Аркан Кун. Возвращение Чингиз-хана

В ответ галантный кавалер на мгновение задержал хрупкую девичью ладонь в своей руке, пристально вглядываясь в бездну ее больших голубых глаз. А Марьям между тем быстренько подхватила подругу под локоток:

– Хорошо, г-н Сафа, вы пока прогуляйтесь. А мы пошепчемся немного вон там в углу, на том диванчике.

– Не скучайте, мы скоро вернемся, – кокетливо улыбнулась новому знакомому Эсфирь и, как бы в шутку, послала ему воздушный поцелуй.

Г-н Сафа проводил подружек долгим сосредоточенным взглядом. Устроившись на мягком кожаном диване, освещенном холодным светом серо-стального абажура, Эсфирь, забыв про интервью, сразу бросилась с места в карьер:

– А что это за «папика» ты подцепила, ну-ка, колись, подруга.

– Никакой это не «папик». Это просто клиент. Меня попросили, я его по театрам и музеям вожу, – холодно ответила Марьям.

– За деньги?

– «Естестенно».

– Богатый? – облизнула свои влажные губы представительница одной из древнейших профессий.

– Сказочно.

– Повезло тебе, подруга, – завистливо вздохнула Эсфирь.

– Тьфу, тьфу, как бы не сглазить.

– Он кто – бизнесмен, банкир?

– Мне кажется… только об этом никому, – перешла на заговорщический шепот Марьям, подвигаясь поближе к уху подруги, – Мне кажется, он мафиози.

– Да ладно! Вроде непохож, – тоже перешла на шепот Эсфирь.

– Более того, – продолжила Марьям, – я думаю, что он сейчас сидит в тюрьме, но раз в неделю его вывозят на прогулку.

– Это же невозможно! – тряхнула своими кудряшками Эсфирь.

– За большие деньги возможно все.

– Это ты точно знаешь или это только так, твои домыслы?

– Догадываюсь. Посуди сама. На встречу всегда приходит в одной и той же голубой рубашке. Его привозят и увозят на белом «Bentley» в одно и то же время. Выставки, музеи, театры – это лишь для отвода глаз, это лишь повод. Он людные места любит, мы с ним и в общественном транспорте катались, и в торговых центрах были – везде на людей пялится, словно с другой планеты прилетел.

– Может, он в одиночной камере сидит? – стала заражаться дедуктивным азартом своей приятельницы Эсфирь.

– Возможно. И мне кажется, пялится он в основном на баб. Знаешь, как он на буфетчицу в театре смотрел! Просто проглотить был готов. А она вся такая махонькая, аккуратная, со стоящими грудями. Очень аппетитная.

– Но если он такой богатый мафиози, как ты говоришь, ему девок что ли не подгонят! Да целый вагон. Любой формы и цвета. Что-то тут не клеится, подруга.

– Видишь ли, я думаю, его только определенный типаж интересует. Он все время что-то высматривает, как будто кого-то ищет.

– Уж не маньяк ли?

– Не знаю даже.

– Ну ты попала, подруга. Смотри, осторожней.

– Мне-то бояться нечего. Я не в его вкусе.

– В первый раз от тебя такое слышу. Стареешь, мать!

– Возможно. Но скорее всего, я по габаритам не прохожу. А вот ты поберегись, дорогая. Ведь та буфетчица из театра на тебя была похожа. Такая же миниатюрная, такая же рыжая, с такими же голубыми глазенками. Вот ты не заметила, а он тебя так же, как и ее, всю пробуравил своим гипнотическим взглядом.

– Ой, напугала… Все я заметила, и взгляд, и буравчик. А ты, может, просто боишься, что я отобью его у тебя. Вот и нагородила тут с три короба.

– Смотри, подруга, я предупредила.

– Ладно, иди уж, заждался тебя твой кавалер.

Часть четвертая

1

Каган Кыят был немногословен и сух, особенно с посторонними. С более близкими людьми иногда шутил. Хотя в юности мог часами рассуждать на разные отвлеченные темы. Но зрелость  приучила к сдержанности. Любая мысль –  лжива, а мысль изреченная –  лжива вдвойне. Если человек не может отключить свой мозг, который всегда производит какие-то мысли, то нужно иногда отключать хотя бы свой рот и поменьше болтать.

Кыят был совершенно закрыт и непроницаем для внешнего мира, его абсолютно не волновало то, что происходило вне Аркан Куна.  Философема Канта   "Ding an Sich" (Вещь в себе) была вполне применима и  к "Modus vivendi" (Образу жизни) Кыята.

Поэтому его неожиданное решение – "срочно летим  в Сибирь" – показалось очень странным.  Это была реакция на весьма незначительные события, которые происходили где-то у черта на куличках, аж боле чем в 2000 км от Аркан Куна.

– В шахматы сегодня играть не будем, – объявил Каган Кыят, встречая Сафу в гостевой веранде.

Каган куда-то очень спешил. Куда? В небольшой сибирский городок. Зачем?

Некие негодяи из местной военизированной охраны  заманили несколько смазливых старшеклассниц и забавлялись с ними в своем офисе всю ночь до утра. И до этого никому не было дела. Дескать, девочки пришли в офис по собственному желанию. Кто-то из депутатов даже вступился за охранников, дескать, полезным, политически важным делом занимаются – способствуют повышению рождаемости в стране…

Дело приобрело широкий резонанс. Весть о об этом разнеслась благодаря интернету по всем российским городам и весям. В общем-то, вполне банальная для нашего мутного времени история, которая могла произойти и происходит в любой точке планеты.

Почему же она так взволновала, можно даже сказать, привела в бешенство Кагана?  Он ведь обычно вообще никак не реагировал на события, происходящие за пределами Аркан Куна.

Трудно понять.

Логика таких поступков и таких нервных импульсов  часто не поддавалась объяснению. Кое-кто видел в них типичные "социопатические признаки" и даже отклонения от нормы. Но кто и когда установил эти нормы? Вся антропологическая наука и психиатрическая практика  основана на наблюдениях за обычными людьми. Однако  жизнедеятельность  их организма резко отличалась от психических реакций Кыята – потомка Чингиз-хана.

Можно привести немало свидетельств, которые очень хорошо показывают, что психические реакции неординарных личностей непохожи на обычные, но схожи между собой.  К примеру, возьмём боле чем 100-летней давности случай, когда поведение двух разноязычных классиков литературы той эпохи – Гаяза Исхаки и Алекандра Куприна – было совершенно идентичным. Когда литературный цензор зарубил их не слишком верноподданнические сочинения, оба писателя схватились за пистолеты. Они готовы были мчаться  в Санкт-Петербург, в комитет императорской цензуры и расстрелять там не в меру ретивых царских служак. От этого рискованного мероприятия будущих классиков насилу удержали их друзья.

Но такова горячая кровь лидера – бесстрашного воина и неутомимого борца за справедливость.

Каган со своими бойцами  вылетел в Сибирь на винтовом военно-транспортном самолете из авиаотряда Аркан Куна и удачно приземлился в пригородной зоне прямо на грунтовой полосе. Зайдя в город маршевым ходом, бойцы Кагана быстро взобрались по деревянной лестнице с резными парапетами на вершину  живописного холма, где располагался офис местной военизированной охраны.  Налет был неожиданным и дерзким.

Застигнутых врасплох охранников ликвидировали за считанные минуты. Всех до единого.

Насиловать девочек-школьниц в городке стало некому.

2

– Так что, девонька, думай сама, – прошепелявила беззубым ртом старуха Изергиль. – Это у тебя единственный шанс отсюда выбраться.

Кто и когда обозвал эту приблатненную подследственную "старухой Изергиль" по имени персонажа одного известного сочинения знаменитого пролетарского писателя начала прошлого века, никто не знал. Да она и сама не слишком заморачивалась на сей счет. "Погоняло"  старушку вполне устраивало, а как ее на самом деле звали, – ну кому до этого какое дело? Также никто не знал, в чем она обвинялась, по какому делу проходила и какой срок ей светил.

Но старожилы тюремного изолятора – а таких в полицейском участке Аркан Куна было немного (здесь все дела решались очень быстро) – помнили, что старуха Изергиль сидела в их камере до того, как они сюда попали. Наиболее догадливые из них подозревали ее в "стукачестве".  То есть, они думали, что старушка работала на "ментов". Однако выбор старухи Изергиль почему-то всегда падал лишь на молодых и привлекательных сокамерниц.

Вот и сейчас она затеяла "доверительную беседу" с новенькой – молоденькой девчушкой, на вид почти подростком. Девушку звали Амара,  и она проходила по статье "употребление и распространение наркотиков". Несмотря на совершенно юный невинный вид, – никто не давал ей больше 16 – Амаре уже стукнуло 29, и она в своей сиротливой постдетдомовской жизни успела пройти  через "все огни, воды и медные трубы".

Амару  охранная служба отеля-казино "Аркан Кун" поймала с поличным – девушка, забившись в укромный уголок и разложив на столике белый порошок, жадно вдыхала очередную порцию наркотического дурмана…

Управляющий отелем-казино "Аркан Кун" Моисей Ким беспощадно боролся с проникновением наркотиков в свое развлекательно-увеселительное заведение, ставшее самым модным и популярным на всем Черноморском побережье. Однако следует заметить, что такую установку Киму дал его хозяин Каган Кыят.

– Ты точно уверена, что готова? Ты все поняла? – продолжала обрабатывать новенькую старуха Изергиль.

– Думаю, что да, – отвечала Амара.

– Смотри, раз в неделю по камерам проводится обход. Начальник тюрьмы самолично проводит опрос зэчек. Когда майор спросит: "У кого есть жалобы", что ты должна ответить?

– У меня есть жалоба, но я ее выскажу только…

– Ну, кому, не тяни, говори…

– Только… только…  Я забыла. Кому?

– Кагану. Вот дура! Это главное слово, как пароль. Если ты его не произнесешь, ничего не получится.

– Извини, я забыла. А кто такой Каган?

– Узнаешь, если к нему попадешь. Только  у него твое спасение.

Воцарилось молчание. Старуха потерла свой морщинистый лоб, а потом прошепелявила:

– Но учти, там не только твое спасение, там и твоя погибель. Ты сказала, что  умеешь то, что другие мокрощелки не умеют. Каган не каждую бабу примет, если ты его разочаруешь, то тебе ничего не простится, наоборот, твой срок удвоится.

– Не поняла, –  удивленно подняли свои синие глазки и тряхнула своими длинными волосами Амара.

– Что тут непонятного? Вот, ты сказала, что любишь секс…

– Да, люблю, и что тут такого?

– Ничего. Но попала ты сюда за наркотики.

– Это так, баловство. Я не наркоманка.

– Ты сказала, что можешь поразить и удивить своей страстью любого кобеля.

– Ну не совсем любого, – замялась Амара. – Если только он мне понравится. Если он мне понравится,  тогда он попадет в сказку…

– Что за ересь ты несешь, девка! – оборвала свою собеседницу старуха. – Нравится, не нравится, люби, моя красавица! Вот и вся наука.  Учти, это твой единственный шанс, смотри, не упусти его.

Все произошло, как и предсказывала старуха Изергиль. На следующий день в их камеру заявился начальник тюрьмы со своей свитой и спросил:

– У кого какие будут жалобы?

– У меня, – смело выступила вперед Амара, – но я их выскажу только Кагану.

3

Говорят, у Чингиз-хана было 500 жен и наложниц. Его потомок Кыят, похоже, Великого хана переплюнул. В каждом учреждении "империи Аркан Кун" были его доверенные лица – "мамки", которые досконально изучившие вкус Кагана, искали для него новых наложниц. Здесь существовало право "первой брачной ночи". Любая женская особь до 35 лет, принимаемая на работу в  учреждения Аркан Куна, после соответствующей медицинской проверки, должна была пройти через спальные покои Кагана Кыята. И лишь после этого  допускалась к своим прямым служебным обязанностям. Это касалось и тюрьмы Аркан Куна, где старуха Изергиль подбирала подходящие кандидатуры.

Кыят был таким ненасытным или искал какую-то особенную женщину?..

Светловолосую Амару, искупанную в горячих банях и облаченную в роскошные наряды, привели на веранду,  где Кыят обычно играл по субботам в "шахматы Фишера" с Сафой.

Каган Кыят оглядел девушку небрежным беглым взглядом и приказал:

– Раздевайся!

– С чего это вдруг! – огрызнулась  Амара.

Часть пятая

1

В душу закралась тоска. Нет, она туда не закралась, она там, похоже, уже по-хозяйски поселилась, вгрызаясь своими острыми щупальцами в живую плоть. Кыят испугался, как бы тоска не поселилась в его душе навечно.

Он поднялся с дивана и, тяжело вздыхая, поплелся на кухню. В пустом холодильнике стояли две стеклянные бутылки: одна с минеральной водой, другая с яркой красочной этикеткой – какое-то заморское пойло. Кыят знал, что алкоголь не поможет, будет только хуже. Он отпил большой глоток минералки и вернулся в зал на широкий раскладной диван, задернутый зеленым покрывалом, на котором были изображены вьющиеся змеи на фоне сказочных джунглей.

Эта ужасная жара уже достала! В тени – плюс 50! И натужно рычащий кондиционер ничуть не охлаждал, а лишь раздражал…

Вдруг в его рокот вплелся некий посторонний звук, напоминающий цокот копыт гарцующей по булыжной мостовой лошади или стук женских каблучков. Шпильки ее красных туфелек вонзились своим острием прямо в сердце Кыята! Ну, конечно же, это была она, его возлюбленная Тасним. Кто бы еще мог в такой зной, когда солнце из своего зенита обжигает своими палящими лучами все живое, решится фланировать по городу на звонких высоких каблучках? Тасним все-таки не выдержала и, откликнувшись на его просьбу о последней встрече, пусть с трехчасовым опозданием, но торопилась к нему на прощальное свидание. О, как он по ней соскучился! Представив, как вновь будет сжимать в своих объятиях это сладкое, похотливое, женское тело, Кыят резво покинул свое одинокое ложе и, подбежав к окну, одернул тяжелую занавеску…

– А-а, – раздался вздох разочарования из утомленной от долгого ожидания груди.