Лесная принцесса и тайна синего пера

Галина Ярошевич

Лесная принцесса и тайна синего пера

Глава1. Уют и холод

В самом сердце Шепчущего Леса была цветочная поляна. В её центре росло Древо Жизни. Оно было огромным и старым. У его подножья стоял замок. Деревянный и очень уютный. Мохнатые корни Древа крепко обнимали его стены. Они были покрыты мягким зелёным мхом. Стоило войти внутрь – и тебя встречал особый запах. Сладкий аромат мёда и мяты. Здесь пахло летом и волшебством. На кухне всегда были свежие ореховые кексы. Их сладкий запах смешивался с душистым ароматом трав. Они были пучками развешены под самым потолком. Повсюду висели медные фонари со светлячками. Они отбрасывали на стены тёплые кружевные тени, и от этого весь замок казался живым.

В уютной гостиной потрескивали дрова в камине. Около него на толстом ковре сидела девятилетняя Лили. Угольным карандашом она выводила на пергаменте последний штрих. Она высунула кончик языка от усердия.

– Тихон, посмотри! – наконец потребовала она.

Лили оторвалась от рисунка и сунула его под нос коту. Тихон был невозмутим. Казалось, он крепко спит. Снилась ему, наверное, сметана.

– Я тебе корону нарисовала! – с гордостью объявила девочка. – С настоящими рубинами!

Тихон мирно сопел в плетёной корзине, но тут приоткрыл один глаз:

– Рубины? Это уже лучше. Но где же мой трон? И придворные мыши? Хотя… – он фыркнул, – мыши вечно крошки раскидывают. Пусть лучше будут придворные сверчки. Они хоть музыкой развлекают.

Светлячки в фонарях весело перешёптывались. Они выстроились в кошачью мордочку с усами.

– Не смешно! – ворчал Тихон, но уши его задрожали от любопытства. – Мой профиль благороднее!

В углу гостиной стояло широкое кресло. У него была высокая спинка, обитая зелёным бархатом. В нем сидела Бабушка Груша. Для всех остальных она была Агриппиной, Хранительницей Шепчущего Леса. Но для Лили – просто Бабушка Груша. В её руках плавно постукивали вязальные спицы. А на груди, прямо поверх шерстяного свитера, мерцал древний амулет – Шепотун. Он был вырезан из древесины самого Древа Жизни листа.

Мягкий золотистый свет амулета пульсировал ровно и спокойно. Он будто подпевал старому камину в такт потрескиванию поленьев.

Вдруг её пальцы замерли. Шепотун стал холодным. Обычно он был тёплым, как летнее солнце. А сейчас от него исходил такой холод, что его можно было почувствовать даже через толстый свитер. Так уже бывало. В тот день, когда замолчал ручей у Старого Валуна.

И за окном, в наступающих сумерках, стояла необычайная тишина. Не просто вечернее затишье. Абсолютная, звенящая пустота. Знакомый шёпот листьев, перекличка последних птиц перед сном – всё стихло. Будто лес затаил дыхание.

– Бабушка, а кто это? – спросила Лили.

Она потянулась к большому портрету, что висел над камином. На нём были изображены люди в плащах. Такой же плащ носила Бабушка. Но одна фигура казалась странно размытой, будто её пытались стереть.

Бабушка Груша отложила вязание. Она медленно подошла к внучке и взяла тяжёлую раму в руки. С пожелтевшего холста на них сурово смотрели члены Совета Старейшин.

– Та, кто выбрала Забвение… – тихо прошептала Бабушка. В тот же миг Шепотун на её груди дрогнул. Его тёплый свет на мгновение угас и стал ледяным. – Когда-то она тоже была Хранительницей, – грустно сказала она. – Но не все выдерживают бремя добра, солнышко. Не все…

С кухни донёсся сердитый свист. Старый чугунный чайник, который бабушка ласково называла «Самоварыч», выпускал клубы пара в форме грозовых туч, возмущённо подпрыгивая на плите.

– Ох, этот ворчун! – Лили бросилась на кухню. – Он всегда сердится, когда мы опаздываем с чаем!

Замок жил своей особенной, волшебной жизнью. Двери здесь никогда не хлопали, а тяжёлый дубовый засов сам тихо задвигался, когда кто-то входил или выходил. Светлячки в фонарях не просто светили – они перешёптывались и по вечерам устраивали для Лили целые представления, выстраиваясь в звёзды или смешные рожицы. А старый Самоварыч, хоть и ворчал, если его перегревали, всегда наливал чай именно той температуры, какую хотелось в данный момент. Котёл в очаге булькал не просто так, а словно вёл беседу сам с собой. И никто не удивлялся, если чашки немного подпрыгивали от радости, когда в них наливали горячий мятный чай.

Бабушка Груша отложила портрет и подошла к окну. За стеклом, на ночной поляне, величественно возвышалось Древо Жизни. Но сегодня его листья светились тускло, не с привычной силой.

В сгущающихся сумерках она заметила знакомую фигуру. Это был барсук Барбарис, Лесной Архивариус. Обычно он был таким степенным и важным. А сейчас он бежал, оглядываясь через плечо. На его мордочке был написан такой страх, будто за ним гнался сам Лесной Ужас. Которым пугали своих детенышей мамы.

– Что могло так напугать мудрого барсука? – с тревогой подумала Бабушка.

И тут она вспомнила их вчерашнюю встречу. Барбарис тогда громко шептал ей о пропавших Зайцах-Ушастиках… и о странном, молчаливом тумане.

– Чай готов! – Лили вернулась с подносом. – мне едва хватило мяты! Кстати ты не знаешь почему Ушастики не заглядывают к нам больше? Ведь у них в огороде растет самая ароматная мята во всем лесу!

Бабушка взяла кружку с подноса и сжала ее так крепко, что костяшки на ее пальцах побелели.

– Ложись спать, уже поздно. – сказала Бабушка.– Я… пройдусь немного перед сном. Проверю, не забыла ли я садовые ножницы у клумбы с розами.

А про себя подумала:

– Надо узнать что творится в Лесу.

Тихон поднял голову:

– Сейчас? После заката? Это же нарушение всех правил! Даже в «Своде мудрого Хранителя» сказано…

Но Бабушка накинула плащ и скрылась за порогом замка. Дверь захлопнулась за ней с таким грохотом, что со стола упала ложка.

– Бабушка! – Лили бросилась к окну. Бабушка шла не к цветам! Она сворачивала на лесную тропу, и туман уже обвивал её ноги, словно живые ленты. Он стелился по земле густым ковром. И переливался призрачным синеватым светом, словно под ним пульсировали тысячи светлячков.

Лили прижалась лбом к холодному стеклу. Зелёная прядь в её волосах слабо дрогнула, будто от порыва невидимого ветра.

– Тихон… – прошептала она. – Почему туман… светится?

Кот вдруг стал серьёзным. Он подошёл и мягко тронул её лапой:

– Не бойся, Лесная принцесса. Пока я здесь ты под моей защитой! Хотя…если честно, может, всё же спрячемся под одеяло? С научной точки зрения, это лучшая защита от всего. И я расскажу тебе историю про Лунного кота, самую интересную из всех.

Тихон уже набрал полную грудь воздуха и начал свой рассказ. Но Лили его не слушала. Она прижала ладонь к стеклу.

– Вернись, – прошептала она, и зелёная прядь в её волосах снова дрогнула, будто отвечая на её тревогу.

Но Бабушка уже растворялась в странном сияющем тумане, а в глубине леса становилось всё темнее и таинственнее. Зелёная прядь в волосах Лили слегка засветилась. Она не могла понять: куда ушла Бабушка и что это за непонятный туман окутывает лес?

А в чаще, где исчезла Бабушка Груша, в наступающей ночи, что-то холодное и древнее медленно открыло глаза…

Глава 2. Тайна за ивовой завесой

Лунный свет пробивался сквозь листву, разбрасывая по земле серебристые блики. Они шевелились и переливались, словно живые. Бабушка Груша замерла перед тремя древними ивами. Их стволы были такими толстыми, что не обхватить и втроём. Длинные ветви, как зелёные косы, спускались до самой земли. Эти деревья стояли на краю леса с незапамятных времён, охраняя невидимую глазу границу. За ней заканчивался привычный мир с его тропинками и птичьими гнёздами и начиналось нечто другое – древнее, загадочное и полное тихой магии.

Обычно ветви ив лениво раскачивались на ветру, словно убаюкивая лес тихой колыбельной. Но сегодня они замерли в неестественной неподвижности, сплетаясь в плотную серебристую стену. Казалось, сама природа затаила дыхание. Каждая капля росы на ветвях сверкала, точно драгоценный бриллиант. В обычные ночи они перезванивались тихим хрустальным перезвоном, но сейчас этот волшебный звон замолк. В лесу повисла такая тишина, что было слышно, как шуршат падающие листья. Даже сверчки, эти неутомимые скрипачи, притихли.

Бабушка Груша глубоко вдохнула знакомый лесной воздух. Он всегда пах волшебством: влажной землёй, сосновой корой и шёлковым мхом. Но сегодня к привычным запахам добавился новый – странный и тревожный. Сладкий, как забродивший малиновый сок, и колючий, как морозный ветер.

Она осторожно протянула руку и раздвинула тяжёлые ивовые ветви. Те оказались на удивление холодными и скользкими. Казалось, будто на них лежала невидимая ледяная плёнка, которая обдала кожу лёгким холодком.

– Спрятанный страж, открой путь, – прошептала Бабушка, и её голос прозвучал громче в наступившей тишине.

Её пальцы осторожно коснулись загадочных знаков, вырезанных на поверхности огромного валуна. Камень, наполовину ушедший в землю, казался спящим великаном. Говорили, что он помнил те времена, когда в лесу можно было встретить настоящих великанов, шагавших через целые рощи.

В ответ на прикосновение камень вздрогнул, словно просыпаясь ото сна. Древние руны на его поверхности вспыхнули – но не ярким, уверенным светом, а тусклым и дрожащим. Они светились бледно-золотым светом, совсем как последние угольки в костре, когда огонь уже почти погас.

Сердце Бабушки Груши застучало чаще, как маленький барабанчик, предупреждающий об опасности. Эти руны должны были сиять ослепительно, особенно сегодня – в волшебный час лунного солнцестояния! Но вместо этого они лишь робко мерцали, словно прося о помощи. А по самым краям камня, там, где камень встречался с мхом, уже лежал лёгкий узор из инея.

Тропа за валуном открылась, но казалось, будто лес не хочет её пропускать дальше. Воздух здесь был другим – густым и неподвижным, словно в самой глубине старинного замка. Дышать стало труднее, будто на грудь положили тёплое тяжёлое одеяло.

Бабуля сразу заметила, что знакомая тропинка изменилась. По её краям обычно росли яркие лесные цветы: фиолетовые колокольчики и белые ромашки. Теперь они поникли, а их лепестки свернулись и почернели, будто их коснулся невидимый мороз. Вместо них из земли пробивалась странная серебристая трава, холодная на вид и неестественно блестящая в лунном свете.

Даже могучие дубы-великаны, столетиями охранявшие тропу, стояли иные. Их ветви скрючились в напряжённых позах, а листья висели неподвижно, словно вырезанные из тёмного металла. На коре некоторых деревьев Бабушка заметила бледные светящиеся узоры, напоминающие морозные узоры на стекле – красивые и пугающие одновременно.

Здесь царила тишина – не уютная лесная тишина, а зловещая и настороженная. Даже земля под ногами стала иной – сухой и рассыпчатой, хотя ещё недавно, когда Бабушка Груша проходила здесь в последний раз, тропинку устилала мягкая упругая подстилка из папоротников и зелёного мха.

Внезапно на груди у Бабушки что-то сильно затрепетало. Это был её амулет – Шепотун. Его привычный золотистый свет погас, сменившись тревожными зелёными вспышками. Казалось, маленькое сердце амулета бешено колотилось в панике.

Бабушка инстинктивно прижала ладонь к дрожащему камню – и тут же вскрикнула от неожиданности. Вместо привычного успокаивающего тепла её пальцы обжёг резкий, пронизывающий холод!

Не помня себя от тревоги, она сделала последние шаги и вышла на поляну. Но тут же замерла на месте, будто врастая в землю. То, что открылось её глазам, заставило сердце сжаться в ледяной комок.

Перед ней стоял великий Дуб Равновесия. Он был древним стражем этого леса, хранителем магии и спокойствия. Его мощные корни уходили глубоко в землю, а ветви всегда тянулись к самым звёздам. Но сейчас…

Сейчас Дуб было не узнать. Его гордые ветви беспомощно свисали вниз, как плети. Тёмная кора покрылась глубокими трещинами, из которых сочился не древесный сок, а какой-то синеватый искрящийся иней. Он медленно стекал по могучему стволу мерцающими ручейками, и казалось, что дерево плачет ледяными слезами.

Самое странное – Дуб тихо дрожал. От него исходил лёгкий парок, будто он стоял на самом сильном морозе, а не в летнюю ночь.

– Нет… – прошептала Бабушка, и её голос дрогнул. – Этого не может быть… Нет…

Она медленно шла вперёд, и с каждым шагом ледяной холод охватывал её всё сильнее, будто невидимые щупальца сковывали её ноги. И тогда она разглядела то, чего боялась больше всего. Дверь. Вернее, то, что от неё осталось.

Глубокая трещина в дубе, обычно скрытая от посторонних глаз волшебными чарами, теперь зияла чёрным провалом. Вокруг валялись обломки древней каменной печати, испещрённой забытыми рунами. Из тёмной щели струился тот самый молочно-голубой туман, который она видела у ручья. Но здесь он был гораздо гуще и плотнее. Он медленно полз по земле, и там, где он касался травы, та замерзала и рассыпалась в прах.

Бабушка протянула руку, желая утешить страдающее дерево. Но в этот миг из трещины вырвался ледяной вихрь, полный беззвучного воя, от которого закладывало уши. Она отшатнулась и увидела нечто.

Два голубых огня вспыхнули в глубине тумана. Это были не просто глаза. Это были бездонные колодцы, полные древнего холода. В них не было ни злобы, ни ненависти – только бесконечная, всепоглощающая пустота, от которой перехватывало дыхание.

Шепотун на её груди взвыл, и пронзительный звук ударил в виски, как ледяная игла. Амулет стал холоднее льда. Его свет погас, сменившись бледным, дрожащим отсветом.

В этот миг Бабушка Груша всё поняла. Она не успеет вернуться. Но она должна оставить знак. Последний подарок. Последний шанс.

Дрожащими от холода пальцами она расстегнула застёжку плаща. Ткань, обычно такая мягкая и послушная, теперь казалась грубой и тяжёлой. Она бережно сняла Шепотун. Амулет трепетал в её ладонях, как пойманная птица, чувствующая приближение хищника.

– Для тебя, солнышко моё, – прошептала она, представляя милое лицо Лили. – Только ты сможешь понять.

Завернув амулет в плащ, она прижала свёрток к губам, вдыхая последние крупинки домашнего тепла, ещё хранившиеся в ткани. Затем, развернув свёрток в сторону замка, произнесла заветные слова, которым научила её её собственная бабушка:

– Как река находит путь к морю, как ласточка возвращается в гнездо – вернись туда, где ждёт тебя родное сердце.

Плащ взметнулся в воздух. На мгновение он замер перед её лицом, словно в безмолвном прощании. Потом рванул вверх, сверкнул в лунном свете и исчез в ночи. После себя он оставил лишь легкое серебристое мерцание, похожее на след падающей звезды.

Бабушка обернулась к Дубу. Голубые глаза-бездны были уже прямо перед ней. Их ледяное сияние заполняло всё вокруг. В последний миг она почувствовала, как зелёная прядь её волос – как у внучки – вдруг вспыхнула тёплым, живым светом.

– Лили… – успела подумать она. И тут туман сомкнулся над ней. Холодный и безжалостный, как сердце зимней бури.

В тот же миг в замке произошло нечто странное. Зелёная прядь в волосах спящей Лили вспыхнула. Яркий свет озарил всю её комнату. На кухне Самоварыч вдруг закипел без всякого огня. Расплёскивая кипяток по столу. А старые часы в прихожей. Молчавшие десятилетия. Вдруг громко, надрывно пробили три раза. Хотя их стрелки показывали ровно полночь. И когда первые лучи рассвета коснулись порога замка, они осветили странный свёрток. Тёплый, но покрытый колючей изморозью, бабушкин плащ. Внутри лежал амулет Шепотун. Теперь холодный и безмолвный. Над ним ещё вилось лёгкое парение. Словно он только что вернулся из долгого и страшного путешествия по зимнему лесу.

А где-то в чаще, у Дуба Равновесия, ветер внезапно разогнал остатки тумана. Обнажив пустую поляну. Лишь тонкий слой инея на почерневшей траве да обломки древней печати у корней напоминали о случившемся. О том, что здесь что-то произошло.

Что кто-то… исчез.

Глава 3. Утро без бабушки

Лили проснулась от того, что солнечный свет, проникая сквозь витражное окошко, рисовал на её одеяле разноцветные пятна. Она потянулась, и её пшеничные волосы рассыпались по подушке, открывая прядь волос – зелёную, как молодая листва Древа Жизни. В воздухе витал знакомый аромат – корица, мёд и что-то ещё, что всегда ассоциировалось у неё с бабушкой.

Её комната в самой высокой башне замка была настоящим волшебным гнёздышком. На дубовых стенах висели гербарии с волшебными растениями, на полках стояли склянки с дождевой водой, собранной в полнолуние, а у окна – маленький письменный столик, где лежал её дневник с закладкой из засушенного кленового листочка. Над кроватью покачивалась подвесная карусель из лесных сокровищ – шишек, перьев и сухих ягод, которая тихо позванивала, словно стараясь разбудить её.

– Бабушка, я просну… – Голос замер. Комната была пуста. – Необычно. Бабушка всегда будила её первой, принося чашку тёплого молока с мёдом.

Она спустилась по винтовой лестнице. Босые ноги ощущали приятное тепло дерева под ступнями – замок всегда сохранял уют, будто обнимал своих обитателей. Стены лестницы украшали старинные портреты прежних Хранителей – вот прадед Мирон с мудрым филином на плече, вот тётя Веснянка с букетом говорящих цветов. Сегодня все они смотрели на Лили с необычной серьёзностью.

Кухня встретила её ароматом свежей выпечки. На массивном дубовом столе дымилась тарелка блинов с малиновым вареньем – любимым лакомством Лили. Самоварыч, медный чайник с фигуркой петуха вместо носика, по обычаю тихо напевал свою утреннюю песенку. Но сегодня в его мелодии проскальзывали фальшивые нотки.

– Бабушка? – Лили обернулась, но кухня была пуста. Обычно в это время Агрипина уже хлопотала у печи. Серебристые волосы, собранные в тугую косу, покачивались в такт её движениям, а глаза светились добротой и мудростью.

Тихон, растянувшись в кресле на бабушкином вязаном пледе у камина, лениво открыл один глаз.

– Бабушка? – снова позвала Лили, уже обращаясь к коту. – Тихон, ты её видел?

Кот лениво потягивался в луче солнца:

– Знай я, где наша драгоценная Хранительница, разве сидел бы я тут голодный? – Кот укоризненно ткнул лапой в сторону пустой миски.

– Это не смешно, – Лили подошла к входной двери. – Вчера вечером бабушка вышла… и не вернулась?

Тихон потянулся, его черная шерсть блестела в солнечных лучах: – Может, уже ушла за травами? Вчера днем она говорила, что нужно собрать мелиссу до восхода солнца…

Не слушая больше оправданий, Лили уже бежала в прихожую. Массивная дубовая дверь с резными узорами защиты была закрыта, но… на пороге лежал аккуратно сложенный серый плащ – тот самый, бабушкин, с вышитыми по краям древними рунами-оберегами.

– Тихон! – голос Лили предательски дрогнул. – Она… она не вернулась вчера вечером!

Кот подскочил к ней, его хвост взъерошился. В этот момент плащ словно вздохнул, и его складки сами собой развернулись. На деревянный пол бесшумно выпал Шепотун – бабушкин амулет в виде листа Древа Жизни, завёрнутый в носовой платок с вышитыми инициалами «А.Г.». Рядом лежало странное синее перо, покрытое тончайшим инеем, а из складок выскользнул клочок бумаги.

Лили подняла записку. Три слова, написанные дрожащим почерком: «Не ходи за туман».

– Что это значит? – прошептала она, и по спине пробежал холодок, совсем не от утренней прохлады.

Тихон осторожно обнюхал находку, затем отскочил на шаг.

– Это перо… оно не из нашего мира, – прошипел он. – Пахнет ледяным холодом и… чем-то до-древним. – Его зелёные глаза сузились до щелочек. – Бабушка предупреждает нас об опасности. – Но где она? Почему не вернулась?

Кот задумался, его хвост нервно подёргивался.

– Есть только один, кто знает все тайны леса… Барбарис.

– Тогда мы идём к нему. Сейчас же! – твёрдо сказала Лили. – Барбарис – архивариус леса, он должен знать, что это значит.

Тихон прильнул к её ногам, что обычно делал только в самых исключительных случаях:

– Тогда берём малиновое варенье, – сказал он. – Старый барсук никогда не откажется от сладкого. Но если он снова начнёт нудить про свою «Великую Каталогизацию Всего Сущего», я буду громко мурлыкать ему в ухо.

Лили улыбнулась, но в её глазах горела решимость. Она аккуратно положила перо, амулет и записку в карман своего сарафана, в последний раз оглядела уютную кухню с её тёплыми бликами на медной посуде и вышла за порог.

Замок будто вздохнул вслед ей, а ветерок трепетно шевельнул занавесками, словно махал на прощание и желал удачи. Впереди был лес – сегодня непривычно тихий и настороженный, будто затаивший дыхание в ожидании чего-то. Где-то там были ответы. И Лили была готова их найти.

Глава 4. Тайна барсучьей норы

Солнечный свет пробивался сквозь листву. Обычно он танцевал на тропинке солнечными зайчиками. Но сегодня световые пятна застыли неподвижные и бледные, будто их приморозили к земле. Лили плотно закуталась в бабушкин плащ, который был ей явно велик, но пах мятой и безопасностью. Рядом важно выступал Тихон, приняв вид телохранителя. Хотя от легкой дрожи в усах было ясно, что он предпочёл бы сейчас подремать на теплом подоконнике.

Они покинули уютную поляну у замка и углубились в Шепчущий Лес. Путь к норе Барбариса лежал на запад, к самому краю леса, где темнел старый сосновый бор.

Воздух, обычно наполненный гулом пчёл, щебетом птиц и шепотом листьев, сегодня был звеняще-пустым. Казалось, кто-то выключил звук у всего мира. Зелёная прядь в волосах Лили слабо шевельнулась, посылая лёгкое, тревожное покалывание.

– Тихон… – тихо начала Лили, сжимая в кармане ледяное перо. Оно по-прежнему обжигало холодом, словно кусочек полярной ночи. – Он правда нам поможет?

– Барбарис? – кот фыркнул, ловко обходя корень, похожий на спящего ужа. – Поможет ли он нам – вопрос философский. Но будет ли он три часа рассказывать о системе каталогизации лесных сусликов по длине и пушистости хвоста – это стопроцентно. Он потомственный архивариус. Его работа – всё знать. А наша – заставить его этим знанием поделиться. Главное – не дать ему уйти в монолог о классификации видов мха. Я один раз уснул у него в гостях, и мне снилось, будто я – кочка на Туманном болоте.

Они шли дальше, и Лили не могла отделаться от ощущения, что за ними наблюдают. Всё вокруг выглядело знакомым, но будто под стеклом. Могучие дубы-великаны, столетиями охранявшие тропу, застыли неестественно прямо, а их листья не шелестели, словно были вырезаны из тёмного, холодного металла. Даже знакомый ручей, у которого они всегда останавливались попить, струился молча и лениво, и его вода сегодня казалась непривычно холодной и безвкусной.

– Вот и бор, – объявил Тихон, указывая носом вперёд.

Воздух сменился – теперь он пах хвоей, смолой и влажной землёй. Высокие сосны подпирали небо, а под ногами шуршал мягкий, пружинистый ковёр из иголок. Здесь, у подножия самой старой и раскидистой сосны, и располагалась нора Барбариса, которую все уважительно называли Архивом Леса.

Вход был впечатляющим: дубовая дверь, украшенная резными узорами – совой, символом мудрости, и свитком – была приоткрыта. Изнутри доносилось сердитое бормотание, звон разбитой склянки и взволнованное шуршание бумаг.

– …и где теперь искать том 478 под буквой «Щ»? Щупальца спрута? Щебень горный? Щи…? Ах, чёртов крот, прорыл ход прямо под полкой!

Лили перевела дух и постучала.

– Входите! – рявкнул голос изнутри. – Если вы не призрак и чёртов крот!

Они вошли. Хаос царил как обычно: горы книг, свитки на полу, рассыпанные перья для письма (чёрные, коричневые, серые – но никаких синих!). Барбарис, зарывшись в свиток, что-то яростно выписывал гусиным пером. Увидев Лили в бабушкином плаще и с Шепотуном, он вскочил, роняя свиток.

– Лили? Тихон? Где Груша? – выпалил он, и его глаза за очками расширились от неподдельной тревоги. – Что случилось? Она… с тобой?

– Бабушка исчезла! – Лили выдохнула, протягивая ледяное перо. Сердце её бешено колотилось. – Мы нашли её плащ, Шепотун и это на пороге! И записку! Ты знаешь что-нибудь? Что это за перо?

Барбарис взглянул на перо и отпрянул, будто его ужалили. Его лапа непроизвольно дёрнулась к левому боку, где на шёрстке виднелось небольшое сизое пятно, похожее на прилипший иней.

– Перо? – его голос вдруг задрожал, а глаза забегали по комнате, избегая встречаться с их взглядами. – Не знаю… Ничего не знаю! Просто перо… Может, сова обронила? Или… ночью было похолодание? Да! Точно, заморозки! Агрипина… наверное, ушла… по грибы! Да! Надолго! Без плаща! И амулета! Вполне логично! – Он нервно засмеялся, и звук вышел фальшивым и резким, как треснувший колокольчик.

– Барбарис! – Тихон резко шагнул вперёд, тычась лапой в сторону сизого пятна. – А это что? Тоже «мороз нарисовал»? На твоей-то шерсти? Прямо как братья-близнецы!