инструменты для работы, приносили в корзинах навоз. На огородах я бывала примерно через день, иногда помогала на кухне с заготовками из плодов и ягод или просто готовила еду на каждый день, пока какой-нибудь казус не вынуждал меня поспешить в мое убежище, как я про себя называла кабинет покойного Битона.
Иногда я пользовалась приглашением Алека и навещала конюшни или загон на лугу, радостно наблюдая за тем, как лошади сбрасывают с себя клочки свалявшейся зимней шерсти и становятся гладкими и блестящими на яркой весенней травке.
Бывали вечера, когда сразу после ужина я падала в постель, измотанная работой. В иные дни, если у меня не опускались веки от усталости, я посещала собрания в большом холле, чтобы послушать песни или рассказы, игру на арфе и на волынке. Валлийского барда Гуиллина я могла слушать часами как зачарованная, несмотря на то что в большинстве случаев не понимала ни слова.
Обитатели замка начали привыкать к моему обществу, а я – к ним, кое-кто из женщин заговаривал со мной, делая несмелые попытки подружиться. Их разбирало любопытство, но на все расспросы я отвечала, пересказывая на разные лады историю, которую описывала Колуму, и через некоторое время они смирились с тем, что ничего нового не узнают. Обнаружив, что я разбираюсь в медицине, они решили этим воспользоваться и принялись донимать меня вопросами о недомоганиях детей, мужей и домашних животных, не деля последние две категории по важности.
Помимо обычной болтовни, велись разговоры о предстоящем собрании, о котором я впервые услыхала от Алека. Я пришла к выводу, что это событие весьма значительное, и стала внимательно наблюдать за приготовлениями к нему. Припасы непрестанно наполняли огромные кухни; больше двадцати готовых туш висело под навесом, где резали скот, их окуривали специальным дымом, отгоняя мух. На телегах везли бочонки с элем и спускали их в погреба, с деревенской мельницы доставляли мешки с мукой, а из садов, разбитых за стенами замка, приносили корзины вишен и абрикосов.
Меня пригласили присоединиться к одному из походов за ягодами и фруктами с другими молодыми женщинами из замка; я согласилась с радостью: мне хотелось вырваться из мрачной тени замковых стен. В саду было чудесно, я бродила между деревьями в прохладной дымке шотландского утра, нащупывая во влажной листве красные вишни и пушистые округлые абрикосы, осторожно проверяя, насколько они спелые. Мы собирали только самые лучшие, складывали их в корзины горками, попутно лакомясь, а затем относили урожай в замок, где из него готовили торты и пироги. Просторные полки кладовых были заставлены сластями, напитками и деликатесами.
– Сколько народу обычно приезжает на собрание? – спросила я у Магдален, одной из девушек, с которыми я подружилась.
Она сморщила веснушчатый носик и задумалась.
– Точно не знаю, – сказала она. – Последнее большое собрание состоялось в Леохе больше двадцати лет назад, и тогда приехало… должно быть, зарубок[14 - Неграмотные люди вели счет по зарубкам на деревянных палочках; одна зарубка (как мера счета) равнялась двадцати единицам.] десять мужчин. В то время умер старый Джейкоб и лэрдом стал Колум. В этом году, может, будет народу и побольше, потому что урожай хороший и у людей стали водиться деньги, так что многие привезут с собой жен и детей.
Участники собрания уже начали прибывать в замок, хотя я слышала, что официальная часть, принятие присяги, тинчал и игры состоятся только через несколько дней. Крупные и мелкие арендаторы Колума разместились в самом замке, а люд победнее и батраки разбили лагерь в поле под паром вдоль берега речки, которая питала замковый пруд. Бродячие лудильщики, цыгане, мелкие торговцы устроили нечто вроде ярмарки недалеко от моста. Обитатели замка и жители ближней деревни посещали это место по вечерам после работы; они покупали инструменты, украшения, смотрели выступления фокусников и узнавали последние сплетни.
Я внимательно следила за тем, кто и когда приезжает, а кто уезжает, и взяла за правило чаще бывать в конюшне и загоне. Лошадей там теперь было множество, потому что конюшнями пользовались и гости. Мне пришло в голову, что в суете и толчее празднеств нетрудно будет найти возможность сбежать.
Во время одного из походов за фруктами я впервые повстречала Гейлис Дункан. Я как раз обнаружила небольшую грибницу Ascaria под ольхой, у самых корней, и решила поискать еще. Грибы с темно-алыми шляпками росли группками по несколько штук – четыре, пять, – кое-где они прятались в высокой траве этой части сада. Голоса женщин, собирающих фрукты, доносились до меня все слабее, по мере того как я продвигалась к границе сада, время от времени опускаясь на колени, чтобы собрать грибы.
– А ведь они ядовитые, – произнес чей-то голос у меня за спиной.
Я распрямилась – и крепко ударилась головой о ветку сосны, под которой росли грибы.
Когда зрение прояснилось, я увидела, что передо мной стоит и звонко смеется высокая молодая женщина, может, на несколько лет старше меня, светловолосая, с белой кожей и удивительно красивыми зелеными глазами – красивее глаз я в жизни не видела.
– Простите, что смеюсь над вами, – извинилась она, и на щеках заиграли ямочки. – Не смогла сдержаться.
Она спустилась в неглубокую впадину, где я стояла.
– Я догадываюсь, что выглядела нелепо, – смущенно ответила я, потирая ладонью ушибленную макушку. – Спасибо за предостережение, но я знаю, что эти грибы ядовиты.
– Ах вот как? Вы знаете об этом? От кого же вы хотите избавиться с их помощью? Может быть, от мужа? Сообщите мне, если сработает, тогда я попробую на своем.
Улыбка у нее была такая заразительная, что я невольно улыбнулась в ответ.
Я объяснила, что сырые грибы и в самом деле ядовиты, но если их высушить и растереть в порошок, то можно приготовить снадобье, которое останавливает кровотечение, если его приложить к ране. Так, во всяком случае, утверждала миссис Фиц, а ей я верила куда больше, чем «Путеводителю» Битона.
– Любопытно, – отозвалась женщина, все еще улыбаясь. – А вы знаете, что вот это, – она нагнулась и протянула мне сорванный пучок мелких голубых цветочков с листьями в форме сердца, – вызывает кровотечение?
– Нет, – с удивлением ответила я. – Но зачем кому-то нужно вызывать кровотечение?
На лице у нее появилось выражение иссякающего терпения.
– Чтобы избавиться от ребенка, которого вы не хотите рожать, конечно. Это помогает, но только если принять вовремя, то есть на маленьком сроке. Опоздаете – и оно убьет вас вместе с ребенком.
– Похоже, вы много знаете о таких вещах, – заметила я, все еще пытаясь оправиться от нелепой оказии при нашей встрече.
– Кое-что знаю. Девушки из деревни иногда обращаются ко мне, а порой и замужние женщины. Они считают меня ведьмой, – прибавила она, широко раскрыв глаза в притворном изумлении, и снова улыбнулась. – Но мой муж – помощник окружного прокурора, это держит их в узде, и они не болтают… Ко мне не раз обращались за приворотным зельем для того молодого человека, с которым вы приехали. Он ваш?
– Мой? Кто? Вы имеете в виду… Джейми?
Молодую женщину, казалось, позабавил мой вопрос.
Она уселась на бревно и принялась лениво накручивать светлый локон на указательный палец.
– Ну да. Многие не прочь заполучить парня с такими глазами и волосами, как у него, несмотря на то что за его голову назначена цена и что у него самого за душой ни гроша. Но их папаши, конечно, считают иначе.
Устремив взор куда-то вдаль, она продолжала:
– Вот, например, я – женщина практичная. Вышла за человека, у которого есть дом, деньги и положение. Волос совсем нет, а на глаза я никогда не обращала внимания, они меня не волнуют.
Она протянула мне свою корзину с четырьмя клубневидными корнями на дне.
– Это корни мальвы, – пояснила она. – Мой муж мается животом. Пускает газы не хуже быка.
Я решила, что пора сменить тему, пока я не узнала еще больше неприятных подробностей, и сказала, протягивая руку, чтобы помочь моей собеседнице подняться с бревна:
– Я не представилась, извините. Меня зовут Клэр. Клэр Бошан.
Рука, ухватившаяся за мою, оказалась миниатюрной, с длинными тонкими белыми пальцами – их кончики потемнели, видимо, от сока растений и ягод, лежавших в корзине рядом с корнями мальвы.
– Я знаю, кто вы такая, – сказала она. – В деревне о вас идут толки с того самого дня, как вы приехали в замок. А меня зовут Гейлис. Гейлис Дункан.
Она заглянула в мою корзину.
– Если вы ищете балган-буахрах (так она назвала мои грибы), я могу показать вам, где их много.
Я приняла ее предложение, и мы некоторое время бродили вместе недалеко от сада по узким лощинам и по берегам глубоких карстовых озер, где крохотные поганки росли в изобилии. Гейлис очень много знала о местных растениях и их свойствах, хотя некоторые ее рецепты казались по меньшей мере сомнительными. Трудно было поверить, например, что кровохлебка обеспечит бородавки на носу у соперницы, и я сильно сомневалась, что при помощи чистеца можно превратить жаб в цыплят. Своими знаниями Гейлис делилась с коварным огоньком в глазах, из чего я заключила, что она проверяет меня. Несмотря на склонность к лукавству и поддразнивание, она показалась мне приятной собеседницей, женщиной умной и энергичной, хотя и не лишенной цинизма. Она, кажется, знала абсолютно все о любом обитателе деревни, замка и всей округи; за время нашей прогулки мы несколько раз присаживались отдохнуть, Гейлис знакомила меня с жалобами своего мужа и развлекала злыми сплетнями.
– Говорят, Хэмиш вовсе не сын своего отца, – сообщила она, имея в виду единственного ребенка Колума, рыженького мальчика лет восьми, которого я видела на обеде в холле.
