Лукавые книготорговцы Бата

– И… э-э-э… как скоро это может случиться? – спросила Сьюзен.

– Не знаю, – ответила Вивьен. – Поскольку наша часть карты оторвана от большего целого, то здесь, скорее всего, не все в порядке. Не исключено даже, что сущность, создавшая ее, не может сюда вернуться, хотя тут я, вероятно, принимаю желаемое за действительное. Между этим садом и его владельцем могут существовать и иные связи, не обязательно через карту. Мы еще мало знаем.

– Надо забрать Мерлина и убираться отсюда поскорее! – с чувством произнесла Сьюзен. – Если я, конечно, смогу нарисовать нам другую карту.

– Конечно сможешь, – уверенно сказала Вивьен. – Так, нам сюда. Вот знак Мерлина. И да, нам надо спешить. Зря я позволила любопытству взять надо мной верх.

Несколько минут спустя стрелки на газонах вывели их из лабиринта, и они увидели Мерлина. Он сидел прямо на траве, высоко задрав платье и вытянув перед собой ноги, и поправлял повязку на колене. Он поднял глаза, увидел Сьюзен, и по его лицу скользнула тень удивления.

– Ага, играешь на сочувствии, – едва увидев брата, заявила Вивьен, но сама тут же плюхнулась на колени, чтобы взглянуть на его рану.

Сьюзен и Мерлин смущенно переглянулись. Их отношения сильно осложнил тот разговор, когда Сьюзен заявила, что хочет уделять больше времени учебе, а Мерлин спросил, значит ли это, что они не будут теперь видеться так же часто, как раньше, а она не ответила. Для нее это был сложный вопрос: с одной стороны, она инстинктивно сторонилась и Древнего мира, и самих книготорговцев, чья жизнь и работа были связаны с ним, а с другой – ей совсем не хотелось отталкивать от себя Мерлина.

– Это тебе от тети Сэйри, – сказала Сьюзен, протягивая ему молоток. – И я принесла твою сумку. Красивое платье, жаль, что на нем кровь и все такое. Ты цел?

– Спасибо, – ответил Мерлин, взял молоток и показал на лежавшую в траве булаву из камня и шляпки. – Я тут смастерил кое-что подходящее для защиты от статуй, но молоток, конечно, получше будет. Да, я цел. Это всего лишь царапина от кошачьих когтей.

– Каменных, – заметила Вивьен, глядя на куски каменного кота, разбросанные у входа в лабиринт. – Слюной дегустатора обработал?

– Да, сестрица. – Мерлин посмотрел на Сьюзен. – Не хочу, чтобы ты почувствовала себя незваной гостьей, но, Сьюзен, тебе вовсе не обязательно было приходить сюда. Боюсь, тебе будет слегка не по себе, когда мы начнем выходить отсюда.

– Я – ваш выход отсюда, – ответила Сьюзен. – Я должна нарисовать карту, без которой вы никуда отсюда не сдвинетесь. Мне уже начинать?

– О! – воскликнул Мерлин и взглянул на Вивьен. – Понятно. То есть ты думаешь…

– Да, – твердо произнесла Вивьен. – Именно так я и думаю. У Сьюзен есть связь с местом, врожденная сила и способности к рисованию. Сьюзен, доска и перья в сумке Мерлина. Начинай! Вряд ли у нас много времени.

– Времени? – спросил Мерлин с необычной для него тревогой в голосе. – Ты чувствуешь сущность, связанную с этим местом? Она здесь?

– Пока нет, – ответила Вивьен, озираясь. – Кажется, нет. Будем надеяться, она еще не знает про нас. Но это место долго существовало вне времени, а теперь время втекает в него через карту, открытую в Малом книжном. Как только оно наполнит этот пузырь до предела, он лопнет. И мы вместе с ним.

– И сколько у нас времени?

– Думаю, несколько часов есть, – сказала Вивьен.

– Если сущность нагрянет сюда, нам точно несдобровать! – Мерлин вскочил. – Надо найти защищенное место, где Сьюзен сможет работать. Думаю, вон та башня с часами подойдет. Я все равно хотел на нее взглянуть.

– На нее или на тело в часах? – поинтересовалась Вивьен, глядя на башню.

– На тело, – ответил Мерлин. – По-моему, убийство свежее. По крайней мере, не довоенное. На трупе футболка и джинсы.

Мерлину незачем было уточнять, что его интерес к мертвому телу – не праздное любопытство, а его прямая обязанность. Смысл существования книготорговцев заключался в том, чтобы стеречь Древний мир и защищать людей от злых сущностей и их магии, хотя в иных случаях и наоборот.

Сьюзен впервые внимательно поглядела на башню с часами. Раньше она не замечала там тела, но теперь, когда ей прямо на него указали, увидела, что это не поломанная фигура, а именно труп.

– Если подумать, то молоток неплохо бы взять тебе, Сьюзен. – Мерлин протянул ей инструмент, а себе взял самодельную булаву из камня и шляпки. – Можешь понести мою сумку?

Сьюзен кивнула и подняла с травы сумку. Мерлин пошел вперед, чуточку прихрамывая, Сьюзен и Вивьен последовали за ним на расстоянии нескольких шагов.

– En avant, mes braves[4], – сказала Вивьен и, поймав недоуменные взгляды Мерлина и Сьюзен, пояснила: – Отсылка к «Похоронам викинга». Сегодня утром мы познакомились с констеблем Реном.

И она описала все, что произошло в Малом книжном, начиная с исчезновения Мерлина и до того момента, когда она и Сьюзен покинули магазин, атакованный гаргульями.

– Раз они продолжают нападать, значит сущность все еще там, что хорошо для нас, – сказал Мерлин. – И она очень хочет получить карту.

– А что будет, если гаргульи все-таки ее захватят? – спросила Сьюзен.

– Не захватят, – уверенно заявил Мерлин. – Только не там, где Сэйри, Кэмерон и другие наши.

Они подошли к Египетским воротам, которые действительно оказались закрытыми. Две большие створки из грубо обтесанного камня плотно прилегали друг к другу. На их шероховатой поверхности не было ни ручки, ни замка, ни выступа. Мерлин осторожно стукнул по одной из створок своей булавой из кошачьей головы, но безрезультатно.

– Это же мрамор, да? Везде один и тот же. Лабиринт, розы, кот – все из него.

– И лев в книжном магазине тоже, – добавила Вивьен. – Руби говорит, что это пурбекский мрамор. По-видимому, такой рисунок из ракушек характерен именно для него.

– Мрамор с острова Пурбек, – задумчиво произнес Мерлин, переложил булаву в правую руку, а левой толкнул каменные ворота, но те не шелохнулись. – Край Томаса Гарди. Уэссекс. Не помню, чтобы там обретались какие-то вредоносные сущности из списка. А ты, Вивьен?

– Навскидку не скажу, – ответила Вивьен. – Помнится, на галечной косе жил уэссекский дракон, но он притих еще во времена саксов. Мы бы уже знали, если бы он проснулся. Так что если за этим стоит кто-то с Пурбека, то он очень ловко ускользнул от нашего внимания и никогда даже не попадал в список. Я очень внимательно изучу этот вопрос, когда мы вернемся.

– Вот именно, когда вернемся. Придется лезть через изгородь, – сказал Мерлин. – Ворота наверняка открываются с той стороны.

– Вряд ли, – задумчиво произнесла Вивьен. – Сомневаюсь, что у них вообще есть какой-нибудь механизм. Здешняя сущность обладает властью над камнем, она дает ему способность двигаться, если не жить. Подозреваю, что и ворота открываются и закрываются по ее воле.

Мерлин отступил на шаг и почесал голову под кружевным чепцом. Даже он вспотел под летним солнцем, которое хотя и миновало зенит, но по-прежнему пылало жаром.

– Что ты предлагаешь? – спросил он сестру.

– Я могу попробовать разбудить их, – ответила Вивьен. – Надо приоткрыть всего лишь щелочку, чтобы мы могли либо протиснуться в нее, либо навалиться всем вместе и толкнуть.

Она сняла с правой руки перчатку, приложила светящуюся серебром ладонь к каменным воротам и сделала очень глубокий вдох. Секунд тридцать не происходило ничего, затем с хрустом, похожим на хруст раздавленной яичной скорлупы, посередине ворот пробежала вертикальная щель, и створка под рукой Вивьен задвигалась. Не отрывая ладони, Вивьен последовала за ней – шаг, еще один. Она не толкала камень, а просто шла за ним. Когда щель расширилась настолько, чтобы в нее можно было пролезть, Вивьен отняла руку, выдохнула и натянула перчатку:

– Это было трудно. Я бы не справилась, если бы в камне уже не было искры. Памяти о движении.

Мерлин прошел через щель, держа наготове булаву, за ним Сьюзен, потом Вивьен, которая еще дышала так, словно только что пробежала стометровку.

Они увидели нижнюю часть башни с часами, аллею с геральдическими животными, спускающуюся к озеру, и часть Волчьего леса на востоке, а вот на севере небо сливалось в размытое голубое пятно, гораздо более близкое, чем обычно бывает горизонт.

Пока все было в точности как на карте, не считая одной подробности, которая сразу привлекла их внимание. У подножия башни, прямо под часами, стояла кровать XVII века с балдахином, но без полога. На ней поверх одеяла, свернувшись калачиком, спала старушка. Крошечная старушка, в длинной ночной рубашке из нансука, со множеством оборок и воланов, и в пышном чепце с зелеными лентами, который был в два раза больше ее головы.

Однако Мерлин, бросив взгляд на старую даму, гораздо больше заинтересовался статуями. Он следил за ними так пристально, словно ждал, что они вот-вот спрыгнут со своих постаментов и набросятся на незваных гостей.

– Статуи тоже серо-белые, – сказал он. – Снова пурбекский мрамор.

– Но сделаны плохо, – критически заметила Сьюзен. – У них же нарушены пропорции. Ноги или слишком длинные, или слишком короткие, а вон у того слишком большая голова.

– Какая разница, нападут на нас статуи высокой эстетической ценности или не очень? Драться-то все равно придется, – ответил Мерлин.

– Меня сейчас беспокоят не статуи, – сказала Вивьен. – Этой пожилой дамы нет на карте, но, по-моему, она не сущность… Все это очень странно.

– И тут дико жарко, – добавила Сьюзен и, чтобы промокнуть пот, провела лбом по полушубку, который теперь висел у нее на плече. Не помогло. – Здесь как в наглухо закрытой теплице. Воздуха не хватает.

– Если подумать, то запас воздуха здесь может быть ограничен, – задумчиво произнесла Вивьен. – Еще одна причина убраться отсюда как можно скорее.

– Тогда в башню, – сказал Мерлин. – Чтобы Сьюзен могла начать рисовать. А по пути заглянем к старушке.

И он пошел к башне, а девушки – за ним. Только теперь все двигались быстрее, как будто мысль о том, что здесь не хватает воздуха, гнала их вперед.

Кровать стояла в паре футов от входа в башню. Дверь была не каменной, а дубовой, но тяжелой, с массивной замочной скважиной из железа. Мерлин быстро обошел башню кругом, чтобы убедиться, что вход только один, а Вивьен приблизилась к кровати. Сьюзен шагнула за ней.

Сначала она думала, что старушка мертва, но при ближайшем рассмотрении это оказалось не так. Ее грудь медленно поднималась и опускалась, а губы слегка подрагивали. Она просто спала, и очень крепко.

– Не трогай кровать и то, что на ней, – предупредила Вивьен и протянула к спящей правую руку; ее большой палец задергался так, словно через него пропускали ток. – Она и есть центр этого места.

– Что, кровать? – не поняла Сьюзен.

– Женщина на кровати, – ответила Вивьен и, глубоко вдохнув, застыла на месте; ее большой палец замер.

Из-за угла башни появился Мерлин.

– Дверь только одна, – сообщил он. – И циферблат тоже, что необычно. Окон тоже нет, только эта арка под циферблатом, с трупом вместо фигуры.

– Вивьен говорит, что эта женщина – центр всего, что тут есть, – сказала Сьюзен.

– Спящая красавица, – отреагировал Мерлин. – Сад слишком ухожен для такого сюжета, хотя если приглядеться, то в нем определенно присутствует некий терновый мотив.

– Дама старовата для такого сюжета, – с сомнением произнесла Сьюзен.

Старушке на кровати было на вид лет семьдесят, а то и больше. Когда-то она была явно недурна собой, хотя Сьюзен видела только часть ее лица из-за огромного чепца и массивной подушки из гусиного пера, в которой тонула голова старой дамы. Еще две такие же подушки лежали рядом.

– Я бы не стал так уж полагаться на достоверность той истории, которую все мы читали в детстве, – сказал Мерлин. – Дайте-ка я открою дверь.

Он взял у Сьюзен сумку и, прихрамывая, пошел к башне.

Вивьен выдохнула, достала фотоаппарат и защелкала им, снимая на фото кровать, старушку на ней, циферблат башенных часов, труп в арке под ними и аллею статуй. Одновременно она разговаривала со Сьюзен:

– Волшебные сказки часто содержат крайне запутанный пересказ реальных событий, которые происходили на самом деле, только в Древнем мире. Но здесь, как мне кажется, все наоборот. Древний владыка создал это место, подражая какой-то истории. Возможно, какой-то сказке Перро, хотя я склоняюсь к тому, что, скорее, братьев Гримм. По крайней мере, сад точно уже существовал в первой четверти девятнадцатого века, так что это возможно. Если его автор читал первое немецкое издание сказок, то есть «Детские и домашние сказки» тысяча восемьсот двенадцатого года…

– Но зачем? – перебила ее Сьюзен, опасаясь, как бы рассказ об изданиях братьев Гримм не затянулся. – И кто эта старушка?

– Я не знаю, кто она, но знаю одно: она во многом похожа на тебя, – сказала Вивьен. – Тоже очень редкая личность.

– Чем это она может быть похожа на меня? – удивилась Сьюзен.

– Тоже дочь смертного и Древнего владыки.

– О! – равнодушно произнесла Сьюзен. – А почему она спит?

– Не знаю, – ответила Вивьен, убирая фотоаппарат и хмурясь. – С ней что-то не так. Физически. Я имею в виду какой-то скрытый недуг. Возможно, рак. А еще она намного старше, чем кажется, лет по крайней мере на сто. То есть ей было по меньшей мере сто лет, когда ее усыпили. С той поры она не состарилась ни на день, потому что время здесь не шло. То есть все это место было изъято из времени ради нее одной. Труд просто титанический, и центр его приложения – она одна. Причем выброс энергии продолжается веками, и это вызывает у меня большую тревогу.

– У меня тоже, – подал голос Мерлин, который ковырялся в дверном замке с помощью хитроумного приспособления, сделанного из проволочной вешалки для одежды, одной из тех, что лежали у него в сумке. – Чем скорее мы отсюда выберемся, тем лучше. У меня почти получилось. Еще чуть-чуть… Готово!

Замок щелкнул, дверь отворилась со скрипом.

Его услышали все, включая старушку. Она открыла глаза и села в кровати. Сьюзен отскочила от нее, но Вивьен не двинулась с места.

– Мама! – позвала старушка, протягивая руки; ее сонный взгляд упал на Вивьен и сразу стал тревожным. – Ой! Кто ты? Мама!!! – завопила она так, что эхо отозвалось отовсюду сразу, словно синева над их головами была не небом, а очень высоким потолком, как в оперном театре.

Вопль сменился паузой, тоже совершенно театральной, какая бывает в разгаре представления, когда публика затаив дыхание ждет продолжения действия.

И продолжение наступило. С востока, где Волчий лес исчезал за размытым горизонтом, донесся вой. То выл свирепый ветер – от его ледяного дыхания трепетали ветки, сыпались листья. Ветер пронесся по аллее, взъерошил живую изгородь в саду вокруг лабиринта, завыл рядом с башней, но ни кровать, ни ее древнюю обитательницу не тронул, так что Сьюзен, Вивьен и Мерлин тоже не пострадали.

– Мама, – повторила довольная старушка, но она имела в виду не ветер.

Порыв зимнего ветра принес с собой пыль и туман, которые, уплотнившись, сложились в огромную руку. Каждый ее палец был размером с башню. Скользнув над верхушками деревьев, стремительная, точно ветер, рука закрыла собой восток.

– Внутрь! – крикнул Мерлин, настежь распахнул дверь и втолкнул в башню Вивьен, а потом Сьюзен.

На пороге они оглянулись и увидели, как рука опустилась и каждый ее палец коснулся статуи на аллее. При прикосновении камень втянул в себя пальцы из пыли, и через секунду руки не стало.

Мгновение спустя пять статуй на аллее вздрогнули, повернулись в сторону башни и сошли со своих постаментов. Ближе всех к башне был гиппалектрион, ужасно похожий на пегаса, с которым что-то пошло не так. Спереди это был конь, но круп имел петушиный, с соответствующим хвостом, с четырехпалыми лапами со шпорами и крыльями, как у курицы. За ним шел лев, довольно обычного вида, только очень крупный, с неправильными лапами, будто создававший его скульптор никогда не видел живого льва. За первыми двумя статуями следовал поразительно уродливый ипотрилл – существо с головой кабана и туловищем верблюда. При этом у него были клыки, огромные, как серпы, непропорционально высокий и узкий горб, ноги быка, а длинный чешуйчатый хвост завершался жалом размером со штык-нож времен Первой мировой. За ипотриллом скакал единорог, тоже с нарушенными пропорциями: его голова все время клонилась вперед из-за длиннющего рога; за единорогом бежал писмайр – по сути, гигантский муравей, только с короной на голове, а его непомерно длинные лапы имели лишний сустав.

– Тот, у которого крылья, ведь летает? – уточнила Сьюзен.

– Они хотя и ожили, но все же остались каменными, – ответил Мерлин, с усилием закрывая за ними дверь. Наконец она захлопнулась, и они остались в темноте. – Так что вряд ли. Идите наверх, я хочу заклинить эту дверь.

– Ты иди, – сказала брату Вивьен. – А я укреплю ее так, что и клина не надо будет.

– Ладно, Гэндальф, – бросил Мерлин. – Держи дверь. Сьюзен, пошли наверх, будешь рисовать там.

– Я ничего не вижу, – заявила Сьюзен почти спокойным голосом. – Так что рисовать вряд ли получится.

– Правда? – удивился Мерлин. – А я думал, ты видишь в…

– А я вот не вижу! – огрызнулась Сьюзен.

– Извини, – произнес Мерлин.

Книготорговцы хорошо видели в темноте. Они проводили там много времени. Сьюзен услышала, как он роется в своей сумке.

– У меня есть свеча. Ну-ка, Вив, зажги.

Вивьен сделала короткий вдох и дунула на свечу; из ее рта вылетела искра. На фитиле сразу заплясал высокий язычок пламени, жутко завоняло ванилью и корицей – запахи, приятные сами по себе, но вместе превратившиеся в род химического оружия. Свеча была большая, размером с бутылку джина, и на ней повторялся рисунок в виде сердечка.

– Черт возьми, Мерлин! – воскликнула Вивьен, кашляя и отступая назад. – Что за вонища?

– Это чей-то подарок, – защищаясь, сказал Мерлин. – Ей сто лет в обед.

Он отдал свечу Сьюзен, и та взяла ее, отвернувшись, чтобы запах не бил прямо в нос. Вивьен откашлялась, снова набрала воздух в легкие и приложила к двери правую руку. Только она это сделала, как в дверь с размаху ударили снаружи, да так, что содрогнулась вся башня.

– Наверх! – приказал Мерлин. – Бегом!

Сьюзен побежала к лестнице и полезла по ней наверх, гоня от себя прочь мысль о том, как некстати Мерлин назвал Вивьен Гэндальфом. В ее мозгу металась одна мысль: «Мы не выберемся!» Так и случится, если она не нарисует нужную им карту, а она очень сомневалась, что у нее получится, а тут еще башня трясется, и дверь внизу стонет и трещит, и Мерлин пыхтит у нее за спиной, подгоняя наверх.

Глава 6

Где-то, когда-то и где-то еще

Статуя. Именно Пигмалион полюбил статую, которую изваял сам.

Сьюзен споткнулась на верхней ступеньке лестницы, ведущей на следующий этаж, и остановилась. Мерлину, чтобы не налететь на нее, пришлось опереться о стену.

– Сьюзен! Чего ты встала, беги!

Но Сьюзен лишь подняла свечу повыше и сделала шаг в сторону, пропуская Мерлина вперед. Потолок здесь был намного ниже, чем на первом этаже, лестница заканчивалась, а на следующий этаж можно было попасть только через открытый люк в углу. Освещалось помещение тусклой свечой, которая горела в руках у Сьюзен.

Но и этого света было достаточно, чтобы увидеть тела, сложенные в центре. Три ряда, в каждом по восемь тел, средний ряд выложен перпендикулярно двум другим. Все тела принадлежали молодым людям обоих полов и удивительно хорошо сохранились, хотя по их бледным лицам и окоченению, не говоря уже о том, что людей сложили тут, как дрова, было ясно, что они умерли, а не спят, как старуха внизу, хотя на них и не было никаких ран.

На телах нижнего ряда была одежда георгианской эпохи, две женщины даже в шляпках, завязанных лентами под подбородком. Лежащие с краю в среднем ряду тоже были в одежде георгианской эпохи, но ближе к середине появлялись викторианские сюртуки и платья, которые переходили в верхний ряд. Среди мертвецов попадались и военные: один в алом мундире, двое в форме хаки времен Первой мировой и еще один полицейский 1920-х годов.

Тела в верхнем ряду появились здесь позднее: женщина в военно-морской форме времен Второй мировой, «крапивник»[5]; другая, помоложе, в унылом платье из тех, какие в конце сороковых выдавали по карточкам; тедди-бой в чем-то похожем на костюм «зут» и в одном ботинке, замшевом крипере.

Рядом с тремя аккуратными рядами трупов лежало еще тело – начало новой «поленницы». Хиппи, дитя цветов, в летнем платье-варенке оранжевого и небесно-голубого цветов, босая, обе руки покрыты символами, кое-как нарисованными хной, а в стиснутом кулачке что-то вроде огромной игральной карты.

Снизу донесся еще один удар, и башня снова вздрогнула.

– Быстрее! Наверх! – скомандовал Мерлин, обращаясь к Сьюзен. – Начинай рисовать. Этим людям мы уже ничем не поможем. Дай мне молоток.

Сьюзен вышла из оцепенения и протянула молоток Мерлину. Он сунул его в сумку и бросился к приставной лестнице. Сьюзен полезла за ним. Карабкаться по лестнице, хватаясь одной рукой за ступеньки, а другой держа горящую свечу, было ужасно неудобно. В какой-то момент Сьюзен едва не уронила свечу, но все же справилась и скоро оказалась на следующем этаже. Там тоже был низкий потолок, а еще сводчатый проем, где на столбе висел труп с ирокезом на голове. Через этот проем внутрь струился солнечный свет. Рельсы на полу и разбросанные зубчатые колеса свидетельствовали о том, что когда-то здесь были настоящие часы с безобидным механизмом, который запускал движение кукол под бой часов, но их убрали, чтобы освободить место для ужасающей демонстрации мертвого тела.

В углу была еще лестница, но Сьюзен не обратила на нее внимания. Ей нужен был свет. Не глядя на мертвого панка на столбе, она подошла к арке и, поджав под себя ноги, села на освещенное место. От нее до края стены было не меньше фута, поэтому она не видела, что творится снаружи, а только слышала. Судя по глухим ударам, от которых вздрагивала время от времени башня, статуи по очереди бросались на дверь, но одолеть сопротивление Вивьен не могли. Дверь трещала, но ни внезапного грохота, ни гулкого топота, который наверняка раздался бы, если бы пять каменных статуй ворвались в башню, пока не было.

– Мне нужны перья и доска, – сказала Сьюзен, оглядываясь.

Но из люка вылез не Мерлин, а Вивьен с его сумкой. Подбежав к Сьюзен, она бросила сумку на пол, открыла и сразу протянула Сьюзен толстую черную доску и две перьевые авторучки: «Уотерман Ле Ман Рапсодия Кэвиар» и «Пайлот Ф Милано». Сьюзен сняла с них колпачки и почиркала обеими по краю доски, чтобы посмотреть, как они пишут.

– Где Мерлин? – спросила она, закрыла колпачком ручку «Уотерман» и убрала ее в карман для карандашей своей спецовки, выбрав «Пайлот», так как им было удобнее рисовать.

– Через секунду будет здесь, – ответила Вивьен. – Не беспокойся. Думай о рисунке и о месте, почувствуй свою связь с ним. Я тебе помогу. Я могу… э-э-э… блокировать любые лишние мысли. Мерлин защищает нас. Так что выброси из головы все, что не относится к делу.

– Попробую, – сказала Сьюзен.

Она склонила голову, посмотрела на черную доску, провела на ней четыре строгие линии так, чтобы получилась рамка, и начала старательно, во всех деталях, воспроизводить картинку, которая возникла у нее в голове. Это было изображение самого безопасного места, какое она знала в жизни. Стоило Сьюзен начать его вспоминать, как на нее буквально нахлынули звуки, запахи и даже тактильные ощущения – все, что делало это место именно таким, каким оно было. Она едва услышала, как Вивьен сделала вдох, и едва заметила, как та сжала ее плечо: просто мир вокруг как бы перестал существовать. Сьюзен больше не волновал грохот сокрушаемой внизу двери, она не чувствовала, как печет солнце, и не видела ничего, кроме черной доски, серебряных чернил и того места, которое рисовала душой и сердцем.

Сьюзен не заметила, как выскочил из люка Мерлин, как лег на пол и, свесившись вниз, левой рукой сломал четыре верхние перекладины, с нечеловеческой легкостью круша толстые дубовые доски, хотя даже ему это давалось не без труда. Покончив с ними, он подбежал к сумке, выхватил из него «смитон» и, держась за столб, на котором висел мертвец с ирокезом, высунулся наружу и быстро выстрелил вниз шесть раз подряд. Стрельба, видимо, не дала того результата, на который он надеялся, потому что Мерлин, стремительно перезарядив револьвер, больше не стал стрелять, а сунул его обратно в сумку. Немного поразмыслив, за что схватиться – за импровизированную булаву или за инструмент каменщика, – он выбрал молоток.

В ту же секунду страшный грохот внизу возвестил о том, что статуи прорвались. Вивьен удалось придать двери такую же прочность, которой обладал камень вокруг нее, так что она как бы стала частью стены, но статуи бились в нее так упорно, что в конце концов проломили и стену. Стреляя в них, Мерлин заметил, что большинство статуй тоже пострадали, потеряв рога, конечности и части своих мифологических тел. Единорог вообще вышел из строя – его голова лопнула пополам, но Древний владыка просто оживил ближайшую к башне статую, и теперь к ним неуклюже приближался жаждущий драки минотавр. В руках он держал каменный боевой топор, что делало его опаснее других статуй.