скачать книгу бесплатно
Хорошо хоть, что приятель Мих. Грига (отца Мишки – Народного Артиста) оказался начальником этой школы.
Пригласили они его в гости. И рассказал он о наших перспективах (слава Богу!). Ну, дали бы нам закончить «Музыкалку» – Училище наше. А потом с музыкой – всё! Институт КГБ. А дальше – как Родина прикажет. Может, всю жизнь «топтуном» пробегаешь, а может – бумажки заполнять (если других талантов нет)… Естественно, мы поостыли…
Мишка К. – интересный был (и есть!) человек! При всей глубине мышления, музыкальных способностях – «Дон Жуан» был тот ещё. Я первый раз с девушкой поцеловался (да и то, по её инициативе) лет в 18-ть. А он… Подходит, как-то, ко мне в училище. И, так растерянно, но серьёзно говорит:
– Миш! Выручи меня. Я забыл совсем и назначил на сегодня двум девушкам, в одно и тоже время, в разных концах города свидание…
– И что же я должен?
– Сходи за меня к одной из них. Скажи, что, мол, я очень занят. – Шеф приехал… А я ей потом перезвоню. – Я тогда категорически отказался. Просто не знал, как с «ними» говорить…
А ещё Мишка серьёзно увлекался радиоделом. Раз, помню, просил меня(?) достать «пермаллой Ш – 3»?! (Этакая штуковина в форме буквы «Ш», на которую проволоку наматывали – вроде трансформатора.) Потом, оказалось, он закончил школу радистов (через военкомат). Даже я не знал.
Только однажды, взволнованный, рассказывает он мне такую историю…
– Иду я как-то с работы…
– С какой такой работы?
– Только никому! Я в СС работаю по ночам.
У меня глаза, наверное, на лоб полезли…
– Это такая служба по слежению за порядком в эфире.
Мы сидим под землёй в больших залах – амфитеатром.
У каждого большой приёмник. И мы, по графику, проверяем все волны в своём личном диапазоне. Там за ночное дежурство хорошо платят. Вот я и выбрал время с 23 до 3 часов ночи. Ловил радиохулиганов и шпионов… Только вот, если поймаешь кого – премии не дают, а дают отгулы. За хулигана – 1 отгул. А за шпиона – аж 3 подряд! Я раз так гулял неделю!
– А как же ты домой добирался?!
– Так нас развозили ночью. Кто в центре – до Театральной площади…
…Ну вот, значит, иду я домой в полчетвёртого. Уже светает. Вхожу, понимаешь, в наш двор. И, вдруг, подходит ко мне какой-то парень (потом, оказалось, он в гостях был в соседнем подъезде). Достаёт нож и требует часы, деньги…Я такой уставший, злой был – послал его подальше и хотел мимо пройти. А парень – в драку, и ножом меня пырнул! Хорошо ещё только бок пропорол!
Ну, тут я так разозлился… И бил только «поддых». Он свалился, а я домой пошёл…
Дня через три вызывают меня к следователю в милицию… Оказалось, меня кто-то из соседей видел в то утро. А парень-то этот в больницу попал и умер там…
Следователь спрашивает:
– Это вы его так?
Я говорю:
– Да.
Следователь:
– За что?
А я ему показываю свой распоротый бок.
Следователь:
– Понятно. Но что вы в это время делали во дворе? Может вы его нарочно поджидали? – Я ему говорю:
– Во-первых, это мой двор, а, во-вторых, я с работы возвращался. –
Следователь:
– С какой такой работы в такое время?!
А я ему:
– Вот вам телефончик. Позвоните – узнаете…
Он звонит, спрашивает. Услышал ответ.
– Извините, товарищ. Всё в порядке. Вы свободны.
Очень он был взбудоражен, когда всё это мне рассказывал…
…Дружили мы. Парень он был честный. Мог за себя и за друга постоять. Два таких случая вспоминаю… Первый был связан с Т.К. Романтические у нас тогда с ней отношения были. Уже и целоваться начали (на третьем-то году знакомства!?) Раз, как-то, вошли в пустой класс, и давай целоваться…
Вдруг, врывается к нам какой-то «лоб» (и фамилия у него оказалась – Лобов!). И сразу орать:
– Выметайтесь! Это мой класс! – А он такой же студент, как и мы. Выгнал я его. Но – Лобов этот зло затаил. Раз в столовой чуть не устроил драку.
Потом, как-то вечером, сидим мы в холле третьего этажа. Ждём урока с Шефом. Я, Т.К. и Мишка. И вдруг, (ни с того, ни с сего!) вбегает в холл этот Лобов с приятелем, и на меня, в драку! Я вскочил, и тут же Мишка взлетел и – на его приятеля…Тот сразу сбежал. А я, в ответ, стукнул этого Лобова в лоб с левой… Лоб был здоровенный, и палец себе я сломал… Лобов убежал…
(Следующим летом он, где-то на море, утонул!?)
Другой случай произошёл через год.
В нашем музучилище организовали народную дружину(?). Мы с Мишкой записались. И в первое же дежурство случилось…
В училище ворвалась группа хулиганья. Начали приставать, в драку полезли. А мы (уже в повязках) тут как тут.
Слово за слово… «А ну, выйдем, поговорим!» Четверо на четверых. Впереди Мотя К., наш командир – с их главарём. Потом парами. Генка (самбист), я со своим «напарником», и Мишка со своим… Метров пятьдесят прошли… впереди что-то началось. Потом оказалось, что главарь «банды» ударил Мотю кастетом. Мотя взял его, как живое «бревно» и стал долбить с его помощью фонарный столб. Генка начал «шлёпать» об землю своего. Я и Мишка рванулись на своих противников… Мишкин «друг» сразу сбежал. Только бросился я на своего «приятеля» – Мишка прыгнул мне на помощь… И вдруг я услышал громкий свист. И увидел, как через трамвайную линию к нам несётся орава. Человек пятнадцать…
…Темно. Но в свете фонарей видно было, как банда добежала до середины улицы и… дружно «рванула» обратно?! Это к нам (как в кино – «кавалерия из-за холмов») подъехала патрульная милицейская машина!?! Наших «друзей» быстро повязали… (сейчас я думаю, что нас специально заманивали, чтобы потом навалиться всей оравой – двадцать на четверых! Спасли нас те девчонки, которые сразу позвонили в милицию!..)
Потом был суд. Мы – свидетели…А к нам в училище прислали старшину милиции. Специалиста. Он обучал дружинников приёмам борьбы.
P. S. Бывают в жизни совпадения! Со второго курса я опять записался – уже в консерваторскую дружину. И здесь был тренер по боевому «самбо». Три года я получал буквально физическое наслаждение от «ощущения полёта» после трёхчасовых тренировок… Теперь думаю – в нескольких эпизодах в течение всей жизни присутствовало то спокойствие, которого добивались мои тренеры…
Таня
Я увидел её первый раз на прослушивании к вступительному экзамену в музучилище. Волновался тогда очень, особенно в лица не всматривался. Думал, помню, как бы мне концерт Ромберга до конца доиграть.
Мой первый учитель, – Лев Михайлович Б., – энтузиаст в области применения павловской «Теории об Условных рефлексах» в музыке, – этому уделял больше внимания. У него учился в течение 9 лет.
До окончания ДМШ оставалось только три месяца, когда он понял, что я ещё ничего не играл в «ставке» (игра с участием большого пальца левой руки). А без этого дальше учиться невозможно! Он выбрал мне для окончания ДМШ и поступления в училище головоломный, как мне тогда, казалось, концерт Ромберга. А у меня большой палец-то – без мозоли!.. Её постепенно нарабатывать надо…
…Какое там постепенно. Срочно! Через месяц прослушивание! В общем, пришлось терпеть. Кровь со струн счищал… И вот так, – в крови, – и сыграл тогда.
Валентин Александрович Берлинский был племянником Льва Михайловича, и взял меня с испытательным сроком (у него тогда был лучший в СССР виолончельный класс). Если, конечно, сдам остальные экзамены.
Готовился я. Даже литературу по списку (что могут спросить прочесть наизусть) учил. Основные, музыкальные экзамены я сдал успешно. А вот русская литература…
Была в музучилище тогда учителем литературы некая Клавдия Павловна. «Притча во языцех». Студенты боялись её до обмороков. А я с 9 классами пришёл. Сдам на экзамене литературу – ещё только год промучаюсь. И – до свидания…
…Выхожу я к столу. К.П:
– Прочтите мне «Повесть о вещем Олеге»:
Ну, думаю, только начну, она и остановит – длинная же штука.
Начал. Она слегка пригорюнилась и ласково так смотрит. И я ласково. Сначала… Ещё чуть-чуть, вот-вот, остановит… К концу поэмы я её уже ненавидел. До конца дослушала! Бывают же люди?! Добром она не кончила. Довела одного скрипача (имя сейчас не помню, но оно «звенело в веках»). Из уст в уста… Месть была такой же кошмарной, как и она сама (точь-в-точь – училка по литературе из «Доживём до понедельника»). Этот парень сверху, с лестницы вылил на неё банку кислоты! К счастью, только костюм испортил. Выгнали его с треском. Но и она притихла… Да… Дела…
Так вот. На первом курсе у меня была жуткая гонка. «Шеф» сказал, что даёт мне только полгода (чтобы одноклассников догнать). А ещё много других предметов.
Вставал я в 6.30. Завтракал (мама строго следила!). Полтора часа ехать до училища. Там до 16 часов. Обратно… Уставал. Старался в троллейбусе хоть немного поспать. Специально для этого пропускал свою очередь, чтобы сесть на конечной остановке. 35-й троллейбус шёл около 35 минут. Когда удавалось поспать, а когда и нет. Часто засыпал только на одну последнюю остановку. И этих полутора минут хватало… Дома делал 45 минут гимнастику с гантелями. Холодный душ. Обед наскоро. И с 18 до 23-30 – виолончель. Соседи как-то терпели…
…И уж, конечно, не до девочек было. Все учатся, у всех дело есть… Была группа. Вместе готовились к экзаменам, но…
Я верен был своей Мечте. Она жила во мне всегда. Сейчас я понимаю, что душа моя была… сформирована, что ли, «Ею». Уже за это я был «Ей» благодарен. (Пришло время, и я рискнул всем, чтобы сделать «Её» счастливее… А теперь… Всё стало ровно наоборот. И сделать с этим я ничего не могу…)
Теперь я знаю точно, что девчонки на меня заглядывались. Тогда – в голову не приходило. Но позже получил доказательства на троих…
Одна – таинственная незнакомка, которая письма мне писала. Удивительная, возвышенная, даже жертвенная любовь. Она не ждала (не хотела?) ответа – обратного адреса не было. Судя по содержанию, она была из нашей компании. Года два получал я письма, полные чувства, мечты, тоски и обожания. Я был совершенно растерян. Это был живой голос, и я чувствовал в себе его резонанс… Эти письма, эти волны любви – они тоже «лепили» меня…
К сожалению, я поступил плохо. Я считал, что скрывать от Тани эти письма я не вправе. Наши с ней отношения бурно развивались. И мы вместе гадали – кто бы это мог быть? А письма говорили о том, как Таня (!) меня любит. И я должен (!) ответить на её (!) чувства… Было и прощальное письмо. Всё кончилось…
Другая история разыгралась примерно в то же время. И тоже Таня. Розовощёкая толстушка-хохотушка. В глаза мне она говорила дерзости, смеялась надо мной. И вдруг! Моя Татьяна стала меня избегать. Я ждал часами возле её дома. Она отказывалась объясниться. Я страдал. Шли месяцы!.. И тут «хохотушка» предложила вместе готовиться к экзамену по теории музыки. Диктанты писать. Ну я, «ничтоже сумняшеся», согласился. Приехал к ней домой. Первый раз – музыка. Второй: «А ну её!». И пошли поцелуйчики… Да… Ну вообще не в моём вкусе. Конечно, вкуса у меня и не было никакого. Но эти полные, сладкие до приторности губы…
Я в очередной раз ждал свою Таню. Бегал от угла к углу, чтобы не пропустить её. Четыре часа. Пять часов. И всё-таки добился.
Она заговорила. И призналась, что согласилась на слёзные просьбы той, другой Татьяны, отдать меня ей («Я его так люблю, так люблю!»…)
Моя Татьяна была прекрасна. С неё иконы писать можно было…
Первый раз мы оказались с ней вместе весной. В конце первого курса. Предлог тот же – приготовиться к экзаменам. В Серебряном Бору был май. Ландыши в потаённых местах. И много сосновых шишек. Мы кидались ими, смеясь… После первого свидания был длительный перерыв. Месяцев шесть – семь…
…Чем я их привлекал? Может быть своей наивностью, невинностью, неопытностью. Они в этом возрасте вполне созрели для всего. А я-то как раз и нет! То есть душа моя была закалена в безмолвных страданиях. Но отсутствовала «практика». (По сравнению со мной, Мишка К. был Дон Жуан какой-то!)
Помню, мы идём с Татьяной пешком от её дома до моего (Красная Пресня – улица Глаголева). Часа два с половиной – три(!). И помираем со смеху от одного случайного, превратно понятого «вот именно!». Просто идём по улицам от смеха качаясь, как пьяные. Наверное, от весны! Пришли ко мне, а в квартире – никого… Родители ушли куда-то к знакомым на ночь. Я и не знал.
Сидим мы с ней на диване рядышком. Всё ближе, ближе. Она первая! Она первая потянулась ко мне губами. Всю ночь поцелуи. Но и только. Я просто не знал, что делают в таких случаях. Да, вроде, и не хотелось…
Было нам по восемнадцать в ту ночь… И только ещё через год-полтора… И опять мне не хватало инициативы. Быть может желания? Весь порох – в музыку, в мечты?..
…Кстати, о восемнадцатилетии.
Татьяне захотелось отметить этот свой день рождения в театре, пригласив весь наш виолончельный класс. (Это в противовес вечеринкам). Её дядя, Народный артист РСФСР, работал всю жизнь во МХАТе. Пошли на комедию Островского «На каждого мудреца довольно простоты».
Это событие я запомнил навсегда. Когда мы подошли ко входу в зрительный зал, седой камердинер вежливо попросил показать наши билеты. Увидев мой – взял меня осторожно «под локоток»:
– Позвольте, я провожу Вас на ваше место. – Я даже не успел растеряться. Подводит он меня к креслу в проходе партера и говорит:
– Вот на этом месте любил сидеть сам Константин Сергеевич Станиславский! – Показывает на табличку, к стулу прикреплённую. Ошеломлённый, я сел.
В голове – звон пустоты…Откуда тогда я мог знать о том, что всю профессиональную жизнь мне придётся заниматься режиссурой. Музыкальной, и мизансценами театрального характера. Ставить музыкальные спектакли. На 63-м году жизни – здесь, в Германии, в Потсдаме?!
Как я дрался
Да никак, в общем-то. Во-первых, виолончелист. Пальцы надо беречь. Но это, конечно, во-вторых. Потому что, во-первых, очень я был стеснительный. Трусом не был, – это я теперь понимаю, – но драться не умел и в принципе не уважал это дело.
Интересы мои с первого класса лежали в другой области. Заядлые хулиганы меня за виолончель уважали. А сам я, – влюблённый виолончелист, – об этом и не думал. Но всё-таки достали меня как-то…
Был у нас в классе единственный человек, которого я не любил (потом ненавидел, а через много лет узнал, что не зря!). Витька Юрьев, белобрысый красавчик. Преподлейший был паренёк. Держал при себе невысокого, тишайшего, в общем, Вовку Коломойцева (за одной партой сидели). Так Юрьев навострился всякие подлости через Вовку осуществлять. Я это видел, но только сейчас, когда пишу эти строки, понял, почему всё так случилось.
А случилось вот что. Начал меня Вовка дразнить по-всякому. Дёргать. Всякие мелкие пакости делать (в лицо всякие бумажки-промокашки бросать, – всего не помню). Я тихий-тихий, но достал он меня. После очередной гадости я рванулся к нему, но меня остановили. Второгодники у нас были, ребята покрупнее и посильнее (Романов, Комаров и др.). Сказали:
– На перемене «стыкнётесь» по-честному.
Перемена. В углу коридора окружили нас плотной стеной. «Давайте». У меня ещё всё кипело внутри от обиды и возмущения. Ростом мы были приблизительно одинаковы, но я поплотнее. Короче, рванулся я на своего обидчика с кулаками неумелыми, и «встреча» быстро закончилась за явным моим преимуществом.
Только сейчас, через 55 лет, я понял, почему Юрьев натравливал на меня своего «оруженосца» (а сам-то в стороне стоял, когда того били). Была причина. Да какая! С некоторых пор я знаю, что одна и та же у нас с ним была Любовь. И, в отличие от меня, он был удачливым соперником (потом, после школы). Но уже тогда, в 5-м – 6-м классе, ревность дала себя знать. Не «Отелло», конечно, но «Яго» – вполне…
Следующий удар кулаком я нанёс в 8-м классе. На перемене, вдруг, к нам в класс забежал мальчишка из 8-го «А» (тот самый, который бил когда-то стёкла в нашей комнате). Он схватил мокрую, грязную тряпку с доски и сунул её мне в лицо. Я аж задохнулся от ярости, бросился за ним и ударил… но противник увернулся и кулак врезался в доску. Точно в то место, где из неё высовывался гвоздь… В результате, из-за сломанного пальца, пришлось остаться на второй год в музыкальной школе (первый раз такое случилось в 5-м классе), что тогда считалось большим везением – ведь надо было готовиться к поступлению в музыкальное училище, и дополнительный год занятий под руководством Льва Михайловича Берлинского был совсем не лишним.
Следующая баталия, которая ясно показала, что драться я не умею, случилась из-за девушки. Мы с Татьяной сблизились в музучилище имени Ипполитова-Иванова. Был такой период наших отношений, когда мы искали уголки, чтобы всласть нацеловаться. И однажды не пустили в класс, где мы были вдвоём, какого-то студента (Лобов была его фамилия). Тот затаил злобу и начал цепляться ко мне по любому поводу. Как-то, налетел вместе с приятелем на меня в холле 3-го этажа!? Опять полная неожиданность. Вместе со мной там сидела Таня и Мишка Киселёв, мой тогдашний (да и сегодняшний) приятель. Мишка рванулся на второго обидчика, а я с ходу приложился левой в лоб этому Лобову. Удар, видимо, получился, потому что злодей убежал. Но палец на левой руке я сломал… Оставаться на второй год в Училище я не хотел. Не тот расклад получился бы на выпуске, и моё поступление в Московскую консерваторию оказалось бы под вопросом из-за большой конкуренции. Я обратился к Шефу за советом – чем бы мне заняться? Он резонно ответил: – Техникой правой руки. – Я нашёл в библиотеке старинную «Школу игры на виолончели», и с тех пор уделяю на ежедневных занятиях времени правой руке даже больше, чем левой (которой так много уделял внимания Лев Михайлович в ДМШ).
А годом раньше (мне было 17-ть), зимой провожал я Таню домой. Жила она на Малой Грузинской, 8. В деревянном двухэтажном флигеле во дворе. Перед входом в коридор, над дверью, горела яркая лампа, а сама дверь была закрыта (ввиду позднего времени).
Только мы поднялись на ступеньки, чтобы позвонить, как вдруг слышим громкий плач. Женщина рыдала в голос. Мы оглянулись и увидели среди высоких сугробов чёрное пятно. Оттуда и доносился звук плача.
Я подошёл поближе и спрашиваю:
– Может Вам чем-то помочь? – В ответ раздалось жуткое рычание, и пятно превратилось в здоровенного мужика (старше меня лет на десять), который с воем пошёл на меня с огромными кулачищами. Первая мысль – защитить Таню. Она по-прежнему стояла перед дверью и уже отчаянно звонила. Я отскочил к ней, мужик за мной. С высоты третьей ступеньки я всю силу вложил в удар, который отбросил страшилище в сугроб. Но и я по инерции слетел вниз. Мужик вскочил, ударил меня в лицо (с тех пор имею «рыцарский» шрам под носом) и мы покатились с ним по снегу.
Таня звонила, что-то кричала, засветились окна, захлопали двери и, к моменту, когда этот рычащий зверь насел на меня, его уже схватили несколько рук, надавали ему по шее и куда-то поволокли. Результат – я усилил свои занятия гантельной гимнастикой и при первой возможности занялся борьбой «самбо» (даже книгу Харлампиева купил). В итоге за всю жизнь только раз я применил свои навыки в этом виде спорта (занимался этим три года в консерватории).
Это случилось, когда Маше было, по-моему, три с половиной года. Мы жили на даче в Ильинском. В тот раз я вёз Машу на велосипеде. Ехали мы в совхозный магазин. Я заметил растущий на обочине куст чёрной смородины (ничей по моему понятию) и решил набрать стакан на компот.
Вдруг, откуда ни возьмись, набежала толпа людей с криками:
