скачать книгу бесплатно
– Ну не в душевой же!!?, – страшно орёт вслед Иван Иваныч, стуча кулаком по столу, – девки раздеваться стесняются!.. Говорят – не знают куды деться от взгляда!.. Ты совсем дурак, что ли? На кой им в душевой Андропов?!..
– Поду-умаешь…
…А через два дня бригадир опять уже напрягал горло в кабинете:
– Уволь ты эту заразу, Иван Иваныч!.. Христом-богом прошу, честное партийное!.. Уволь паразита!.. Пришибу скотину!..
****
В садике
…Ребёнка забирал из садика как-то, помню.
А родитель я неряшливый. Сколько раз жена ругалась, призывая всех святых в свидетели:
– Ты чего, совсем дурак, что ли?!., – и в злых глазах слёз по пол ведра в каждом, – Я же просила тебя – забери ребёнка до пяти часов!!.. Ты где был?!!.. Скотина!.. Где ты был?!!.. Я тебя спрашиваю!!..
И орёт, как ненормальная… Опоздал я немного. И чего? Забрал ребёнка после восьми. Чего тут такого? С каждым бывает…
… – С каким там «с каждым»!.., – кричит жена, сдирая с сына одежду, – С каким «каждым»?!!..
И плачет дура так злобно, что я не знаю, куда деваться.
… – Я каждый день тебе говорю одно и то же – «Алик! Не забудь забрать ребёнка!.. В пять часов у них группа закрывается!!», Стой нормально!, – автоматически рычит она на сына, «мудохаясь» с пуговкой на воротнике, – А ты?!.. Ты дурак совсем, что ли?!.. Сколько можно?!.. Ты о чём думаешь опять?!.. Дубина тупорогая!.. Ребёнку спать скоро пора, а его ещё купать и кормить!.. «Гений» долбаный!.. Опять свою хрень пишешь?..
Мне иногда кажется, что она меня не любит. Всё время «гением» обзывает.
… – Я же просила!.. Ты же обещал!..
А я вроди и не опаздывал совсем. А потом к садику подбегаю, а там уже и все окна тёмные, и сторож баба Света посмеивается:
– Опять вы запаздываете?
И сынок мой сонный сидит на стульчике, в уголок голову прикорнул, вот-вот уснёт, зевает, набок норовит уложиться.
…А тот раз совсем рано получилось придти. Полпятого почти. По коридору иду к группе, уборщица тётя Наиля останавливает:
– Тут посидите пока. Сейчас домою – и пойдёте. Вы чего так рано?
…И сажусь я на крохотную лавочку, наблюдая, как бабулька с шваброй в позе «буква Гэ» удаляется по коридору, натирая зигзагом линолеум. Рядом дверь приоткрыта, слышу негромкое:
… – Я же просила уже – я хочу раком!
В садике тишина. Всё вымыто до блеска, на стенах картинки, папье-маше. Фикус огромный подрагивает сонным эхом в длинном коридоре.
… – Нет!.., – капризничает невидимая девушка, – Я тебе сразу сказала – я только раком буду!..
Невольно съёжившись, я представил, что меня «застукают» сейчас, выглянув, мол, чё подслушиваешь, дурик?
… – Не-е-ет!… Я же говорила уже… Я хочу раком!.. Ни чё я не вредничаю!…, – посмеивается за дверью прелестница, капризничая с удовольствием, – Или раком, или вообще не буду!… Всё!… Да!.. Только раком!..
И смеётся, и хихикает, показывая, что и сама согласна, что она и вредина и капризуля:
… – Я раком хочу-у, говорю!… Только ра-аком!..
Видя, что уборщица не меняя позы скрылась за углом, я по-воровски на цыпочках прохожу мимо похабной двери, стараясь не прыснуть смехом. Следом несётся говорок:
… – Ну всё!.. Договорились?!.. Алё?!.. Короче говоря, я буду «Рак». Трофимова – «Лебедь», а Мария Васильевна – «Щука»!.. Хорошо?.. Ну, ладно, давай!.. Чмоки-чмоки!.. Я уже костюм меряла…
И я сижу потом весь взволнованный в раздевалке, жду сыночка, доедающего супчик, весь такой довольный, что не застукали меня…
Дурак, ей-богу… Кому скажи…
Крылова они, сволочи, изучают в садиках, видити ли тили… ти…
****
Домовик
…Дед мой, Анатолий Леонтьевич, царствие ему небесное, хороший человек был! Рассказывал нам часто истории немудрёные, а мы, внуки (целая шайка нас бывало соберётся в кучку, рты раззявим – слушаем!), и всё ждём, когда дед опять про домового вспомнит. А домовой-то – тут, как тут!.. То половицей скрипнет в углу, то у печки голик легонько толкнёт, да тот и проедет ручкой по стенке, да и шлёпнет на пол, как живой… Озорник домовой-то. А дед его хвалит нахваливает, а и есть за что. У сильного домового и в доме порядок, и по сараям, по огородикам всё на местах. И дровня полным-полна, и в погребе сухо, и припасов под самый потолочек.
Раньше-то в каждом доме домовые водились. Да! Что же за дом без домового-то?.. Кто же за порядком-то присмотрит? Без хозяина-домового и мыши напроказничают, и крыша протечёт, и, того гляди, до пожару недалеко, упаси Господь!.. Домовой за каждым смотрит, да всё замечает. Строго припомнит потом.
Ежли, к примеру, кто из людей скромен со старшими, да работящ и весел – получай, что заработал: домовой и в трубе смешно погудит, и сон до утра охранит, а по дому поможет так, что и не заметишь работы-то, всё споро, быстро, да весело. А кто врёт много, да зло в себе таскает – домовой тоже смотрит, да примечает. И вот будто валится у такого человека всё из рук – это домовой его под локоть толкнул. И муху в молоко бросит, и в борщ плюнет, чтоб тот скис за ночь. А спать злой человек ляжет – домовой и давай ему спать мешать: то одеяло стянет, а то наоборот – с головой укроет!.. Так вот было.
Были домовые. Были… В старину-то. В каждом доме были. А по дому-то сразу и видно. Если видишь – домик и тёплый, и крепкий, и сытно в доме, и песни поют – так и знай, в этом доме домового уважают и слушаются, вот и он за домом смотрит. Чуть кто вздумал ругнуться – домовой с чердака тихонечко в половицу – «стук!». Мол, ну-ка, тихо там!.. Человек сразу и молчок… Нечо ругаться-то. Или кто вдруг обиду затаил или ещё чего, домовой тут как тут: то в печке чихнёт, то форточку сквозняком толкнёт. Предупреждает, что бы не забывали-то.
…Бабушка на рушнике завязывала пару узелков и получалась кукла. И вот уже домовик кубарем с чердака бежит – торопится. И в куклу-то шмыг!.. И кукла оживает будто. И споёт и спляшет кукла Катька, и поругает, что молоко не допил, и покорит, что снег ел – это домовик в кукле бабушкиным голосом пел мне когда-то: «Ой-лё-ли!.. Ой-лё-ли!»
голик – веник,
дровня – место, где хранят дрова,
рушник – полотенце,
кубарем – кувырком (кубарь – небольшой деревянный вьюн-юла для игры в старину).
****
Анзорчик
…Как-то сложилось, что одна из любимых мною тем неминуемо связана с периодом конца 90-х.
Именно этот период разделил мою жизнь на две половинки, где в первой – пионерский галстук, мороженное по 20 коп., песня Лещенко «Ни минуты покоя» и любимая моя учительница Мендыханым Галимжановна, а во второй – мне вдруг объяснили, что я «нерусский», в «Союзпечати» я видел своими глазами порнографические карты на витрине (в то же время выяснилось, что «любить» женщину можно ни только туда, а ещё в 3—4 места…), а на памятнике Ленину почти год красовалась кем-то намалёванная свастика (и всем было пофиг!), и спокойно витали в воздухе такие невозможные понятия, как «дать на лапу», «проститутка» и «толпой накурились».
Мне повезло, и этот период жизни я отсиделся в армии.
Два года и шесть месяцев я отдавал долг Родине в Подмосковье, где в форме лётчика (голубые погоны), в цеху я трудился плотником-станочником, делая гробы.
В день мы «строгали ” обычно по 2—3 штуки. Сие изделие мы называли «термос», ибо окромя самого гроба (полностью оформленного (белая ситцевая подушечка со стружкой, чёрный кантик кружевом по боку гроба)) в комплект входил ещё и цинковый параллелепипед (иногда с окошком на уровне лица) и поверх всего этого – здоровенный фанерный ящик, в три метра длиной. Три коробочки – одна в одной. В итоге конструкция была тяжёлой и громоздкой, вчетвером разве что… И по ведомости я (ко второму году службы – старший бригады работ спецзаказа) отмечал это как «изделие СКТГ-200?. Спецкомплект транспортировки груза – 200».
И каким-то макаром в наш закрытый коллектив (12—15 чел кустарей, три плотника, три грузчика, и проч., и все в форме лётчиков!) к нам периодически направлялись вновь прибывшие.
И вот к нам пришёл Анзорчик.
Одному богу известно, какого чёрта Арзори был к нам направлен.
Наше отдельное подразделение разумнее было-бы назвать взводом, потому-что больше 20-ти человек у нас никогда (как говорили дембеля) не собиралось. Пару сварщиков, пару электриков, пару столяров. Мы выполняли аварийные работы в любое время суток. Режим казармы нас особо не касался, и смотрели все на нас обычно с завистью. Препираешься такой за полночь, целый час моешься-бреешься, а потом куришь с Андрюхой Борисенко (и втихоря клюкнешь по пийсят), а потом мочишь харю до обеда, ворча на бегающих с утра по подъёму мимо твоей шконки салаг:
– Слышь, тише ты там, пехота… Полегче копытами…
А ещё лучше сержантик такой в 6 утра визгливо поднимет казарму:
– Рота подъём, мля!
И казарма вскочит, как ошпаренная, а командир роты прохаживается не спеша, а потом ядовито корит опоздавших в строй, и тут ты такой ковыляешь мимо вытянутого по команде «смирно!» строя, в трусах и тапочках, с закрытыми глазами, чтобы сонно побрызгать в томном эхе холодного туалета, и также прошоркать мимо, и смачно увалиться обратно спать…
И вот прибыл к нам Анзорчик.
…Анзор Данелия, между прочим.
Грузноватый невысоки хлопчик. Смелый взгляд. Ладошки пухлые.
Я удивлялся – шо це такэ?
Я – плотник-станочник с правом ремонта. Андрюха – сварной 4 разряда. Эдик Швачко – хороший КИП-овец. Ринатик Гатауллин – мазёвый арматурщик (и может заменить и плотника и КИП-овца, если чё!), и т. д. И весь наш худой коллектив – мастера и кустари, я вон до сих пор ножи охотничьи делаю, ибо люблю работать руками. А Анзорчик приходит, и мы удивляемся. Анзорчик ни то что пуговку пришить, он и умыться как следует не может. Капризный шумный карапуз, холёный и балованный, вечно требующий помощи и внимания, Анзорчик – боксёр с десятилетним стажем, который шутку-прибаутку обязательно сопровождает дурашливым замахом в челюсть, останавливая кулак в сантиметре:
– Цык-цык… Чё ты?.. А?.. Пощютил же я!.. Чё, пощютилка не понимаэшь?…
И обижается, насупливая брови, если кто не понимает «пощютилку». А кто третий раз не понял, и зажмурился, поднимая руки – Анзорчик серчает, краснея и размахивая руками, считая, что если ты такой тупой, что не понимаешь, то ты не уважаешь грузинов, и прочее, и Анзорчик смотрит с нескрываемой ненавистью, и еле сдерживает желание немедленно тебя убить.
Короче, хороший пёсик.
А я уже был в той сладкой стадии ” дедушки», когда «понял службу», и авторитет свой принимал как должное и обыкновенное, и перспектива получить по роже меня лишь забавляла. Нет, я не из робкого десятка, но по своей больной впечатлительности я всё чаще представлял, что разборка с резвым Анзорчиком меня не обойдёт стороной, ибо по породе своей я не сдержан, и не приемлю панибратства такого характера. Вон уже, безобидный и славный парень из Риги, Харалд, умница и чистюля, талантливый столяр, ни с того ни с сего получил по уху (а Харалду через месяц домой, а Анзорчик – два месяца, как служит!), и Харалд, сгорая от стыда перед молодняком, задумчиво и осторожно трёт пунцовое ухо, а Анзорчик (весьма тупое и самовлюблённое существо с пудовыми кулаками) отчитывает его по-отцовски:
– Говориль – нерьвы не играй? Говориль тебе?
И Харалд унижается, не зная, куда деваться от наших взглядов:
– Говорил…
У них произошёл диалог – в умывальнике Анзорчик попросил Харалда принести ему из тумбочки мыло (он всё время всем раздаёт поручения), а дембель-Харалд принял это за шутку, и Анзорчик пять раз смеялся, а потом заехал Харалду так, что Харалд ударился ухом об раковину и испачкал форму в мыльной луже. И Анзорчик искренне возмущается, еле сдерживаясь:
– Или я не говориль тебе?…
Короче говоря, я слегка затосковал.
Я знал наверняка, что тесного знакомства с Анзорчиком мне не избежать. И при своей щуплости я понимал, что моих кулаков на фоне очков явно будет недостаточно.
Я рисовал в фантазиях, как это неминуемо произойдёт.
Я повторюсь, я не лох и не трус. Но как-то я увидел, как чётко и грамотно Анзори ставит левый хук очередному непонятливому, и мне становилось грустно. Я понимал, что у меня мало шансов, и мне нужно начать всё это первым.
При откровенной глупости и никчемности, Анзорчик являл собой образец чопорности, брезгливости и мстительности, всякий раз переспрашивая собеседника, с трудом соглашаясь, что над ним не надсмехаются.
– Чё ты сказаль?… Че ты сейчас сказаль?…
И, прижатый за шиворот в угол очередной «насмешник», не веря своим глазам, тщетно дёргался, пытаясь урезонить взбеленившегося Анзорчика, не ведая, чем он так расстроен:
– Да… Подожди… Ды…
– Чё сказаль?, – переходил на кульминационный перед ударом визг Анзорчик.
У Анзорчика в Поти трёхэтажный дом и свой личный спортзал.
Сами грузины проходят мимо земляка с опаской. Настроение у Анзори меняется стремительно и непредсказуемо.
Только что сидели за столом, мирно беседовали и кушали, и вдруг резкий звук скользящего по полу стула, крики, шум, звон стакана об пол:
– Анзор, да ты подожди…
– Чё ты сказаль?… Чё ты сказаль?!..
– Да ты не понял… Анз…
И уже дубасит Анзори кулаками поверженного, сидя у него на груди.
…Скорее всего, я думаю, спас меня от неминуемой разборки Ваня Бойко. Черниговский пацан.
Тоже весьма интересный кекус.
Худющий, жилистый Ваня, со стороны совсем не впечатлял. Не интересный пацан. Рожа в прыщах. Сутулый и загорелый, Ваня явная деревенщина. На таких обычно катаются. Совершенно безотказный работяга. Шо коняка. Не раз Анзорчик отправлял Ваню с поручением. То одеколон принести «сматри – я понухаю! Эсли на себя побризгал…» То просто «иди, смотри – почтальон приходиль?», и Ваня спокойно и без задней мысли по-свойски «помогал», как и помогал каждому, кто обращался к нему с просьбой. А тут выяснилось, что Анзорчик чем-то остался недоволен, и Ваню схватили за шиворот, но Ваня обеими руками руку отодрал, и Ване обещали «показать», так как пришёл командир роты, и Ване пять раз прошипели «подожди, потом посмотришь!»…
И вот посреди ночи, часа в два, казарма проснулась от тонкого визга…
…Подкравшись к спящему Анзорчику, тощий Ваня осторожно просунул ремень между прутьев спинки изголовья кровати Анзора, обтянул ремнём шею дремлющего боксёра, и, намотав концы ремня на кулаки, упёрся ногами в кровать и стал душить Анзорчика, изо всех сил натягиваясь и краснея.
Пунцовый Анзорчик, мгновенно взбешённый, брыкал ногами, шипел и становился синим, но Ваня, облизывая губы, сипел, натягивая ремни:
– Ещё раз, сука… Ещё только р-раз ты, мразота, ко мне подойдёшь…
Анзорчик беленился, и бился так, что кровать прыгала и ходила ходуном, и пару раз он буквально становился вертикально, вцепившись в ремень, но змей Ваня, маневрируя, словно вожжами, не уступал, хмуро уговаривая:
– Ты меня понял, сука тупая?.. Ты понял меня?.. Угондошу тебя, скот тупорогий!..
Побившись с минуту, придушенный Анзорчик разразился немой молитвой, обливаясь слезами и мелко шлёпая сразу руками и ногами по сетке кровати.
Чуть ослабив хватку, Ваня строго выглянул сверху:
