Озаренные целью: жажда свободы. Том 1

На стене висела небольшая деревянная гравюра, где весьма простенько были изображены фигуры человечков, разделенных вертикальной полосой. Все они были окутаны какими-то линиями, и Като сразу догадался, что это были ручьи судьбы. По правую сторону на заднем фоне были изображены небо, Солнце, лесок и речушка. С левой же стороны пустота, но под фигурами людей Каткема мало что мог разобрать. Джет поджег погасший светильник и продолжил. Все слушали и внимательно смотрели, кроме Юри, которая лишь свесила голову вниз.

– Когда люди приняли потоки жизни, как должное, начались неприятные последствия. Они начали заигрываться. В один прекрасный момент общество раскололось на два лагеря, чьи взгляды радикально отличались. Одна группа придерживалась мнения, что нужно использовать потоки, пребывая в гармонии между всеми телами, в гармонии с природой, учиться у неё, и в один прекрасный момент ощутить единение с Вселенной. Данная группа единомышленников шла по пути духовного роста, бескорыстной помощи, любви и поиска своих истинных ценностей. Они верили, что это осуществимо только при достижении тела блаженства. На этой гравюре, как ты можешь наблюдать, они занимаются сельским хозяйством, земледелием, а вокруг них раскинулся весь прекрасный мир, всегда готовый помочь. Они назвали себя и свой путь – “Хамару”.

Иногда Юри не скрывала улыбки, так как находила забавными изъяснения Джета. Она властно, широко расставила ноги и вытирала потную шею полотенчиком.

– Слева же другой костяк людей. Они использовали поток несколько иным способом, а именно направляли его исключительно через ментальное тело. И разум возвысился над всем остальным. Обычно такой путь выбирали люди, которые разочаровались в пути “Хамару”, так как достичь тела блаженства для них была непосильная задача. Многие просто опускали руки и злились. В голове стало так много эго… слишком много… тогда люди, разумеется, начали ставить под вопрос и оспаривать суждения большинства о стремлении к гармонии. Высокомерие, эгоизм развивались и росли в них, как сорняки, которые никто не срывал. Им стали открываться новые истины, более рациональные, но совсем не гуманные… в конце концов, поглощенные тираническими мыслями, они пришли к выводу, что совсем не выгодно быть в гармонии с природой, гораздо целесообразней научиться повелевать ею, заставить работать на себя.

Джет несколько раз чихнул.

– Они видели смысл жизни только в процессе эволюции, и считали, что путь тирании естественен для нашей планеты. Якобы всегда выживает сильнейший, а не дружный. С одной стороны они тоже старались для человечества до поры до времени, но так жестоко и потребительски обращаться с окружающим миром, который столько нам подарил… Это противоречило самому источнику мироздания, заложенным внутри каждого из нас. Затем эти “мозговики”, будучи не в состоянии совладать с могущественным, хитрым разумом, еще больше погрязли в самолюбии и уже начали преследовать свои личные цели. Они прозвали себя – “Зоку”. К сожалению, новоиспеченное направление получало быстрые и многообещающие результаты. Технологический прогресс шел гораздо быстрее, а множество новых последователей охотно примыкали в их ряды. Постепенно устремления Зоку переключились исключительно на освоение внешнего мира. Они ошибочно считали, что только внешние блага помогут им достичь истинного счастья. Ошибочно считали, что через ограниченный физических мир можно было достичь полного “расширения”. И в конце концов между Хамару и Зоку начались конфликты. Конфликты на идейном уровне, что только усиливало нарастающую ненависть одних к другим. Даже многие из Хамару, порой, не могли совладать со своими чувствами и тоже вставали на путь ненависти, постепенно отходя от заветного блаженства. Многие переобувались, проще говоря. – Закончил Джет, водя пальцем по вырезам на отполированной гравюре.

Тем временем пелена облаков закрыла звездное небо. На улице слышались подсчеты кукушки, последние листья на деревьях шуршали, а мышки рыли норки под банным комплексом.

– Ахренеть… словно фильм посмотрел, – все еще находился в шоке Каткема.

Все остальные с тем взрослым опытным взглядом смотрели на него, как на дитя, будто в первый раз увидевшего снег. Только Юри пару раз закатила глаза. Джет же обрадовался, что впечатление от рассказа он произвел хорошее.

– Да… когда-то это была борьба идеологий, фундаментальное противостояние, в котором люди без капли сожаления отдавали жизни за свои убеждения. Не то, что у нас сейчас, крысиная возня с какими-то отбросами без ценностей и мотивов, – озлобленно скривив лицо, проворчала Юри, беспощадно ковыряя подлокотник стула.

Джет напрягся и бросил на нее косой, недовольный взгляд.

– Борьба между ними то стихала, то набирала обороты. Жестокие войны сменялись затишьем, и так снова и снова. Почти тысячу лет шло противостояние, не желавшее раз и навсегда затихнуть. Две противоборствующие идеи начали быстро разбредаться по миру, что только способствовало активному вовлечению на свою сторону целых народов. Новым странам, городам, кланам и племенам очень понравились идеи Хамару и Зоку, ведь предыдущие религии выглядели на их фоне детским лепетом. Вскоре практически весь мир уверовал во что-то новое, соответственно, стало больше жертв, больше боли и страданий… Обе стороны, верили, что оно того стоило. И ты, наверное, читал в учебниках по истории про битву двести с лишнем лет назад?

– Да, конечно.

Двое южан уже устали стоять и тоже присели на кучу перевернутых табуреток.

– Наверняка вам рассказывали, что были какие-то союзы, альянсы, состоящие из таких-то вот полисов, которые воевали за ресурсы и территорию, верно? – Все с большим энтузиазмом подводил Джет.

– Говоря простыми словами, да, ты прав. – Ответил Чешуа и понял, что Зоку на гравюре потоками жизни углублялись в землю, разрушая ее изнутри.

– А вот нихрена – это не правда, в первую очередь сражались Зоку и Хамару. Эта битва была финальной, она имела самый огромный во всей человеческой истории размах. Мощь с двух сторон просто-напросто истребила за полдня обе армии. Победителей не было, остались лишь горы трупов. С тех пор пламя Хамару и Зоку в сердцах людей угасло, то ли не хотели больше вести борьбу, то ли произошел скачок в эволюции, не знаю, но больше не стало веры в ручьи жизни. История пошла дальше, взяв что-то от этих двух учений и отбросив все лишнее. Но, как нам кажется, влияние, оставленное Зоку, оказалось намного сильнее. Человечество самоходом все сильнее отдаляется от духовности, устремившись за внешними благами. Хотя, если честно, все сейчас более-менее пребывает в мире и спокойствии, поэтому сложно что-то однозначно утверждать. И вот мы теперь здесь, во временной точке, которая не самая лучшая, но и не самая плохая, я надеюсь… а мы лишь жалкая горсточка последователей Хамару, которая сохранилась… Наверное, есть и ещё, где-то точно должны быть, не верю, чтобы наше учение настолько быстро себя изжило.

Все выждали небольшую паузу.

– Я, если честно, крайне впечатлен, даже сразу поверил как будто, – признался Каткема.

Он чувствовал, как его легкость постепенно проходила, и сознание возвращалось в трезвое состояние.

– Потому что во время своего рассказа я очень сильно вложил в тебя энергию ручьев. Так как ты еще не умеешь отклонять потоки, ты поверил мне на слово. Но не смей думать, что это вымысел для детей. Сам мастер рассказал нам все это, он был современником последней войны между Зоку и Хамару.

– Так ему на вид лет восемьдесят, но никак не за двести. У таких уже, по секрету скажу, ничего кроме костей нет, а дом их – склеп, – отшутился Каткема, так как не поверил, но затем взглянул на двух темнокожих позади. Гигант скрестил руки и смотрел на Чешуа с серьезным лицом, его девушка же сверлила Като мудрыми проницательными глазами.

– Клоун, – буркнула Юри, смотря на Чешуа исподлобья, отчего у курсанта трезвость наступила еще быстрее.

– Мастер Цейлань имеет минимум из арсенала способностей по сравнению с другими Хамару тех лет, но одним из его навыков является долголетие, – вступила в разговор лучница.

– И даже такое, что ли возможно?

Он огляделся вокруг, почти все светильники погасли, вокруг стояла черная мгла. Присутствовало ощущение, что в темноте из груды мебели вот-вот вырвется какое-нибудь чудище.

– Возможно, гораздо больше, чем ты даже можешь себе представить, – ответила она, выпрямляя ногу и разминая коленный сустав.

– Смотря на вашу силу и ловкость, я могу в это поверить. Что ж, а почему вы не используете силу ручьев на других, как Джет на мне сейчас? Вам же нужно ряды пополнять.

Вдруг в разуме Чешуа из ниоткуда возникла сильная грусть.

– Давайте и я кое-что скажу, а то неловко стоять молча, пока вы здесь распинаетесь. Короче, наш учитель долгое время странствовал и жил в одиночестве, у него не было учеников и практики преподавания. Мастер Цейлань не может научить нас многому. Интенсивно перенаправлять ручьи в других тоже хоть и базовая, но для нас далеко не простая задача. Поэтому только Джет и Виктория немного научились данной технике. Такие вот “веселые” новости. – Басистым звонким голосом объяснял великан, – конечно, так как источник мироздания находится в каждом из нас, то и все ответы хранятся внутри, но, как я уже сказали, мы еще плохо учимся сами у себя.

– Всё идеально никогда не может быть, – решил утешить их Като, как будто бы они в этом нуждались. – А в чём собственно смысл вашего существования сейчас? Раз ваше и вражеское направления мертвы, а возродить своё течение вы не можете.

– Като, мой юный друг. Мы-то тебе можем объяснить с удовольствием, но ты, скорее всего, нас не поймешь, – подошёл к нему Джет.

– Да нет, соизволь же объяснить всю суть нашего “существования” – пусть посмеется, – ехидно сказала Юри, резко подняв голову, – или дай я расскажу.

– Изойди, демоница! Видишь ли, Като, все мы здесь оказались по воле ручьев судьбы, с глубокого детства, оторванные от общества, никому не нужные. Мастер Цейлань дал нам все необходимое: дом, пищу, образование, заботу и любовь к жизни, одним словом, путь Хамару. Мы пропитаны им, как самое зрелое яблоко соком, и мы благодарны ему за это. Речь даже не идет о материальном… вот живешь ты всю жизнь в Толлосусе, много ли ты видел по-настоящему счастливых?

– Совсем не много.

– Вот видишь, так что нам с ребятами ещё повезло. И за такой подарок жизни мы хотим отплатить ему той же монетой. Если распространять свою идеологию мы не можем, то хотя бы пусть будет от нас польза в борьбе со злом в лице зловредных портовиков. И, конечно же, мы приложим все усилия, чтобы течение Хамару окончательно не исчезло, – заключил твердо Джет.

– Понятно, но, по-моему, вам не стоит бездействовать… ну в плане распространения вашего учения. Как-то продвигать же вы его должны, если очень дорожите, конечно, иначе риск смерти Хамару будет велик.

Като говорил, как заведенный, даже ему было страшно потерять сказку, в которой он вдруг очутился.

– Легко сказать… – ответил великан.

– Я им про бездействие талдычу и талдычу, но нет, собираемся, как крысы, прятаться всю жизнь в тени, – убирая с лица прилипшие взмокшие волосы, заворчала Юри.

– Заткнись! Поговори мне еще тут. Опять тупорылого ребёнка включаешь, мастер строго дал понять, чтобы это слишком рискованно. Нельзя дать кому-то разузнать о нас, неужели ты этого не понимаешь?! – Рассвирепел Джет, сжимая кулаки и вытянув туловище в ее сторону, будто бросая вызов.

– Да это ты нихрена не понима… – не успела она договорить, как главный рассказчик ее перебил.

– Ни слова больше! Не сейчас. Обсудим позже.

Джет заметил, как изменились в лице другая парочка, которой их конфликты уже был по горло, и, самое главное, как Каткема окончательно отрезвел. Его взгляд вдруг изменился, глаза задрожали, а из них начала сочиться горечь и обида. Он вспомнил, что это Юри тогда травмировала его, из-за нее Чешуа здесь очутился.

– Ладно, – отмахиваясь, произнесла она напоследок, накинула полотенце на шею и гордо пошла по своим делам.

– А вы на стороне Джета, наверное, да? – Обернулся на парочку и шепотом сказал Като, пока его карие глаза наполнялись влагой.

– Мы то да, нам кромсать портовиков, и то за счастье, – ответил за двоих энергично амбал.

Девушка хлопнула его по руке, потому что такой оптимизм был сейчас неуместен.

– Я называю их разбойниками, – добавил Като совсем уже дрожащим голосом.

Нахлынувшие горькие чувства было невозможно сдерживать.

Вдруг по его ногам резко пробежал сквозняк и пустил дрожь по всему телу.

– А, кстати, звучит неплохо, для них подходит. – Подметил великан, – меня Нуриман, кстати, зовут, а эту прелестную леди – Виктория.

– Очень приятно, – искренне заулыбался Каткема, ведь эта парочка ему симпатизировала.

И они втроем обменялись рукопожатиями.

– Как ты понимаешь, ставки слишком высоки. Никто не должен узнать о нас, – начал с грустью на устах Джет, отвернув голову в сторону.

Каткема начал догадываться, к чему он вел, особенно с учётом тех слов о важности оставаться инкогнито, вдобавок они ему смело представились. В голове у курсанта начали складываться все печальные догадки, и предполагаемый им исход должен был свершиться с вероятностью девяносто девять процентов.

– Мне тяжело это говорить, но нам слишком рискованно тебя отпускать, – сглотнув слюни, с трудом проговорил Джет, – Като, ты останешься здесь.

В итоге подозрения и опасения Като свершились, свобода вновь ускакала от него, да и теперь так далеко… он резко впал в состояние лёгкого шока. Каткема стоял с опущенной головой и руками, которые будто хотели оторваться от невезучего тела. Затем он медленно поднял свои влажные глаза на Джета, лицо вмиг покраснело, но усилий воли хватало, чтобы сдержать слёзы.

– Мы будем тебя обучать и кормить, дадим крышу над головой, сделаем из тебя счастливого человека, в этом можешь быть уверен. Однако если сбежишь и расскажешь кому-нибудь о нас, то ты не жилец и твои родные тоже. Будь уверен, наше братство способно на многое, я лично готов замарать руки и нарушить весь кодекс Хамару… но если на кону цена существования нашего учения, я готов заплатить эту цену сполна. Уверен, как и вся моя семья, – уверенно закончил Джет, но в глубине души тоже жалел курсанта.

Громила и его девушка глядели на расстроенного Като с сожалением и пониманием. Грустная была картина. Человек за две минуты стал связан по рукам и ногам, а вокруг возвелись бетонные стены. Джету давалась эта угроза довольно не просто, но когда речь зашла о существовании их ордена, его слова сразу приняли другой окрас.

Когда Каткема же услышал об угрозе своим родным, у него сразу всплыли мысли о любимой матери и отце, о единственных близких ему людях. Чувство жалости к себе мгновенно испарилось. Он принял серьезный вид, нельзя было давать слабину. Хотя некое чувство обиды за самого себя сдавливало все органы и конечности сверх всякой меры. Подобную душевную боль Като и представить себе не мог.

Глава 18. Бурная химия

Нахлынувшее “высоковольтное” напряжение в правом углу помещения прервал неожиданно появившийся человек. Из мрака вышел мужчина в их “фирменном” одеянии темных цветов, состоящем из плаща и воздушных штанов-джоггеров. На его голову был накинут капюшон, а лицо закрывал серый платок. Виднелись только глаза, судя по которым, мужчина тоже был восточником. Роста он был среднего, однако даже через одежду можно было различить атлетичное строение тела. Впрочем, все присутствующие, кроме Като, могли похвастаться этой особенностью. От него повеяло холодом, скорее всего, человек охранял их жилище снаружи или патрулировал окрестности.

– Нуриман, почему все лампы погашены?! Неужели тебе нравиться постоянно напрягать зрение, чтобы не споткнуться?! – С ходу строго и сухо начал незнакомец, злобно уставившись на великана.

Чешуа по лицам остальных понял, что они были не рады его появлению.

– Меня не назначали сегодня фонарщиком.

– Солнышко, вообще-то тебя с утра просили… – напомнила робко Виктория, бросив на любимого тревожный взгляд.

– Черт, ладно, – буркнул Нуриман, быстро поднявшись, отчего груда скамеек покачнулась.

– А как успехи с пятном? Смог все-таки убрать его? – С каменным лицом продолжал человек, стоя неподвижно и не отводя взгляда от Нуримана.

– Не совсем, еще есть тусклый оттенок.

Джету было крайне неловко сейчас наблюдать за этой сценой, казалось, будто отчитывали его самого. Като же погрузился в глубины своего сознания, шагая по краю лезвия между истерикой и спокойствием.

– Ничего страшного, как зажжешь все лампы, у тебя будет целый час, чтобы закончить начатое, – хладнокровно продолжал мужчина, скрестив руки.

Его манера речи не походила на ехидную, скорее на очень суровую.

– Прошу прощения, Кай, спасибо за предоставленное время! – Снова саркастически заявил Нуриман и пошел искать в темноте потухшие светильники, – Где же они? Нихрена не видно, хоть глаз выколи.

Като, вынырнув из омута мыслей, смекнул, что Кай был рыбой покрупнее. Помимо очередного невыносимого чувства утраты свободы, Каткема начал замечать, что местечко с доброжелательными людьми уже превращалось в суровый ангар, где никто не церемонился.

– Как я вижу, раненый уже очнулся. Что вы делаете? – Спросил Кай, перенаправив строгий взгляд на Джета.

– Да вот, пересказывал Каткеме хроники Хамару, вводил в курс дела, так сказать.

– Может, такое ответственное дело должен был осуществить сам мастер?

Каткема думал, что мастер давно уже ушел, но Цейлань все это время сидел в темном углу и медитировал, абсолютно не вслушиваясь в их разговоры.

– Не беспокойся, пока ты прохлаждался на деревьях, учитель лично дал поручение Джету, – прервала свое протяжное молчание Виктория.

– Отлично. А вы не забыли напомнить Като, что он отныне фактически наш заключенный? – Спросил Кай, как будто не замечая курсанта.

Всех присутствующих покоробила такая бестактность. “Вот же баран”, – подумала Виктория. Даже Джет поморщился и отвел глаза в сторону, проиграв дуэль взглядов.

– Не забыл, Кай, конечно, нет.

Но Каткема не почувствовал обиды от слов Кая, он был опустошен и совсем не воспринимал внешний мир. Чешуа лишь заметил изменившуюся мимику в лице Виктории и Джета. Они не переваривали этого восточника.

Когда Кай услышал ответ, он безмолвно повернулся и пошёл в сторону, где медитировал Цейлань.

– Ладно, что ж, выступление окончено. Като, я думаю тебе нужно время, чтобы всё осознать и переварить. Если есть вопросы, то задавай, не стесняйся, – говорил Джет, а Виктория пошла помогать Нуриману.

– Ну, есть парочка вообще-то, – ответил бывший курсант с натянутой непринужденностью, что слегка удивило Джета, – эти двое – любовники?

– Ага, даже женатики, видел их браслеты на руках?

– Да, заметил.

– Это вместо колец. Пошли, я провожу тебя до твоего “люкс-номера”.

– У меня у одного такой люкс или у всех?

– Хах, у всех, кроме мастера, у него по хоромы побольше будут, – сказал крайне доброжелательно Джет и пропустил Чешуа вперед на проходе, что показалось курсанту излишне позерским.

– Даже вот как, – фальшиво захохотал Като, – значит, вы боретесь за выживание в современных реалиях и одновременно сражаетесь против людей из-за стены?

– Ну как сражаемся, мы в город только недавно начали выходить, да и то с большой опаской. Повсюду же камеры и ваши патрули. Более того, мастер Цейлань очень беспокоится за нас и за жизнь учения, ведь мы якобы последние представители Хамару. Чтобы он нас пустил на волю, нужно минимум неделю упрашивать.

– Зачем он так, толку-то от вас и вашей религии, если вы никуда не будете выходить? – Спросил Като, вглядываясь в темноту.

Они шли в коридоре без единого источника света, и Чешуа уже начал беспокоиться, что они пропустят его дверь.

– Каткема, здесь всё сложно. Я и остальные только так воюем с мастером и Каем по этому поводу, вскоре сам поймешь всю суть наших разногласий, – с глубоким вздохом ответил Джет, затянув повязку, удерживающую массивную бурю густо сплетенных волос.

Като умолк на секунду.

– Может он был прав, когда не хотел вас отпускать. Ведь, по итогу, я здесь теперь… в неволе, а вы сильно рисковали своим жилищем. Из-за глупой случайности. Закон подлости всегда работает четко и отлажено, как часы.

– То, что ты, да и все люди называете случайностями, я считаю результатом тонкой причинно-следственной связи. Ручьи судьбы текли сквозь нас, направляя к той встрече на складе, к нашей стычке.

Като молчал, у него начался новый наплыв эмоций. Он заметил, что краешек губы заметно трясся, даже пришлось его немного прикусить, чтобы не выдавать своих нервов, а покрасневшие глаза было Джету не разглядеть. У Като резко потекло из носа, то ли от холода, то ли от истерики.

– Почему, если ваша религия или идеология, как там правильно, такая правильная, и нацелена на доброту через гармонию, вы рубите людей на фарш? И этим же самым, как я понял, занимались ваши предки, ведь участвовали в войнах. – Еле начинал новую тему Каткема дрожащим голосом.

– Как я понимаю, ты пока еще достаточно скептически к нам относишься, дорогой друг.

– А как я понимаю, ты любишь разговаривать, как педагог в дорогущей частной школе, с ненатуральными добрыми манерами и вычурными фразочками, – перебил его Каткема, когда ему вконец надоела такая натянутая манерность речей.

Джет бурно, но молча отреагировал на резкое и грубое высказывание. Его глаза чуть на лоб не налезли, но он понимал, что курсант бесился не со зла, понимал, что внутри него сейчас бушевала буря. Като стало сразу же не по себе, стыд перекрыл собою гнев. Нужно было извиняться.

– Прости, мне самому стало неудобно, какой же я баран, продолжай, пожалуйста, – извинился Като робким голосом.

Ему сейчас захотелось под землю провалиться из-за своей выходки.

– Ничего страшного, я понимаю, каково тебе сейчас. Хамару никогда не поддерживало убийства, так как любая жизнь священна. Во время первых войн, с уверенностью заверяю тебя, Хамару пытались избегать жертв, предпринимая всевозможные попытки, чтобы победить Зоку хитростью. Более того, они обходились крайне милосердно с пленными. Но не всегда можно было избежать крови, судьба порой ставит нас перед принципиальным выбором: убей или умри. Так истолковано в хрониках, однако в нашем случае всё проще. Ты, наверное, в курсе, чем прославлены люди в порту, да? – Интригующе спросил Джет, а в его голосе не было и капли осуждения.

– Конечно.

– Учитывая это, в нашем случае, при таком малом количестве последователей, мирные способы будут неэффективны. Убийства – это вроде нашей мести за то, что сейчас мы на грани исчезновения из-за таких, как они, людей без моральных устоев, без намека на что-то хорошее. Они многократно превышают нас числом, поэтому мы не можем позволить себе роскошь – обходиться с ними малой кровью, тогда толку от нас будет никакого. Честно сказать, мы выбрали путь палачей, чтобы затем не корить себя за бездействие, из-за которого могли бы пострадать люди. Но я сохраняю светлую надежду, что нашим детям или внукам не придется этим заниматься, – очень серьёзно закончил опечаленный Джет.

Тем временем они, наконец, дошли до двери Като.

– Ну, я в принципе горевать по ним точно не буду. И почему СБТ там всё до сих пор не разнесло – для меня великая тайна.

– Для меня тоже, – подтвердил Джет, – давай ложись спать, с завтрашнего дня у тебя будет так много работы, что будешь мечтать о постели. Отдохни хорошенько.

Они пожали друг другу руки, и Джет ушел, закрыв за собой дверь. Чешуа, наконец, остался один в своей комнатушке. И через минуту в столь маленьком пространстве началась буря. Като бросало в тряску, которую невозможно было остановить. Он ходил взад вперед, хватал, рвал свои отросшие волнистые волосы. “Сука, сука, сука!”, – от досады всхлипывал курсант с усиливающейся громкостью. Като сел на кровать, сжимая постель обеими кистями, скрипел зубами и сжимал до боли глаза, затем снова встал, пнул надоедливый коврик и уперся двумя руками об дощатую стенку, которая только нервозно заскрипела. Голова свесилась вниз, и отросшие волосы упали на лоб, едва закрывая глаза. Слёзы вперемешку с соплями текли по всему исхудавшему лицу, безнадёжно падая на пол. Даже начались заикания, как у ребёнка в истерике. Каткема взялся за рот, чтобы его никто не услышал. Одна рука, будучи единственной опорой, прогнулась, а на ноги тоже нельзя было полагаться. Като оперся боком к стенке и медленно соскользнул вниз. Такого всплеска чувств и эмоций курсант не испытывал уже давным-давно.

Разные мысли, точно ручьи из их рассказа, промывали его голову. Всплывали вновь все важные моменты за последние два учебных месяца: он припомнил свой маленький роман с Анной, ее измену, затем предательство Арти, тот митинг, стычки с разбойниками, поиск цели, поиск себя, страх, трусость, спасение и раскаяние. Но самая главная и тягостная мысль, возникающая чаще остальных, была о родителях. Что они сейчас могли думать о нём? Что с ними творилось? Как сильно они убивались по Като? И представить было сложно. Единственный ребёнок пропал без вести после незапланированного рейда на группу разбойников. Что еще ужаснее, так это был их последний разговор. Като чувствовал себя настоящей неблагодарной свиньей из-за того, что даже не соизволил позвонить им перед заданием, поделиться новостями из-за тупой обиды. Они абсолютно не заслуживали подобного неблагодарного отношения с его стороны. Как и многие другие люди, Каткема плохо ценил их внимание, когда было ещё не поздно. Давящие мысли о семье просто штурмовали его разум, а противостоять им было нечем. “А ведь я их, может, никогда больше не увижу, черт, я все это заслужил! Заслужил!”, – чуть простонал Чешуа в истерике. Последние силы были высосаны из него стрессом. Спустя несколько минут, Като просто сидел, развалившись руками и ногами по сторонам, совсем обессилевший.