Деревенская драма

Одна из вдов (вздыхая). Видно, больше людей хочет быть…

Ирина (кланяется в землю). Пожалейте, старики…

Голос. Мы тебя пожалеем, а нас кто пожалеет?

Ирина. Отсрочку хоть дайте.

Голос. Пока проешь все?

Староста. Чего пустое толковать? Все равно не миновать тебе Христовым именем кормиться. Баба, кажись, умная, а лезешь. Не видишь: мир. Чать, слыхала же присказку: мир что волк – что в пасть попало, то говори пропало… Чего мучить-то себя да дуру валять без толку?

Ирина встает.

Андрей (наклоняясь к Ирине). Урядник тебя что-то кличет.

Ирина (упавшим голосом). Ой, батюшки! Где?

Андрей. В избе у меня. А ты иди, не бойся.

Ирина (замирая). Ох, боюсь…

Толпа смотрит на нее во все глаза, Ирина медленно, с опущенной головой уходит. Входят Федор, Матрена с тремя подростками: двое мальчиков, меньшая – девочка.

Матрена (бодрясь, весело). Ну, старики, прощайте, лихом не поминайте. (Низко кланяется.)

Голос. Ты куда?

Матрена. Да вот в город… У пустого пойла, пожалуй, стой, – зима придет и одежонки теплой нет, чтобы хоть Христовым именем кормиться… Только пухнуть в избе с голоду и останется.

Голос. А в городе лучше?

Матрена. Там что бог даст… Народу там все-таки побольше здешнего, да и не землей одной кормятся… Там и кузнецы и столяры и мало ли там всяких заведений – может, и разберут, Христа ради, ребят-то, а сама стряпкой там, что ли, – бог не без милости, проживем как-нибудь…

Голос. Не робкая же ты… Мужику и то страшно подумать, как от земли оторваться, а на вон тебе: баба, да трое ребятишек…

Матрена. Вам, старики, оторваться еще надо от земли, а меня вы, спасибо, оторвали уж… С голоду моя храбрость. Нечего больше терять. Бывало, покойник мой говорил: «Вот, Матрена, полторы тыщи выкупных уж уплатил». Думала тогда – хоть и бьет, хоть и в грош не ставит меня мой богоданный, да деткам будет хорошо. И жнет, бывало, Матрена, не разгибая спины… В волчью пасть пала работа Матрены. Не обессудьте, старички, – старосты нашего умное слово, – примите же, Христа ради, и мою работу, хоть работой на людей и дошла до того, что деток, пожалуй, живых в могилу клади. (Вытирает слезы.)

Голос. А вот вырастут, – приводи их и получат, опять свою долю.

Матрена (весело). Нет уж, старички, так надеюсь, что в ловушку вашу не попадут мои детки: бог не без милости, научатся свой собственный хлеб есть – такой, что и детям своим передадут… В мещане выпишусь, буду как люди: что мое – мое, а не так: твое – мое, а мое не твое. Теперь я на полторы тысячи какую бы лавчонку открыла, а так… ни мне (машет рукой) да и ни вам, старики… хоть и кормитесь вы нами, сиротами да вдовами, да, видно, не мимо же: на чужом горе тоже далеко не уедешь. Не обессудьте: простите, Христа ради… Кланяйтесь, детки…

Кланяются земными поклонами.

Староста. Уходи с богом, да вот забрала бы и этих… (Указывает на вдов.) Еще десятка четыре тебе прикинули бы добра всякого…

Аким (вздыхает). Подсыпали бы!

Матрена (добродушно). А может, и сами придут, как с цепи оборвутся, как я…

Торговец (смеется). Ну и баба!

Староста (машет рукой, весело). Беды! Вот так один попадись к ним – как в крапиву… (Смеется.)

Смех в толпе.

Голоса. Осы настоящие…

– Или вот как вороны на ястреба в небе накинутся: и в голову и так и сяк норовят его…

– И без порошка засушат…

Торговец. Какого порошка?

Староста. А вот белого, что крыс морят… Это у них первая мода: в три месяца высушат и в гроб уложат.

Баба (с изможденным лицом, поводит страшными глазами, замогильным голосом). А иначе как с вашим братом?

Староста (торговцу). Слышь, каркает?

Дарья (Матрене). Господи, господи, и как это ты с малыми ребятами, да еще на зиму глядя, пойдешь?..

Матрена (вытирая слезы). О-о, милостив бог… Дядя Федор до города доведет… Айда, детки, айда, милые! (Идет и плачет.)

Бабы, вдовы идут за ней и тоже плачут, иные громко причитают.

Федор (идет последний, осторожно, точно боится раздавить кого-нибудь, кланяясь на ходу на все стороны). Простите, Христа ради…

Староста (добродушно, подросткам). Да вот и этих стрекулистов бы забрала… Брысь, проклятые!

Те весело отскакивают.

Пух над губой не показался еще, а уж цигарки, да водка, да Аленки из ума не идут… Дай срок, всем вам, как Никитке, один конец будет – будете с портняжками гнить по тюрьмам да вшей там кормить…

Торговец. Ну что ж, староста, пора бы и за дело – время идет…

Староста. Что дело? Дело не медведь – в лес не уйдет… Вишь парша всякая одолевает… И дела не делаем, а время идет… Тьфу ты! Вот и еще нелегкая несет.

Входит письмоводитель, за ним парень с четвертной бутылью водки и стаканом. Проходят Нефед с Настей. Настя невеселая, равнодушная.

Андрей (проходя из своей избы, Нефеду). Подь-ка сюда на часок… (Поворачивается назад и ведет Нефеда к своей избе.)

Настя некоторое время стоит и машинально идет за ними. Письмоводитель, подходя, здоровается за руку с торговцем.

Письмоводитель. Антону Павлычу!

Торговец (радостно). Николаю Иванычу!

Трясут за руку друг друга.

Марья Ивановна?

Письмоводитель. Благодарим вас! Анфиса Семеновна?

Торговец. Благодарю вас! Детки? Сроднички?

Письмоводитель. Слава богу, все живы, здоровы… Ваши как?

Торговец. Что им делается? Жуют хлеб. Напасай только…

Письмоводитель. Ехать назад будете – загляните.

Торговец. Всенепременно.

Письмоводитель (с достоинством, крестьянам). Вот, старики, на помочь в воскресенье звать вас велено. Вот и по стаканчику велено вам поднести, если согласны, так сейчас, что ли?

Староста. Согласны-то уж согласны – куда денутся? Вот только чего: водку-то уж сразу всю бы пить… Мы вот чего… живой рукой кончим дела, а пока что вы айдате ко мне в избу да накажите там бабе самоварчик согреть, а тут и мы поспеем – глядишь, и с купцом за новое дело бутылочку раздавим красненькой.

Письмоводитель. Ладно.

Письмоводитель с парнем уходят.

Торговец. Ну поскорея.

Староста. Вот еще последний.

Входит Антон.

(Тихо, одному крестьянину.) Беги к Андрею – скажи: пришел…

Антон (кланяется сходу). Надумал я, старики, на-вовсе у вас в селе остаться…

Толпа угрюмо молчит.

Староста. Ну что ж? Навовсе так навовсе…

Антон. Кажись, я миру ничем не согрубил… Что там со Степаном да с его родней было, то и поминать нечего – прошло и прахом замело…

Староста. Видно, этак: концы все в воду.

Антон. Я хочу, старики, к вашему обществу приписаться. Если насчет водки, так я, сколько мир велит…

Староста (вздыхая). В водке-то хоть купайся.

Раздраженный резкий голос. Так неужли так за водку все и продавать? Неужто и вовсе правды нет на земле?.. Что уж это? Кого хотим принимать к себе, старики?!

Староста (расставив ноги, сложив руки, говорящему). Вот дурак…

Голос. Почему дурак? Сам ты дурак.

Староста. Я-то, знамо, дурак, что с такими дураками связался…

Голос (возражавшему). А ты дай срок, помолчи.

Староста. Дай человеку сказать слово: пожалуйста, дай, – а там хоть до ночи ругайся.

Антон. Хочу я, старики, верой и правдой вам служить. Бога вам в свидетели зову… Заслужу я перед вами.

За спиной Антона появляется урядник.

Будете за мной как за каменной горой – все плутни и шашни, какими мир за нос водят, знаю я, а мне ничего не надо… Грехи только зажить хочу.

Урядник. Ты, что ль, Антон Лесогубов?

Антон (поворачивается, надменно). Ну хоть и мы?

Урядник. Да вот обвинение против тебя, что убил Степана Шиповалова.

Антон (мрачно, помолчав). Еще что?

Урядник. Ну полно, – все ведь уж повинились.

Антон. Ладно, ври другому…

Урядник (пожимает плечами, кричит). Эй, там, ведите их сюда.

Входят с путами на руках и ногах Ирина, Настя, Нефед.

Антон. Ну? Чего они наврали тебе?

Ирина (Антону). Ох ты господи! (Показывает на урядника.) Ведь он же сам запутал меня – сказал, что во всем ты повинился…

Антон (презрительно, Нефеду). Ну те – бабы, дуры, а ты-то…

Нефед. Так ведь я что? (Показывает на Настю.) Она сама все и выложила.

Настя. А мне что здесь, в этом пекле, одной, что ль, оставаться? Нефедку запутали в Иринино дело. (Показывает на урядника.) Он Нефедке бат: «Сошлют тебя». А я и пытаю его: а меня? А он: «А тебя-то за что?» Я и сказала про свое дело.

Ирина (Антону, показывая на урядника). Они говорят, что за полное признание только на поселение – всех вместе и погонят нас.

Антон (дико оглядывается). О, дуры… И поселения-то нынче никакого нет: каждому из вас в своей яме гнить доведется, а то на Сахалине за душегубцев опять силком замуж повыдают, – только и видели друг дружку.

Настя (с воплем). Нефедушка! О-ой! Так вот оно какое мое пришло царство…

Антон (показывает на урядника). Он, дрянь, вам врет все…

Урядник. Ладно: хватайте его!

Несколько человек – Андрей, Аким и другие – бросаются сзади на Антона.

Антон (делает энергичное движение, вырывается, в руке его нож). Прочь, шушера проклятая! (Медленно оглядываясь.) Жил как хотел и умру как хочу. Оставайся, кому не надоело! (Быстрым движением перерезывает себе горло и падает.)

Ирина с воплем закрывает себе лицо руками. Настя дико смотрит.

Любуша (круто поворачивается к своей избе). Бабушка?! (Опрометью бежит с воплем.) Зарезался… (Не добегая до избы, падает.)

Бабушка (выскакивает из избы, бросается к ней). Дитятко?!

Юродивый озабоченно пробирается к трупу.

Занавес

Сноски

1

скандал (обл.).