Повести о войне и блокаде

События развивались стремительно.

Еще 11 декабря 1939 года в письме к жене и сыновьям мой дед писал о скорой победе:

«…У нас идут сейчас бои. Наш батальон еще в боях не был. Выезжал на фронт вместе с комбатом, хотелось посмотреть, что же делается. Оказывается, на некоторых участках фронта кадровые финские солдаты (в бегстве. – А.Р.) не только бросали шинели, а даже и сапоги. Вы, очевидно, по радио слышите больше, чем мы. Передают, что народ Финляндии решил сбросить с себя иго капитала и сейчас война принимает уже другой оборот. Часть финской армии восстала и борется против финских войск старого правительства. Если все были уверены ранее, что мы победим, потому что мы сильны и морально, и физически, то теперь можно прибавить: скоро победим.

Из Медвежьегорска не уезжай. Вы находитесь в безопасности, так как они теперь не применяют авиацию даже на фронте, не то что в тылу…»

Но уже 14 декабря 1939 года он писал: «…Сижу и пишу на колене. Ну, милые мои, дела идут так, что, по-видимому, я больше вас не увижу. По-видимому, близок и наш конец… Не знаю, что будет дальше, через несколько минут. Если вернусь, то все расскажу, а писать слишком много…»

18 декабря 1939 года:

«…Я еще жив и здоров, хотя смерть витает каждую минуту. Из нашего старого состава остались несколько человек. Война идет очень кровопролитная, и если кто останется живым, из находящихся на фронте, то будет счастье. Сейчас командую батальоном, а Логинов (комбат. – А.Р.) – полком. Каждую минуту можно ожидать смерти не в открытом бою, а из-за угла. Враг очень коварен, строит всякие козни. Угнетает то, что очень много выбыло старых товарищей…»

23 декабря 1939 года: «…Эта война настолько дурацкая, что трудно угадать, где же опасность. В этой войне опасность везде. Вот и сегодня на рассвете: из рот идут люди за завтраком – вдруг налет на штаб дивизии. До 11 часов дня отбивались. Они стреляют бронебойными и разрывными пулями. Рана делается большая. Война идет бандитскими налетами. Прибыл новый комбат. Я опять начштаба. Почти всех старых товарищей перебили. В меня пули попадали четыре раза, но ни разу не ранили…»

2 января 1940 года: «…Третий день нахожусь при штабе дивизии. Может, это к лучшему, потому что счастье меня еще не покидало ни на минуту. Сижу в землянке и пишу вам. Не знаю, когда письмо уйдет, потому что дорога сейчас перерезана бандой и сообщения с СССР нет. Подумай насчет отъезда. Лучше будет, если ты уедешь. Война, по-видимому, затянется надолго, а я слышал, что и к вам финские гости залетали. Я себя чувствую хорошо. Командованием полка за одну операцию представлен к награде. Вчера Новый год встретили под шум артиллерии и пулеметов. Пиши по новому адресу: действующая Красная армия, полевая почта, станция ?215, отдельный лыжный батальон, мне».

Это было последнее письмо. Потом – окружение. Оттуда письма не приходили.

Противник, владея инициативой, перехватил все дороги в тылу дивизий, устроив минированные завалы и засады. Из-за глубокого снега, сплошных лесов и болот обойти их было невозможно. Командование стало еще более ослаблять передний край, снимая с него подразделения для охраны дорог в тылу.

Но это не помогало. Финны все равно перерезали коммуникации. Окруженные испытывали острый недостаток в боеприпасах и, особенно, в продовольствии, так как к 28 декабря снабжение их наземным транспортом окончательно прекратилось, потому что дорога Ловаярви – Леметти в районе Уома была окончательно перерезана. Летчики, согласно их отчетам, сбросили окруженным 593 тонны грузов, но при выброске много грузов попадало к финнам.

316-й стрелковый полк продолжал отражать атаки противника, неся большие потери. Он не пополнялся с начала войны и был совсем малочисленным. В это же время, с 1 по 5 января, была осуществлена неудачная попытка деблокировать группировку в районе Уома. Зато финнам удалось рассечь гарнизон Леметти на две части – северную и южную. В Северном Леметти остался один танковый батальон 34-й танковой бригады и тылы 18-й дивизии – всего около 750 человек, два орудия и около 30 танков.

В Южном Леметти – штабы дивизии и бригады и ряд танковых, огнеметно-танковых, артиллерийских, стрелковых, зенитно-пулеметных и других подразделений численностью около 4 тыс. человек, 226 автомобилей, десять орудий и более 80 танков. Трудно сказать, о чем в тот момент думали командиры и штабы дивизии и бригады. Возможно, виной тому были повальный голод и обессиленные войска, а может быть, было деморализовано само командование этих соединений, но, как свидетельствуют документы, система обороны там налажена не была. Как отмечает П. Аптекарь, изучивший в архиве все документы (наши и финские), относящиеся к этой проблеме, по финским схемам захваченного района и заключениям комиссии штаба 15-й армии (сформированной 11 февраля на базе остатков 8-й армии), «…оборона Леметти Южное организовывалась стихийно, части и подразделения, прибывшие в Леметти, строили оборону там, где они остановились, для непосредственной охраны себя. Это привело к тому, что район обороны был растянут вдоль дороги на 2 км, а в ширину имел всего лишь 400-800 м. Такая ширина обороны поставила гарнизон в исключительно тяжелое положение, так как противник простреливал его действительным огнем из всех видов оружия. Допущенная ошибка в организации обороны обусловила то, что высота А, представлявшая большую тактическую ценность, не была занята, а командная высота над районом Леметти Южное Б занималась недостаточными силами (60 человек с одним пулеметом) и поэтому при первой же атаке противника была оставлена. Противник, заняв высоты, получил полную возможность в упор расстреливать людей, боевые и транспортные машины, наблюдать за поведением и действиями гарнизона… Большинство танков 34-й легкой танковой бригады и 201 ХТБ не были расставлены как огневые точки, а находились непосредственно на дороге… Количество огнеприпасов точно установить не представляется возможным, но нужно сказать, что их было достаточно, к моменту выхода из окружения… оставалось до 12 тыс. снарядов и 40-45 тыс. патронов. К 5 января танки имели до двух заправок горючего. Это позволяло поставить их на более удобные позиции для обороны, чего сделано не было…».

Как отмечается, командование 56-го корпуса из-за неумелого руководства не смогло имеющимися частями и соединениями осуществить деблокаду окруженных. Действия руководства корпуса не носили целенаправленного характера, силы и средства распылялись.

8 января финны начали разбрасывать листовки с предложением сдаться. В них говорилось о том, что обоз 8-й армии они истребили и продовольствия не будет. А будут голод, холод, смерть. В другой листовке указывались места, куда бойцам следовало бы прибыть для сдачи в плен.

К 10 января разведотдел 4-го финского корпуса буквально контролировал ситуацию. От разведчиков и путем постоянных радиоперехватов финны знали обо всех наших частях, об их действиях и даже намерениях. Поэтому постоянно упреждали все наши действия.

С 16 по 20 января финнами были окружены и блокированы в Уома оставшиеся подразделения и части 18-й стрелковой дивизии. Общей численностью 1 тыс. 100 человек. Также несколько гарнизонов соединения в разных местах: у развилки дорог – 1 тыс. 200 человек, у озера Сариярви и у Ловаярви – 1 тыс. 100 человек, и т.д. Половину окруженных составляли раненые и обмороженные. Были заблокированы и остатки 168-й дивизии. Заблокировав гарнизоны, финны со свойственной им основательностью приступили к их ликвидации поочередно практически на глазах руководства 56-го корпуса, которое не могло организовать спасение погибавших от голода, холода и финских пуль и снарядов войск.

2 февраля финны уничтожили гарнизон Северного Леметти. В бою погибло и было взято в плен более 700 человек. Лишь 20 удалось пробраться в Леметти Южное.

По данным финских историков, трофеями частей 4-го армейского корпуса стали 32 танка (большей частью неисправных), семь орудий и минометов, большое количество стрелкового вооружения и 30 грузовых машин.

Из окруженных гарнизонов шли донесения.

29 января из штаба 18-й стрелковой дивизии: «Продовольствия не сбросили, почему – непонятно. Голодные, положение тяжелое». В тот же день из гарнизона у развилки дорог пришло другое сообщение: «Окружены 16 суток, раненых 500 человек. Боеприпасов, продовольствия нет. Доедаем последнюю лошадь».

5 февраля от гарнизона у развилки дорог поступила еще одна радиограмма: «Положение тяжелое, лошадей съели, сброса не было. Больных 600 человек. Голод. Цинга. Смерть».

А еще этот день стал трагическим не просто для абстрактных людей – женщин и мужчин, но и для конкретной нашей семьи – моей бабушки, моего отца и двух его братьев, для меня, моего сына… В этот день в бою погиб мой дед, которого я никогда не видел. Его убил финский снайпер.

Мой дед пал смертью храбрых, но трагедия его однополчан еще не завершилась.

8 февраля: «Продовольствие сбросили восточнее, часть подобрали».

13 февраля из гарнизона у развилки дорог: «Умираем с голоду, усильте сброс продовольствия, не дайте умереть позорной смертью».

18 февраля из Леметти Южное: «Почему морите голодом? Дайте продфуража».

19 февраля из гарнизона у развилки дорог: «Сброса нет».

В тот же день от командира 34-й легкой танковой бригады комбрига С.И. Кондратьева (Леметти): «Р-5 все сегодня сбросили противнику».

В ночь на 19 февраля финны, воспользовавшись плохой организацией обороны в Леметти, овладели несколькими высотами, что позволило им полностью взять под контроль все перемещения окруженных – площадь их обороны сократилась до 1 км в длину и примерно 400 м в ширину.

21 февраля от комбрига С.И. Кондратьева: «Помогите, умираем голодной смертью».

22 февраля оттуда же: «Авиация по ошибке бомбила нас. Помогите, выручайте, иначе погибнем все». В этот же день от гарнизона у развилки дорог: «Положение тяжелое, несем потери, срочно помогите, держаться нет сил».

23 февраля от гарнизона у развилки дорог: «40 дней окружены, не верится, что противник силен. Освободите от напрасной гибели. Мы все истощены… нет сил, положение тяжелое».

23 февраля был уничтожен гарнизон у озера Сариярви. Живых не было. Позднее на месте расположения 3-го батальона 97-го стрелкового полка были обнаружены 131 труп и две братские могилы, сооруженные финнами. По финским данным, трофеями 4-го армейского корпуса были шесть полковых и шесть противотанковых пушек, четыре миномета, четыре танка, около 60 пулеметов, часть которых была неисправна.

25-27 февраля к гарнизону у развилки дорог попытался прорваться лыжный эскадрон, но к окруженным вышли лишь три обмороженных бойца, остальные…

26 февраля командование гарнизона Леметти Южное отправило в штаб 56-го корпуса радиограмму: «Помогите, штурмуйте противника, сбросьте продуктов и покурить. Вчера три ТБ развернулись и улетели, ничего не сбросили. Почему морите голодом? Окажите помощь, иначе погибнем все».

На Карельском перешейке советские войска уже вовсю теснили и громили финнов, используя созданный огромный перевес. Он был создан на перешейке в то время, когда гибли 8-я и 9-я армии, возглавляемые Штерном и Чуйковым.

В ночь на 28 февраля наконец было получено разрешение Ставки начать отход из Леметти с наступлением темноты и указано на необходимость вывоза раненых и вывода материальной части из строя.

Гарнизон был разделен на две колонны: северную под командованием командира 34-й танковой бригады комбрига Кондратьева и южную под командованием начальника штаба 18-й дивизии полковника Алексеева (комбриг Г.Ф. Кондрашев был ранен 25 февраля) – общей численностью 3 тыс. 261 человек.

Из заключения комиссии штаба 15-й армии следовало, что «Кондрашев организовал выход очень плохо. Даже часть командного состава не знала, какие подразделения входят в состав каких колонн… План выхода был разработан с расчетом на более легкий выход северной колонны, в которой по плану следовало командование, штабы и наиболее здоровые люди…

Колонна Кондрашева из Леметти Южное выступила около 22.00 и двигалась от командного пункта 34-й легкой танковой бригады вдоль дороги, проходящей по тропе, к юго-западному берегу озера Вуортанаярви. Личный состав колонны был вооружен винтовками и револьверами. Кроме того, колонна имела три комплексных зенитных установки и два-три танка “БТ-7”, которые предполагалось использовать для поддержки выхода, но в силу плохой организации их не использовали и даже забыли предупредить экипажи о выходе… Приказание Военного совета о порче техники и материальной части полностью выполнено не было.

Несмотря на приказание Военного совета армии обязательно взять с собой всех больных и раненых, тяжелобольные и раненые были оставлены, причем выход гарнизона был преднамеренно скрыт от них…».

На лютую смерть были оставлены более 120 тяжелораненых красноармейцев, многих из которых финны забросали гранатами в землянках. Часть раненых была обнаружена сожженными, и сохранились следы колючей проволоки, которой их прикрутили к нарам.

При выходе северная колонна растянулась, потеряла управление, чем воспользовались финны, уничтожившие ее почти полностью. Опасаясь плена, а может быть, и ответственности, командир танковой бригады комбриг С.И. Кондратьев, начальник штаба полковник Н.И. Смирнов, начальники политотделов дивизии и бригады И.А. Гапанюк и И.Е. Израецкий, а также начальник особого отдела танковой бригады капитан Доронин осуществили групповое самоубийство. Финнам, помимо всего, досталось боевое знамя 18-й Ярославской краснознаменной стрелковой дивизии. (Дивизия, как отмечалось выше, после окончания войны была расформирована, и в июне 1940 года ее номер приняла 111-я стрелковая дивизия.)

Из официального заключения комиссии: «…При осмотре установлено, что, несмотря на наличие смертельных ранений, значительная часть погибших носит следы пристреливания в голову и добивания прикладами. Один из погибших, обутый в финские сапоги пьексы, приставлен к дереву вверх ногами. Жена инструктора политотдела 18-й стрелковой дивизии Смирнова (работавшая по партучету в политотделе) была обнажена, и между ног у полового органа вставлена наша ручная граната. С большинства командного состава содраны петлицы и нарукавные знаки. Ордена, имевшиеся у командного состава, финнами вырывались с материей».

Южная колонна была выведена полковником Алексеевым. К своим пробились 1 тыс. 237 человек, 900 из которых были ранены или обморожены, 48 человек погибли при прорыве.

Таким образом, из 18 тыс. человек, находившихся в подразделениях 18-й стрелковой дивизии и 34-й танковой бригады к началу войны, примерно 2,5 тыс. оказались вне кольца, еще чуть больше 1 тыс. из окружения вышли. Остальные были убиты или попали в плен.

4 марта был взят под стражу раненый комбриг Кондрашев, которого впоследствии расстреляли.

8 марта застрелился командир 56-го корпуса комдив И.Н. Черепанов.

Согласно документам, соединения 56-го корпуса понесли следующие потери: 168-я стрелковая дивизия – 6 тыс. 742 человека убитыми, ранеными и пропавшими без вести, 18-я стрелковая дивизия без учета потерь 97-го стрелкового полка, часть которого оказалась вне кольца, – 8 тыс. 754 человека, сам вышеупомянутый полк – 3 тыс. 97 человек. Наконец, 34-я танковая бригада – еще более 1 тыс. 800 человек, 143 танка и 14 бронеавтомобилей. Но данные о потерях занижены, потому что в них не учитывалось пополнение и ряд приданных частей, которые посчитали чужими.

Финнам достались огромные трофеи – техника и вооружение. Их они восстанавливали и использовали против наших войск и в этой войне, и, как они сами называли, в войне-продолжении 1941-1944 годов. Финские генералы после войны на вопросы западных журналистов о том, кто из союзников больше всех помогал Финляндии техникой и вооружением, отвечали: «Сами русские».

Финны на этом участке фронта за период боевых действий понесли следующие потери: части 13-й пехотной дивизии, вынесшие на себе основную тяжесть боев в Приладожской Карелии, потеряли 1 тыс. 171 человек убитыми, 3 тыс. 155 ранеными и 158 пропавшими без вести. Кроме того, приданные части и подразделения – 924 убитыми, 2 тыс. 460 ранеными и 102 пропавшими без вести. В 12-й пехотной дивизии – 1 тыс. 458 человек убитыми, 3 тыс. 860 ранеными и 220 пропавшими без вести.

Но это была не единственная трагедия той войны. Подобное произошло и с соединениями 9-й армии. Немногим удалось продержаться до конца войны (13 марта), когда они были освобождены.

«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО»

Под таким грифом вышел акт, составленный 17 марта 1940 года, то есть сразу же после окончания войны, выдержки из которого выше цитировались. Кроме того, в акте отмечалось, что «Леметти Южное носит следы ожесточенных и упорных боев, представляя из себя сплошное кладбище трупов, разбитых боевых и транспортных машин. Вся площадь района обороны КП 18-й стрелковой дивизии изрыта воронками от снарядов, деревья на 90 % в районе обороны скошены артиллерийскими снарядами. Обнаружено десять землянок, разрушенных артиллерийскими снарядами 152 мм, с находившимися там людьми. Оставшиеся землянки в большинстве своем взорваны финнами по занятии ими Леметти. Найдены 18 трупов красноармейцев, сожженных финнами в землянках, один труп найден в землянке, привязанный проводами к нарам и расстрелянный, и один труп, затянутый веревкой на шее. Машины, деревья, железные трубы печей землянок и все местные предметы изрешечены пулями и осколками снарядов.

Все военно-хозяйственное имущество и личное снесено и сложено финнами кучами вдоль дороги.

КП 18-й стрелковой дивизии был окружен противником силою более полка, что свидетельствует о наличии окопов, оборудования огневых пулеметных точек и огневых позиций артиллерии, окопы противника располагались от окопов защитников Леметти местами в удалении 50-100 м.

Финнами перед окопами установлено проволочное заграждение в три ряда (проволока натянута на деревья) и один ряд проволочного заграждения из спиральной колючей проволоки. В большинстве своем окопы финнов в полный профиль и соединены ходами сообщения между собой и с землянками, расположенными в полукилометре от окопов. На дороге в направлении Ловаярви в 400 м от переднего края обороны финнами вырыт противотанковый ров и устроен завал. Дорога в сторону Ловаярви имеет большие завалы, местами доходящие до километра.

Огневые позиции артиллерии финнов, которая вела огонь по КП 18-й стрелковой дивизии, находились: батарея 152 мм – в районе Митро, два орудия 122 мм – в Леметти Северное (3-я батарея 3-го АП, захваченная финнами в конце января 1940 года), батарея 76 мм – в районе вилки дороги Ловаярви – Кой – Вуселка и батарея 76 мм – в районе хутора юго-западнее Леметти Южное. Наличие двух последних батарей подтверждается найденными оборудованными ОП и стреляными гильзами в районе ОП. Обнаружены также полукапониры противотанковых пушек: два – в районе противотанкового рва, два – на высоте против юго-восточного сектора обороны и один – против юго-западного сектора обороны.

Осмотром установлено 16 оборудованных окопов под станковые пулеметы. Остальная группировка противника находилась на высотах у дороги на Ловаярви и на высоте юго-восточнее Леметти.

На месте в районе обороны КП обнаружено 513 наших трупов, как в окопах, так и вне окопов.

В районе прорыва обороны противника колонной начальника штаба 18-й стрелковой дивизии полковника Алексеева обнаружен 201 труп, в основном в районе обороны противника и у проволочных заграждений. В районе прорыва обороны противника колонной начальника штаба 34-й легкой танковой бригады полковника Смирнова обнаружено 150 трупов, в госпитальных землянках обнаружено 120 трупов, оставшихся тяжелораненых. Финских трупов не обнаружено, т.к. таковые финнами были убраны в период с 29 февраля по 17 марта 1940 года.

Из оставшихся боевых машин вооружений изъято и вывезено финнами: со всех транспортных машин сняты колеса и в значительной части моторы. Часть боевых и транспортных машин финнами вывезена, о чем свидетельствуют следы вывода машин. Вся материальная часть по своему состоянию является безвозвратно потерянной…

В отношении северной колонны установлено.

Путь движения проходил из района обороны в северо-восточном направлении, в дальнейшем по финской дороге, которая идет 1,5 км параллельно дороге Леметти – Ловаярви. По пути движения колонны найдено 150 погибших при выводе из района обороны, 78 трупов вдоль финской дороги, в том числе найден военный комиссар 34-й легкой танковой бригады полковой комиссар Гапанюк. Около 400 убитых найдено в районе финского лагеря, что 2,5 км восточнее Леметти, в числе которых опознаны: начальник политотдела 18-й стрелковой дивизии батальонный комиссар товарищ Разумов, начальник артиллерии 56-го стрелкового корпуса полковник Болотов, военком 97 ОБС старший политрук Тюрин, военком 56 ОРБ старший политрук Суворов, помощник начальника политотдела по комсомолу политрук Самознаев, инструктор политотдела 18-й стрелковой дивизии политрук Смирнов с женой, представитель ВВС 8-й армии лейтенант Пермяков, начальник ВХС 18-й стрелковой дивизии майор Булынин, начальник автопарка дивизии младший воентехник Кульпин, политрук Ильинский и врач Балуева. Остальная часть людей северной колонны разыскивается…

Тщательной подготовки к выходу произведено не было. О наличии финского лагеря не знали ввиду отсутствия глубокой разведки в последнее время. Выход произведен поспешно, о чем свидетельствует получение начальником штаба 18-й стрелковой дивизии полковником Алексеевым приказа на выход в 18.00 28 февраля 1940 года, в котором указывалось о начале выхода в 21.00. Оставшиеся три часа до выхода явно были недостаточны для организации выхода.

Председатель комиссии – военный комиссар 56-го стрелкового корпуса бригадный комиссар Серюков.

Члены:

ИД командира 18-й стрелковой дивизии полковник Алексеев;

ИД военного комиссара 18-й стрелковой дивизии старший политрук Пацун;

заместитель начальника ОО НКВД 56-го стрелкового корпуса старший лейтенант Козлов;

начальник 2-го отдела 56-го стрелкового корпуса капитан Мочалов».

ЭПИЛОГ

Последний, третий этап войны начался новым нашим наступлением на Карельском перешейке. Советское командование собрало кулак почти в 1 млн человек и вынудило Финляндию признать себя побежденной. 12 марта в Москве был подписан мирный договор между СССР и Финляндией.

По нему Страна Суоми потеряла около одной десятой части своих земель. Население отошедшей к Советскому Союзу территории, в основном финское, добровольно переселилось на запад, а теперь собирает подписи за возвращение былых финских территорий. Огромна наша страна, но мы же не виноваты в том, что земли нам не хватает именно на границах. А без нее мы не можем жить никак. Поэтому финским товарищам все-таки придется смириться с существующим положением дел. Ведь теперь у нас есть кое-что, с чем нельзя не считаться.

Однако можно сказать, что почти завершенная тогда война еще не была законченной полностью. В Приладожье финны добивали наши окруженные гарнизоны, а на Карельском перешейке на рассвете 13 марта по финнам напоследок ударили все имеющиеся у нас артиллерийские и минометные стволы. И эта артподготовка длилась до 12.00 по московскому времени 13 марта – именно до того времени, когда официально вступил в силу мирный договор. Спустя почти два года после окончания этой войны, в тяжелое время блокады Ленинграда фашистами зимой 1942 года, Ворошилов (впрочем, вместе с Мехлисом, повинным в гибели 9-й армии, о которой здесь не рассказывалось, и Мерецковым, одним из тех, кто планировал финскую бойню) принял участие еще в одной операции – Любанской. Ее итоги затмили даже финскую войну. Об этом рассказывается в материале о трагедии Мясного Бора. Только после этого вышло постановление ЦК ВКП(б) (1942 год) «О работе товарища Ворошилова». В нем Ворошилову припомнили и зиму 1939-1940 годов: «Война с Финляндией в 1939-1940 годах вскрыла большое неблагополучие и отсталость в руководстве Народным комиссариатом обороны. В ходе этой войны выяснилась неподготовленность Народного комиссариата обороны к обеспечению успешного развития военных операций. В Красной армии отсутствовали минометы и автоматы, не было правильного учета самолетов и танков, не оказалось нужной зимней одежды для войск, войска не имели продовольственных концентратов. Вскрылась большая запущенность в работе таких важных управлений Народного комиссариата обороны, как Главное артиллерийское управление (ГАУ), Управление боевой подготовки, Управление военно-воздушных сил, низкий уровень организации дела в военных учебных заведениях и др. Все это отразилось на затяжке войны и привело к излишним жертвам. Товарищ Ворошилов, будучи в то время народным комиссаром обороны, вынужден был признать на пленуме ЦК ВКП(б) в конце марта 1940 года обнаружившуюся несостоятельность своего руководства. Учтя положение дел в Народном комиссариате обороны и видя, что товарищу Ворошилову трудно охватить такие большие вопросы, как Народный комиссариат обороны, ЦК ВКП(б) счел необходимым освободить товарища Ворошилова от поста наркома обороны». Безвинных расстреливали – виновных переводили на другую работу.