За дальним лесом

– Красота… – восхитилась Маруся, высоко оценив работу неизвестного зодчего, – «Ручная работа. Семнадцатый век». Стиль ко-ко-ко. Мимо такого не пройдёшь. Не иначе как фламандские мастера делали. Мимо проходили и здесь отобедали. Культурные люди на чём попало кушать не станут, всегда сначала основательно приготовятся. Конечно, на таком сидеть не станешь. Да и не скамейка это, не табуретка, а целый стол, хоть и «журнальный». Вот где н

адо краеведческий музей строить! Чтобы сберечь такой удивительной красоты и тонкой работы уникальный экспонат. Не отрывать же его от корней, от земли, чтобы не нарушить исторической целостности предмета. Интересно – а где само дерево от этого пня? Не иначе как с собой унесли. А, может быть, табуреток из него наделали, когда обедать готовились? Точно! Зачем им с собой целое бревно по лесам таскать? Тяжело это, да и неудобно. И не табуретки они вовсе делали, а стулья! Венские. Мастера всё-таки. Станут они по мелочам размениваться… Интересно – сколько их было? И где сейчас этот гарнитур?

Маруся осмотрела пень со всех сторон, просунула руку между двух мощных корней, намертво удерживающих пень в земле, и извлекла из норы на свет старый армейский полевой телефон:

– Та-ак… Знакомая техника. Простая и надёжная. На века. Тоже в музее пригодится.

Она сняла трубку, крутанула три раза медную ручку на боку телефона и дождавшись ответа прокричала в трубку:

– Алё, барышня! Три-семь-семь, пожалуйста! – и немного погодя снова прокричала,– Алё! База?! Говорит пилигрим! Обстановка норма! Иду по маршруту!

В трубке что-то прохрипело и она сквозь шуршание услышала тихий мамин голос. Выслушав по телефону ещё несколько немного утомительных и привычных наставлений, Маруся положила трубку, спрятала телефон на прежнее место и, немного забывшись, о чём рассуждала только что сама с собой, присела на краешек пня.

– Пирожок что ли съесть? – задумчиво произнесла она, между тем ещё думая о чём-то совершенно другом, – Проголодалась немного. Нет, нельзя – это для бабушки. Разве что записку слямзить и подкрепиться? Вроде тоже ещё не время. Оставлю на НЗ. Ладно, по дороге встречу черничную поляну, там и подкреплюсь. Объемся ягод и лопну от удовольствия, – и она невольно улыбнулась своей такой забавной шутке-затее.

И только она сообразила, как бесцеремонно сидит на уникальном экспонате работы неизвестных пока, но выдающихся мастеров, как откуда-то сверху, из-под самого высока пробило двенадцать раз. Это солнце ударилось о полдень и возвестило об этом всю округу, проиграв в довершение сего мелодичный ритм какой-то старинной песни. А вот какой?  Маруся припомнить так и не смогла. Единственное что пришло ей на ум, так это: «Боже, царя храни». Но это вряд ли.

– Ох, и чего это я тут расселась? – встрепенулась Маруся. Идти же надо. Такая жара – пироги высохнут и зачерствеют. Уже, наверное, черствеют, – она быстро вскочила, взяла в руку корзинку и собралась уже было уходить, как вдруг… Она окинула пень прощальным взглядом, желая напоследок ещё разок полюбоваться необыкновенным рисунком на его плоской лакированной поверхности из удивительных цветов и замысловатых линий, как, вдруг, её осенила неожиданно пришедшая ей в голову догадка. (догадка пришла без стука и предупреждения, потому была по настоящему неожиданна и непредсказуема):

– А ведь это… Это же карта! – и Маруся ещё внимательнее стала всматриваться в яркий необычный рисунок, – Ну да, так оно и есть! Вот этот цветок с пестиком – моя деревня. Причудливые линии – это тропинки. Вот тропинка, по которой я пришла. А это… это поляна «помер 7»! Вот этот цветок. У него и лепестков ровно семь. А в центре «фламандский пень». Вот этот маленький расписной цветочек цвета красного дерева. Это точно он, его ни с чем не перепутаешь. Да тут целый шифр! Тайна. Всё так заколдовано. Вернее, закодировано. А где есть карта, шифр и тайна, там непременно должны быть и несметные сокровища! И если подобрать правильный код, то появится ключ, и тогда уже даже можно удачно всё это расколдовать. Надо только немного потрудиться и подумать. Главное подумать. И желательно – правильно. Эх, хорошо бы эту карту с собой унести. Или перерисовать, чтобы не бегать каждый раз думать сюда и посмотреть – далековато всё-таки.

 Немного поразмыслив, Маруся быстренько сообразила, что она может сейчас сделать в такой ситуации. Она достала со дна корзины обрывок газеты – записку для бабушки, а покопавшись рукой в кармашке сарафана, достала оттуда маленький огрызок химического карандаша:

– Годится для начала,– заключила она, осмотрев свои приготовления, и, послюнявив кончик карандаша, начала старательно и как можно аккуратнее срисовывать не очень-то пока понятный ей узор.

– Главное повнимательнее, – напутствовала и предостерегала она сама себя от возможных ошибок и неточностей, – Интересно – а невидимая

записка от этого не испортится? Ай, да ладно, на словах всё передам. Всё равно, наверняка, ничего нового там не написано, а как мы живём-поживаем, я и так расскажу, да ещё и краше, с комментариями.

Провозившись и покончив с рисунком, Маруся сложила газетный листок, убрала его снова на дно корзины, спрятала в карман карандаш и уж на этот раз двинулась в путь, рассуждая по дороге:

– Интересно, и зачем мама кажд

ый раз бабушке записки посылает? Что в них такого? Неужели нельзя просто по телефону поговорить, узнать, как дела? Интересно, а есть ли у бабушки телефон? Наверно есть, только она об этом никому не говорит. Чтоб не доставали. О чём чаще всего взрослые по телефону говорят

? Да ни о чём. Трепятся обо дном и том же часами как попугаи, переливают туда-сюда в трубку, будто процеживают, а толку никакого.  Я сама сколько раз слышала. Редко, когда по делу и то одну минуточку.  Не, бабушка у меня молодец, умеет время беречь. А вдруг у неё нет телефона?! Тогда как? Но ведь рация, рация наверняка есть. Эти «ти-ти, та-та – Привет! Как дела?» Это же так просто! – Маруся почему-то с ранних лет была уверенна, что почти в каждом доме, если хорошенько покопаться на сеновале или чердаке, а может в чулане, то можно непременно отыскать вполне приличную радиостанцию и ещё много чего интересного. А уж у бабушки, как она помнила, всегда что-то похожее стояло в комнате на этажерке, нет – на комоде, заботливо прикрытое белой кружевной салфеткой ручной работы.

– А уж морзянку бабушка точно знает,– заключила Маруся, – Я помню, как однажды она мне переводила то сообщение, которое ей отстукивал дятел на старой берёзе недалеко от её дома. Это ей лисичка привет передавала и в гости просилась. Так сказала бабушка. А бабушка дятлу то же что-то отстучала деревянной ложкой по перилам крыльца, и дятел улетел – понёс сообщение лисичке, пока не забыл. Не помню точно, что бабушка сообщила лисичке, но кажется такое коротенькое сообщеньице : «Кур нет тчк».

И ещё Маруся вспомнила, как ей рассказывали, что раньше целая такая сеть была социальная. Так и называлась – радиосеть. Весь мир был ею опутан. И в неё попадали радиолюбители. Для этого надо было самому собрать радиостанцию, зарегистрироваться, выучить морзянку и вуаля – готово. Садишься вечерком в тишине перед радиоприёмником, надеваешь наушники и телеграфным ключом отбиваешь в эфир: «Ти-ти, та-та… Я Зорька, Я Зорька, всем привет. Кто меня слышит? Привет!» А тебе кто-нибудь с другого конца планеты отвечает также тититаками: «Я Примус, Я Примус. Привет. Как дела?» И столько радости, восторга от этого было. Особенно если тебе отвечали откуда-нибудь очень издалека, например, с Антарктиды.

– Вот времечко-то интересное было. Интересно, а как сейчас? Кто-нибудь ещё сидит в этой радиопаутине? То есть – сети. Или все уже давно повылезли и разбежались кто куда? Ну да ладно, как хотят. А мы тут по старинке, по винтажному – записочками.

И тут Маруся вспомнила, что она сделала с запиской для бабушки и ей стало немного тревожно от этого:

–А может в записке и правда что-то важное написано?! А я с ней так небрежно обошлась… – всполошилась вдруг Маруся, – Надеюсь, невидимые чернила не пострадали и всё ещё можно будет прочитать. А может ценность записки в самой записке?! – осенила её неожиданная догадка, – слово по телефону конечно тоже приятно, но слово – что оно? Вылетело и бегай за ним потом по полям, догоняй. А записка – это что-то такое особенное, от близкого человека, что можно взять в руки, пощупать, прочитать сколько захочешь раз и сохранить, сберечь как нечто самое дорогое. Положить в шкатулочку и сохранить. И доставать, когда захочется. Как открытку. Я видела у бабушки коробку с открытками. Все такие интересные. С картинками, с марками. С печатями – откуда каждая из открыток пришла. Целая история в коробке. Надо будет тоже всем знакомым открытки послать – на память. Может и мне тогда кто-нибудь пришлёт. И будет у меня своя коробка с открытками и со своей историей. Ух, и молодец я. Такая догадливая! Только бы не забыть и не полениться потом.

Так рассуждала Маруся, шагая по тропинке. Лесные дорожки то сходились, то расходились в разные стороны, переплетаясь между собой, местами пересекаемые звериными тропами. У каждого в лесу был свой путь. Между тем, за своими рассуждениями, она подошла к знакомой развилке, где тропинка делилась на две части. Одна тропка уходила вправо, другая вела влево. Между расходящимися в разные стороны тропинками лежал огромный камень, на котором ничего не было написано. Та тропинка, что вела вправо, была довольно нахожена, и Маруся знала, что ей надо бы идти туда, другая же, которая вела влево, почти вся поросла травой и была уже мало заметна.

– Давненько я что-то налево не ходила,– задумалась Маруся, – пойти, что ли, прогуляться ненадолго? Старых знакомых проведаю. Может ещё не уехали? Хотя по времени пора бы уже. Ну хоть знакомые места посмотрю, а то, когда ещё соберусь? Я быстренько, туда и обратно…

«Подтанкуниха»

 Долго шла девочка по лесной тропинке (почему-то в памяти ей эта дорога всегда казалась намного ближе) и вышла, наконец, на знакомую поляну, на которой с давних пор стоял заросший высокой травой танк, к которому с разных сторон сходилось несколько натоптанных в зарослях травы тропинок. Он и сейчас был на том же самом месте, что и когда-то. Возвышаясь башней над высокой травой, с «тяжёлой» от времени краской, он выглядел добротно и внушительно. Изловчившись, опираясь ногой на колесо-каток, Маруся залезла на нагретую солнцем броню и постучала вкрасовавшийся на лобовом листе танка люк: Бум! Бум! Бум!

– Тук-тук-тук. Есть кто дома? – спросила девочка, в надежде, что её услышат, но было глухо.

– Гав! Гав! – вдруг раздалось в ответ – танк чревовещал.

– Так-так… Ну а кто-нибудь из взрослых есть?

Бум! Бум! Бум! – девочка постучала ещё раз, и этот звук кажется эхом отозвался в недрах стальной громады. В этот момент на броне откинулся люк механика-водителя и от туда показалась голова в чёрном шлемофоне:

– Чего тебе? – недовольно и несколько грубовато спросила голова, упершись твёрдым взглядом в девочку, будто желая столкнуть её на землю.

– Чего не открываете?

– Обед у нас.

– А где командир?

– Тут. Где же ему ещё быть? Такт отсчитывает: «Раз-Два, Раз-Два.»

– Зачем?

– Чтобы синхронно ели. Все вместе. Не частили.

– Дурдом…

– Армия!

– Так что же, командир у вас голодный останется?

– Зачем голодный ? Онумный, он всё успевает. Голова! Иди уже, не мешай.

Люк башни наконец-то откинулся и из него показался командир танка:

– Ксешинский, – строго и в тоже время по отечески обратился он к механику, – Хватит болтать. Иди обедай. Там тебе оставили… не много.

Голова механика мигом исчезла, задраив за собой люк.

Командир уселся на башне поудобнее, свесив ноги в люк, внутрь танка, облизал алюминиевую ложку и сунул её за голенище сапога:

– Привет, – вполне дружелюбно обратился он к Марусе и ласково улыбнулся ей своей гагаринской улыбкой, обнажив ряд ровных белых зубов, особенно выделявшихся на его чумазом лице:

– Давненько ты не пробегала. К бабушке?

– К трём поросятам, – зачем-то и ему соврала Маруся, – Вот, пирожки им несу. Уже просроченные правда… Будете?

– Нет, спасибо. Только что пообедал, – как-то двусмысленно и несколько замысловато улыбнулся танкист. Он достал из кармана кусочек старой газеты. Хотел было сделать самокрутку-«козью ножку» и закурить, но подумав, и внимательно посмотрев на Марусю свысока, сделал из газеты бумажного журавлика и протянул его девочке:

– На, держи. Это тебе.

– Спасибо, – обрадовалась девочка такому неожиданному подарку, а ещё больше проявлению к ней такого дружелюбия и искренности,

– А вы, когда поедете?

– Так танк же сломан.

– Давно бы уже починили. Сколько здесь стоите? Сколько помню – вы всегда здесь, на этом месте.

– Да мы хотели было…  Да вот, видишь, – танкист взглядом обвёл округу, предлагая девочке последовать его п

римеру и осмотреться вокруг, – Хозяйством обзавелись. Огород, куры… Куда теперь от всего этого? Разве бросишь? Своё ведь. Своим трудом вспаханное. Яблони уже вон подросли, крыжовник зреет, смородина…

– А танк травой зарос, – укорила девочка танкиста, – Гусениц не видно.

– Так это для маскировки, – танкист был невозмутим, как лобовая броня вверенного ему имущества, – Маскировка в нашем деле задача необходимая.

– А целину так руками и пахали? – с иронией в голосе спросила девочка.

– Зачем руками, – удивился танкист, – У нас лопатки есть сапёрные. Ими и перекопали. Инструмент на все случаи жизни! И вскопать, и пень выкорчевать, и дров наколоть, а при желании и побриться можно. ШансОвый инструмент. Если есть шанс использовать «сопатку», то надо его и её применять.

– Да… – протянула Маруся, – Поработали. Танком бы проще пахать было. И быстрее… Что ж, так и будете здесь стоять? Что делать-то будете?

– А мы вот что придумали. Решили так: Возьмём ипотеку и построим здесь каждый себе по избе. Каждый заведёт себе корову, жену, хозяйство там разное… будем дружить семьями. Деревня будет! Завалинку сделаем, чтоб вечерами вместе собираться. Сельсовет откроем. Пёселю отдельную конуру соорудим, чтобы под ногами не путался.

– Подтанкуниха…

– Что?

– Подтанкуниха деревню назовите – очень подходяще будет.

– А что? Может быть. Хорошо звучит. А главное – символично. Со смыслом. Мы подискутируем и рассмотрим этот вариант на утренних дебатах во время планёрки. Думаю, будет принято единогласно, раз мне понравилось.

– А зачем вам эта иго-тека? Лес же кругом. Камни. Сколько хочешь. И никого. Строй себе – не хочу. Хочешь терем, а хочешь дворец на двенадцать персон.

– Не знаю, но такой порядок.

– Ну а с танком что будет?

– Тоже думали. Может быть, в музей отдадим.

– Ага, в Садово – Приусадебный. Раздел агротехники. А ещё можно на выставку достижений. В дачный, санитарно-гигиенический. У вас же люк снизу есть? Пользуетесь?

– А как же. В танке без нижнего люка нельзя. Вдруг бой… А подобьют как…

– Да уж… – вздохнула девочка, смутившись своей не очень уместной и уж совсем неудачной шутке, – А снаряды куда?

– Так нет же никаких снарядов. Кончились.

– Как так? Вы же никуда не ездили?

– Так получилось… Скучно было. Крутили от нечего делать радиостанцию, поймали волну «Хиты восьмидесятых»… И так тоскливо стало на душе. Праздника захотелось. Фейерверка! Радости. Решили выпить по чуть- чуть тормозной жидкости. Понемножку, чтоб успокоиться. И тут началось…

– Понятно, – вздохнула девочка, – скоро совсем дикие станете, хоть и дачные.

– Да нет, – встрепенулся, вдруг оживившись, обиженный командир, – Я политинформацию каждый день провожу. Рацию слушаю – радио. Держим руку на пульсе мирового империализма. Если что, так мы это, мигом, по-стахановски.

– Памятник из танка сделайте. И поставьте вначале деревни у дороги. Если сдвинете. Памятник разгильдяйству и головотяпству. Так, сказать: «Ударим по бездорожью не дорогами, а памятником!» Чтоб другим не повадно было. Неужели никуда не тянет?

– Тянет. Купаться хочется.

– Ой, ладно, засиделась я тут с вами. Идти мне надо. Пойду. А вы тихонечко посмотрите в щёлку – нет ли за мной хвоста?  Если кто спросит – вы меня не видели. Все поняли?

– Гав! Гав! – отозвалось из танка.

– У… предатель, – почему-то обозвала Маруся засевшего в танке пса, видимо, потому, что тот не вылез из своего убежища и не поздоровался с ней, радостно виляя хвостом и не лизнув при это своим тёплым языком её лицо или протянутую к нему ладонь. Она спрыгнула с толстой брони на лёгкую землю, показавшуюся ей прохладной, после разогретого солнцем металла и помахав на прощание танкисту рукой, направилась дальше, увлекая за собой тяжёлую корзину в одной руке и легкого, невесомого бумажного журавлика в другой, подняв его вверх над головой так, будто он сам летит по небу над горизонтом. У себя за спиной она услышала, как в недрах танка просвистела коряво настройка радиостанции, и над поляной зазвучал, наполняя сердце одновременно и грустью, и радостью, и печалью пасодобль «Рио-Рита». Девочка ушла не оборачиваясь.

«Гиблое место»

Пройдя немного, по заросшей травой тропинке, Маруся всё же сбилась с пути и обратила внимание, что идёт уже по какому-то странному лесу, тут и там, повсюду, усеянному странными ямами-котлованами, а среди редко стоящих сосен валялись местами обугленные стволы огромных по её меркам деревьев.

– Тунгуска какая-то, – произнесла вслух девочка, карабкаясь через бурелом и перелезая через очередной, охватистый ствол дерева перегородивший ей дорогу, – Не хватало ещё, чтобы что-нибудь сейчас ещё на голову прилетело. А может как раз сюда танкисты свой «фейерверк» и запускали?

В этот момент рядом с ней шлёпнулась о землю сбитая пролетевшим к земле астероидом ворона:

– Кварк, – только и квакнула та, шмякнувшись об землю.

Ошалевшим от неожиданности взглядом ворона удивлённо и растерянно осмотрелась по сторонам, молча пошарила рядом в густой траве крыльями ища что-то, а найдя водрузила на голову стальную каску, слетевшую с неё при падении. Затем так же молча, по-пластунски поползла прочь, рассчитывая незамеченной удалиться от этого гиблого места на безопасное расстояние.

Надо последовать её примеру, – подумала Маруся, – птицы всегда знают правильное направление, в котором надо спасаться. И она поползла вслед за вороной, так же стараясь остаться никем не замеченной, толкая корзинку перед собой и стараясь не оглядываться по сторонам.

Когда лес принял боле – менее привычные очертания, Маруся встала и отряхнула перепачканные землёй коленки и сарафан. Вороны уже нигде не было.

– Даже не каркнула на прощание, – обиделась на неё девочка, поняв, что осталась одна не известно где, –  Контуженная что ли? И куда мне теперь идти? Куда дальше?

Впрочем, Маруся не сильно расстроилась – при ней был старый дедушкин компас, подаренный ей самим дедушкой, когда она была ещё совсем маленькой. Правда компас с тех самых пор не работал, но Маруся знала один его секрет. Его ей тоже рассказал дед, и этот секрет ей очень хорошо запомнился. Дедушка говорил, что этот компас волшебный и если кинуть его перед собой на землю, то после падения синяя сторона стрелки будет показывать куда надо идти, красная сторона стрелки покажет куда категорически ходить не надо, всё остальное на её усмотрение.

– Сейчас проверим, – решила Маруся и размахнувшись, кинула компас далеко впереди себя. Но компас и сам не знал – куда дальше? Описав в воздухе дугу и уже падая, он вдруг завис в метре над Землёй, да так и остался висеть неподвижно в воздухе.

– Аномалия какая-то, – удивилась девочка. Где живём…? Шаг вправо, шаг влево – приключения.

Она дотронулась рукой до зависшего в воздухе компаса, но тот, слегка качнувшись, так и остался висеть, как ни в чём не бывало, на прежнем месте.

– И куда мне теперь? Придётся дожидаться ночи и выходить по звёздам. Кстати…  раз уж я здесь оказалась, неплохо было бы прихватить с собой кусочек метеорита, так, в качестве сувенира. И потом, метеорит, он же тело небесное, из космоса прилетевшее, а значит он как звезда – его можно подкидывать и пока он падает загадывать желание. Ух и назагадываю я! Феей стану, самой настоящей. Буду волшебная на всю голову! – и чувство радостного восторга охватило её от таких мыслей, – Надо брать. Нельзя упускать такую редкую возможность. А если метеорит ещё и философским окажется, то мне сразу и в школу ходить не надо будет – сама стану всех учитьи проучивать!

Девочка обернулась и с опаской посмотрела в ту сторону, откуда только что так удачно уползла, на изрытую неизвестно чем и заваленную обгорелыми стволами деревьев «Тунгуску»:

– Эх, каску бы мне сейчас. И чего-нибудь для храбрости. Грамм сто конфет хотя бы. Есть же, наверное, такие конфеты чудодейственные? С наполнителем – храбрином.

Она поставила корзинку на землю, быстро сплела зачем-то венок из одуванчиков, водрузила его себе на голову и, распластавшись по земле, медленно поползла к ближайшей от неё воронке.

– Ну, прям как на войне. А я типа в разведке. Разведчица значит. Наверное, и орден мне теперь за это положен. Интересно куда? Куда положен? Где он лежит, этот мой орден, и где его можно уже забрать? Так хочется орденоносной походить. – И эта мысль придала ей храбрости и уверенности, – Вот сейчас разведаю всё по быстренькому и всем расскажу. Нет, не всем… кому надо. Кому надо, тому и расскажу. Будем метеориты добывать. Откроем метео-бизнес. Будем погоду предсказывать. Составлять прогнозы и продавать. Ой, куда это меня понесло? В другую степь. Перескочила с одного на другое. А, впрочем, одно другому не мешает, будем расширять производство. Главное правильно начать и не болтать лишнего лишним. Ну их к лешему.

Пронзительное «Кар!» разрезало тишину гиблого места и укатилось куда-то вдаль.

– Только тебя мне сейчас и не хватало, – рассерженным шёпотом проговорила-процедила сквозь зубы девочка, как бы обращаясь к невидимой её взору птице, – Накаркаешь ещё…  Раскукарекалась тут.

Она подползла к краю воронки и зажмурившись от накатывающего на неё страха, стала руками ощупывать рыхлую землю, пытаясь найти в ней хоть небольшой кусочек заветного небесного камушка- метеорита.

– Эх, сопатку лапёрную бы сейчас. Или грабли. Я бы пограбила. Вернее пограбастала.

Вдруг её рука нащупала в мягкой и рыхлой земле какой-то твёрдый предмет, довольно крупный, пожалуй с гусиное яйцо, но с неровными угловатыми краями.

– Вот оно… Есть!

Сердце девочки от восторга подпрыгнуло и даже, кажется, радостно прохлопало в ладоши, и застучало чаще, наполняя грудь радостью и восторгом.

– Ура! Нашла. Надо теперь быстренько убираться отсюда, пока другим метеоритом сверху не пришибло. Или ещё чем.

И развернувшись, она как можно быстрее поползла обратно, к оставленной корзине и к мирно и беззаботно висящему в воздухе дедушкиному компасу.

Не успела Маруся подняться с земли и вытянуться во весь рост, как старый компас сорвался с места, и его пулей швырнуло в сторону девочки. Со всего налёта он с глухим звуком врезался в кусок серо-чёрного камня, который Маруся держала в руке, да так и остался висеть на нём, будто приклеенный. От такой резкой неожиданности она вздрогнула и чуть не выронила камень из рук:

– Дурская аномалия. Анормальная какая-то. Надо убираться отсюда поскорее. А камень-то получается действительно космический, раз он Землю перемагнитил. Интересно – и много их там таких?

Она попыталась оторвать компас от космического камня, но у неё ничего не получилось. Как уж она только не кряхтела и не пыхтела, ничего не получалось – компас прилип к метеориту как приклеенный. Намертво. И пожалуй что насовсем.

– Интересное дельце. И что же мне теперь с ним делать? Вместе с метеоритом подкидывать что ли? А что, тоже дело! – вдруг сообразила девочка, – Два в одном! Можно сразу и дорогу узнать и желание загадать. Чтоб два раза не подкидывать. А, может быть, даже телепортация получится! Загадал место-желание, подкинул компас-метеорит, поймал, зажмурил глаза, открыл, и вот ты уже в другом месте, там куда загадал. Всё просто. Сейчас проверим.

Она взяла в руку корзинку, на всякий случай отошла подальше от аномального места, для чистоты эксперимента и приготовилась…

Немного постояв молча и собравшись с мыслями, она резким движением подкинула вверх компас-камень и крикнула при этом как можно громче своим звонким голосом:

– Хочу оказаться около домика Трёх Поросят!

 Поймав на лету свой этакий импровизированный прибор, не дав ему упасть на землю, она крепко зажмурила глаза и затаила дыхание, ожидая каких-то новых ощущений от предстоящей телепортации…

Ничего не почувствовав, она ещё какое то время постояла так в нерешительности и открыла глаза. Вокруг было всё так же и всё то же. Те же деревья, те же кусты и всё то же самое солнце над головой.