За дальним лесом

– Не работает, – решила девочка и вздохнув посмотрела на компас.

Стрелка компаса бешено вращалась вокруг своей оси, так что красный и синий цвета переплетались между собой, а скорость вращения навевала лишь одну мысль: Вентилятор. И было совсем не понять – в какую сторону надо идти и уж тем более – в какую не надо.

– И этот испортился… Эй, Вы, там, на корабле! Сдурели что ли? Мне идти надо! –  вскрикнула настойчиво Маруся, – Стоп машина!

Но, казалось, невидимые гномики-механики не слышали девочку и ещё сильнее раскручивали стрелку компаса и та продолжала свой стремительный круговорот, не оставляя никакой надежды узнать необходимое направление и найти дорогу. Девочка от расстройства опустила руку и выронила камень с компасом на землю. Она опустила взгляд и обречённо ещё раз посмотрела на компас. И, о чудо! Будто сжалившись над ней, стрела компаса начала подтормаживать и постепенно вращаться всё медленнее и медленнее, пока, последний раз вздрогнув, не остановилась совсем и капитально.

– Так-с, посмотрим, – девочка наклонилась пониже, будто это могло что-то изменить или прояснить до состояния «и ежу понятно», – Красная стрелка показывает в сторону «Тунгуски», всё правильно – туда нельзя. Значит, синяя показывает куда надо. Маруся подняла взгляд и посмотрела в указанном синий стрелкой направлении.

– Вот только этого мне и не хватало, – перед её взглядом лежал широкий и глубокий, поросший травой и кустарником овраг, а сразу за ним начиналась, казалось не проходимая, чащоба из синих елей, заросшая папоротником и густым лапотником «вечнозелёных» и колючих ёлок.

Где-то далеко, над лесом медленно проплывало белое облако, очертаниями напоминающее пухленького весёлого поросёнка и брюхом своим царапалось о верхушки вековых елей.

– Туда мне надо. Вот уж не думала, что свои желания мне же самой и исполнять придётся – Загадала, кинула и пошла. Зашибись «Сталкер»! Хорошо ещё, что не очень далеко загадала. Охо-хо-нюшки… – тяжело вздохнула Маруся.

Она подняла компас с метеоритом, положила в корзинку и, что-то недовольно бурча себе под нос, полезла в овраг.

 "Переправа"

Маруся спускалась в овраг, продираясь сквозь ветки кустарника, и хватаясь за них свободной рукой, чтобы не оступиться на крутом склоне и кубарем не полететь вниз:

– И на фига мне сдались эти поросята? – в какой-то момент, не обращаясь ни к кому, раздосадовано произнесла она, – Шла бы себе лесом… к бабушке.

Но зачем ей сдались поросята, она и сама не знала, и понять не могла, однако свернуть с выбранного пути была уже не в силах. «В преодолении трудностей закаляется характер и твердеет дух» – так её учили в школе, и отступать и сдаваться было не в её правилах. А уж любопытство посмотреть на трёх пухленьких, розовеньких, таких миленьких поросят пересиливало любые встающие на её пути преграды.

Очутившись, наконец, на дне оврага,  девочка облегчённо вздохнула. Но и там её поджидали новые досада и разочарование, уютно расположившиеся на берегу ручья, который своим присутствием разрезал дно оврага на две части по всей длине, от начала и до конца.

 По дну оврага протекал ручей, не очень широкий, но достаточно заилившийся, так, что уже при подходе к берегу, ноги Маруси утопали в жидкой грязи ила, увязали в ней, и двигаться дальше не было никакой возможности.

– Вот ещё подарочек, этого только не доставало. Кисельные берега… Засыпать бы тут всё цементом! И куда мне теперь? Как на другой берег перебраться? Придётся идти в обход… Интересно – вправо или влево? Где ближе?

Она вспомнила про компас, но синяя стрелка компаса упрямо указывалана противоположный берег ручья, оставив «право – лево» от стрелки, вдоль ручья, на её усмотрение.

– Да, задачка… с двумя неизвестными. Там икс, там игрек, а куда идти не понятно. Хоть бы кто гипотенузу через ручей перекинул, или косинус какой, – Маруся вдруг представила себя великой  учёной, решающей очень трудную и серьёзную теорему, и решила, для пущей важности, подкинуть в свои логические рассуждения ещё пару-тройку внушительных и солидных терминов:

– Да… Без синуса с котангенсом тут не разберёшься. По параболе можно было бы перескочить,– и она начертила палочкой на земле какую-то кривую линию,– Но мы этого в школе ещё не проходили. Всё учат, учат, и всё не тому, что в жизни пригодится. Эх, линейку бы логарифмическую мне сюда, метра три длиной, или лучше все четыре, а то и пять – чтобы наверняка. И пошире. Тогда бы я вмиг управилась.– и девочка представила, как она весело и беззаботно, легко перебегает по широкой длинной линейке с одного берега заиленного ручья на другой. Но такой линейки у неё не было.

– Придётся пользоваться дедовским методом… – подвела Маруся итог своим околонаучным рассуждениям.

Она запустила руку в корзинку и снова достала оттуда дедушкин компас-метеорит:

– Делать нечего – будем кидать. Прости, маленький, но ты снова отправляешься в полёт. Поехали! – и она подкинула компас вверх, как можно выше:

– Лети, лети, лепесток, через запад на восток…

Завершив свой короткий полёт, компас сцепленный с камнем с силой шмякнулся в прибрежную траву.

– Квак, – что-то резко квакнуло под ним и затихло. От растерянности – что это было и чем могло закончиться, Маруся застыла на месте, не зная, что ей дальше и предпринять.

– Ты чего кидаешься? – вдруг отозвалось из травы, с того места куда упал компас-метеорит.

– Желания загадываю, – с явным облегчением ответила девочка.

– А зачем в меня-то кидать? Я тебе что, Золотая рыбка что ли, чтоб меня так глушить?И вообще, я желания не исполняю, между прочим, тем более, когда так неучтиво просят.

– Извините, я Вас не заметила. А Вы кто?

– Я – жабёнок.

Из травы вылез довольно приличных размеров зелёный лягушонок:

– Здрасти.

– Здрасти… говорящий лягушонок…– несколько сконфузилась и растерялась Маруся, но быстро пришла в себя, чтобы там и остаться, – Вот только принца мне сейчас и не хватало. Целоваться не будем. Некогда мне. И маменькак тому же не велит, – сразу предупредила она возможный ход событий, – Лучше подскажи, в какую сторону идти, чтобы на другую сторону ручья перебраться?

– Да в любую. Но лучше и быстрее прямо через ручей. А целоваться…  Не очень-то мне и хотелось. С тобой по лесам мотаться. Мне и здесь хорошо.

– Как это в любую сторону? А куда-ближе-то? – снова растерялась Маруся от лягушачьей, то ли умности, то ли глупости.

– Ну… как тебе понравится. Налево пойдёшь – к морю синему выйдешь, куда ручей течёт. Море обойдёшь и окажешься на другом краю оврага.

– А на право?

– А направо совсем просто – мили две вверх по течению и ты в начале ручья, у самого истока, где родник бьёт из земли. Хочешь – обходи, хочешь – перешагивай. Там и овраг то ещё только-только начинается, маленький совсем. А вода в роднике чистая, прохладная, вкусная – пей, сколько хочешь.

– То-то я и смотрю на тебя, прынц, – подшутила Маруся над лягушонком, – Ещё чего доброго, с тобой тут рядом и заквакаешь, с водицы-то со студёной. Но две мили … это так далеко. Лучше бы километров. В километрах ближе. А миля – это что-то такое морское, огромное, далёкое, как отсюда и до закатного горизонта.

– Километры, мили… это всё у тебя в голове, – прервал её рассуждения лягушонок, – чем ты расстояние не измеряй, оно таким же и останется, ни длиннее, ни короче, все эти цифры, это только у тебя в голове, все эти твои расчёты и подсчёты.

– Вот смотрю я на тебя…–  осекла его Маруся, – Вроде бы и умный ты, а всё-таки какой-то глупый. Я совсем другое имела ввиду. Выбираться тебе надобно отсюда, из этого болота. Выходить в люди, что ли, наконец. Искать свою Белоснежку. Ну да ладно, мне пора. Пока.

– А ты не уходи.

– Как это?

– Оставайся у нас. Нам русалки во как нужны. И вакансии свободные имеются. И пакет этих, как их там… гарантий хороший. Целый мешок! И декретные оплачиваются…на время нереста.

– Во-во, только этого-то мне и не хватало. Икру что ли у вас тут метать? Тьфу ты, сгинь нечистая. Прокляну. Да и где у вас тут русалить-то? Всё илом затянуло. Потому, наверное, и вакансии, что все разбежались, кто куда.

– Вообще-то да, – сник лягушонок, – Никто не хочет превозмогать трудности. Все хотят лёгкой жизни, вот и плывут вниз по течению, к синему морю, на юг. Там тепло. И раздолье. И акулы…– вздохнул он в довершение своих слов.

– Думаешь, съели?…

– Не знаю, но ещё ни одна не возвращалась. Надеюсь у них всё хорошо. Но в любом случае, в море вода солёная, а здесь чистая, ключевая. Экология. Не понимают они всей прелести сельской жизни, вот и бегут, а куда и сами не знают, за призрачными мечтами.

– Ладно, пойду я ,– с грустью произнесла Маруся, расстроенная мыслями о судьбе возможно очень несчастных русалок, – Не скучай.

– Не буду, – так же с грустью в голосе ответил лягушонок и, кажется, скупая слезинка скатилась из его глаз. Он старался не подавать вида, но, кажется, ему-то самому было понятно, что он очень сожалел о том, что из него так и не попытались сделать принца.

Хотя бы попытались … на прощанье.

Девочка взяла свою корзинку, уложила в неё метеорит, с навечно приклеившимся к нему компасом, и задумчиво побрела направо, вверх по ручью –  перспектива обходить по кругу синее море, её как-то совсем не прельщала.

Пройдя немного вверх по течению, она увидела на склоне оврага огромный камень-валун, торчащий из земли одним своим плоским боком, так что настоящие его размеры определить было просто невозможно. Кусты вокруг камня, то тут, то там, были украшены разноцветными ленточками, привязанными к веткам, и придавали этому месту какую-то особенную мистическую таинственность.

– Наверное, язычники, – подумала Маруся, – Надо будет у бабушки расспросить про это место и этот камень, она-то уж наверняка знает. Она всё знает, тем более про здешние леса и округу.

Она ещё немного постояла, внимательно рассматривая загадочный камень и пытаясь угадать – на кого бы он мог быть похож? Но так ничего и не придумав, тронулась дальше, пытаясь мысленно угадать сколько ей ещё идти до начала ручья и конца оврага.

На счастье девочки, очень скоро она заметила впереди поваленное дерево, перекинутое с одного берега ручья на другой. Та часть ствола, что была сверху, была аккуратно очищена от веток и сучков, так что очень напоминало этакий природный мостик, не известно при чьей помощи появившийся тут, на этом самом месте и как нельзя кстати.

– Ура!– обрадовалась Маруся, – Вот по нему то я и перейду на ту сторону. Удачненько это я завернула.

Радостная, она прибавила шаг и, только было хотела ступить на край поваленного дерева, как тут же услышала сбоку от себя, почти за спиной наглый и сердито-небрежный оклик:

– Стоять. Пять рублей.

От неожиданности Маруся даже вздрогнула. Она остановилась и повернулась в ту сторону, откуда раздался этот неожиданный требовательный возглас. Справа от поваленного дерева, метрах в пяти, под раскидистым кустом в шезлонге полусидел-полулежал большой самодовольный бобёр, вальяжно и беззаботно ковыряясь тоненькой зубочисткой в своих ослепительно белых больших зубах. Глаза его были прикрыты и, казалось, он не обращает на девочку совсем никакого внимания, но Маруся хорошо чувствовала, что он, как старый и опытный охотник, ни на секунду не выпускает её из вида.

– Что – пять рублей? – растерянно спросила она.

– Пять рублей за переход через ручей по бревну, – также равнодушно и холодно объявил бобёр.

– Это за что же? – удивилась девочка.

– За переход. Это моя переправа. Я её сделал. Сам повалил дерево, сам зачистил. Не нравится – проходи мимо, не задерживай движение.

– Так ведь нет никого больше.

– Нет, так будут,– сердито ответил бобёр, недовольный тем, что ему приходится кого-то убеждать в правильности своих решений.

– Вот ещё мытарь на мою голову нашёлся, – вздохнула расстроенная девочка, – А если у меня нет при себе пяти рублей? Тогда как? А хотите, я Вам пирожков дам?  Правда, они уже просроченные…

– Не-а, – процедил равнодушно сквозь зубы бобёр, – Пять рублей.

– А хотите… – Маруся судорожно пыталась придумать, чтобы ещё такого можно предложить несговорчивому бобру за возможность скорее оказаться на другом краю оврага, – А хотите я Вас гранатой угощу. У меня есть для Вас. Хорошие гранаты. Срок годности не ограничен.

От такой неожиданности бобёр даже подпрыгнул в своём шезлонге. Его как будто из ведра холодной родниковой водой обдалии из седла выбили. Бобёр, будто очнувшись от сковавшего его сна, резко вскочил и широко раскрытыми глазами смотрел на девочку, рассматривая, как диковинного зверя, будто только что её заметил.

– Так что же ты сразу не сказала, что у тебя проездной?– наконец выпалил он, стараясь выглядеть как можно приветливее и дружелюбнее, – Такая красивая девочка и одна по лесу ходит. Проходи скорее. Ничего не надо. Никаких пять рублей. Только уходи поскорее, пожалуйста, и подальше. Давай помогу корзинку перенести на тот берег.

Девочка на секунду замешкалась. Пристально и придирчиво рассматривая бобра, она наконец задумчиво протянула:

– Ну… может быть…. – и немного ещё подумав, она сунула руку на дно корзины и извлекла оттуда на свет свой старенький, но такой надежный «Парабеллум», что бы не остаться совсем безоружной перед таким очень подозрительным и хитрым незнакомцем.

Глаза бобра ещё больше округлились. Пот крупными каплями выступил на лбу, когда он смотрел, как спокойно и непринужденно девочка заправляла пистолет за поясок своего сарафана, что бы тот случайно не выпал.

– Ну что, пошли? – обратилась она наконец к бобру, когда убедилась, что пистолет надёжно и крепко прилегает к её бедру, даря чувство уверенности и защищённости.

Бобёр схватил корзинку и быстро перебежал на другую сторону. Затем, дождавшись девочку, подал ей руку, помогая сойти с бревна на твёрдую землю.

– Спасибо, – как можно вежливее поблагодарила его Маруся.

– Не стоит благодарности, – бобёр, казалось, старался быть ещё как можно приветливее и не приметнее, а, может быть, был готов вообще раствориться в воздухе, как будто его здесь никогда и не было, – Ты иди, иди уже, тебя, наверное, уже заждались, волнуются.

– Там не знают, что я к ним иду.

– Вот сюрприз-то будет. Радости-то сколько! Ну, иди, ступай уже, – и бобёр перебежал на другую сторону ручья.

Маруся взяла корзинку и направилась в лес.

Убедившись, что девочка скрылась из виду за густыми ветвями елового лапотника, бобёр наконец-то перевёл дух:

– Только бы эта Амазонка не вернулась… Ходят тут всякие…  – и немного задумавшись, наконец принял решение, –  Не, всё, сворачиваю бизнес. Прибыли никакой, одни нервотрёпки и расстройство.

Что-то ещё прокрутив у себя в голове, бобёр резво сиганул в ручей и, пробравшись в вязком иле к середине поваленного дерева, быстро орудуя своими острыми зубами, перегрыз его на две половины. «Подпиленное» дерево с треском и шумом рухнуло в воду, обдав бобра таким освежающим и прохладным душем водяных брызг:

– Ух! Хорошо-то как! – с облегчением выдохнул бобёр,– Всё! Решено. На завод пойду. Токарем. Балясины точить буду. Но сначала – отпуск! – он откинулся назад и спиной упал в прохладную живительную гладь ручья, раскинул в стороны руки и ноги, и, лёжа на спине, медленно поплыл вниз по течению…

«Три поросёнка»

Не знаю, сколько времени пробиралась Маруся через дремучий, заросший лапотником лес, мы за ней не последуем. Оставим её на время одну. Мы лучше сделаем всё-таки телепортацию и подождём её уже у домика трёх поросят. Тихо, спокойно тут, можно и передохнуть.

Долго ли, коротко ли, не очень-то и заждались, как на опушке послышался треск ломаемых сухих веток и отодвинув рукой тяжелую колючую еловую лапу, из леса показалась наша путешественница. Маруся заметно подустала и казалось с трудом волочила свою довольно таки увесистую корзину:

– Ну, наконец-то, хоть куда-то я вышла.  Думала блудить мне и блудить. Вернее, заблуждаться… Нет, не так. Блуждать. Вот как надо. Интересно – где это я? Надо осмотреться.

Окинув взглядом округу, она увидела у подножия невысокого холма странный каменный домик, больше напоминающий одиноко стоящую башню старинного замка с флюгером-петухом на шпиле. Сбоку к башне было пристроено что-то непонятное из камня, то ли чуланчик, то ли сарай, то ли ещё одна комната.

– Ну, прям почти что Шапель, – резюмировала Маруся, немного очарованная открывшимся ей видом, – Часов только не хватает. И архитектор другой. «Дом для поросёнка должен быть крепостью» – так кажетсяв летописи записано. Значит, я по адресу, – и она направилась прямиком к дому, рассчитывая там уже и передохнуть и найти добрый приём у дружелюбных, как она считала, поросят.

Чем ближе она подходила, тем больше дом привлекал её внимание к себе своей необычностью и некоторой даже, как и сказать… диковатостью. Он казался одновременно и суровым, и уютным, жестким и в тоже время надёжным. Красивым. И вместе с тем несколько неказистым.  Дом стоял на огромной каменной плите-монолите, выступающей над землёй, и которая лежала здесь, не тронутой, иcпокон веков и которую неизвестный строитель использовал в качестве фундамента. Серые каменные стены дома были подёрнуты зелёным мхом, что придавало ему ещё больше загадочности и таинственности. Узкие вертикальные окна-щели, как бойницы, были только на втором этаже, на первом видна была только массивная, окованная железом тяжёлая дубовая дверь, до которой ещё надо было и добраться, вскарабкавшись как-то на плиту-камень, ставшую фундаментом для дома и метра на два-три возвышавшуюся над землёй. С одной стороны дома на втором этаже виден был балкон. Он тоже привлекал внимание свое необычностью, вернее размерами, выступая далеко от стены дома:

– Вертолёты они там принимают что ли? – подумала Маруся, – Странное место.

Подходя ближе, она обратила внимание, что каменные стены дома-башни на втором этаже были какие-то… мокрые. Сквозь стены будто проступал белый иней, тут же таял от жаркого зноя, каплями стекал вниз по серым нагретым солнцем камням и тут же испарялся в воздухе.

– Чем они здесь вообще занимаются? Ёлки-моталки. Лучше бы лес пропололи.

– Стой! Руки вверх! Куда идёшь? – услышала она голос у себя за спиной. Голосок показался ей по детски добрым и мягким, но ему явно старательно пытались придать строгости и серьёзности.

– Что, опять? – удивилась Маруся и обернулась. Перед ней никого не было…  – Эй, ты где? – даже прикрикнула она, что бы быть услышанной.

– Да здеся мы, здесь. Чего кричишь? Опусти голову.

 Маруся посмотрела вниз. Перед ней на задних лапках сидел настоящий, маленький, трёхголовый дракончик. Ростом он был чуть выше трёхколёсного велосипеда, примерно ей до пупка, может капельку выше. И в довершение всего весь перепачканный грязью.

– Ты кто? – от удивления и неожиданности только и произнесла Маруся.

– Мы – Дракон! – гордо заявило о себе существо с тремя головами, крылышками и остроконечным хвостом, – Три Поросёнка!

– Так ты и есть «три поросёнка»? – совсем уже ничего не понимая и ещё больше удивляясь переспросила девочка.

– Мы,– хитро и радостно улыбнувшись, самодовольно подтвердил дракон, – Не видишь что ли?

– Вижу, – Марусе оставалось только согласиться с такими вескими доводами: три головы на лицо, к тому же чумазые. Три поросёнка и есть. Или, всё же один? Как его, или их… как это считать-то? Математика тут была явно бессильна.

– Не ожидала?– веселился такой неожиданный трипоросёнок.

– По правде сказать, нет,–  призналась растерянная Маруся, – А почему ты такой грязный и чумазепный? Как будто в грязи купался.

– Угадала, – снова улыбнулся дракон, – Жарко. А там, у старой дороги, лужа ещё после дождей не высохла, вот я там и прохлаждаюсь. Хочешь, пойдём со мной, искупаемся.

– Нет, спасибо, что-то не хочется. Да и устала я что-то, через лес пробираться. Лучше расскажи, почему тебя называют «Три Поросёнка»?

– Потому что нас три. Неужели не понятно?

– Честно говоря, не очень.

– И не «тыкай» мне, пожалуйста, – сделал ей замечание дракон, – А то мне не понятно к кому из нас конкретно ты в каждый момент обращаешься. Обращайся сразу ко всем, на «вы». И, вообще, веди себя поприличнее. А то я знаешь, что могу! Ты меня ещё плохо знаешь.

– Конечно, втроём-то на одну! – Маруся даже рассердилась немного, – Справились с девочкой. Тоже мне, джентельмен-ны вы…

– Как это – втроём? – почему-то удивился дракон.

– А так. Ты уж определись, сколько вас – трое или один? А то растроение личности какое-то. Вообще ничего не понятно.

– Хорошо, – согласился дракон, – один. И это… не сердись на меня. Это я так, на всякий случай. Я же маленький. А маленького каждый может захотеть обидеть. Я же не знаю, зачем ты пришла. И всё-таки обращайся к нам на «вы», ко всем сразу…

– Я так и делаю, – Марусе показалось, что разговор пошёл по второму кругу, и это стало утомлять её. От этого тон её стал несколько резковат,– обращаюсь сразу ко всем, к тебе… к вам как к одному целому. Мне так удобнее. А то я запутаюсь. И так голова кругом – вы говорите все по очереди, и я уже не знаю, с кем из вас разговариваю. Можно я буду обращаться к вам на «ты»? Давай ты будешь один. Мне так проще и понятнее.

– Хорошо, – наконец-то согласился дракон, – Давай, перейдём на «ты». Ты зачем здесь?

– Вот, пирожки принесла… трём поросятам. Я думала…

– Думала, что здесь бегают и резвятся три маленьких, розовеньких, весёлых поросёнка? – улыбнулся дракон всеми тремя своими по детски очаровательными улыбками.

– Честно говоря, – да.

– Ха! – развеселился чему-то дракон. И уже спокойнее, посмотрев в глаза девочки, спросил, – Ты разочарована?

– Пока не знаю. Не уверенна. Я вообще уже ничего не понимаю и ни в чём не уверена.

– Бывает, – сочувственно вздохнув, произнёс дракон. И уже увереннее добавил, – Это пройдёт. Не расстраивайся.

– Наверное, я просто устала. Столько всего за день произошло! А мне ещё идти и идти… А почему всё-таки «Три Поросёнка»? – видимо Марусю не окончательно устраивал ответ дракона и что-то оставалось не понятным, – Потому что у тебя три головы и ты такой грязный?

– Нет, не по этому, – ничуть не смутившись, ответил дракон, – Грязный я потому, что купался в луже. А «поросёнка» … Скажи кому-нибудь, что здесь живёт дракон, сразу начнут опасаться, сторониться, сплетни всякие нехорошие распускать, пугать друг друга. А я ведь никому ничего плохого не сделал. Ещё и прогнать захотят. Начнут в дверь колотиться…  а я этого не люблю. Так что лучше «три поросёнка» – так всем проще.

– Понятно, – подвела черту Маруся, получив исчерпывающий ответ на свой вопрос, – А почему у тебя стены мокрые на башне? И вроде как иней проступает? Там какое-то колдовство?

– А, это… Это холодильник сломался. Морозит без остановки. Да так, что там теперь не замок, а целая Антарктида! Пингвинов заводить можно. Я слышал, что некоторые страусов дома держат, а у меня пингвины будут. Представляешь?! – дракон снова развеселился и непонятно было, серьёзно он говорит или шутит.

– Нет, не очень. Пингвинам бассейн нужен, а у тебя только балкон. Хоть и большой. Резной, с балясинами.

– Это для меня, – не без гордости радостно объявил дракон, – Моя придумка. Для взлёта и посадки.

– А дом? Ты о доме подумал? Он же испортится от мороза и влаги. Ты вообще хоть пытался холодильник от розетки отключить? Его же остановить надо!

– Зачем? – не понял её дракон, – Ты что, с ума сошла что ли? Там же продукты. Испортятся.

– А дым из трубы от чего? Печку топишь? Оригинально – и морозить и греть одновременно.

– Да нет, это так холодильник работает. На первом этаже такая специальная железная печь стоит, а на верху, на втором этаже сам холодильник. Не знаю, как это точно происходит, но, когда снизу топишь печь, наверху морозить начинает. Очень удобно.

– Кажется, я начинаю понимать. Где-то я уже это слышала: Если в одном месте что-то прибывает, то в другом обязательно убывает, и наоборот – если в другом месте прибывает, то в первом месте убывает. Это физика! Закон переливания энергии. Но вот как это работает в твоём случае, вообще не понятно.

– А чего там понимать-то? Там между печкой и холодильником машина специальная стоит, агрегат такой, вот он-то и переливает. От печки работает, а холодильник замораживает. Всё просто.

– И как ты это «всё просто» ремонтировать будешь?

– Не знаю. Пока не заморачивался. Голуби мимо полетят, с ними письмо и передам. Мастера вызову.

– Долго же ждать придётся.

– Думаешь?

– Уверена. В такую-то глушь. Если вообще дождёшься.

– А и ладно, – как-то совсем прохладно отнёсся к такому известию дракон, – Пойдём куличики лепить? Я с утра столько дров в печку закидал, ей теперь до вечера хватит морозить.