скачать книгу бесплатно
И чтобы немного отойти от саднящей душу обыденности, мой Друг, плюнув на телевизионную белиберду, подойдет к полке, да и возьмет в руки мою книгу, спросив себя – а что вот он делал, чтобы вырваться из этой духоты жизни?
Открыл – ба, да это же письма, письма Друга.
В жизни-то мы не книг же по почте ждем, а именно писем – от родных, близких, просто знакомых. И самое удивительное, откладываем все дела и быстренько, подоткнув фартук или отложив газету, находим на кухне либо в комнате укромный уголок и читаем, читаем письмо. Порою оно бывает совсем простенькое и неказистое, а такое дорогое. Говорят, что даже слеза иногда падает на фартук за чтением всего-навсего обыкновенного письма. И всегда чем-то родным, близким, я бы даже сказал – доверительным, веет от писем.
Конечно, рассказ, повесть там или роман – может захватить за живое, отнять у читателя три или четыре дня или даже четыре ночи, если уж слишком. Но, по большому-то счету, мы все же понимаем, что это всего лишь сочинение автора – его фантазия.
И в жизни совсем уж так не бывает.
А если примерно так и бывает, то растяните (как в жизни) эти четыре ночи на сорок лет – будет скучища неимоверная. Поэтому реальная жизнь все же предпочтительнее, особенно, если она не в форме привычных для нас мемуаров изложена, а в виде просто писем для кухни, в которых их автор сам же и иронизирует над сложившейся у него злодейкой Судьбой.
Думаю я, что мой далекий Друг не обидится, если и Ты, читатель, внимательно полистаешь мои письма к нему. Что скрывать-то – все мы обмазаны сегодня одним жирным дерьмом, все находимся в общей зловонной куче, благодаря нашим уважаемым политикам и экономистам, высшим, средним и низшим чиновникам, всякого рода новым и сверхновым бизнесменам и бизнесменчикам с их большими, средними и маленькими стульями и стульчиками.
Есть, конечно, и исключения среди них, но тьма тараканья этих уважаемых и именитых, как показывает житейская практика, не о государстве Российском и его подданных прежде всего радеет, а всеми имеющимися в их руках и должностях средствами устраивают они благополучие свое и ближайших родственников.
И эту тьму отдельные искорки света при всем желании своем и жертвенном подвиге не в состоянии пока ни осветить, ни, тем более, очистить. Да так, наверное, всегда было и будет на наших российских просторах, да и не только на них.
И вот, казалось бы, что по приезде в Новосибирск сразу и образовалось у меня столько новых знакомых. С одними из них – обмен адресами и телефонами, с другими – договоренности о последующих встречах и общие планы сотрудничества. Однако Судьба как-то отнесла меня в сторону от этих замечательных людей.
Из бывших на конференции лишь с Павлом Федоровичем и несколько позже с Людмилой Андросовой мои отношения далее развивались и углублялись. Некоторое время было сотрудничество с Натальей Дмитриевной Спириной и Марком Александровичем Мокульским, с Женей Маточкиным и еще с двумя-тремя участниками конференции. И все. Получилось же так потому, что я приехал в Новосибирск, не ведая того, что центр духовной жизни здесь не в самом городе, а в Академгородке. И я оказался практически отрезанным от тех, к кому ехал. И все же в течение трех-четырех лет моего пребывания в Сибири, между поисками работы и обустройством своего быта, у меня возникли действительно тесные контакты с «тайными» рериховцами, которые, присутствуя тогда на Рериховских чтениях, не выходили на трибуну, а сидели молча и больше слушали, чем говорили.
Это были те, кто уже в то время каждодневно работал с эзотерической стороной Живой Этики, внедрял в практику жизни ее основные положения и искал пути их последующего утверждения и распространения. К ним-то и относились экономист Игорь Алексеевич Калинин и археолог Петр Петрович Лабецкий. И особенно с Игорем Калининым судьба связала меня затем на долгие годы.
Был еще в Академгородке кандидат наук Алексей Николаевич Дмитриев, который меня особенно интересовал. В настоящее время он доктор геологоминералогических наук, кандидат физико-математических наук, специалист по глобальной экологии и быстропротекающим геофизическим явлениям. Именно он руководил той группой рериховцев, в которую входили Игорь Алексеевич и Петр Петрович. Это сейчас книги «Учения Живой Этики» во многих домах стоят на полках рядом с «Библией», «Тайной Доктриной» и «Розой Мира», спокойно лежат на прилавках магазинов.
И все знают теперь Елену Рерих, давшую России и миру через гималайских Учителей Новое Провозвестие планете. Тогда же наследие Рерихов хранилось у их почитателей и последователей в потаенных местах своих квартир или у верных друзей, решившихся взять на себя заботу о сохранении доверенного.
В этот же период времени прозвучали в моем сознании первоначально не совсем понятные мне строки:
От Девы Мы указываем – жди
Посланника от Нас. Прими достойно
Его в своей обители земной.
Внимательнее всматривайся в лица,
Чтоб данное тебе не утерять.
Еще в Таллинне, продолжая поиски связей между математикой и символогией каббалы, я, по обыкновению, в библиотеках города искал книги, в которых хоть как-то намечался бы такой математико-символьный синтез. В верхней (возвышенной) части Таллинна располагались в квартале друг от друга лютеранский Домский собор с чудесно звучащим органом и православный Александро-Невский собор, величественный как снаружи, так и внутри, с прекрасно оформленным и расписанным иконостасом. Через два года после лагерей, в одно из воскресений сентября 1976 года, в этом соборе я крестился, а через неделю здесь же окрестил уже восьмилетнюю Любашу и появившегося у нас с Галей четырехмесячного Святослава. Напротив Александро-Невского собора через небольшую площадь располагалось тогда здание Совета министров Эстонии – в настоящее время это здание занимает Эстонский парламент.
В этой же части города располагалась и Эстонская республиканская библиотека им. Ф. Р. Крейцвальда. Добрался я и до этой библиотеки. Разумеется, что в открытых фондах и в их каталогах ничего вразумительного для себя я не нашел, да и найти не мог, хотя это и была Эстония, а не Россия.
Но после довольно непростых поисков я познакомился с филологом Ларисой Ильиничной Петиной – ученицей известного ученого, семиотика и литературоведа Юрия Михайловича Лотмана, в то время преподававшего в Тартуском университете.
В библиотеке Лариса работала в отделе редких книг. Благодарности моей не было предела, когда она со свойственной ей пунктуальностью и ученым профессионализмом представила мне целый список книг, в которых могли рассматриваться и интересующие меня вопросы. Помимо знакомства с Николаем Речкиным это тоже был драгоценный подарок Судьбы. После двух-трех месяцев общения мы стали друзьями. Эта наша дружба, несмотря на частые и довольно продолжительные вакуумы с перепиской, оказалась очень устойчивой и мне полезной. Ларисе Ильиничне можно было бы посвятить такое, например, стихотворение:
Есть женщины, которые похожи
На море в день и тихий, и погожий,
Когда лишь волны шепчутся с камнями,
Лаская их прозрачными руками.
И оживает под шершавой кожей
Заблудшая и твердая душа.
И легче ей становится дышать,
Среди камней, с ее судьбою схожих.
Я знал такую женщину.
Она была как та прозрачная волна.
Из предложенных Ларисой книг, многие из которых значительно расширили мое представление о древнем символизме и эзотерике, более-менее меня устраивали тогда «Наука чисел. Сочинение Карла Эккартсгаузена» (1815) и «Предсказательное Таро или ключ всякого рода карточных гаданий», книга, составленная доктором Папюсом (1912). Сейчас эту книгу можно купить в книжных палатках города, исполненную, правда, не на очень хорошей (газетной) бумаге. Арканы Таро привлекли меня тем, что сочетали в себе числовые закономерности с принципами философии.
Еще в зоне, откуда я и прибыл в Таллинн, я начал разрабатывать «космологическую логику» – некое, как мне казалось, связующее звено между реальным и ирреальным. И арканы давали мне традиционные предпосылки, берущие начало на страницах Ветхого и Нового Заветов, для нахождения общих точек соприкосновения между этими кажущимися противоположностями.
В этой связи заинтересовала меня тогда и книга П. Д. Успенского «Четвертое измерение» (1914).
«Если бы четвертое измерение существовало, – писал Успенский, – то это означало бы, что вот здесь же, рядом с нами, лежит какое-то другое пространство, которого мы не знаем, не видим и перейти в которое не можем, но из которого можно нас знать, видеть и переходить в наше пространство… Если бы мы могли представить себе направление линии, идущей вон из нашего пространства, то мы увидели бы область четвертого измерения».
Для практической же работы с арканами и их символами я приобрел две колоды стандартных карт с одинаковыми рубашками. Затем стер с них все рисунки специальным растворителем. На прозрачную тонкую бумагу скопировал все 78 арканов из Папюсовского альбома и аккуратно наклеил их на чистую поверхность купленных карт. Получились карты (арканы) несколько толще общепринятых, но это придавало им некоторую жесткость и даже, я бы сказал, торжественность. Применяя теорию на практике, я стал внимательно изучать числовую символику арканов, размышлять над ней, соединять арканы в группы по 2, 3 или 4 карты, пытаясь при этом почувствовать их общее резонансное созвучие.
И немало мне пришлось провести таких опытов созерцания при свечах, прежде чем я стал воспринимать над лежавшими передо мной арканами еле различимые внутренним взором движущиеся тени, какие-то образы и, лишь много позднее, возникающий при этом поток мыслей, как бы сопровождающий движение этих образов, последовательно перетекающих один в другой.
Потом я приучил себя созерцать разложенные передо мной арканы при электрическом освещении, затем – и перед пишущей машинкой. Не спеша, чтобы не утерять слабое «видение» и сопровождающую его мысль, я стал записывать таким образом «увиденное» и «услышанное».
Уже в Новосибирске я пробовал и «гадать» по арканам, используя для этого все те методы, которые сегодня стали открыто мелькать на экранах телевизоров под руками «прорицательниц» в разного рода «салонах» новых русских или в хорошо мистически обставленных будуарах со свечами, блестящими шарами и прочей оккультной атрибутикой. По работе с картами вышел уже целый ворох такого рода литературы: брошюра Ирены Барашевской «Что было, что будет» (1991), или книга Д. Сафроновой «Карманная энциклопедия гадания» (1993).
Сегодня стали особенно модными и 32 гадательные карты «Оракула (по Литиции)» с начертанными на них значениями в зависимости от встреч той или иной карты с другими картами. Употребляются такого же типа 56 так называемых «Державных игральных и гадательных карт» С. Спирова (1997). Но те и другие были для меня мало привлекательны, так же как и все предлагаемые в такого рода литературе разложения арканов по типу «Гороскопа», «Астрологических таблиц Древнего Египта», разного рода «Разложений Эттейлы» или «Жемчужины Изиды».
У меня же был несколько иной интерес к арканам, чем просто «погадать», хотя я и «гадал» иногда сам себе. И очень редко – ближайшим друзьям, да и то по их настойчивым просьбам.
В этих случаях я садился с тем, кто просил «разложить арканы», за общий стол напротив друг друга. Зажигал, как это принято, свечу и воскуривал ладан. Клал колоду с арканами на середину стола, которые, после внутренней молитвы, я просил вопрошающего накрыть руками, не прикасаясь к ним. Свои же руки я держал поверх его рук. И около минуты мы сидели в молчаливом сосредоточении относительно друг друга.
Затем я брал арканы и, перемешав их, давал снять вопрошающему некоторую часть колоды, далее одну за другой сам снимал количество карт, исходя из ряда причин, подсказанных мне сознанием. Разложив арканы, я сразу не трактовал их, а отпускал вопрошающего домой.
Когда же все затихало в доме, когда жена и дети спали, я вновь зажигал свечу, и в одиночестве созерцал оставленные на столе карты-символы иногда два, три или четыре вечера. И если у меня что-то получалось, то на нескольких страницах я вручал своим друзьям такие вот, например, тексты:
Вечерний сумрак чарами окутан.
И пламя восковой свечи недвижно.
И Солнце и Луна остановили
Как будто бы движение свое.
И маятник часов не нарушал
Глубокой тишины своим движеньем.
Лишь слева поднимался красный Марс —
И как бы кровью заливались стены.
И справа от стола, на циферблате
Часов, пробивших шесть, весы дрожали.
И сквозь стекло часов лицо белело.
И по полу, шурша, ползла змея…
Какая-то печаль тебя настигнет,
Из прошлого берущая начало…
Я снова взор на пламя обратил,
Что неспокойно над столом моим
Сворачивалось в длинные спирали.
И в зеркалах видения возникли
Твоих минувших дней.
Ты шла босая
И пригибала нежную траву…
И так далее. Еще через некоторое время я стал замечать, что во время прохождения каких-то важных для меня встреч или расставаний, в моменты жизни, которые требовали принятия ответственных решений, уже без арканов – во мне возникало ритмическое движение слов, существующее поверх обычных мыслей, которые у каждого человека образуют непрерывный поток его сознания.
Вот попробуй, мой Друг, послушать самого себя – в голове все время текут и текут разного рода и разного уровня мысли. Особенно же «верхний» уровень сознания или мышления, можно назвать и так, усилился во мне после внимательного изучения книги Владимира Шмакова «Великие Арканы Таро», которая оказалась по философскому звучанию на голову выше других книг по арканологии.
Все более и более внимательно я прислушивался к ритмичному потоку сознания, возникающему во мне, и, если запоминал что-либо, то тут же записывал. Некоторые из таких «скрижалей», как я их назвал, написанные белым стихом, уже были приведены выше.
Как правило, их надо и относить к тем событиям, изложенным в «Письмах странника», около которых эти «скрижали» помещены.
Особенно же ясно такие «скрижали» стали сопровождать теперь мои «странные» сны, наполненные событиями и символами.
Эти сны начались еще в мордовских лагерях, как результат медитативных занятий раджа-йогой, и обычно предваряли наступление значительных событий или перемен в моей жизни. Их можно было бы назвать «пророческими» снами, но не в планетарном, разумеется, масштабе, а в личном. Этакое маленькое «откровение» для собственного употребления.
По приезде в Новосибирск (осень 1976) я устроился инженером в Электротехнический институт. Наш отдел занимался системами связи между самолетами и землей. Это разработка специализированных вычислительных машин по приему, кодированию и декодированию передаваемой информации.
В основном, конечно, шла работа с иностранной литературой по этим проблемам с применением найденного к местным условиям. Мне были интересны логические связки между блоками таких систем. Занимаясь арканологией, я и булевы функции, лежащие в основании вычислительной техники, отобразил в виде чисел и их логических отношений, суть которых заключалась в том, что числа 1, 2, 4, 8, 16… рассматривались как основные (самостоятельные, независимые) логические функции, а остальные числа являлись их сочетаниями (соединениями). В этой математике понятий, а не предметов, существуют, например, такие «равенства»:
12+4 = 4 + 8+4 = 4 + 8 = 12, вместо числа 16
12+7 = 4+8+1+2+4 = 1+2+4+8 = 15, вместо 19
124 = (4+8)4 = 44+84 = 4+0 = 4, вместо 48
310 = (1 +2)-(2+8) = 12+22+1 8+28 = 0+2+0+0 = 2
Подобные соотношения между числами имеют место в силу следующих формально-логических аксиом:
(А или А) = А, иначе: А+А=А
(а и А) = А, (А и В) = 0, иначе: АА =А, АВ = 0
Такая «математика» очень удобна для «минимизации логических функций при помощи разработанных мною «логических рядов».
Кроме того, таким образом упрощаются и часто занудные доказательные процедуры. Конечно, это очень своеобразная и весьма занимательная семиуровневая логически-числовая структура, когда следующие числовые ряды вырастают на плечах предыдущих, подобно тому как, например, растения вырастают из минералов, животные – из растений, люди – из животных.
Во всяком случае, если бы нашлись компьютерщики, согласившиеся довести эту логику «до ума», могла бы возникнуть на ее основе совершенно своеобразная вычислительно-логическая техника.
Независимо от такой «математики» и арканологии, своим чередом шло и изучение Живой Этики. С сотрудниками отдела и со студентами института понемногу стали возникать у меня беседы, обмен мнениями и дискуссии по книгам «Учения Живой Этики», копии которых к этому времени уже были в моей домашней библиотеке. Часто такие беседы с глазу на глаз велись просто в коридорах здания, шагая от одного его конца до другого и обратно.
Из новых знакомых я особенно сблизился здесь с Александром Константиновичем Зиминым – математиком и программистом, не принимающим просто на веру сказанное ему, но чутко реагирующего на то, что приняло его сердце и сознание.
Конечно же, со своими знакомыми я щедро делился имеющимися у меня материалами о жизни и деятельности всех членов семьи Рерихов, тем более что при моем отъезде в Новосибирск Павел Федорович не отпустил меня с пустыми руками, а дал, в частности, подборку хороших цветных слайдов с картин Николая Рериха и его сына Святослава – микрокопии фотоархива В. Шибаева, секретаря Николая Рериха в период его жизни в долине Кулу (Индия). Были копии и с неопубликованных в то время в России «Писем Елены Рерих», статей и очерков Николая Рериха и многое другое. Помогали нужными материалами и мои новые друзья – Игорь Калинин и Петр Лабецкий. Впечатлениями от Новосибирска, успехами и неудачами в новой для меня обстановке я делился со своим Учителем в Эстонии. Но особенно меня радовали ответы Павла Федоровича на мои письма.
«Может быть, в мае в Новосибирск заедет один мой знакомый, – сообщал он мне вскоре после первых Рериховских чтений. – Знаю я его не особенно близко – он один раз приезжал ко мне и время от времени пишет. Человек он, безусловно, ищущий, но несколько недостаточен в интеллектуальном восприятии. Собирает все книги, которые только можно достать, но осваивает маловато. Переснял у меня «Чашу Востока», но когда начал читать, то до конца не дошел – сжег. Решил, что эта книга «соблазн от нечистого». Впрочем, всему свое время – «твердая пища» не всем сразу по зубам, но на всякий случай предупреждаю вас, если он к вам обратится. В Сибирь он едет первый раз и, возможно, с ним нужно будет просто побеседовать, поддержать человека в его исканиях…
Громадное вам спасибо за книгу Вернадского. Не думаю, что он знал Живую Этику, но с Учениями Востока, безусловно, соприкасался. Я давно мечтаю серьезно Вернадским заняться…
Всегда с радостью помогу в собирании нужных вам материалов… Посылаю вам бандеролью книгу Зильберсдорфа «В поисках правды». Думаю, что в книге Вы сможете найти некоторый систематизированный материал, который облегчит вам более глубокие поиски в первоисточниках… Недавно получил письмо от С.Н.[3 - С.Н. – Святослав Николаевич Рерих, младший сын Рерихов.] У него очень много работы, поэтому в ближайшем будущем он вряд ли сможет нас посетить. С новым премьером у него прекрасные отношения, так что перемены непосредственно их не затронут» (май 1977).
С 16 по 21 июля 1977 года «дикарем», с небольшим вещмешком за плечами, я совершил намеченное еще в Таллинне паломничество по святым для меня рериховским местам от Новосибирска через Барнаул и Горно-Алтайск до Тюнгура. Сейчас, порывшись в архивах, я нашел слайды о своих поездках по Алтаю.
Трудно выразить красоту Алтая словом. Надо смотреть. И поплыли воспоминания – ностальгия. Это от того, видимо, что слишком засиделись мы в городах, а чуть выползешь, как таракан, из своей кирпичной или бетонной щели за раковиной на подоконник, так и – Боже ты мой!
Волны гор вдоль дороги. Туч касаются сосны.
Рюкзаки за плечами тяжелы и несносны.
Дней двенадцать в пути – но еще нам идти.
Проводник узкоглазый знает дело толково.
Мы шагаем за ним вдоль пологого склона —
На крутых виражах рюкзаки словно гири.
Наконец – и привал.
Здесь – часа на четыре.
И Катунь там – внизу, словно нити ладоней.
И в шагах десяти из алтайских предгорий
Незнакомая Дева у палатки распятой.
Среди нас пропотевших, усталых, помятых
Лишь она пахла небом и сладкою мятой.
Ее пальцы держали картофельный клубень
– Так, наверно, шаман держит звонкий свой бубен.
Мы внимали глазами, мы внимали губами
Как она наливала жаркий чай из бадана.
Это хрупкое чудо на вершинах – Откуда?
Господи, поездил я и по Европе нашей и по Азии – довелось мне как-то перегонять две спецмашины из Москвы в Новосибирск.
Да, российские просторы не сравнить ни с какими зарубежными «интересными местами». В пермском лагере что успокаивало – за колючей проволокой лес, зеленой волной уносящийся в голубую даль зауральских гор.
Посмотришь на эту красоту – и отойдет на время от сердца тоска и боль за разломанную жизнь.
И вроде бы не так становится страшна и клетка, в которую посадили тебя, отгородив от мира колючей проволокой.
Мир-то, оказывается, вот он, здесь – в сердце моем.
И пока бьется сердце – живет в человеке надежда, а вместе с ней и он сам живет рядом с небом, облаками и умудренным временем лесом. А весь Урал – сокровищница уникальных пейзажей, душевного трепета и духовного восторга. Величественные панорамы долин и поднимающихся над тучами горных вершин.
Или на Алтае – не хватит холста и красок, привезенных с собой, чтобы запечатлеть таинственность и внутреннюю сосредоточенность Ябаганского, Кырлыкского или Аккобинского перевалов. Не говорю уже о неописуемых очертаниях и изгибах сливающихся в экстазе горных рек.
Какая радуга во все небо встретила меня у села Абай – словно вселенская лютня играла, завораживая красками и звоном заснеженные вершины. Неописуемо и разноцветие ковра Уймонской долины. Не забыть и ущелье Курагана, и Кочурлинский белок в районе Тюнгура. Здесь особенно красива Катунь. Отсюда и рукой подать до двуглавой Белухи. Один только Чуйский тракт на обычном рейсовом автобусе по богатству и колориту ощущений перевесит все Турции и Канары, одной веревкой перевязанные.
Удивляюсь я, в связи с этим, на наших новых русских. Едут за границу, платят деньги, а смотришь снятые ими «видюшники», и что? Радуются они там, у иностранцев, и плещутся в искусственно созданных для взрослых купальнях с детскими «прибабасами».
По желобу съедут на пузе в корыто, да нырнут с круглого пятачка туда же – и все удовольствие. Здесь их в автобус, там за ручку, тут в припрыжку, дальше – в присядку. Хлоп-топ – куча денег. И – пошли вон. Гони следующих.
Оказавшись отрезанным от Академгородка, помимо бесед с молодежью в институте на оккультные и эзотерические темы, я начал налаживать контакты с интересными людьми в Новосибирске. Самостоятельно подготовив на «дозволенном» уровне цикл лекций, сопровождающийся показом слайдов о жизни и творчестве Николая Рериха и его семьи, я выступил с этим циклом в «Обществе знаний». Получив затем удостоверение нештатного лектора этого общества, по вечерам, а иногда и в дневное время, стал ездить по учреждениям Новосибирска. Оказалось, что эта тема имела спрос и заявок на цикл лекций было более, чем я ожидал.
Постепенно вокруг меня образовалась группа людей, проявивших интерес к более полному знакомству не только с жизнью и творчеством Рерихов, но и с книгами «Учения Живой Этики».
В связи с этим я стал подумывать о создании, по аналогии с Академгородком, секции «Индийский путь» при Доме ученых Новосибирска, планируя привлечь к этой работе своих знакомых. При организации такой секции я и мои новые единомышленники прекрасно понимали, что пропагандируя Живую Этику, мы, тем самым, пропагандируем новый Российский, а не Индийский путь, памятуя сказанное в Учении: «В Новую Россию Моя первая весть». Но в то время так прямо ставить эту проблему было еще нельзя.
