скачать книгу бесплатно
– Ты точно понял меня? Сучара… У!?
Анзорчик разрыдался навзрыд, шумно вдыхая воздух, совершенно подавленный и разбитый:
– Д… Д… Пын…, – и истово закивал головой, глядя на Ваню глазами полными ужаса и слёз.
Потом он полчаса сидел в темноте, сглатывая и натирая шею, растрёпанный и несчастный, а казарма жила своей жизнью, и на него старались не смотреть.
…Ваня остался таким же, каким и был раньше, что и пугало. Такая же дурачина, которого что обдурить, что припахать, бегает – лыбится, всем довольный.
А Анзорчик потух и сдулся.
Только раз я слышал как-то, как он обиженно сетовал кому-то в беседе, осторожно ощупывая горло и озираясь:
– Не мог но нормальному поговорить, что ли… Как звэрь савсэм…
****
Мамульчик
Да и писать-то особо не о чем…
История, каких тьма. Маринка с Лёхой поженились. Через год у них Леночка родилась. Чё тут рассказывать-то?.. Может кому и не интересно.
А Лёха свою новую ипостась в роли «зятька» принял взволнованно и стойко. Всё эти анекдоты про тёщ. Кого послушаешь, так тёща – это исчадие ада прямо какое-то…
…А Людмила Викторовна красивая женщина. Есть такая порода. Они и к восьмидесяти остаются женщинами, «бабкой» язык не повернётся назвать. И причёсочка у неё, и маникюрчик… Шляпки с пером не хватает!.. Летом она в бриджах, зимой в спортивном костюме на вате. И фигурку сохранила и приятность улыбки ей к лицу. И вот Лёха (зятёк новоиспечёный) стал присматриваться к тёще, и с удивлением в два дня понял, что врут люди. Ни все тёщи плохие. Есть исключения!.. Вон у Андрюхи тёща, например – тоже нормальный человек. Живут себе спокойно. Андрюха её даже «мамой» зовёт. И Людмила Викторовна – милая хлебосольная женщина. Ещё до свадьбы бывало с Маринкой в гости к ним зайдёшь – Людмила Викторовна щебечет, как синичка, всё с шуткой, всё с прибауткой. И добавку заставит съесть и прилечь-отдохнуть расположит. И смешно и приятно. Отказываться бесполезно, всё-равно по своему сделает, настоит. Полдня Лёха с Маринкой просидели дома, и завтракали и обедали. Собрались куда-то, одеваются, а она подскакивает неожиданно:
– А я вам сейчас блинчиков, Лёш?..
И бегом на кухню, и с кухни покрикивает:
– Мариночка!.. На минуточку задержитесь, зайка!.. Я быстренько!.. Лёша голодный совсем остался!..
– Да ма-а-ам!.., – Маринка, обуваясь в коридоре, надувает губки, смешно тараща красивые глазищи беззвучно смеющемуся Лёхе, – мы уходим уже!..
– Минуточку!.. Одну минуточку!.., – гремит сковородками Людмила Викторовна.
– Да мама!.., – обутая Марина капризно хмурится, смешно грозит Лёхе, – мы наелись!.. Опоздаем сейчас!..
– Всё, Мариш!.. Всё!.. Ещё пол минуточки!.., – щебечет мать с кухни и слышатся звуки миксера, разбивания яйца, ложку на пол уронили…
– Мама!.., – Маринка тщетно злится, шёпотом срываясь на Лёхе, – Ты чё ржёшь?.. Сейчас точно опоздаем!.. Скажи, что наелся!..
Лёха влюблённо смеётся, прижимая к себе брыкающуюся Маринку:
– Людмила Викторовна!.. Как-нибудь в другой раз!.. Спасибо, очень вкусно…
– … Бегу, Лёшенька!.. Бегу!.., – одновременно с ним кричит Людмила Викторовна.
И вот их уже потешно раздели и заставили вымыть руки, а блинчики не получились – тесто плохое вышло, и Людмила Викторовна просит Лёшу достать с антресоли грибочки и варенье в банках, а Маринка кричит: «Да мама!..», а Лёха ржёт, как дурак, влюблённо глазея на обеих. И вместе с грибочками на Лёху падает огромный фотоальбом, и все пугаются и опять смеются, а потом целый час приходится смотреть фотографии, и Людмила Викторовна то прослезится, видя фото год назад умершей бабушки Тони, то неожиданно быстро перелистнёт страницу со смехом – «тут я плохо получилась!» И тут Людмила Викторовна испуганно спохватывается, что «они же опаздывают!», и долго извиняется перед Лёхой, что он остался без блинчиков, и кричит извинения вслед уже в подъезде.
Короче, ни тёща, а кусок динамита, как сказал бы мой отец.
А Лёхе тёща очень нравилась. Как ни крути, а женщина она милая и приветливая. Немного взбалмошная, вечно куда-то торопится, но со стороны это выглядит забавно, и Лёха во что бы то ни стало решил быть хорошим и послушным зятем. Что и сделал.
А подвижный и деятельный характер Людмилы Викторовны похоже изнурял в первую очередь саму её. За столом сидят, культурно всё, а она тебя спросит, за тебя ответит, а потом долго объясняет, почему ты не прав. Лёха ржал. Это было смешно, что пару раз тёщу хотелось заграбастать, как Маринку, потискать – потормошить. Но вместе с ростом пуза у Маринки, у тёщи росла потребность в воспитании Лёхи и это стало чуть раздражать. Абсолютно незнакомый для Лёхи статус всё время виноватого, постепенно надоел. И вот уже всё реже он смеётся над милыми замечаниями, и старается уйти от ответа, но и этим не отделаешься. Ответил – получи, потому что ты не прав. Промолчал – ещё хуже: тебе тут же объяснят, что ты обиделся (да-да! я вижу – ты обиделся!..) потому что был не прав в следующих ситуациях… И Лёха задирает брови, узнав, что он оказывается и в тот раз был тоже не прав, а и не заметил…
А самое неприятное, что Леха совершенно не желал пополнить армию «обиженных на тёщь»!.. Ведь правда же – да, это смешно, когда рассказывают о чопорной и вредной дуре, которая отравляет жизнь своими выкрутасами!.. А чем же ты отличаешься от неё, зятёк, если ты не можешь найти общий язык с женщиной, которая тебя в два раза старше? Если у тебя ума больше не хватило, кроме как на склоку и скандалы с ней… Чем ты-то лучше?..
…И Алексей каждый раз настойчиво призывал себя не распускать сопли. Ведь это же смешно! Он – здоровый и умный мужик, у которого вот-вот ребёнок будет (причём ребёнок желанный и потому уже любимый!), он – работяга и вообще человек в принципе адекватный и жизнерадостный, вдруг ни с того ни с сего пополняет ряды малоумных нытиков, которых хлебом не корми – дай поскулить, какая плохая тёща ему попалась! Нет, Лёха ни такой, и быть таким никогда не желает. И уступить он всегда может с лёгкостью – благо воспитан в нормальной семье, где легко и разумно принимают – это отец, это женщина, это старик. Чего ни так? Всё правильно. Субординация, так сказать… И Алексей всякий раз давал себе слово, что при разговорах с Людмилой Викторовной будет кроток, разумен и тактичен. Чего уж проще-то? И всё чаще и чаще он со вздохом понимал, что это ни так уж и просто. Происходило это совершенно неожиданно. Из любой, совершенно безобидной, казалось бы, мелочи у них неминуемо вырастал скандал с разбирательством, выяснением «кто виноват» и последующим «неразговариванием». И Лёха мрачно отмечал, что, видимо, ни такой уж он и умный парень, если не может контролировать процесс общения с единственной тёщей. А самое отвратительное и обескураживающее было то, что Лёха действительно совершенно ни мог объяснить даже самому себе – чего он опять натворил-то? Вроди бы работает, не пьёт, в чужие дела не лезет…
Обычно разговорчивая и приветливая тёща, как оказалось, разговаривает практически только сама с собой. Ежесекундно поучая, давая советы, призывая при этом бога в свидетели, Людмила Викторовна источает массу липкой тягучей патоки, зорко следя, что бы её внимательно слушали, и горе тебе, дураку, если ты по глупости ввяжешься в диалог.
– Только добра!.. Только добра нужно желать друг-другу!, – как всегда неожиданно Людмила Викторовна начинает свой бесконечный монолог уставшим голоском, – И здоровья и мира желать нужно друг другу! Бог всё видит и всегда поможет!, – крестится она странным зигзагом – лоб, плечи, живот, – Только добра и здоровья!.. Чтобы все-все!.. Все-при-все были счастливы и здоровы!..
И Алексей разумно помалкивает, узнав недавно, что соседи Людмилу Викторовну побаиваются и недолюбливают, за спиной называя «истеричкой», почему она и не здоровается ни с кем в доме.
– Вот пожелаешь кому-нибудь зла или неприятное слово какое скажешь если, – продолжает она, делая грустные брови, – И сразу же троекратно вернётся тебе зло!.. Истинный крест!.. Троекратно!..
А Лёха вспоминает, как во дворе недавно их встретила соседка с первого этажа:
– Здравствуйте, тёть Люд!
И Лёха машинально здоровается, а Людмила Викторовна чуть кивает, ускорив шаг, и уже в лифте зло шепчет, поясняя:
– Наташка. Сучка с первого этажа… На дому у себя стрижёт за деньги. Думает, я не знаю. Весь дом к ней стричься ходит.
И дурак-Лёха из вежливости глупо улыбается, примирительно хмыкает:
– Да вам-то что с этого, Людмила Викторовна?.. Пусть стрижёт себе…
Людмила Викторовна бросает длинный взгляд на зятька:
– А мне и нет никакого дела!.. Мне то чего?.. Я в чужие дела не вмешиваюсь!.. Что мне теперь, целоваться что ли при встрече с ней?..
– Ну, да…, – неопределённо протягивает Лёха, думая про себя с досадой: «Тфу, блин!..»
…С Маринкой у Лёхи было всё просто и легко. Она – маленькая умничка, которую хочется слушаться, он – здоровенный добряк, обожающий свою ” билеменную козявку».
– Ты когда-нибудь серьёзным бываешь, дурачина?, – Маринка уютно усаживается к Лёхе на колени и целует его в нос.
– А зачем?, – смеётся тот, легко обнимая жену, лаская, как ребёнка.
– Ой, дурачи-и-ина…, – смеётся Маринка.
…А тут началось… Как ни придёт Лёха домой – его ждёт бойкот. Чего дуется? Не понятно. И, главное, молчит, зараза. Поди сам догадайся – чего ты опять натворил?
Только спустя несколько лет всё объяснилось.
Они уже давно отдельно жили. С родителями от силы пару месяцев пожили и съехали. Леночка подрастала, и Людмила Викторовна теперь периодически «устраивала концерты» по телефону (Маринкино выражение).
– Нет, ты представь?, – сквозь рыдания, с красным носом и мокрым лицом, кричала Маринка мужу, – Что за человек такой?.. А?..
Обалдевший Лёха удивлённо мыл руки и пытался всё перевести в шутку, наперёд зная, «что опять стряслось».
– Что за человек такой?!., – зло плакала жена, – вечно позвонит, скандал на пустом месте устроит и трубку швыряет!.. Довольная. «Поговорила Марина с мамой»!..
– Чё стряслось-то у вас опять?..
И Маринка, зло шмыгая носом, чуть не кричит:
– Задолбала, ей-богу!..
– Не говори так про мать!, – тихо, но твёрдо молвит Лёха, хмурясь для порядка, – не хорошо так!..
– Да задолбала она!.. За! Дол! Ба!. Ла!!.., – рыдает та, и рассказывает очередной «концерт».
А концерта-то особого и нет. И рассказывать не о чем!.. Действительно, из самой пустоты, из воздуха выдулся пузырь и лопнул, забрызгав всех липкой патокой.
Придерживаясь правил хорошего тона, Людмила Викторовна звонит стабильно два раза в день, спрашивает, кушала ли дочь, да как внучка, и потом даёт несколько советов и торопливо прощается, «Чтобы особо не тревожить», передавая всем приветы и желая всем-привсем счастья…
Маринка – девочка хорошая, всегда терпеливо выслушивала мать, виновато улыбаясь и подмигивая Лёхе, ждущего ужин. Но всё чаще уже разговоры эти становились для Маринки в тягость. Одни и те же вопросы и причём ответов на них абсолютно не слушают:
– Ой, я вчера полдня в «Ленте» проторчала!.. Оторваться невозможно!.. Ха-ха-ха!.., – смеётся над собой Людмила Викторовна, – и то надо посмотреть, и это!.. Не-воз-можно, Марин!.. Невозможно!.. Шопоголик я прямо, ей-богу!!.. Кофточку себе присмотрела – прелесть кофточка!.. Жёлтая, с люриксом… А какой я гамак видела чудесный!.. Обзавидовалась прямо!.. А цена!.. Представляешь – тряпка метр на метр, а почти десять тысяч!.. Леночка-то не болеет?, – спрашивает она вдруг тревожно.
– Да она… не пра…, – не успевает ответить Маринка.
– Ой!.. А какой комод я в «Костораме» видела!!.. Прелесть, а не комод!.. Вот представь: четыре секции, две средние дверцы стеклянные, непрозрачные, как я люблю, а столешница… знаешь, вот, помнишь, у нас гарнитур был, такой бежевенький?.. Помнишь, ещё у бабушки Тони (голос начинает дрожать, и Людмила Викторовна сглатывает слёзы, дребезжа словами) Как там она моя роднулечка?.. Мамочка моя миленькая… В могилке одна… Одна-одинёшенька…
У Маринки краснеет нос и в глазах наливаются слёзы:
– Мам… Ну что ты, ей-богу… Изводишь себя так?.. Ну, не надо, мам?.., – тоже сглатывает, начиная шмыгать носом.
– … роднулечка моя милая…, – заливается слезами Людмила Викторовна, – и холодно ей там, и страшно совсем одной в могилочке…
Маринка долго смотрит в окно, слёзы текут по горячим сухим щекам. Лёха бесшумно уходит в ванную.
– … вот так и я помру скоро, и никто на могилку-то не придёт…, – подвывает Людмила Викторовна, и Маринка начинает закипать, ругая по-доброму, чуть не крича сквозь слёзы:
– Да что такое говоришь, мам!?.. Ну зачем ты…
– … и скорей бы уже отмучиться-то…
– Тфу!.., – Маринка швыряет трубку и ревёт в голос, закрывая лицо руками.
Лёха хмуро выходит из ванной, со смешком укоризненно ворчит, обнимая жену:
– Ну, молодцы-ы!.. «Поговорили!».. Ну, какого чёрта тут у вас опять?..
– Что за человек?!.., – зло всхлипывает Маринка, отстраняясь. Слёзы горячие, солёные, обиды высказывает накопившиеся, – С ума она сошла, что ли?..
– Не говори так про мать…
– Да как «не говори»?!.. Как?!.. Задолбала!..
И Маринка рассказывает, что Людмила Викторовна в разговорах изнуряет её бесконечными обвинениями в Лёхин адрес. Теперь уже Лёха отстраняется, удивлённо задирая брови:
– Я думал – успокоилась… Мы ж и не общаемся практически… «Здрасти – здрасти…» И всё… Чё опять не так?..
И Маринка хмурится, перебивая:
– Да откуда я знаю, чё у неё опять не так?.. Звонит мне и говорит – «скажи ему так и так!»…
– «Как»?, – смеётся Лёха.
– Да хрен её знает, «как»!.. Всякую чушь мелет и сама же обижается!.. Говорит – мы её дурой считаем!..
– Не говори так…
– … И вроди бы ни чего такого не говорит, а через пять минут уже ругаемся, как собаки!..
Звонит телефон и Маринка испуганно подпрыгивает, делает гримасы, испуганно жестикулируя, быстрым шёпотом кричит:
– Если это она – скажи, что меня нету!..
И убегает в другую комнату.
Сплюнув в сердцах, Лёха поднимает трубку:
– Да.
Помолчали. Положили.
И, казалось бы, как и любой конфликт – он имеет начало, основную программу и логическое окончание. Ан, нет!.. Ни конца, ни края, ни логики не видел Алексей, всё глубже погружаясь в непонимание: что делать-то? Как поступить?.. Ведь всё совершенно ясно и просто! Если у вас, к примеру, в семье что-то кого-то не устраивает и дебаты по этому поводу уже плавно переходили в стадии мордобоев с визгами – то уже, кажется, что конфликт обозначен на какой-то претензии и кое-кому уже пора делать выводы. И Алексей старательно искал выход, что бы сделать хоть какой вывод. И не находил его. Ужасным было поведение Маринки. Всегда ласковая, нежная и чистенькая в душе, Маринка вдруг проявила в себе неожиданные для Алексея качества. И если раньше между матерью и дочерью велись тайные переговоры, нацеленные против непосредственно Алексея, то теперь Алексею всё сложнее и сложнее в очередной раз удавалось усмирить разъярённую супругу. Мариночка – которую раньше можно было довести до слёз неосторожным грубым словом, превращалась в холодную и жестокую фурию, совершенно не жалеющую собственную мать. Нет, до драк, конечно не доходило, но бывало, Алексей с удивлением слушал, как она разговаривает по телефону. Сухо, холодно, с еле заметным презрением. «Да. Нет. Пока. Угу, пока, мамульчик.» А потом зло передразнивает мать:
– …«Что вы не приходите, Мариночка?», говорит. Да как же к тебе прийти?.. Да и зачем? Ребёнка месяцами не видит! «Бабушка!».. Какую-то хрень по телефону тарахтит, слушать противно. Я говорю у Леночки утренник в садике сегодня будет, а она мне про «классный чайник в «Ленте»…
Периодически Людмила Викторовна «забегала на минуточку»… Это были тягостные минуты. Запыхавшаяся, уставшая, полные сумки «гостинцев», с порога она щебечет, что «буквально на минуточку!», и не раздеваясь, прямо в коридоре полчаса может просидеть на пуфике в шапке и пальто, сняв один сапог «чтобы чуть-чуть нога успокоилась». И первое время Лёха тщетно поругивался по-свойски:
– Заходите!.. Как хорошо, что забежали!.. У нас, как раз все дома!.. Заходите-заходите!.. Марин, чайник поставь!..
– Не-не-не-не-не-не!… Я на минуточку!.. Не-не-не-не!.., – Людмила Викторовна не даёт снять с себя пальто, с трудом переводя дух, потирая окоченевшие от десятка пакетов руки, – Вот, Марин, осторожно!.. Там банка с огурцами и свининки немножко я вам взяла!.. Хорошая свининка. А вот Леночке, посмотри, маечка. Посмотри – если мала, я поменяю, у меня чек сохранился!..
И посидев минуту, мучительно натягивает сапог на измученную ногу, отбиваясь от Маринки:
– Не-не-не, Марин!.. Пойду я!.. Ты что?.. Чё я буду тут рассиживаться?.. Побегу…
…Когда тёща уходила, Лёха беззлобно ругал жену:
