Избранные произведения. Том 1. Саит Сакманов

Но парень, в мгновение ока изменивший своё первоначальное намерение, вдруг с сокрушительной силой, словно дробя камень, ударил Пахана под дых. Удар был настолько сильным, что Сунгату даже показалось, что рука его, насквозь пройдя брюшную стенку, дошла до самых внутренностей. Словно собака, которой посчастливилось на лету схватить кость, Сунгат поскорее отскочил.

Сайт, прижав руки к животу, согнулся. Казалось, ещё мгновение – и он свалится на пол.

– Что, падла, не нравится?

И тут Сунгат, не успевший даже обрадоваться своей удаче, почувствовал мощный удар снизу под подбородок, который отбросил его метра на три. Грохнувшись на пол, парень на несколько мгновений потерял сознание. Однако инстинкт самосохранения и обуревавшая ярость подняли его. С кошачьей ловкостью вскочив на ноги, он вновь бросился на Санта. Но стоило ему приблизиться, как произошло нечто непонятное – глаза, ноздри и рот заполнились какой-то жидкостью, ослепившей его и перехватившей дыхание. Невольно закрыв лицо руками, он еле устоял на ногах.

Откуда-то сквозь туман до него донёсся голос Пахана.

– Убери руки от лица!

Сунгат понял, что проиграл – противник оказался хотя и не сильнее, но хитрее и опытнее. По тюремным законам парень теперь должен был без слов повиноваться Сайту.

Пахан плеснул Сунгату в лицо какой-то другой жидкостью – она, как берёзовый сок, прочистила ему ноздри и промыла глаза. Парень, вздохнув полной грудью, взглянул на Санта – тот как ни в чём не бывало, надев свой выходной пиджак, перед зеркалом приводил в порядок причёску.

– Молодчина, парень. Далеко пойдёшь, если милиция не остановит.

– Я уже там побывал. Отдал дань, как говорится.

– Пошли наверх. Беру тебя на работу. Будешь моим телохранителем. Силы у тебя хватает, удар умеешь держать – это хорошо. Только техника боя слабовата. Стрелять, бросать нож умеешь?

– Немного умею, – ответил Сунгат, пряча глаза. После позорного поражения он начал терять уверенность в себе.

– «Немного» нам не годится. Три раза в наделю будешь изучать с тренером самбо, бокс и другие приёмы. Стрелять будешь учиться в военном училище – там у нас свои люди есть.

Саит назвал ему фамилию, время и место, куда подойти, сунул в руки небольшой клочок бумаги. Потом нажал на кнопку в стене.

Дверь беззвучно открылась. Показался Ахмадиша-бабай:

– Слушаю, хозяин.

– Орбакайте на месте?

– Да, в своей комнате, сидит работает.

– Пусть зайдёт.

Вскоре появилась высокая блондинка, с плоским невыразительным лицом, но одетая с шиком, по последней моде.

– Вот этого молодого человека оформите к нам в цех. Столяром. Начислите ему зарплату, заведите трудовую книжку. Пригодится, когда на пенсию пойдёт.

– Зайдёте потом ко мне, – сказала бухгалтерша, оставляя их вдвоём.

Сунгат, ничего не понимая, хлопал глазами. Ведь Пахан только что говорил – мол, будешь учиться стрелять, а сам берёт на работу столяром, трудовую книжку велит завести.

– А теперь, парень, слушай внимательно – начинается серьёзный разговор. Тот, кто поступает ко мне на работу, переходит в моё полное распоряжение. Все мои приказы должны выполняться беспрекословно. Предупреждаю сразу, чтобы потом не было претензий. Это – первое условие. Второе условие – держать рот на замке. Если одно из этих условий нарушишь, придётся с тобой распрощаться. Что у нас за организация, чем мы занимаемся, тебя волновать не должно. Стремление побольше узнать – оно, конечно, похвально, когда учишься в школе. В остальных же случаях оно… – Саит сделал долгую паузу, глядя в глаза стоящему перед ним новому подчинённому и, понизив голос, добавил: —…отнюдь не продлевает жизнь!

– Я согласен на все условия, – решительно произнёс Сунгат. – Сколько будете платить?

– Будешь получать в десять раз больше, чем среднемесячная зарплата по стране. Все дополнительные расходы плюс бензин для машины – за наш счёт.

– Я согласен, – повторил парень.

– Тебе придётся пройти испытательный срок, показать, как водишь машину и стреляешь.

«Похоже, Гриша привёл подходящего парня. Если его кормить, поить, одевать, дарить дорогие «игрушки», то он, не задумываясь, родную мать порешит. Первоклассный киллер получится из парня».

– Какое у тебя прозвище было в тюрьме? – спросил Сайт.

– Я несколько тюрем сменил. Везде по-разному звали.

– И всё-таки?

– Ну, Сорока, Узколобый, Кузнец – много всяких прозвищ было. На зоне у каждого своя кликуха.

– А такая кличка была – Шуруп Саморез?

– Кажется, была.

Про эту кличку он сболтнул Грише, когда они соображали по маленькой. Вот тебе и Гриша! Старый друг называется! Продал Пахану с потрохами! Сунгату хотелось забыть на веки вечные все эти клички, оставить их в прошлом вместе с тяжёлыми воспоминаниями. Но постылое прошлое никак не желает отпускать его.

– С этого дня твоя кличка – Шуруп, – голосом, не терпящим возражений, произнёс Сайт.

Но на этом воспитательный час, или, как говорили в тюрьме – секс-час, ещё не закончился.

– Ты, говорят, любитель поддать?.. Это дело житейское. Выпить все мы не дураки. Плохо только то, что тебя, если переберёшь, на подвиги тянет. Начинаешь руки распускать, приставать к людям, вспыхиваешь, как порох, из-за любого пустяка. Смотри, как бы это против тебя не обернулось. Бережёного, как говорится, Бог бережёт.

Сунгат хотел было сказать что-нибудь в своё оправдание, но Пахан не дал ему вставить слово.

– Я знаю, что говорю. Если бы мои люди не узнали о тебе всю подноготную, я бы тебя сюда не позвал. Ты на Гришу, небось, обижаешься – мол, продал тебя. Это не совсем соответствует истине.

Наши люди побывали в школе, где ты учился, поговорили с твоими однокашниками, со знакомыми твоей бабушки. И всё-таки решили тебя взять. У тебя, наверное, язык чешется спросить: почему?

– Да.

– Хоть и тяжёлый у тебя характер, парень, но одно мне в тебе понравилось – ты никого не закладывал. Предпочёл отсидеть пять лет за «мокрое дело», хотя, если бы назвал сообщников, то, учитывая твой юный возраст и чистосердечное раскаяние, тебе бы скостили срок. Знаю, что следователь предлагал тебе этот вариант. Но ты вёл себя по-мужски. Знаю также, что умеешь держать слово, как бы трудно тебе ни приходилось. Такие люди нам нужны. Но должен сразу предупредить: демонстрировать ловкость рук, совершая противозаконные действия, тебе больше не придётся. С такими нам не по пути. У нас фирма серьёзная, намотай себе на ус.

Шурупу вдруг вспомнился случай, произошедший с ним не так давно. Когда он слонялся по улицам, не зная, как убить время, ему встретился старый знакомый Альберт, который также нигде не работал, перебивался случайными заработками. Альберта он знал ещё со школьных лет – тот учился на класс младше. Зашли в буфет, выпили, закусили, немного подняли настроение. Расставаться сразу не хотелось, и приятели залезли в первый попавшийся трамвай и поехали куда глаза глядят. Был час пик, народу – не протолкнуться.

– Видишь того мужика в очках, с портфелем? – спросил Альберт шёпотом.

– Ну, и что…

– Он с тобой вежливо так поздоровался, кивал тебе издалека, а ты – ноль внимания.

– Тебе, наверное, померещилось по пьяни…

– Да чтоб я сдох!

– Говорю тебе, раньше его никогда не встречал. У меня на людей память хорошая.

– Интересный ты парень, Сунгатик. Пожилой человек оказывает тебе честь, первый с тобой здоровается, а ты нос задираешь, не хочешь его узнавать, – укоризненно произнёс Альберт, многозначительно подмигивая.

– Кто знает, может, это мой дальний родственник, – с деланной задумчивостью сказал Сунгат, подхватив игру Альберта. – Надо бы проверить. У него в бумажнике наверняка есть визитка или какое-нибудь удостоверение. Ты, давай, встань от него справа, толкни «нечаянно», а потом долго извиняйся. На следующей остановке выпрыгнешь в среднюю дверь…

В бумажнике из искусственной кожи, который Сунгат вытащил у мужчины в очках, они с Альбертом обнаружили пенсионную книжку и деньги, на которые можно было прожить недельку-другую. Мужчина, довольно крепкий на вид, оказался уже третий год на заслуженном отдыхе. Парни забрали деньги, а бумажник с документами бросили в урну.

Об этом случае Шуруп уже успел забыть, но сейчас, после разговора с Паханом, в голову полезли всякие мысли: а вдруг Альберт, как и Гриша, тоже человек Пахана? В душу закрались сомнения: а может, бросить всё к чёртовой матери? В клетке-то жить совсем не хочется, даже если она и из чистого золота. Как говорил в тюрьме внук знаменитого вора Шакура (впрочем, может быть, и не внук – это он сам так представился), никому на этом свете верить нельзя.

Пахан – хитрая лиса, и с ним надо быть настороже. Теперь он не скажет ни одного лишнего слова даже старым друзьям.

– Извини, мне пора, – сказал Сайт. – Тебя ждёт Гриша.

– Мне жить негде, – вдруг выпалил Шуруп, сам поражаясь своей смелости.

«А мне какое дело? Скажи спасибо, что на работу взял», – должен был ответить Пахан. Сунгат, собственно, такого ответа и ожидал.

– Вот как? Так что же ты молчишь? Если дитя не плачет, ему никто соску в рот не сунет. – На чисто выбритом, пахнущем дорогим одеколоном лице Санта появилось удивлённое выражение.

И тогда он совершил поступок, который до глубины души потряс Шурупа (он пообещал себе, что никогда этого не забудет). Чётким упругим шагом Саит пересёк комнату, подошёл к дубовому шкафу. Достав оттуда ключ, висевший на гвоздике, бросил Шурупу.

– Вот тебе пока ключ от однокомнатной квартиры. Адрес на бирке. Считай, что арендуешь по контракту. Будешь хорошо работать, станет твоей собственной. Если женишься, дадим квартиру побольше. Ты говорил, что машину водить умеешь.

– Это запросто. Только прав нет.

Саит снова подошёл к шкафу. Выдвинул какой-то ящик, достал оттуда водительские корочки, вручил Шурупу:

– На первое время пойдёт. Фотография на тебя похожа. Эту неделю езди поосторожнее, а на следующей впишем твою фамилию.

Потом подвёл растерянного парня к окну:

– Видишь зелёные «Жигули»? Шестая марка. Это твои. А дальше будет видно. Сейчас вы с Гришей едете на задание. Он тебе всё объяснит.

Так Шуруп попал в «Игелек».

10

В душе Сайта Сунгат-Шуруп оставил противоречивое чувство, что, вероятно, было вполне естественно – характер человека складывается под влиянием его жизненного пути.

Редкое имя Сунгат дала мальчику бабушка, которая его вырастила. Отца и матери он не помнил. Если верить рассказам бабушки Замзамии, то его родители прожили вместе всего один год, после чего молодая жена, бросив годовалого ребёнка, сбежала с другим куда-то в Среднюю Азию. Говорят, что и до сих пор там живёт, что у неё пятеро или шестеро детей. От неё пришло всего два письма. В последнем из них, прося прощения за то, что оставила сына сиротой, она писала: «Муж у меня уж больно ревнивый, поэтому лучше забудьте обо мне и не вспоминайте».

Её просьба была исполнена.

Отец Шурупа – единственный сын Замзамии-ханум – после того, как жена сбежала, в отчаянии стал заливать горе вином. Постепенно пропив всё имущество и потеряв комнату в малосемейке, записался в бригаду плотогонов, уехал и сгинул. Сколько ни писала Замзамия-апа в разные организации, наводя справки о сыне, не смогла получить никаких утешительных известий.

Люди, купившие комнату сына, из которой их потом выселили, наседали на Замзамию-ханум, требуя вернуть деньги. Если бы она могла, то, конечно, вернула бы долг за сына, но бедная женщина сама еле сводила концы с концами.

Муж её – военный офицер – черноглазый красавец-музыкант, возил за собой жену по всей стране, а когда началась война, ушёл на фронт, оставив свою ненаглядную вместе с двухлетним сыном в узкой, как гроб, коммуналке. Через три месяца пришло известие о том, что он погиб смертью храбрых.

Замзамия-ханум была, что называется, в самом соку, и вокруг молодой женщины увивалось множество тыловых донжуанов, желающих утешить красавицу-вдову. Однако она не подпускала к себе никого, кроме военных. К сожалению, ни с кем из претендентов жизнь не сложилась. Один беспробудно пил, другой был алиментщиком в бегах. Третий оказался любителем пожить за чужой счёт, однако увидев, в какой нищете живут Замзамия с сыном, очень быстро смотал удочки.

После этого Замзамия-ханум, махнув рукой на свою личную жизнь, всю себя посвятила сыну. Мальчик с детства был о себе очень высокого мнения, никогда не забывал о том, что он сын героя, погибшего на фронте и что отец был талантливым музыкантом. Сын хорошо учился, закончил инженерно-строительный институт, начал работать в проектной организации. Долго не мог жениться – девушек вокруг много, но ему трудно было угодить.

С Нураниёй они прожили всего год. Замзамия-апа так и не поняла, отчего невестка покинула свет её очей, её ненаглядного сыночка. То ли оказалась легкомысленной и бездушной. То ли сын, изнеженный и заласканный матерью, стал плохим мужем, не сумев найти путь к сердцу жены.

На склоне лет Замзамие-ханум пришлось ещё раз повторить вдовью судьбу, на этот раз воспитывая внука. Времена изменились – влияние улицы, куда рвался из дому непоседливый мальчишка, оказалось настолько сильным, что пожилая женщина не в силах была с ним бороться. Потеряв сына, она сильно сдала, постарела. Можно тысячу раз повторить ребёнку: «Будь добрым, будь воспитанным, не трогай чужого, не ходи туда, не играй с плохими ребятами», но многому ли научишь словами?

Сунгат, будучи маленьким, часто плакал, требуя найти маму и папу, а когда подрос, то бросившие его родители стали его личными врагами. Он порвал на мелкие кусочки все их письма и фотографии, которые были в доме. У Замзамии-ханум не осталось ни одной фотокарточки любимого сына, чтобы поплакать о нём.

Не найдя общего языка с бабушкой, Сунгат нашёл своё место на улице. Подросток быстро понял, что в этом мире единственная надежда на себя, на свои кулаки. Всё свободное время он тратил на то, чтобы «качать» мускулы, – естественно, в ущерб развитию умственных способностей.

В четырнадцать лет начались приводы в милицию, парня поставили на учёт. После окончания школы Сунгат успел около года прокантоваться на каком-то заводе, после чего во время «разборки» между двумя группировками он был арестован. За то, что в драке пырнул парня ножом (тот скончался), Сунгат получил пять лет и загремел на зону.

Вернувшись, Сунгат не нашёл даже могилы бабушки. Двухэтажный дом, в котором они жили, снесли, на его месте стояла новая девятиэтажка. Все его друзья-приятели, с которыми он проводил время, переженились, осели, разъехались кто куда. Остался на свете один живой родственник – мать, но, к счастью для неё, Сунгат не смог найти её адреса. Ничего бы хорошего из этого визита не получилось.

В самый трудный и неприкаянный период его жизни встретился ему Гриша, протянул руку помощи, познакомил с толковыми людьми. Остальное, полагал Шуруп, зависело уже от него самого.

Вскоре Сунгат, разъезжая на машине и налево-направо транжиря суммы, которые ему раньше и не снились, вошёл во вкус лёгкой жизни.

Он всё свободное время проводил по кабакам и ресторанам, притаскивал к себе в квартиру женщин лёгкого поведения.

Большей частью ему приходилось иметь дело с потрёпанными жизнью женщинами старше себя. У большинства из них были дети и цель в жизни – окрутить какого-нибудь денежного мужика, и нежадного при этом. В этом смысле Сунгат, который никогда не считал деньги, был для них объектом весьма привлекательным.

Сайта стал беспокоить беспорядочный образ жизни, который вёл Сунгат. Он его готовил не для пьянства и разврата – предназначенные ему подвиги были впереди.

Сайт, подумав, решил вызвать к себе на разговор Мишу-Мисхата.

– Я, конечно, понимаю, что это государственная тайна, – начал он шутливо, – но ты мне всё же скажи, есть ли у тебя постоянная девушка?

– Почему государственная тайна? Есть у меня девушка, звёздочка моя ясная. Альфиёй зовут.

– Хорошо ты про неё сказал, красиво.

– Если будет с вашей стороны одобрение, то думаю в перспективе жениться.

– А у Альфии твоей есть подружки?

– Этого добра сколько угодно. Все девять этажей в общежитии кишат девчонками, а парней практически нет. Считай, они все наши.

– Знаешь парня по прозвищу Шуруп, Сунгат его имя?

– Видел у Ахмадиши-бабая. Близко, правда, не знаком.

– Тебе придётся с ним подружиться. Он вырос за Кабаном, в Татарской слободе. Парень не особо грамотный, в отсидке был, а сейчас, кажется, под гору катится. Его бы познакомить с порядочной девушкой, отучить ругаться и пьянствовать. Покажи ему, что существуют и другие компании, где не только пьют и скрипят кроватями. А то пропадает парень… Вся надежда на тебя, Мисхат.

Последние слова шефа приятно польстили самолюбию Миши-Мисхата.

На самом деле Мисхат был хорошо наслышан о Шурупе, о его вспыльчивом, необузданном характере и о тех, с кем он проводил ночи, и ему не слишком хотелось приводить парня с такой репутацией в студенческое общежитие к девушкам. Он туда и сам с трудом попал. Кажется, он лишнего сболтнул – захотелось прихвастнуть перед Сайтом Ярулловичем. Зачем надо было раскрывать карты? Осрамит его Шуруп перед всеми. А ведь Альфия вовсе не торопится вешать на свою шею хомут под названием «Мисхат», на все его предложения отвечает: «Молодость только одна, успеем ещё в загс». И от ворот поворот не даёт, короче, держит на длинном поводке.

Сайт, не обращая внимания на недовольное выражение лица Мисхата, повторил свою просьбу. Что делать, если шеф сказал, надо выполнять. Будет хуже, если он перестанет давать задания – незаменимых людей на свете нет.

Прежде чем взять Мишу-Мисхата на работу, Пахан его основательно проверил. Хотя и не каждого он испытывал кулаками, но разговаривал со всеми подолгу, а до разговора собирал всестороннюю информацию о человеке. Даже взяв на работу, ни с кого из своих парней не спускал глаз.

Говорили, что попасть в его команду – всё равно, что пройти через игольное ушко. И для себя, и для работающих у него ребят Саит ввёл жёсткую дисциплину и неписаное правило – не путать работу с личной жизнью, чтобы одно не мешало другому.

Своих подчинённых он учил многому – владеть оружием, приёмами бокса и самбо, вырабатывал организаторские способности, самообладание, чувство уверенности в себе, он говорил:

– Мы живём правильно, едим то, что сами заработали.

Когда у него случалось хорошее настроение, он говорил своим ребятам:

– Ах вы, мои чудища-юдища! Мы с вами порождение времени, санитары общества, призванные очистить его от нездоровых элементов.

Потом добавлял уже серьёзно:

– Мы должны быть людьми высокой морали и нравственности. До хулиганства и криминала нам опускаться не пристало.

Хотя подчас его рассуждения о нравственности и совестливости звучали совсем неуместно – как проповедь перед концом света, но среди его ребят находились наивные души, которые всё принимали за чистую монету. Такие «проповеди» нужны были в первую очередь самому Сайту для того, чтобы оправдать продажу винтовок, которые он привозил из Ижевска, спекуляции с сухим молоком, баловство с гашишем и расправу с теми, кто становился у него поперёк дороги. Любым, самым нелицеприятным делам он умел найти благопристойную словесную формулировку.

Саит считал, что у татар должна быть своя, национальная мафия, а принадлежность к мафии, по его мнению, была одним из проявлений мужской доблести.

Как бы то ни было, окончивший истфак университета и мечтавший о материальной независимости и собственном киоске, Мисхат-Миша полностью доверял Сайту и служил ему верой и правдой.

11

Нежась на мягкой, как пух, постели, Зульфия нашла под атласным одеялом руку Сайта. От его длинных сильных пальцев к ней потекло согревающее душу тепло. Говорят же умные люди, что между влюблёнными существует энергетическая связь. Казалось, что нет на земле силы, способной разорвать близость, ниспосланную самими небесами. Мужчина, повернувшись к ней, зарылся лицом в густые душистые волосы, издающие лёгкий запах полыни, поцеловал нежно-розовые мочки ушей, затем шею.

– Чего желает моя ненаглядная? – спросил он, сам не слыша своего голоса. Он в этот момент захлёбывался от нежности, словно грудной ребёнок материнским молоком.

– Ты у меня никак не можешь лежать спокойно, – смеясь, сказала девушка, прильнув к его тугому горячему телу.

Каким-то чудом она сумела расслышать, угадать его еле различимые слова – порой их взаимопонимание было близко к телепатии…

Саит приучил возлюблённую спать обнажённой. Ничто не могло быть совершеннее того костюма Евы, который подарили своей дочери родители Исхак-абзый и Рамзия-апа. По крайней мере такого мнения придерживался Сайт, не разрешавший ей прикрыться ни одной, даже самой маленькой, тряпочкой. Он никому не мог объяснить, какое сумасшедшее наслаждение переполняло его, когда по ночам он чувствовал в своих объятиях тело Зульфии, когда ноздри щекотали исходившие от неё еле уловимые запахи медовых луговых цветов и свежескошенного сена. Осознавать, что такая божественная девушка – юная, как Лолита, чистая, как Наташа Ростова, с безумно прекрасным, как у Анфисы, упругим телом, доверчиво прижимаясь к нему, дарит ему, грешному, беззаветную любовь и нежность, – это было неимоверное счастье, о котором он не мог и мечтать.

Зульфия, выросшая в деревне и привыкшая видеть свою мать в постели одетой, как капуста, вначале и слышать не хотела, чтобы спать голышом.

Но на третий вечер её сопротивление удалось сломить. Она решила, что всё-таки с тем, кого любишь, можно спать и в чём мать родила.

Самолюбивая Зульфия, которая всегда была отличницей, рядом с многоопытным мужчиной не упускала случая подчеркнуть свою начитанность.

– Я много книг прочитала про любовь. Странно, нигде ничего похожего на нас с тобой.

– А ты думаешь, те, кто пишут про любовь, обязательно сами любили кого-нибудь? Возьми, например, великих педагогов Крупскую и Макаренко. У них вообще не было собственных детей.

– А может быть, если теория не основана на практике, она бывает более удачной?

– Уж не имеешь ли ты в виду непорочное зачатие девы Марии? Это же просто красивый миф, сочинённый позднее.

– Да нет, – ответила Зульфия, высвобождая белоснежную, светящуюся в полутьме, руку из-под одеяла. – Говорят, что Жюль Верн никогда не видел океана собственными глазами, но как красиво и правдоподобно описывал море и подводный мир.

Сайт, слушая Зульфию, вдруг рассмеялся.

– И что смешного я сказала? – обиженно спросила девушка.

– Извини, просто вспомнил один анекдот!

– Ну-ка, расскажи. Вернёмся из морских глубин на сушу. – Зульфия повернулась на живот и облокотившись на руки, приготовилась слушать.

– Армянскому радио задали вопрос: можно ли с пятнадцатилетней девушкой беседовать об интимных отношениях? «Если хотите углубить свои познания в этой области, то очень даже рекомендуется», – ответило армянское радио.

– Это что, камешек в мой огород, Сайт?

– Да нет, что ты, вспомнилось вдруг ни с того ни с сего.

– Я до этого тебе не говорила, – Зульфия вдруг стала серьёзной, – но у меня тоже есть кое-какой опыт в этой области. Ты, наверное, понял, в самый первый раз, что до тебя у меня кто-то был. Не думай, что я гуляла налево-направо, с кем попало. Но одну ошибку успела совершить. Чуть было не вышла замуж, да, как говорится, Бог спас. Если тебя интересуют подробности, то я расскажу, как было дело. Если не станешь настаивать, буду тебе очень признательна. Никому не доставляет удовольствия сыпать соль на старые раны.

Саит слушал свою «малышку» и в душе не мог нарадоваться: «Надо же, остались ещё на земле чистота и непорочность, а я уж было отчаялся их встретить». На кой чёрт Сайту её прошлое, если она сейчас, в эту минуту в его объятиях и останется с ним завтра, послезавтра и навсегда!

Многое перевидал Саит на своём веку, жевал хлеб пополам с песком под знойным солнцем Монголии, разгребал грязь в прямом и переносном смысле на улицах родной Казани, сталкивался с человеческой подлостью, предательством и неблагодарностью, непониманием со стороны прежних женщин – наверное, за всё пережитое Всевышний послал ему Зульфию. Они всегда будут вместе, а если он покинет этот мир раньше неё, то завещает, чтобы её похоронили рядом, и встретит её там, за последней чертой, и уже тогда их души не разлучить никому и никогда во веки веков! А может быть, у них ещё будут дети. Он бы ещё вполне успел поставить их на ноги, помочь выбрать им свой путь в жизни. Если родится девочка, то пусть станет врачом – на свете нет профессии благороднее и нужнее. А если будет мальчик, то будет знатоком родного языка и истории – пусть послужит будущему своего народа.

От этих мыслей на душе теплело, Саит как будто возвращался в свою молодость, когда он ещё не был тем сильным, волевым и жёстким, а порой жестоким человеком – всемогущим Сакмановым, генеральным директором крупной организации…