скачать книгу бесплатно
Приди за мной
Константин Михайлович Ганин
В «расколотом» мире только Избранные могут выбирать где им жить. Они играют в древнюю игру, манипулируя судьбами простых людей. Те же живут в одной из двух крайностей: кто-то родовым укладом в далёких сёлах; кто-то – в чреве совершенной машины, похожей на кошку. В Шеллах единственного Города.Но не ждите сказа о техногенном чуде. Этот роман о любви. Он о том, что если ты стремишься сменить реальность, то будь готов пройти сквозь сказку. И попробуй не заплутать в ней.
Приди за мной
Константин Михайлович Ганин
Редактор Наталья Ермолаева
Дизайнер обложки Константин Михайлович Ганин
Иллюстратор Константин Михайлович Ганин
© Константин Михайлович Ганин, 2021
© Константин Михайлович Ганин, дизайн обложки, 2021
© Константин Михайлович Ганин, иллюстрации, 2021
ISBN 978-5-0053-7917-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Межкнижье
Во палатах княжеских
Смутой не тревожимый,
Без укоров вражеских
Княжич перворожденный.
Няня сыплет ласкою,
Детство – радость краткая,
Знамо, сердце царское
До соблазнов падкое.
Там, за белой горкою,
На верёвках комнатных
Веется пелёнками
Всё наследство подданных.
Бунтари не вызрели,
Не родились жёны им.
Каины да изверги
В колыбель низложены.
Кем наш Княжич вырастет?
Станет в гневе пламенным?
Птицу в небо выпустит,
Выжечь город каменный?
Или, сердцу преданный,
Добротой прославится,
От поступков ветреных
Скрыт женой – красавицей?
Будущее спрятано.
Знает только времечко,
Чем судьба запятнана,
Кем пробьётся семечка.
– Первый день нового календаря —
Солнце слишком высоко висело над Городом. Оно полыхало. Жар, от него исходящий, пропитал каждый камень. Пылали стены Кремля, башни и цветные купола. В сиянии Cветила не оставалось места даже для воздуха. Толпа, собравшаяся на площади, изнывала под этим зноем. Ещё час назад здесь всё шумело, но теперь звуки выпрели, скукожились. Редкие слова, брошенные под палящее Солнце, тут же иссыхали, осыпались прахом на раскалённую мостовую. Жизнь оставалась только во взглядах.
На площади перед толпой стоял помост с плахой. Минуту назад на него взошли люди, и толпа затаила дыхание. Она ждала. Ждала и боялась.
Что произошло с этим Городом? Куда делись фейерверки и большие экраны с ухоженными красавицами? Где затаились мирные болтуны: гуманисты и философы, поэты и шоумены? Как случилось, что, пережив расцвет, этот Город вернулся к сценам казни?
Не знаю. Но это произошло. На лобном месте снова стоял палач и белел деревянный настил. Пока ещё чистый, не запятнанный кровью. Плотный строй звероподобных машин – дворцовых Шеллов, окружал толпу.
Люди, оказавшиеся в первых рядах, упирались, сдерживали натиск тех, что сзади. Перепуганная, но жадная до новых зрелищ толпа, шевелилась и уплотнялась. Зритель ещё не знал того, что его ждёт. Не знал, но предвкушал.
Как же было жарко. Женщины в толпе задыхались, задирали вверх побледневшие лица, ловили воздух. Линялое небо не баловало их ветром. Редкие порывы, приходящие с реки, не насыщали. Кто-то стонал, кто-то пихал соседей. Но никто не уходил.
Там, впереди, на эшафоте стояли трое. Тот, что спереди, был одет в чёрную накидку. Он был худ, прям, напуган и мокр от пота. Часто утираясь, он скользил взглядом по головам людей. Время от времени оглядывался на второго участника сцены. Этот, второй, был тоже одет в чёрное, но напуганным не казался. Он выглядел безучастным. Стоял, опираясь на длинное топорище. Роль палача была ему к лицу, но не соответствовала тщедушной фигуре. Он замер, стоя чуть сзади первого, рядом с женщиной – третьей участницей сцены. Именно к ней были прикованы все взгляды.
Белый балахон скрывал её тело до пят. Большую часть времени женщина стояла неподвижно, опустив голову и не отзываясь на внимание толпы. Узел волос сбился на бок. В её позе было столько напряжения, что казалось, именно волосы тянут её к земле. Она иногда западала вперёд, рискуя упасть. В такие минуты палач подхватывал её за руку, а толпа выдыхала «Ах-х-х». Иногда балахон распахивался, показывая бледное тело, но вряд ли кто-то обращал на это внимание.
Потный служитель в очередной раз обернулся и посмотрел на палача. Тот едва заметно кивнул. Глашатай сглотнул, сделал неуверенный шаг вперёд и тоже качнулся. Толпа опять повторила «Ах-х-х».
– Эта женщина заслужила смерть, – крикнул глашатай. Голос его оказался звонким и надрывным. – Казнь. Четвертование, – снова крикнул он в толпу.
Люди отшатнулись. Они не поняли слов, но волна страха от этого человека передалась к ним. Глашатай снова повернулся к палачу и замер в ожидании приказа.
Палач не скрывался под колпаком или маской. Этот маленький человек с лицом не мужским и не женским холодно взирал вниз. Казалось, что происходящее там заботит его куда больше, нежели сама казнь. Палач скользил по лицам людей в толпе, читая их чувства. Когда он находил то, что искал, он взглядом или движением пальцев давал сигнал. Солдаты, снующие в толпе, выхватывали нужного человека и уводили. Толпа не видела его работы. Толпа сосала напиток, состоящий из жара и страха. Вкус этого пойла давно выветрился за беспечностью последних столетий. Люди избаловались покоем. Ещё вчера они думали, что смогут находить восторг в обретённой свободе. Они вышли из заточения, созданного их собственными машинами, и не знали ещё, что тело несёт в себе боль и страх. Толпа молчала и ждала. Неподвижность женщины на помосте пугала её. Её знал каждый горожанин, её почитали и ей подчинялись. Сейчас, застывшая и бессловесная, она пугала. Она марала этот ясный день. Ломала мир свободы, ею же созданный.
Глашатай уловил кивок, ему адресованный, утёр длинным рукавом лицо и начал читать с листа. Люди слушали и не верили сказанному. Они привыкли к карнавалам, они привыкли к развлечениям. Они не верили. Город не знал зрелища казни. Он был мирным, он был цветущим и вольным.
– Начать казнь! – взвизгнул глашатай.
И на этих словах на площадь снизошла Смерть. Толпа взвыла и отшатнулась от помоста. Но её движения и звуки уже не имели смысла. Жар и смерть уже ткали эпоху.
Так открылся Новый Календарь, давший начало центральной точке в нашей сказке.
Глава 1. Припрятанное чувство
В нашей сказке зёрнышко
Вдаль Судьба закинула.
Словно с птицы пёрышко,
Сбросила, отринула.
Княжич, род не ведая,
Жизнь имел понятную:
Рот крестил, обедая,
Чувство грел невнятное.
Был укрыт от почестей
За горами – реками.
Вёл себя по совести.
Совесть мерил мерками.
Жил, судим супругою.
Дочь любил и баловал.
Выжидал мгновение
Жизнь построить набело.
– Ярина и её жизнь —
Случись тебе, дорогой мой Читатель, оказаться босоногим мальчишкой, смог бы ты устоять, если бы мимо верхом на кабане нёсся известный тебе важный человек? Если бы друзья твои бежали ему вслед, а наездник, пролетая мимо, подмигнул тебе? А если бы, в придачу ко всему, этим человеком была полненькая женщина, перепачканная в грязи? Удержали бы тебя лужи или скользкие доски деревянного тротуара, чтобы не пуститься вслед за ней?
Чудное предположение. В нашем безымянном селе дети не думали над этими вопросами. С визгом и криками они неслись за наездницей, оседлавшей здоровенного кабана. Полубрёвна настила гудели под ударами копыт. Дети орали, забыв про недавний скучный дождь и про дела, назначенные им родителями. Вечернее солнце рябилось по лужам и окнам домов. Усиливало радость в сердцах ребятни.
Не добежав до центра площади, кабан начал забирать лапами, проскальзывать и спотыкаться. Наездница, до сих пор умудрявшаяся держаться на его спине, уловила момент и неожиданно ловко спрыгнула на настил. Впрочем, она не устояла на нём. Женщина поскользнулась, взмахнула руками и съехала одной ногой в лужу. Там она раскорячилась, оберегая неустойчивое равновесие. Кабан остановился и развернулся. Он смотрел на ребятню своими маленькими глазками и покачивался. Видимо, дорога далась ему нелегко. Когда он двинулся на мальчишек, смышлёная детвора брызнула в разные стороны.
– А ну, пошёл отсюда! – гаркнула на него наездница. Зверь тут же встал. Потом широко обогнул её и припустил в лес. – Вот ведь тупое животное, – выругалась женщина.
Тыльной стороной ладони она перекинула за спину тугую косу цвета спелой пшеницы. Попробовала вернуться на тротуар, но правая нога скользнула ещё дальше. Женщина снова замерла, балансируя руками. Нелепая поза не мешала ей выглядеть величественно. Заметив прохожих, она с обычным для неё деловым видом принялась изучать грязь под своими ногами.
Кабанья укротительница была одета в просторные кожаные штаны и потёртую куртку. Цвет одежды определить было сложно. Вероятнее всего, штаны когда-то были рыжими, а куртка синей. Хотя не ручаюсь. Грязи на ней было столько, что мои выводы не имеют описательной ценности. Надо признать, что падение в лужу уже никак не могло ей навредить. Тем не менее, она старательно выкарабкивалась.
Несколько женщин при появлении зверя благоразумно отступили в сторону, на бугорок земли. Теперь они разглядывали вновь явившуюся, весело переговариваясь между собой.
– Ярина, ну и грязи на тебе, – миролюбиво крикнула одна из селянок, обращаясь к наезднице. Это была рослая и сутуловатая женщина средних лет с коротко стриженной головой и приветливым лицом.
– Девчонки, привет, – отозвалась Яра. Она блеснула в сторону зрительниц обезоруживающей улыбкой и помахала рукой.
Окажись наша героиня в подобной ситуации впервые, среди людей, не знакомых с её характером, наверняка уже нашлись бы желающие ей помочь. Но в нашей безымянной деревне таковых точно не нашлось бы. Всякий селянин знал, что, приблизившись, он рискует попасть в какую-то историю с продолжением.
Ярина посмотрела под ноги, подтянула перепачканные штаны чуть выше и обречённо развела руками.
– Когда не надо земля землёй, – проворчала она. – Чуть дождь, бац, и грязь. Вот как это так происходит?
– Что же ты на кабане-то? – спросила её стриженая селянка.
– Что на кабане? – переспросила Яра и ругнулась вполголоса. – Да что под руки попало. А на чём ещё из этой Ильинки добраться? – Она наконец-то выбралась из грязи и переступила на настил. Принялась вытирать испачканную обувь. – Уже который год к ним дорогу пробить не можем. Пока ехала, думала, у меня пальцы больше никогда не разогнутся. Чуть уши не оторвала этому зверюге. Ну совсем неуправляемый. Ведь прёт через кусты и всё тут.
– Это да, – подтвердила долговязая собеседница. Надо сказать, что сама она на кабане никогда не ездила. Поэтому понятия не имела о том, с чем соглашалась. – Только тряско уж очень на кабане-то.
– Не поспоришь, – согласилась Ярина. Закончив пачкать настил, она сделала пару шагов в направлении своего дома. Потом замерла, словно что-то вспомнила. – Сонь, – обратилась она уже к другой селянке, – а Михаил твой канализацию доделал от крайнего ряда?
– Не успел, – отозвалась дородная женщина на сносях. Под Ярин вопрос улыбка с её лица сошла, а нижняя губа поднялась и вздулась, – дождь спугнул.
– Завтра доделать надо, – сказала Яра.
Успокоившись выданным указанием, она развернулась и зашагала к дому, по ходу шоркая ногами и выбирая из волос ветки и комочки грязи.
– Командир, – пробурчала Софья и отвернулась к ожидающим её соседкам, – Михаил ей потребовался. За семьёй бы лучше следила. По деревням носится, а дома не пойми чего, – она сдержалась от продолжения и пронесла своё тело мимо подруг.
– Это да, – вздохнула маленькая и улыбчивая женщина, которая до этого момента молчала. – Неладно у них стало. Игорь как не свой ходит.
– Мужу детей рожать надо, а не по Ильинкам мотаться.
– Зря ты Сонь. Ели бы не Яра, ты до сих пор бы воду из избы на себе таскала. И не только. Она умница. Нам её и день и ночь благодарить надо, – вмешалась рослая, увязываясь следом за Софьей.
– Благодарить, – фыркнула Софья, – если уж тебе неймётся поблагодарить, иди Игоря поблагодари. Он любой её чих до ума доводит, – сказала женщина. Она остановилась и всем телом развернулась к идущей за ней подруге. – У тебя с ним как? Не сладилось?
