Жертва. Первый том

Ганва Равиэрэ

Жертва. Первый том

Пролог

Жизнь иногда бьёт нас, это, конечно, очень неприятно,

но придёт день, когда ты поймёшь,

что ты не жертва, а боец,

что справишься со всеми своими бедами.

«Холм одного дерева (One Tree Hill)»

Брук Дэвис

В клане1 Раоки рождение принцессы Ганвы должно было принести

чувство легкости и неслыханной радости. Но когда королева Элизабет впервые увидела дочь – ребёнка с волосами белее снега и глазами, пылающими, как закат, стало ясно, что от её не стоит ждать нежностей.

Королевская кровь? Да. Но в жилах Ганвы текла иная сила, чужая для

её родителей – Генриха, чей редкий взор на Ганву был ледяным, и Элизабет, чья любовь тонула в ужасе.

Ганва росла колючей в роскоши дворца. Она не доверяла

никому, отшатывалась от прикосновений, а в её оранжевых глазах читался вызов. Её мечты были кощунством: не трон, не богатство, а… что-то невысказанное и опасное. Мать пыталась задарить ее шёлками и лаской, но Ганве не нужны были подарки. Ей нужна была сила.

Падала ли она? Не раз. Но каждый раз поднималась, стиснув зубы, с

ещё большей яростью. Она была грозой в облике принцессы. Но никто в Раоки даже не подозревал о том, какой огонь разожжет в Ганве Секта Тени.

Глава 1. Путь атакующего

Разве вся моя жизнь не была подготовкой к защите?

Сократ

I

Ночь. Природа ожила. И первым делом решила она взыграться: ливень, гроза и гром. Она чувствовала. Она видела, что произошло… Оттого и горько плачет ливнем. Глаза её сверкают грозой сострадания.

Она проклинает громом тех, кто сотворил ужаснейшую вещь и сделал непоправимое с тем, кто беззащитен.

Кто это свершил?

Над кем надругались?..

Ливень проникал даже в лес, несмотря на то, что тот был невероятно густым. Сильнее того беспокойного ливня не видели никогда раньше в клане Раоки. Всюду был слышен его безудержный рёв.

А лес тот был густой настолько, что только мрачные деревья и были видны: ни неба, ни земли. Корни сами становятся землёй, голые ветви – небом, а стволы – это серые мёртвые стены. Всё это создаёт коридор, ведущий в неизвестность.

По этому коридору еле-еле, качаясь из стороны в сторону, идёт Ганва…

– А-а-а! – стонешь ты, крича от боли невыносимой.

Ганва, ты вся дрожишь от холода, от слёз природы, от темноты ночной, от того ужасного, что приключилось с тобой. Одежда же твоя разорвана в клочья, видно, раньше это было платье, до того, как…

– Д-да разве я это заслужила?! А-а-а! Почему? Ну почему? ЗА ЧТО?!

Какая твоя стезя? Полна страданиями она. Твой путь был предначертан самой судьбою, что избрала тебя жертвой, ибо истинно это: не быть тебе хищником в мире страдающих.

Дитё, невинное ты существо. Но оскорблённое и поруганное.

И презренна ты для хозяина своего – Всевышнего. Отрёкся он от тебя, оставил на съедение дьяволам Тёмным. Так будь же вечным мучеником в лапах Темноты… Ты уже поняла, Ганва: Света нет. Так закрой глаза свои. Нет смысла дальше продолжать идти, смотреть в этот коридор неизвестности.

Ты уже окутана этим бессилием…

– Я-я так больше н-не могу, не могу, не могу! – сказано тобою с диким рёвом, и ты теряешь сознание. – Не могу…

Беспомощность повалила ее, и она упала замертво.

Смерть и правда была к ней близка как никогда. Пусть отдохнёт на холодной сырой земле после Ада, проведённого Сектой Тени. Ада, что сжигает рассудок…

II

Только через три дня после этого события Ганва пришла в себя. Она очнулась в неизвестном ей месте – в какой-то богато обставленной комнате, где она лежала в постели.

– А? А-а-а… Где… где это я? Что это… з-за место? – дрожащим голосом, полным недоумения, проронила она.

Вдруг в комнату вошёл мужчина. Увидев, что Ганва открыла свои глазки, он весь засветился от радости и мигом подбежал к ней.

– Ганва, Ганвочка! Наконец-то ты пришла в себя! Чудо ты моё! – улыбаясь и сияя от счастья, воскликнул мужчина.

– …

Мужчина хотел обнять Ганву, он был вне себя от радости. Его глаза были полны искреннего счастья, ведь она наконец-то очнулась после трёхдневного сна. Но Ганва в его объятиях озверела:

– Хватит! Хватит! Х-ХВАТИТ! – задыхаясь от душевной боли и плача, закричала Ганва. – ч-что вы делаете! Отстаньте! Мне больно! БОЛЬНО!

– Ганва… – с волнением и грустью произнёс мужчина её имя. Ганва отодвинулась от него подальше, на другой конец кровати, глаза её горели чрезвычайной недоверчивостью. Она прижала к себе одеяло, как будто пытаясь защититься им от незнакомца. Её сердце так бешено колотилось, что казалось, оно вот-вот выскочит из груди, а дыхание было таким частым, будто бы она весь день бежала что есть мочи, не останавливаясь ни на секунду. Её трясло. Слёзы то и дело скатывались по бледным щекам. Она вспомнила, что произошло с ней, и от этого ей стало тошно и страшно. Ужас охватил её с ног до головы.

– А-а-а-ах-ах! – тяжело дышала Ганва.

Мужчина посмотрел на неё своими уже ставшими грустными глазами, но при этом он слегка улыбнулся.

– Я понимаю… Тебе сейчас тяжело, как никогда ранее. В ту ночь я не спал. Меня тревожило некое чувство… Чувство, что пробирает до жути. Чувство холода и одновременно неутихающей ярости. И вдруг в мыслях моих стали появляться фразы: «С Ганвой беда приключилась», «Она сейчас испытывает эти эмоции». Я не вижу тебя, но зато думаю о тебе много и часто. Я как во сне выбежал из дома и кинулся вглубь леса. Там я нашёл тебя, лежащую, словно мёртвая… Я сделал всё для твоего спасения, всё… – сказал мужчина с тоской и болью во взгляде. – Я тебя практически не видел никогда, Ганвочка. Мне тебя не показывали… Как же я рад, рад просто увидеть твоё личико, ты бы знала, Ганва, – пересиливая внутреннее отчаянье, заулыбался он.

– К-кто ты… К-кто т-ты такой? – дрожащим голосом спросила Ганва.

Незнакомец надолго задумался и наконец дал ей ответ:

– Я твой… дядя… Да, так будет лучше всего. А зовут меня Гавриил! Дядя Гавриил, получается, – улыбаясь, добавил мужчина.

– Дядя Гавриил…

Гавриил, на удивление, был очень похож на Ганву: такие же пламенные, оранжевые глаза, тот же светлый, почти белый, цвет волос, они также, как и у неё, растрёпаны. Только у него волосы были немного кудрявее. То же лицо, но обладающее более грубыми, мужественными чертами. Кажется, этих двоих действительно что-то связывает, но что – мы пока не знаем…

Дядя Гавриил, собираясь уходить, хотел погладить Ганву по голове, но он только успел чуть-чуть дотронуться до её волос, как девочка сразу же снова отодвинулась от него.

– Понятно… – расстроено проронил дядя Гавриил.

– …

– Ладно, Ганва, скоро увидимся. Я пошёл… А ты пока отдыхай, Ганвочка. До встречи! – улыбаясь, сказал он.

– Д-до встречи… – тихо ответила ему Ганва.

III

Прошло две недели с момента первой встречи Гавриила и Ганвы.

Ганве стало намного лучше. Она уже могла спокойно встать и пойти куда только вздумается, ей было дозволено всё. Но она всё равно сидела в своей комнате с утра до ночи.

Стоял не знойный, тёплый день. Лазурное прогретое небо с пышными облаками, освещенными лучами солнца, создавал она душе спокойствие и умиротворение.

«В такой чудесный день хорошо было бы погулять. Может, Ганва захочет пройтись вместе со мной. Надеюсь, мы отлично проведём время и… возможно, после прогулки она станет больше мне доверять. Хочу, чтобы она хотя бы могла идти со мной за руку… Хотя бы это… Только об этом и мечтаю. Пока время не истекло, ведь уже завтра нам придётся расстаться. Вряд ли ещё когда-нибудь у меня появится возможность… Время, чтобы стать с ней ближе. Поэтому я сделаю всё, чтобы сегодня же она начала мне немного доверять!» – всё раздумывал и раздумывал дядя Гавриил.

Дядя нашей героини так и сделал, он позвал её прогуляться вместе с ним. Ганва долго колебалась, но всё же решилась на этот шаг, говоря себе: «Всё же он мой дядя… родной человек, так почему же я не могу пойти с ним погулять?»

И вот они вышли из дома. Светло-зелёные кроны деревьев укрывали Гавриила и Ганву от яркого солнечного света. Лишь изредка крохотные лучики пробивались сквозь густую листву, чтобы упасть на еле прогретую землю. В этом когда-то страшном сером коридоре стало так уютно и прохладно. Теперь и не поверишь в то, что тут было так угрюмо и мёртво…

А наши герои тем временем уже начали своё общение. Ганва, правда, отвечала неохотно и односложно, она вообще не хотела тогда разговаривать. Ей это давалось тяжело. Гавриил это понимал, но он не хотел, чтобы девочка закрылась и от него, и от других насовсем. Поначалу он вёл с ней беседу на легкие, незатейливые темы, но вскоре они переросли в нечто неприятное для Ганвы.

– Ты выспалась, Ганва?

– Да.

– И даже солнце не мешало спать?!

– Нет.

– Ты сегодня за завтраком плохо поела, обычно утром у тебя аппетит хороший, а тут… Может, что-то случилось, Ганва?

– Нет… Всё хорошо.

– Хочешь домой, к братьям, к маме и… Генриху?

– Не очень…

–А как твоя мама поживает, Ганва? Я давно её не видел.

– Неплохо.

– Наверное, она с трудом управляется с подданными, чтобы они не начали протестовать. Это она на своих хрупких плечах все держит… Ганва, ты береги маму, береги ради меня! А то меня не подпускают к твоей семье… Просто для Генриха, мужа твоей мамы, я – «плохой человек»… Но кто на самом деле из нас плохой? – Гавриил произнес последнюю фразу шёпотом, но вскоре уже нормальным голосом продолжил диалог: – Ладно, Ганва… Я что-то о своём разболтался. Генрих… он хоть видится с тобой, разговаривает?

– Папа со мной не общается. Я его почти не вижу. Но если мы вдруг повстречаемся глазами, то он смотрит на меня так, как будто бы… боится. Я, наверное, страшная, да? – с грустью задала она вопрос дяде.

Гавриил остановился, раздумывая, как объяснить девочке странное поведение. Он долго смотрел на неё, перед тем как заговорить.

– Нет, Ганва, нет! Ты – красивая девочка! – с нежностью произнёс Гавриил. – Я просто не знаю, как тебе объяснить, почему… Ты на него не обижайся. Он не виноват в этом… Прости ему это, Ганва.

– Почему я должна ему это простить? У всех-всех-всех отцы как отцы,

а у меня… а у меня… Он даже видеть меня не хочет! Почему, дядя, он не виноват? – плача, крикнула она. Гавриил присел и прикоснулся к щёчкам Ганвы.

– А давай… это пока что будет для тебя маленький секрет. Тебе сейчас просто незачем знать его. Ну а потом, когда придёт время, ты всё узнаешь. Договорились? – улыбаясь, сказал дядя.

– Договорились… – недовольно буркнула Ганва.

IV

Они продолжали идти в молчании. Только когда они уже направлялись домой, дядя вновь завёл разговор с племянницей:

– Как у тебя с учёбой дела? Справляешься? – заботливо спросил Гавриил.

– Да. У меня, правда, врачевать плохо получается…

– А у братьев твоих как с учёбой? Во владении мечом они, скорее всего, стали искусными мечниками?

– Владение мечом… Мечники… – пыталась вспомнить Ганва, где-то ведь она слышала эти слова… Видно, уловила их в спорах самих братьев о том, кто из них лучший во владении мечом, кто из них «настоящий мечник».

– Что такое, Ганва?

– Что это и кто это? Я слышала эти слова, они мне знакомы, но я только отчасти понимаю, что они обозначают…

– Слушай меня внимательно, я расскажу тебе по-своему о значении этих слов. На самом деле, каждый человек должен быть под защитой. Младенца в утробе защищает от преждевременной смерти тело собственной матери. Отрока защищает от бед и напастей отец, готовый вступить в бой за своё чадо… Человек, у которого нет того, кто мог бы стать для него щитом, должен сам стать им. Он может быть ранен врагом, но должен остаться в живых и не попасть в плен. Если говорить про атаку, то человек, который атакует, будет держать других людей подальше от себя. Он будет более самостоятелен и независим от обстоятельств. Этот человек будет продолжать идти дальше, ведь он умеет за себя постоять, он будет идти… даже наперекор всем остальным – такие люди и есть мечники. Меч для них это не просто орудие – это средство для собственной защиты и атаки. Я надеюсь, ты поняла, Ганва. Владение мечом помогает защититься от плохих людей. И можно защищать не только себя, но и других, близких тебе людей. Если уж человеку суждено идти тернистой дорогой, то этот навык в пути ему обязательно поможет.

– Можно ли мне… Можно ли мне взять в руки меч и защититься от них, от этих плохих людей? – возбужденно спросила Ганва. Видно, на неё очень сильно подействовали слова Гавриила.

– Ганва…

– Я… я хочу защищаться, я хочу быть атакующим! Дядя, я желаю этого и только этого! – горящими глазами смотрела на него Ганва.

Улыбаясь, Гавриил ответил:

– Я рад, что у тебя появилась такое непреодолимое желание стать атакующим… – Но тут он одумался, поняв, что сказал, и начал сам себе противоречить: – Но это совершенно не то, что тебе нужно… Ты не для того создана, чтобы становиться мечником.

– Ну и пусть я создана для иного! Я пойду против всех и вся, как это делает атакующий!

Гавриил наклонился к Ганве, взял её руки в свои и сказал важные слова, которые звучали для нашей героини, как благословение на дальнейший путь:

– Если уж твой огонь в глазах негасим, если уж тебя не останавливают предрассудки, следуй за своей мечтой и не останавливайся, Ганвочка! – и с нескрываемой теплотой Гавриил продолжил: – Ты и вправду настоящее чудо. Чудо, которому я желаю всего самого наилучшего. И если самым лучшим вариантом будущего для тебя станет владение мечом, то я буду только рад этому. Но будь аккуратнее с этим – это занятие вовсе не игра…

– Я поняла вас, дядя Гавриил! Я буду продолжать, я буду стремиться – обещаю, дядя!

– Я надеюсь, что обещание твоё такое же, как и мое… Такое же твёрдое и нерушимое. Да, Ганва, такое же?

– Такое же дядя, такое же! Ха-ха-ха! – засмеялась Ганва.

– В первый раз за всё время, проведённое с тобой, я слышу твой смех и вижу твою улыбку. Улыбайся и смейся почаще, Ганва, улыбка тебе к лицу! – с теплотой произнёс Гавриил.

Ганва сделала каменное лицо и ответила дяде со всей серьёзностью:

– А вот больше и не буду улыбаться и смеяться…

– Ха-ха-ха-ха! – Гавриил тут же заулыбался, засмеялся.

А Ганва вместе с ним:

– Ха-ха-ха!

Наша героиня никогда ранее не испытывала такого тёплого, радостного чувства, как с дядей. Гавриил подарил ей цель на всю оставшуюся жизнь, тёплые воспоминания и понимание того, что её кто-то ждёт и хочет видеть. Ганва и правда стала больше доверять Гавриилу, всю оставшуюся дорогу домой она шла с ним за руку. И кажется мне, она никому так не доверяла, как Гавриилу. Эти взаимоотношения были пиком доброты, радости и счастья для Ганвы.

V

На следующий день Ганву забрали во дворец. Она вернулась к матери, братьям и отцу. Отношение к ним у неё поменялось: Ганва для себя поняла, что они не смогут подарить ей те эмоции, которые она испытала с дядей Гавриилом. Она ощутила, что он для неё не просто знакомый. Это родной, очень близкий ей человек. С которым, увы, у неё была всего одна встреча. И с которым вряд ли она увидится снова… Но в памяти её навсегда останутся воспоминания о проведённом с ним времени. Девочка и вправду начала осваивать владение мечом, наперекор всем. Ганва с горящими глазами отправлялась на тренировки по владению мечом. Она не жалела себя во время занятий, тренировалась усерднее всех и достигла выдающихся успехов в столь юном возрасте. Она верила: путь атакующего – это её путь.

Глава 3. Надежда на светлое будущее

Жизнь есть вечная надeжда. Как только она умирает, человеку уже нечего делать на этой земле.

Д. Волкогонов

I

– Я родился в юго-восточной части нашего клана, в маленькой деревушке, расположенной у подножия горы Свет. Издавна считалось, что моя деревня – это местозарождения нашей веры: Мира, Света и Тени, оттого и жители её очень религиозны.

Но я никогда не был настроен против неё, даже наоборот, исполнял всё правое из Закона Праведного.

Из-за этого меня и любили. Я изо всех сил старался помогать жителям деревни и делал для них все, что мог, лишь бы им облегчить жизнь. Вот, помню, как я в свои шесть лет помогал бабушке Евдокии…

– Здравствуйте, бабушка Евдокия! Вам чем-нибудь помочь? – вежливо спросил Сиф.

– Да, милок, будь добр, о скотинке моей позаботься. Коров моих выведи на луг, да свиней моих покорми. Сын мой, Пётр, ушёл на сенокос, а я уже старая совсем стала, тяжело мне… Сходи, Сиф, пожалуйста, – сказала бабушка Евдокия дрожащим от старости голосом.

– Конечно, бабушка, вы же знаете, я всегда рад вам помочь! – тепло ответил ей Сиф.

– Ну, с Миром… Ступай!

Первым делом Сиф набрал воды из колодца, затем пошёл за кормом для свиней, а потом, с объедками и пойлом, отправился в свинарник покормить свиней.

– Соскучились, хрюшки? Я вам есть принёс!

Как только Сиф произнёс эти слова, свиньи сразу же захрюкали, видно, и вправду были рады его видеть вновь.

– Ох, вот так… – приговаривал Сиф, накладывая в корыто корм. А потом он обратился к животным: – Сейчас вы спокойно поедите, а вот и вода!

Покормив свиней, Сиф отвёл на луг коров:

– Отличное место, чтобы поесть траву, как думаете, коровки?

– Му-у-у! – промычала одна корова.

Покончив со всеми делами, Сиф подошел к Евдокии:

– Бабушка, всё сделано, как ты велела. Свиней покормил и коров отвёл пастись.

– Ох, ну какой же ты чудесный помощник, Сиф, наверное, мама гордится тобой!

–Мама?.. Нет… – тихим шёпотом произнёс Сиф, пряча свои забинтованные руки, что были все изранены, но вскоре обычным голосом, негромким, спокойным и нежным продолжил: – Моя тётя Маргарита мною гордится! Она говорит мне так: «Я горжусь тобой, помощник ты мой маленький».

– Ты и вправду хороший мальчик. Давай я тебе гостинцев дам, заодно и маму, и тётю Маргариту свою угостишь. Ступай к бабушке… – сказала с добротой Евдокия.

Сиф подошёл к бабушке, и она протянула ему баночку мёда.

– Мёд! Спасибо, бабушка Евдокия!

– Не за что, сынок, а теперь иди домой. Домой, где тебя любят и ждут… Пока, Сиф, хорошей дороги!

– До свидания, бабушка! – уходя, попрощался Сиф.

Сияя от счастья, он пошёл к тётушке Маргарите. Она для него была самой настоящей матерью. Как сын и мать, они проводили вместе время.

– Тётя Маргарита, тётя, я вернулся! И мне даже за работу бабушка Евдокия мёду дала, как гостинец.

– Привет, солнце моё! Мёду Евдокия дала?.. А знаешь что, Сиф, давай пряники на меду испечем? Говорят, очень они вкусные, душистые, пряные, м-м-м, просто пальчики оближешь, – предложила Маргарита с материнской нежностью в голосе.

– Да-да, тётя! Давай приготовим!

– Только чтобы их приготовить, нужно месяц ждать.

– МЕСЯЦ! О-о-о-ой это же так до-о-олго! – разочарованно протянул Сиф.

А Маргарита ласково ответила ему на это:

– Но зато результат того стоит. А потом, я уверена, ты скажешь, что не зря ждал столько времени.

– Ну, хорошо. Сделаем! – загорелся вновь Сиф.

И они начали месить тесто. Маргарита и Сиф с этим быстро, легко и весело управились. Наш шестилетний герой тогда весь был в тесте:

– Кулинар ты мой, хех, как же ты так весь в тесте-то испачкался?

– Я старался не испачкаться, – ответил Маргарите Сиф, – но ничего не вышло! Ну, что дальше делать с тестом? – нетерпеливо спросил он.

– Теперь пока все, надо ждать месяц.

– Я думал, что ждать нужно будет в конце, – расстроился Сиф.

– Ну что ты, естественно, нет, тесто ведь должно настояться, и как раз-таки за это время оно сделается таким, каким должно быть. А ты за это долгое-предолгое время должен у меня помыться, понял, Сиф? – сказала, улыбаясь, Маргарита.

– Хорошо, тётушка, – всё так же немного расстроено ответил ей Сиф.

Сиф продолжил рассказывать Ганве о своём прошлом.

– Так проходил каждый мой день. Утром я приходил к тёте Маргарите, днём помогал людям, а вечером снова направлялся к тётушке. Но самое страшное всегда происходило ночью, когда моя мать врывалась в дом выпившая, разозлённая на меня непонятно за что.

– ЩЕНОК НЕСЧАСТНЫЙ! Где ты, тварь?! СДОХ, КАК Я ТЕБЕ ВЕЛЕЛА?! Ты ведь мне жизнь загубил! ВСЮ ЖИЗНЬ! Из-за тебя, ИЗ-ЗА ТЕБЯ! ВСЯ МОЯ ЖИЗНЬ! – кричала вне себя от злости на Сифа «мать». И безумно смеялась. – Ха-ха-ха-ХА-ХА-Ха!

«Мать» Сифа замолчала и начала прислушиваться… Она услышала всхлипывания мальчика, доносившиеся из-под кровати.

– А-а-а! – горько плакал Сиф.

– Ах, вот ты, где! ЖИВОЙ ЕЩЁ, ПОДОНОК! – оскорбляла Сифа «мать», вытаскивая из-под кровати.

– Нет, нет, нет! Не хочу, чтобы меня били!

НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ НАДО МНОЙ ИЗДЕВАЛИСЬ! НЕТ, НЕ ХОЧУ! – надрывался в крике Сиф.

– Заткнись! ЗАТКНИСЬ! ТВОЯ ЖИЗНЬ – МОЯ ИГРУШКА!

ЭТО ТВОЯ ПЛАТА ЗА ТО, ЧТО ТЫ МНЕ ВСЁ СЛОМАЛ! Я могла жить счастливо с ним, А ТЫ! ТЫ, ВЫРОДОК, ВСЁ! ВСЁ!.. – в полном безумии кричала она.

Достав наконец Сифа из-под кровати, она начинала его избивать. С невероятной жестокостью, издеваясь над ним и вправду как над ничего не чувствующей игрушкой. И снова появляются на теле у Сифа огромные синяки и раны. Но больше всего страдает душа мальчика, ведь родная мать с невыносимой жестокостью относится к нему, своему сыну, которого она носила под сердцем. Её ненависть сжигала Сифа пламенным костром – это было настоящей пыткой для него.

Утро следующего дня. Сиф лежал на полу – видно, потерял сознание от кошмара, происходившего прошлой ночью. Практически всегда был такой исход, после каждой страшной ночи. Его детский рассудок не способен был вечно переносить этот Подземный мир2.

Вскоре мальчик открыл глаза… «Матери» не было дома. Видимо, снова сидит в трактире на деньги, которые добыла, работая ночной бабочкой. Однако были дни-исключения, когда она и не пила, и не удовлетворяла похоти мужчин, но её всё равно не было дома. Чем же она тогда занималась? Сиф не знал, куда и зачем она уходит, хотя, честно говоря, ему это было совершенно безразлично.

Она всегда неожиданно для него появлялась и так же внезапно исчезала…

Каждую ночь ему как будто снился один и тот же кошмар, который рассеивался с лучами утреннего солнца. Однако разум и тело не давали ему обмануться, напоминая, что это не был кошмарный сон…

– Но утром… Я практически не чувствовал боль от увечий, ведь я знал, что их залечит тётушка Маргарита. При мне она всегда улыбалась, но я и тогда знал, что в глубине души она печалится из-за меня, из-за моих проблем и постоянной боли.

– Привет, мальчик мой… – Маргарита грустными глазами осматривала Сифа и, глотая слезы, дрожащим голосом продолжала: – Ты снова весь в увечьях…

– Аг-га-а-а! – сквозь слёзы ответил ей Сиф.

– Сейчас, сейчас, мой хороший!

И Маргарита принялась лечить его.

Она была в этом деле мастерицей и знала множество целебных трав. Взяв одно растение в кладовой, Маргарита помыла и мелко порезала его. Получившуюся кашицу она разложила в марлевые мешочки и, приложив их к увечьям, наложила повязки. Так она перевязала самые большие раны. А маленькие синячки и ранки она помазала лечебной мазью, приготовленной из различных растений.

– Вот так… – сказала Маргарита тихо, аккуратно смазывая синяки Сифа. – Скоро всё пройдет, маленький мой!

– Ай-ай тут больно! – завопил вдруг наш герой, и Маргарита тут же принялась дуть на ранку.

– Так лучше, Сиф? – спросила, улыбаясь, Маргарита.

– Да… Так лучше, – подтвердил мальчик. – Спасибо, тётушка, мне теперь совсем не больно!

После этих слов Маргарита нежно прижала его к себе, и они долго-долго сидели так в обнимку. Наконец Маргарита с огромной материнской любовью поцеловала Сифа в лоб, сказав при этом с еле заметной грустью:

– Горе ты моё луковое, выздоравливай поскорее…

II

На этом месте Сиф прервал свой рассказ. Его глаза с ненавистью смотрели в пустоту, в никуда, он уже больше не мог сдерживать свою ярость.