Сказки Гамаюн

– Есть ещё на нашей земле птицедевы, – продолжил Сказитель. – Таинственные существа, что редко рождаются – тогда, когда большие изменения в мир приходят. Птицедева – девушка красы неписаной, о двух ногах, только на спине у нее белоснежные крылья. Они могут и среди людей ходить, только крылья прячут. Полюбить могут и человека, и любовь эта сильная, искренняя. Но главное – выполняют они предназначение, что привело их в этот мир, какое никто не ведает.

– Я вспомнил про них, – продолжил Сказитель, – потому что рассказывают: в краях, откуда ты, Карен, с Михелом и Лоттой пришли, приблизительно в то время, когда вы родились, появлялась птицедева. Может, это она к Лотте во сне приходила, уж больно странно место и время её появления с вашим совпадает. Может, и не она, но всё одно интересно знать – рядом происходят чудеса, а мы ни слухом, ни духом. Рассказываю словами, как мне о том поведали, – качнул головой Сказитель и начал сказку.

Сказитель. Сказка про женщину-птицу

Рассказывал мне один человек историю. Говорит, не так давно это было.

В наших краях в лесу появилась женщина красоты удивительной. Только рука у неё была сломана. Нашел её в лесу наш егерь и обомлел, глядючи на нее. Привел её к себе, лечил да недолечил, не вышло. А полюбил её пуще себя самого. Готов был ради неё душу продать. Выпросил у неё выйти за него замуж. Делать ничего не позволял, лишь бы выздоровела. На руках носил. Что только ни делал он для неё – все, что мог, а только грустила она и всё на восток смотрела. Через время должна она была родить. Говорят, тревожно было у неё на сердце перед родами. Пришел к ней муж, и говорит она ему:

– Добрый мой муж! Может, последний разговор у нас, может, погибну родами, а может, это женские страхи, только хочу тебе сказать на всякий случай. Спасибо, что спас, видно, судьба у меня такая, рука не выздоровела, из-за неё на крыло не стала, улететь не смогла. Живу вот в доме. А он для меня все одно как клетка: пусть в сытости, но не на свободе. Не всем женщинам хватает покоя и сытости, некоторым нужно крылья расправить. Да и не совсем я женщина. Птицедева я с далекого острова. Поранил крыло мое Чернобог злой, но ты спас меня, приголубил, любовью своей отогрел. Теплом души своей поделился. Вот живу теперь со сломанным крылом. Только поцелуи твои лишили меня волшебной силы. Нет больше птицедевы, есть жена твоя. Дочка у нас родится вскорости. Тело у неё будет человеческое, а душа птичья, вольная. Когда время придет, крылья появятся. И будет она пуще всего свободу любить. Будет сущность её неизъяснённая в дальние края звать. Не запирай её в доме, учи всему, что сам знаешь – как в лесу обитать, как в дороге выжить. Путь ей на роду написан, лишь на воле сможет она выжить и не погибнуть, как я. А чтобы легче ей было в путях, научи ходить по звериным тропам. Если сможет найти она тот остров, откуда я родом, там всё сама узнает, полегчает ей, а так будет маяться и рваться, биться о прутья, не зная, что душу гнетет. Там на острове сестры мои живут, они ей всё расскажут и научат.

Тут роды начались, и родилась девочка, а сама жена-красавица померла. Очень горевал егерь, всё себя винил. Только на дочку глядючи улыбаться начинал. И сделал так, как жена его просила. Вот только после смерти его неизвестно куда девочка делась, пропала, как и не было.

Лотта

Хи и Сказитель сидели возле кровати, от рассказа, очень, вероятно, важного, я так устала, что закрыла глаза. Руки трясутся от слабости. Провалиться бы в сон, только без сновидений, а то в них так страшно. Последнее время всё время вижу Морану, стоит она на белой пустоши, не в своём красивом лазоревом платье, а в белой тунике, и зовёт меня, и руки протягивает. Приходи ко мне, Ловелия, ты замёрзла, я согрею тебя, тебе без меня холодно, плохо, зачем тебе жизнь, если в ней нет смысла. Смысл – он важный, а я тебе его верну. Я тебя положу на мою пуховую снежную перину и укрою своим пуховым снежным одеялом, ты выспишься. Тут нет боли, нет расстройства.

Но я почему-то не верю, хотя так и хочется шагнуть ей навстречу.

Опять брежу. Внутри всё колотится, и тоска хуже голодного волка съедает внутренности.

– Хи, дай руку, мне страшно. Она опять придет и заберет меня.

– Кто, Лотта? – он притянул меня к себе. – Не бойся, маленькая.

– Морана, она мне снится теперь часто и зовёт. А я не хочу, боюсь. Но она сильно зовет, уговаривает.

– Не поддавайся ей, Лотта, она хитрая. Давай поговорим про то, что рассказывал Любим – про Алконост, Гамаюн, про птицедев. У тебя от его рассказа что-то в душе шевельнулось.

– Кажется, да. Когда про птицу Гамаюн рассказывал, мне подумалось, что это, скорее всего, она мне снилась, а когда сказку рассказывал, так как будто про меня это было. Только я очень устала, и мысли путаются. Когда ты или Ветер рядом, мне легче, а так вообще жить не хочется.

Сказитель поднялся со стула.

– Лотта, я пошёл. Послушай человека, который много видел и много пережил. Бывает, что не хочется жить, но это не значит, что хочется не жить. Противься Моране и держись за Карена и Лаки, ты для них дорога. А это много, думай о них. Мы что-нибудь придумаем.

– Да, рядом с Хи теплее, он крепко держит меня, и когда он рядом, Морана не приходит.

Глаза закрываются, устала.

Свадьба

Лаки прилетел днем. Из его необъятных саней вынимали вина, уже готовые яства, заморские фрукты странной формы и вида. Он достал также два аккуратно сложенных свертка и подозвал к себе сначала Есению, что-то шепнув ей на ухо, а потом Себастьяна. Они удалились, а девушки пошли накрывать стол.

– Лотта, ещё цветы захвати, это от Бриза, букет невесты. Отнесешь ей.

– Лаки, у меня нет слов, какой ты молодец. Где ты это добыл?

– Я и не такое могу, хорошие они люди – заслужили, и твоё выздоровление тоже хочу отметить.

– Да все уже забыли, что я болела.

– Вот и прекрасно, у меня ещё один сюрприз для них есть – удивятся.

– А кто будет обряд совершать и какой?

– А что, разве нужен обряд?

– Говорят, какой-то нужен. Сама-то я ни на одной свадьбе не была.

– А мы сделаем, как нам хочется. Кто нас судить будет?

Клевенс была посаженой матерью, я подружкой невесты, Хи – другом жениха, а Сказителя обязали слова говорить. Я пошла за невестой, держа удивительный букет для неё, открыла дверь и ахнула. В комнате стояла Есения в неимоверно красивом платье.

– Как это, откуда? Невероятно.

– Ветер привёз, сказал, что я должна этот день запомнить, как чудо.

Действительно, чудо-свадьба и должна быть чудом.

Мы торжественно вышли в гостиную. Там уже стоял такой же красивый жених. Новый костюм, а в руках еще один букет, который он торжественно вручил невесте.

Дальше всё протекало в сказочном варианте. Когда Сказитель произнес значимые слова, в воздуха возник призрак Лады, богини любви и семейного счастья, запахло цветами, и начали порхать бабочки.

– Счастья вам, – послышался голос. – От меня в подарок любовь на всю жизнь и дети здоровые и умные. Дом тоже будет, но чуть позже. Счастья.

Лада пропала, Себастьян надел браслет невесте, потом она ему, и тут появился еще один сюрприз. Из воздуха в руки жениха спустился свиток, и голос произнес:

– Поздравляю, счастье счастьем, а без бумажки никак, держите брачный документ, подтверждающий, что отныне вы муж и жена. А мой подарок тебе, Себастьян, такой: ты будешь собирателем грехов не до конца жизни, а еще только пять лет. Никак без тебя нельзя сейчас. Ты также можешь домой заехать, открою для вас закрытый край, брата повидаешь. Жив он, хорошо справляется. А тебе, Есения, обещаю, что талант твой не угаснет. Люди смотреть будут на картины твои и дивиться, и еще дарю краски, что не заканчиваются, и карандаши, что не стачиваются.

Краски и карандаши в красивых коробочках очутились в руках девушки. Чудеса, просто чудеса.

Кушанья были великолепны, вино изыскано, невеста прекрасна и счастлива, как и жених, а мы сытые и немного пьяные. Мы пели, танцевали, тосты разные говорили, смеялись и радовались – свадьба, одним словом.

Мне, наконец, удалось наесться, и я ждала ещё одного обещанного сюрприза от Лаки, мало мне их было сегодня. А сюрприз оказался не один, а целых два. Неожиданно за столом материализовался Ветер Перемен с небольшим сундучком.

– Спешил, думал, опоздаю. Так приятно видеть перемены к лучшему. Жалко, что ненадолго к вам.

Он взял бокал, встал и сказал:

– Тут подарков много надарили, а от меня подарок приземлённый, но необходимый. Как там Клевенс напевает: «Дай счастливому денег и не забудь про меня»? Сундучок этот такой, что никто украсть не сможет, а в нём некоторое количество денег. Мы, Ветры, богатые ребята. На хлеб с маслом вам хватит. Счастья вам, вы его достойны.

Что-то звякнуло в воздухе, Ветер вздохнул:

– Извините, опять ждут, – и пропал.

– Вот и моего последнего подарка время пришло, – сказал Лаки и поднял очередной бокал.

– У вас, молодые, есть полчаса на сборы. Берите самое необходимое – краски, карандаши, бумагу, одежду, только лёгкую. Перенесу вас сейчас на необитаемый остров в океане, там поживете до весны, друг друга лучше узнаете. Есть там всё для жизни, Бриз приготовил. Если не будет хватать еды, он привезёт. Я, может, прилечу. Хотя, впрочем, вам ещё долго никто и не нужен будет.

Молодожёны собрались быстро, вещей у жениха почти совсем не было. А невеста прихватила новые подаренные краски и бумагу и была готова.

– Порталом пойдем, не будем два дня лететь, как с тобой, Лота. Отвезу их и вернусь ещё.

И часа не прошло, как Ветер вернулся.

– Ребятам понравилось, – поведал он, – только после тутошних холодов им в жаре непривычно. Домик их в тени стоит, до берега недалеко, море синее, небо синее, бананы и кокосы растут, рыба ловится, еды полная кладовка, а главное – постель большая и удобная. Что ещё молодым надо? А теперь выпьем за выздоровление Лотты, и я полетел, я от всеобщего счастья такой сытый и пьяный, что могу из саней вывалиться.

Мы вышли его проводить. Кони взвились, и Лаки скрылся в облаках, а мы продолжали празднование. Потом я пошла спать, а большинство так и сидели за столом, обсуждая увиденное и попивая вино.

«Завтра учеба начинается, надеюсь, не с раннего утра», – было моей последней мыслью перед сном.

Карен. Встреча с птицей Гамаюн

Лотта уснула, вернее, опять провалилась не в сон, а в какое-то беспамятство. Пойду ещё поговорю со Сказителем.

И я направился в гостиную.

За окном темно, хмуро, день совсем короткий стал, солнца давно не видно. Настроение никакое.

– Любим, что скажешь? Твое мнение.

– Ты про птиц или про Лотту?

– Да про всех

– Про птиц – думаю, что приснилась Лотте, вероятнее всего, Гамаюн, она не так зависима от богов, как другие, может и самостоятельно действовать. Сирин и Алконост обычно как глашатаи богов появляются, а Гамаюн – загадочная особа. Вот только не слышал, чтобы она плакала. Птица, предвещающая счастье, плачет? Странно.

– Да и мне удивительно. Ветер утром прилетит, подумаем.

– Не хочу тебя огорчать тебя, Карен, но вопрос с Лоттой нужно решать быстрее. Ты видишь, она угасает. Знала Морана, как и перед Живой чистой остаться, и от Лотты избавиться. Не убивала, мол, она Лотту, живой друзьям вернула, а дома девушка заболела и не стало её. Умерла – так умерла. Забрала она у Лотты смысл жизни, так другие без него прекрасно живут, сам знаешь. Знала она, что та пустота, что у девочки внутри образовалась, душу выпьет. Спешить надо. Интересно, а как добраться без Лотты к Дереву Мироздания? Может, птица там Вас ждать будет, не просто же так она ей приснилась.

– Думаю, не просто так. На Ветра вся надежда теперь.

Я сидел задумавшись. Но в голову ничего путевого не приходило. Сказитель стал что-то быстро строчить у себя в тетради.

– Любим, что ты пишешь?

– Сказку пишу, жизнь пишу.

– Как это – и сказку, и жизнь?

– Просто начинаешь сказку писать, а она в жизнь превращается, герои сами на написанное влияют. Придумаешь одно, а через страницу персонажи настойчиво требуют, чтобы изменили их судьбу, диктуют мне, как им жить. Слова появляются и сами на бумагу ложатся, будто они живые. Интересно. Сказка свою жизнь приобрела, я только записывать успеваю.

– А о чем сказка-то, всё хочу узнать?

– Все сказки о любви, о подвигах, о дружбе, о коварстве – закон жанра. Не могу сейчас рассказать, говорю – герои сами свои истории пишут.

– Надеюсь, сказка хорошо закончится?

– А ты как думаешь? Вот для Предназначенной и Собирателя грехов она на кульминации.

– Так ты что, про нас сказку пишешь?

– Увидишь. Вон смотри – наши счастливцы появились.

Действительно, в гостиную входила Есения, а следом – как почувствовал, что она вышла из комнаты, появился Себастьян. Они никого не замечали вокруг, смотрели только друг на друга так, что нам с Любимом хотелось испариться, чтобы не подглядывать за чужим счастьем. Мы пересели в самый дальний угол гостиной.

– Я пришла немного порисовать, в моей комнате мало света, – будто оправдываясь, проговорила девушка,

– А я пришел увидеть тебя. Хотел пригласить погулять.

Они стояли и смотрели друг на друга так, как будто вокруг них никого не была.

– Есения, я всю ночь думал, и, может, тебе это покажется странным, быстрым, но я знаю, что моя любовь к тебе не угаснет. Ты знаешь, что такое Единственная. Это та, которую встречаешь раз в жизни и не сможешь расстаться с ней никогда. Для меня ты – Единственная, я никогда за долгие годы скитаний не встречал лучшую. Я видел много людей, смотрел в душу и хорошим, и плохим людям, и женщинам, и юным девушкам. Никто даже близко не сравнится с тобой. Поверь.

Он взял руку Есении и посмотрел ей прямо в глаза.

– Я люблю тебе и прошу стать моей женой.

– Я согласна, – не раздумывая, ответила девушка. – Я тоже всю ночь думала и поняла, что просто не смогу без тебя. Моя жизнь возможна только с тобой, ты и твои дороги – это моё предназначение. Клевенс все правильно на салфетках вышила. Идём гулять. Мы смущаем людей.

Мы со Сказителем переглянулись и улыбнулись.

– Видишь, – наклонился ко мне сказитель, – какой Себастьян молодец, сразу понял, кто его Единственная, не растерялся, не упустил своё счастье, как некоторые. Себя, себя имею в виду. Просмотрел я своё счастье за пустыми делами и мишурой, на десять лет его потерял, наверстаю ли упущенное? И ты смотри, своё не проворонь. Единственную не только встретить нужно, но и понять, что это она.

Вечером, когда все собрались за столом, Себастьян торжественно объявил, что они собираются пожениться, как только Лотта пойдет на поправку. Публика сначала похлопала глазами, а потом захлопала в ладоши.

Утром, как и обещал, прилетел Ветер. Он был очень решительно настроен. Быстро заглянул к Лотте, поставил свежие цветы и сказал:

– Лотта, мы сейчас летим к Дереву Мироздания. Я вижу, что тебе тяжело, но дело не терпит отлагательства. Потерпи. Поверь, это единственный выход тебя спасти. Хи, одевайся, я, наверное, и сам бы управился, но помощь может понадобиться. Сейчас закутаю Лотту и полетим. Я знаю дорогу, она для меня открыта. Как – не спрашивай. Я пообщался с дедом и кое с кем еще, и нас ждут. Это единственное возможное спасение. Думаю, всё получится.

Ветер говорил резко, видно было, что нервничает.

Я уже стоял возле саней. Лаки вынес закутанную в шубу Лотту.

– Садись быстрее, она улететь может. Держи Лотту, я править буду, надо спешить.

– Кто улететь может?

– Увидишь, спешить надо.

Посадил Лотту на колени, прижал к себе, и мы очень быстро – кони у Лаки замечательные – добрались до Дерева Мироздания. Вокруг мела метель, а возле самого Дерева было тихо и тепло.

На нижних толстых ветвях сидело удивительное создание. Огромная птица с переливающимся опереньем и головой прекрасной женщины. В лапах она держала свиток. Она говорила, глядя мимо нас, углубившись в свои непонятные мысли:

Сегодня солнце вокруг земли сделало оборот -

Или наоборот.

Гончие жизни выгнали смерть из норы —

Или наоборот.

Гончие смерти загнали жизнь в угол -

Или наоборот.

Глупый бежит по кругу, умный за поворот -

Или наоборот.

Мы стояли и растерянно смотрели на неё: можно ли её отвлечь от мыслей? Ветер молча ждал, держа Лотту на руках, стоять она не могла. Прошло несколько минут, пока на нас обратили внимание.

– Вы все-таки сообразили, что это я, отыскали меня, – молвила птица Гамаюн. – Подойдите ближе и станьте под деревом, холодно, только в ветвях и греюсь.

Дивная птица провела над нами крылом.

– Быть тебе, Карен, королем, а о Лотте пока не могу сказать, не моя тайна. Ловелия, солнышко, протяни руку, подставь ладошку, поймай своё спасение. Я так рада тебя видеть.

По дивной щеке птицы покатилась слеза и упала в ладонь Лотты.

– Выпей. Она поможет. Я плачу от счастья, что вижу тебя живой, Ловелия. Это так редко бывает, когда родную душу потерявшуюся, встретишь. Слеза птицы, которая вещает радость, удачу и счастье – целебная, её действие сильней живой воды. Ты будешь жить, Лотта, не позволю тебя погубить. Морана не имеет надо мной власть, договор я с ней не заключала, так что имею право и хочу помочь. Моя слеза как антидепрессант, пусть вы не знаете таких слов, она вернёт желание жить. Дома съешь яблоко познания, что Сива подарила, поймешь, что ничего Морана тебе не сделала. То, что она у тебя забрала – это иллюзия смысла жизни, но качественная иллюзия, обманула она тебя. Маленькая ты ещё, вот и поверила в это, хотя и опытные люди попадаются на этот обман. Сделала она так, что ты перестала чувствовать жизнь. Но поверь, он никуда не делся, этот смысл жизни, его, у кого он есть, только вместе с душой забрать можно. Не многие это знают. Силу жить она забрала, да, так я тебе помогла её вернуть. Ничего больше не скажу, и так больше, чем должна, поведала, известно ведь, что я помогаю тем, кто умеет слышать тайное. Вот и думай. Встретимся мы с тобой, Ловелия. Чувствую – не позже, чем через год, тогда многое откроется. Спасибо тебе, Лаки, за Ловелию, вижу, и твоё счастье довольно скоро на свет появится, что тебе пару десятков лет – миг. И тебе, Карен, спасибо. Совет мой услышь – научись видеть тайное, без него не получишь явного.

Через миг там, где сидела Гамаюн, никого не было. Мы забрались в сани и поехали назад.

Казалось, что на поездку мы потратили не больше трех часов, а прибыли на постоялый двор, когда солнце уже село.

Нас встречали все постояльцы. Я вынес Лотту из саней, занес не в её комнату, а в гостиную, и посадил за стол.

– Будешь ужинать со всеми. Немного, но съешь. Теперь нечего сачковать. Надо питаться. Тебе сказали, что силы возвращаются, а для этого нужна еда. Значит, будем есть. Ветер, присаживайся.

– Я не могу больше задерживаться, залечу завтра. Вижу, Лотта, что у тебя в глазах появился интерес к окружающим. Это отлично, – он внимательно посмотрел на сидящих за столом и увидел совершенно счастливых Есению и Себастьяна.

– О! Быть свадьбе, как я вижу.

– Да, мы решили пожениться, как только Лотта пойдет на поправку. Как ты думаешь, это скоро? – с надеждой обратился к Ветру Себастьян.

– Думаю, трёх дней не пройдет, как Лотта поправится. Будем свадьбу гулять, а заодно и выздоровление Лотты отметим. По этому случаю обеспечиваю стол продуктами и кое-чем еще, – и озорно подмигнул им.

Возвращение к жизни. Лотта

Не знаю, сколько я болела, но за это время много интересного произошло. Свадьба на днях будет. Хи, кажется, что-то рассказывал об этой замечательной истории, да всё мимо меня проходило, один туман в голове да отчаяние было. И сейчас трудно внимание в кучку собирать. Не хочу больше об этом вспоминать. Лучше на влюблённых посмотрю. А они чудесная пара, как это у них всё так быстро вышло? Неудобно спрашивать. Надо попросить Хи ещё раз рассказать историю Собирателя грехов – интересно, как он им стал. И ничего им для решения пожениться не потребовалось – ни длительных ухаживаний, ни подарков, хотя какие здесь подарки могут быть, еловую шишку жених, что ли, Есении подарит? Не в подарках дело. Вот Ветер мне и бусы коралловые, и жемчуга, и шубу дарил, а замуж не звал, да я и близко не чувствую сейчас между нами того, что между ребятами происходит. А что Ветер ко мне чувствует? Они с Хи ухаживали за мной, столько сил приложили, чтобы я выздоровела, но это не то. А может, я ошибаюсь?

Отвлеклась от своих размышлений. Хи сидел рядом, осторожно поглядывая на меня – не устала ли я, но понимал, что мне сейчас не до разговоров.

Сил у меня было мало, и я только слушала оживленные обсуждения нового путешествия к Дереву Мироздания, моего спасения, птицы Гамаюн. Просто сидела и смотрела на таких хороших, близких мне людей. Первый раз за долгие дни в душе не было леденящего холода. Не получила меня Морана, но я на неё не обижалась за случившееся, она в своём праве была. А на столе все блюда вкусно пахнут, жаль, мяса мне нельзя, но я и бульон с удовольствием выпью.

На Есению с Себастьяном смотреть было приятно, но немного неудобно, они были заняты друг другом и на окружающих не обращали внимания. То он ей пальчики поцелует, то прядку волос со лба уберет, глаз отвести не может – любовь, одним словом. Буду на других смотреть, как они после путешествия и за время моей болезни изменились. Как там наши девушки – Клевенс с бывшим призраком и Стеша с Бориславом.

Стала наблюдать сначала за Стешей. Нравилась мне эта девушка. Стефания подала на стол – она теперь готовила, вкусно у неё получалось и красиво – мясо румяное, блинчики с вареньем, пирожки. Борислав помогал и ходил за ней по пятам. Стеша, чувствуя, что нравится парню, расцвела, глаза горят, коса так и прыгает за спиной – длинная, толстая, мне бы такую. Птичка с плеча не слетает. Борислав на птичку смотрит, а больше, кажется, на Стефанию. Так и ест её глазами. Только она присела поесть – и он рядом. Тарелочку ей пододвигает, еду насыпает и всё так аристократично – сразу видно, не простого воспитания парень. А Стеша молодец – не смущается, принимает, как должное. Разговор у них интересный.

– Стеша, когда на кухне уберем, пойдем погуляем, на звезды посмотрим.

– Да звезд не видно.

– Не на звезды, так на луну посмотрим, я краешек видел, из туч выглядывала, она такая… такая…

– Большая и желтая.

– Нет, романтическая.

– На улице мороз, душу твою заморозим.

– А мы ее вместе греть будем, я помогать буду – дыханием согревать.

– Так она, когда ты близко приближаешься, за пазуху прячется.

– Так тем более подышу на неё.

– Ты лучше скажи, чего ночью в мою комнату скребся?

– Так соскучился, спать не мог, знаешь, каково это – душу не видеть и не чувствовать?

– Дня тебе, что ли мало, все время возле меня крутишься, на душу смотришь, особенно когда она от тебя прячется, сам знаешь куда?

– Так я бы завсегда, и днем, и ночью, готов рядом … с душой быть, не буду против того чтобы она всегда у тебя жила. Пойдем погуляем, а?

– Ну, если не заморозишь, то пойдем.

Я смотрела и удивлялась: тут такие страсти разворачиваются, а я столько времени в койке провалялась. Перевела взгляд на Клевенс, там тоже интересно и непросто. Но чувствую, уже ничего не воспринимаю, надо лечь. Посмотрела на Хи – просто молодец, сразу понял, что я устала. Встал и быстро помог добраться до кровати. Сколько же это они с Ветром со мной промучились? Клевенс со Стешей, спасибо, тоже помогали с тем, что мужчин неудобно просить.

Проблемы мезальянса. Лотта. Новый день

Сегодня я спала и выспалась. Ни Морана, ни просто зияющая пустота больше не снились. Лежу и улыбаюсь. Вставать, правда, не хочется – поваляюсь малость. Заметила, что заглядывал Хи, увидел, что все нормально, и пошёл по своим делам. Что сделать, чтобы их отблагодарить? Лежу, думаю, вспоминаю, как Хи меня к себе прижимал. Даже спал рядом. Руки такие тёплые, и на плече уютно было. Что-то у тебя мысли, Лотта, не туда сворачивают. Насмотрелась вчера на счастливых людей. Выстрадал Собиратель грехов своё счастье, да и Есения под стать ему.

В комнату заглянула Стеша, встревоженная какая-то.

– Вот кашки тебе принесла жиденькой. Можно, я у тебя недолго посижу?

– Что-то случилось, по тебе вижу – рассказать хочешь. Рассказывай, а я ещё полежу. Чувствую себя нормально, но сил пока мало, вставать не хочется. Соскучилась я по тебе.

– Лотта, я уже и с Клевенс поговорить хотела, только она пока занята, позже обещала подойти. Понимаешь, мне надо как-то освобождаться от души Борислава, – и она закрыла лицо руками и начала всхлипывать.

– Стеша, да вы вчера так мило разговаривали, я же видела, что ты ему нравишься, и он тебе, кажется – вон как похорошела, просто красавица.

– Лотта, в этом-то всё и дело. Плохо это.