Ветер и крылья. Перекрестки

– Есть заказ, Мия.

– Где работаем, кого убиваем?

– В храме. Священника – и зрелищно.

Мия подняла брови. Ладно еще в храме, но…

– Божьего человека?

– Поверь, ему давно пора на отчет к хозяину.

– Не поверю, пока вы мне не расскажете суть дела.

Не то чтобы Мия была особенно верующей. Но… падре Ваккаро. И монахи, которые ему помогают, и сестры милосердия, которые лечат бедных, и… да долго можно перечислять.

Мия понимала, что среди священников тоже есть и хорошие, и плохие, и не хотела уменьшать число первых. И так по закону подлости хорошие люди умирают, а всякую сволочь об стену не расшибешь. Даже если очень постараться! Мия вот сколько ни старается, а их число не уменьшается.

– Мия, ты знаешь, что даны могут ходить только в храм, к мессе, – строго начал дядя.

Мия вздохнула.

Да-да, в теории это именно так.

Дана обязана сидеть дома, выходить куда-то только в сопровождении служанки, отца или брата, духовника… а то и всех разом, ее можно выдавать замуж только в семнадцать, чтобы сделать это раньше, требуется получить разрешение…

В теории.

На практике же все выглядит немного иначе. И кто хочет, тот себе щелку найдет.

– Какое отношение это имеет к священнику?

– Самое прямое. Он, пользуясь своим положением, совратил юную дану. И развратил… – подумав, добавил дядя.

– Насколько?

– Что именно?

– Насколько развратил?

– Настолько, что юная дана не только с ним, но и… с некоторыми другими людьми, прямо в храме…

Мия хмыкнула.

Недоговорки дяди означали, что семья там богатая и знатная. То есть – хорошую оплату.

– А как открылось?

– Видишь ли, круги одни… дану решили выдать замуж… За одного из тех, кто ею уже попользовался. А девушку-то он помнил…

– Упс, – посочувствовала такому эпическому провалу Мия. – Она была без маски?

– Миечка, это ты у нас уникум, меняешь и лицо, и тело, – расщедрился на комплимент дядя. – Чудо и сокровище. А у обычных девушек на теле есть родинки, иногда и достаточно характерные.

Мия кивнула.

Она знала, что так бывает. Вот у нее на всем теле не было ни единой родинки. А у мамы была – на запястье, достаточно большая, и Мия в детстве очень ей удивлялась.

– Понятно.

– Клиентов подбирали с большим разбором, негодяй был осторожен… когда все открылось, дану допросили, и выяснилось, что связь длится уже более трех лет.

– Ага… – Угрызения совести Мию оставили окончательно. – И сколько?

– Неужели тебя не тянет сделать бесплатно богоугодное дело?

– Ну… если бы его вам Господь заказывал, я бы, конечно… но я полагаю, тут не Он подсуетился?

– Нет, не Он, – фыркнул Джакомо. – Отец девушки и ее жених.

– Он остался женихом? – искренне удивилась Мия.

– Ты знаешь, что самое удивительное – остался, – опять фыркнул дан Джакомо. Лично он такого не понимал, и не женился бы на блудливой девке, но мало ли кому и что нужно? Запрет вон в доме, и будет дана рожать по ребенку в год. – Но только при условии, что падре Данте Морелли не будет в живых.

Мия задумчиво кивнула.

– Это можно. Так сколько?

– Десять тысяч. Лоринов.

– Это на всех – или на каждого?

Дан Джакомо чуть мимо кресла не сел от такой наглости.

– Ну и дети пошли!!!

Спустя полчаса ожесточенного торга (которым равно наслаждались и дядя, и племянница), они сошлись на шестнадцати тысячах лоринов на всех Феретти. И Мия решила сходить помолиться. А то грехи, понимаете ли, давят, давят…

Надо срочно их на кого-то переложить.

Какая, говорите, церковь? Непорочного Зачатия?

Гхм… интересное название для борделя[16].* * *

Церковь Непорочного Зачатия Мию порадовала.

Какой священник!

Нет, ну Какой Священник! Именно так, с больших букв, с восхищенным придыханием и желанием поинтересоваться: вы сами-то видели, кого к дочке подпускаете?

Не будь Мия Мией, она бы тоже… как минимум увлеклась. А Джулию и Серену сюда вообще подпускать нельзя – малявки мигом влюбятся!

Падре Данте Морелли был великолепен! Просто восхитителен!

Эти черные кудри, эти громадные карие глаза с поволокой, эта сутана, явно пошитая у хорошего портного и облекающая тело так, что куда там наготе! Та более откровенна, а тут…

Сразу видно, что мужчина… уммм!

Мия не находила ничего интересного в плотской любви, но признавала, что выглядел падре потрясающе. Убийственно для юных девушек.

Да что там! Даже будь ей семьдесят лет – она бы и тогда восхищалась. Вон, вся церковь в бабах… и он явно веревки из них вить может. И косички плести…

Мия наблюдала со стороны.

А потом заметила нечто интересное. Обычного церковного служку. Такой… подай-принеси, на которых обычно и внимания-то не обращают. А зря.

Все они знают про окружающих. И еще немного сверху – тоже.

Почтенная эданна вышла из храма, чтобы в укромном уголке сменить одежду и снова вернуться к храму.

Ей надо было получить информацию изнутри.

Если бы просто убить…

Подумаешь там – ножом ткнуть? Или иголкой оцарапать? Даже и не поймет, что помирает. Был падре – и нет.

Но заказ звучал иначе.

Негодяй должен умереть публично, мучительно, так, чтобы другие узнали о его смерти – и если не зареклись повторять опыт, то хоть языки прикусили.

Так что надо разузнать о привычках падре Морелли. А когда он умрет, Мия уже определилась. Или заутреня, или обедня… это должно быть во время службы в храме. И точка.

Грех?

А вот это Мию не волновало ни в малейшей мере. Подумаешь, грех! Она потом честно покается… наверное. Девушка даже на исповеди ничего о себе не рассказывала. Потому как тайна тайной, но ведь к ней это не относится!

Тайна исповеди – между человеком и Богом. Ну, Его посредником.

А она – человек?

Она метаморф, и если уж исповедоваться, так рассказывать обо всем… от и до. И любой священник тут же ее выдаст. Радостно и с потрохами. Нет-нет, ее такой вариант совершенно не устраивает. Лучше она помолчит. И покается. Для этого исповедоваться не обязательно. Вот.

* * *

Фабио Перроне вышел из храма и зашагал вниз по улице.

Веселый свист сорвался с губ мальчишки. А чего ж не посвистеть? Все хорошо складывается, и ему сегодня несколько рий удалось заработать и пару подарков стащить – храм не обеднеет…

Чего им? На золоте жрут, на шелках спят… навидался он! Вот уж у кого ни малейших иллюзий не было, так это у Фабио. Быстро они исчезают, когда видишь, как священники прихожанок сношают, а то и друг друга… да и к нему подкатывали пару раз, едва отбился. Когда вино прямо в алтаре[17] распивают, когда деньги из церковной копилки по карманам распихивают…

Понятно ж все!

Может, когда-то Он по земле и ходил, да с тех пор многое поменялось. И слуги его делают что захотят. Вот и он о себе позаботится, авось не отломится у рясоносных…

– Мальчик, подожди!

Если бы его окликал кто другой… Может, Фабио и не остановился бы.

Но пожилая эданна выглядела столь безобидной, что казалось: ткни ее пальцем, и она сейчас рассыплется в прах.

А дарий, который она вертела в пальцах, – останется.

Фабио заинтересованно поглядел на монетку.

– Что случилось, эданна?

– Хочешь заработать?

– Смотря чем, – осторожно отозвался Фабио.

– Разговором, – засмеялась-закаркала тетка. – Исключительно разговором… держи! Авансик…

Авансик Фабио понравился. Может, и еще подзаработать удастся?

– О чем чирикать, эданна?

– Так о падре своем. О Морелли… Ты что думаешь – невестка у меня! Так приловчилась, коза, в храм бегать, словно ей тут медом намазали.

– Гхм, – поперхнулся Фабио, вспоминая одну из сцен, увиденных им в алтаре.

– Что, и правда намазали? – правильно поняла его Мия.

Фабио замялся, но блеснула еще одна монетка, и парень принялся рассказывать. А чего скрывать-то? Это эданна слушает, а так его словам цены – плевок на ветер. Хоть он на площадь выйди да заори во все горло – не поможет. Да и эданну кто там послушает?

Конечно, она из благородных, ну так сюда и не такие наезжают…

Мия слушала, размышляла, а потом подвела итог:

– Хочешь еще лорин заработать?

– А за что, эданна?

– Чтобы мой внучок тебя ненадолго подменил… дня на два или на три. Приведешь его в храм, скажешь, что тебе уехать надо, а он пока поможет…

– Хм…

– Ты не переживай, парень он надежный. Просто мне надо, чтобы кто другой на эту гадюку посмотрел. Потому и три дня. А может, и больше потребуется…

– И всего лорин? Маловато будет!

– Да ты столько и за год не увидишь… ладно! Три лорина!

Мие не жалко было бы и двадцать, но вовсе уж не торговаться? Так нельзя…

Сошлись на лорине за два дня, Фабио получил первый золотой авансом и отправился домой. Монету он отдаст матери и попросит припрятать. В жизни всякое случается, деньги завсегда пригодятся…

А завтра приведет в храм своего приятеля.

Да-да. Именно что Мию. Округлостей у нее пока меньше, чем костей, а лицо поменять несложно. Поработает она под Фабио.

Адриенна

Марко понял все с полуслова. Брат же, хоть и молочный.

Оборотень пришел на земли СибЛеврана… это не просто плохо. Это убийственно…

Он уже убил на этих землях. А куда он пойдет дальше? С человеческим разумом, с человеческой же жаждой крови, с человеческой жестокостью – и со звериным телом, слухом, нюхом…

Он пойдет.

А кто его останавливать будет? Недоеденные охотники? Замечательно!

Или… Адриенна?

Идея у нее есть. Но ей нужна помощь. Марко готов был в любой момент… да он бы с башни бросился, лишь бы Адриенна лишний раз улыбнулась! Но именно в этом деле от него пользы не будет.

А вот кто им может помочь…

Вот к этому человеку они сейчас и шли. Потому как проехать до его дома было нереально.

И так рисковали, кстати говоря. Он сейчас может быть где угодно… вроде как вчера в лавке соль покупал, вот Марко и знал. Но ведь мог и уйти с утра…

Такой народ – лесовики.

Нет, не ушел.

– Дымом пахнет, – принюхалась Адриенна.

Марко выдохнул с облегчением. Такое дело откладывать не стоит. Мало ли что…

– Будем на лучшее надеяться…

– На что? – поинтересовались сзади. – Никак ко мне сама дана СибЛевран пожаловала?

Адриенна подскочила на полметра вверх. Правда, не завизжала, не заорала… просто повернулась и посмотрела назад с упреком.

Мужчины!

До старости вы мальчишками останетесь! Навечно!!!

– А вы ньор Джанкарло Марроне?

Мужчина усмехнулся, показывая выщербину на месте переднего зуба.

– Ну я…

Адриенна бестрепетно шагнула вперед, вглядываясь в собеседника.

Ну… лет тридцати – тридцати пяти, наверное. Кряжистый такой, крепкий. А как ходит, как движется… листок не шелохнулся! Они его даже и не услышали…

А волосы седые все.

И глаза прищуренные, серые, умные…

– Ньор Марроне, у меня к вам есть предложение.

– Слушаю, дана?

– Я хочу, чтобы вы убили для меня Леверранское чудовище.

Девушка даже не удивилась, когда в ответ ей раздался издевательский смех.

* * *

Бывало у Джанкарло в жизни всякое. Лес… это – лес. И он лесовик. В чем разница с охотником? Охотник этим кормится, а лесовик – живет. День, проведенный не в лесу, Джанкарло считал потерянным навечно. Потому и не женился, и детей не завел…

Бабы не выдерживали.

Они болтливые, им общество нужно, языками почесать. А еще…

Лесовик же!

Он в лесу может и день пробыть, и три, и десять – не угадаешь. Ему-то несложно, а бабе? Ей внимание нужно… а пусто место честно не бывает. Оно надо – рога носить? Он тут олень, что ли?

Понятно, к продажным девкам охотник заходил, но о бабах все равно был крайне невысокого мнения. И сегодня это еще раз подтвердилось. Это ж ума надо вовсе не иметь – такое предлагать!

– Дана, вы мне хотите сказать, что эта тварь на фарш разделала столько народа, а я ее убью? Вот лично, ручками?

Адриенна качнула головой.

– Нет, ньор Марроне. Я не собираюсь предлагать вам бегать за оборотнем по полям и лесам. Да и не понадобится это скоро. Он пришел в СибЛевран. Сейчас в замке лежит охотник, которого оборотень порвал уже на моих землях. Он – здесь.

– Х…ово.

Адриенна и ухом не повела в ответ на грубое слово. Марко вскинулся, но девушка сверкнула глазами в его сторону, и парень тут же спрятал подальше гонор. Не до того…

– Я бы и похлеще сказала. Если он здесь, то вы с ним все равно столкнетесь, это вопрос времени. Он сожрал пятерых монахов. Из боевых, из охотников за такой нечистью. Он порвал нескольких охотников. Кого и когда там еще пришлют из столицы – неизвестно. А разгребать надо здесь и сейчас… вы со мной согласны, ньор?

Ну, в таком-то разрезе, понятно, согласен.

В теории, ага…

– Дана, а как вы его убивать собираетесь? Если не бегать за ним? Сядете на место и подождете? Или на сосну влезете и покричите – авось придет?

Адриенна серьезно посмотрела на Джанкарло.

– Вы будете смеяться, ньор…

– Неужели? – приятно удивился охотник. А он думал, что ему УЖЕ смешно?

– Под клятву, – жестко сказала девушка. – Здесь и сейчас мы втроем дадим клятву по всей форме, что никому и никогда не скажем ни слова. Иначе я поищу кого-то другого.

Джанкарло думал недолго.

А потом поднял руку вверх.

– Клянусь своей матерью – да изольется ее чрево, клянусь своим родом – да пресечется он навеки, клянусь своей честью – пусть будет мое имя покрыто позором, клянусь своим сердцем – да остановится оно в тот же миг…

Если дана хочет, чтобы он никому не рассказывал о ее глупости?

Да и отлично! Пусть так и будет!

Впрочем, спустя полчаса лесовик тоже не пожалел о данной клятве. Пожалуй, расскажи он такое, и его в лесочке прикопают. А пожить еще охота…

* * *

– Ты точно сможешь выбраться завтра ночью?

Адриенна кивнула в ответ на вопрос Марко.

– Смогу. Как раз и новолуние… удачно.

– А ты уверена, что ритуал сработает?

На этот вопрос Адриенна столь уверенно ответить не могла. Но…

– Мне кажется – да. Может, я и ошибаюсь, Марко, но что-то в нем есть…

– И сколько нам придется ждать эту тварь?

– Не так долго. Может, часа три или четыре, так что надо серьезно поговорить с Тоньо.

– А если он черт-те где? Оборотень, не Тоньо?

– Это понятно. Но ты забываешь: он умнее, сильнее, хитрее – и быстрее многих животных, Марко. Это не обычный волк и даже не людоед. Это… другое.

– Ну, смотри сама. Но я там тоже буду.

Адриенна и так понимала, что оставить друга в стороне не удастся. И благодарила Мию, которая прислала ей ритуал.

Зачем?

А почему нет? Подруга попросила – подруга сделала. А спрашивать, что, как и зачем… при встрече разберемся!

* * *

– Тоньо, нам нужна твоя помощь.

Семилетний парнишка смотрел темными, материнскими, глазами на старшего брата и дану Адриенну.

– Что я должен сделать?

И Марко, и Адриенну он обожал. И попроси его ребята прыгнуть в колодец – прыгнул бы.

– Посидишь в моей спальне, – честно ответила Адриенна. – И будешь отвечать, чтобы никто ко мне не лез. Понял?

– П-понял. А зачем?

– Скажу, у меня голова заболела. А ты со мной посидишь, почитаешь, кружку воды подашь… понял?

– Мама согласится?

– Я уговорю, – кивнул Марко.

– А она сама не будет рваться посидеть с деточкой?

Марко и Адриенна переглянулись и зафыркали. Рози бы с радостью, но… они с мужем ожидали третьего ребенка. Так тоже бывает, не ждешь – не чаешь, а оно уже растет и живет внутри. А потом смотришь на живот и думаешь: вот я дура-то!

Впрочем, Рози так не думала. Она просто была счастлива грядущим прибавлением в семействе.

Но беременность протекала достаточно тяжело, мотаться целый день по замку она не могла, а сонливость на бедолагу накатывала постоянно. Рози и днем засыпала, и ночью ее было не добудиться…

– Не будет, – отмахнулся Марко.

– Когда делаем?

– Завтра, – кивнула Адриенна. – Ты молодец, Тоньо.

Мальчишка подмигнул дане. А чего? Она его на руках таскала, грязные пеленки меняла…

– Обращайтесь, дана! Для вас – любой каприз!

И дана подмигнула в ответ. Хорошие у нее молочные братики.

Замечательные!

Мия

Говорите, падре Данте Морелли?

Поверьте, скоро о нем заговорит вся столица!

Мия помогала в храме уже третий день и преисполнялась отвращения.

Ко всем.

К падре – жадному и лицемерному, который прилюдно утешал и ободрял, а оставшись в одиночестве… ладно, среди своих, – обзывал прихожан баранами и козлами.

И мечтал отправить всех на живодерню.

Прилюдно он гладил детей по голове – с другими святыми отцами они брезгливо кривили губы. Мол, натащили сюда сопливой дряни… не можешь прокормить – не рожай! Не делай!

А то даст бог детку – даст и на детку?

А что именно он тебе даст? А то, может, пинков тебе столько и не надобно?

Мию это лицемерие доводило до бешенства. В принципе.

А уж когда она увидела, как падре сношает симпатичную прихожанку прямо в храме, перед иконами…

Она, конечно, убивает людей. Но какие-то ж нравственные ориентиры и у нее есть!

Если ты священник – с тебя другой спрос!

Дру-гой, понимаете?

Тебя никто не тянул за уши, не подталкивал сапогом в спину, ты сам выбрал эту стезю, ты сказал, что будешь служить Ему, и поклялся в этом. Жизнью, кровью, честью… чем там еще клянутся священники?

Мие это было неведомо… обеты она знала, но важно ведь не это?

Ты стал служить Тому, кто превыше любой земной власти! И подобным поведением ты не себя – ты Его позоришь.

Не боишься ответа?

Или искренне считаешь, что тебя простят за побеленный потолок, поправленную крышу в храме? Ну да, ты отжалел десятую часть доходов на эти дела. Но… ты-то должен не здания крепить, с этим и без тебя эконом справится. Ты должен вселять свет и веру в души человеческие. А ты…

Это как вместо муки печь хлеб из опилок. Может, на вид он такой же, но ты им никогда не наешься! Это не вера, это ее замена. Христос вовсе без храмов проповедовал, и его слушали и понимали. И верили…

А таких Морелли он гнал из храма пинками.

Сегодня бы его сожгли как еретика… а за что? За то, что он не выносил грязи и лжи?

Но Мии противно было даже смотреть на Морелли. Какая ж мразь! Отборная!

Вот падре Ваккаро. Мия знала, он себе такого никогда не позволял и не позволит. Он всего себя отдает людям, недосыпает, недоедает… да, люди этого не видят, они вообще твари неблагодарные и не особенно порядочные, Мия в этом уже убедилась.

Но священник-то обязан быть иным!

А вот это поведение… оно не то что священника, оно порядочного человека недостойно!

Мия искренне считала, что, убивая падре Морелли, она делает благое дело. То есть чистит землю от грязи. Вот ей-ей, до того гадкое существо…

Жестокое, лживое, лицемерное… еще и в кардиналы рвется, и наверняка пролезет, такие, как плесень, везде пролезают. Это вывести их сложно, а заводятся они сами, стоит им только выгоду почуять. И ищут денег, власти, и гнобят тех, кто лучше… Кто порядочнее, умнее, добрее, кто более беззащитен, чем они. Это как красная тряпка для быка.

Сами они никогда лучше не станут. Но признать, что мразь?!

Никогда!

Надо просто остальных стащить в ту грязь, где им удобно и хорошо. В крайнем случае прицельно ею кидаться… вот шлепнулся человек в лужу – и сидит посреди, и брызгается, и грязь летит повсюду и марает прохожих… Ему хорошо и приятно, а прохожие его не волнуют. Да и не важно…

На третий день Мия уже знала, как очистить мир от этой мрази, а остальное ее не заботило. Моральные проблемы?

А у нее нет никаких проблем! Ей и так прекрасно живется! Вот!

И с шестнадцатью тысячами лоринов в кармане будет житься еще приятнее. Хотя тут она бы и из любви к искусству поработала…

* * *

Падре Морелли посмотрел в храм через потайной глазок.

Да-да, в каждом храме они есть и позволяют наблюдать за паствой, и те, кто поумнее, об этом догадываются. А всякому быдлу и незачем!

Пусть верят, что священник благословением Божьим про них узнает.

А на самом деле…

Если наблюдать за человеком, можно многое про него понять. Хорошо ему или плохо, нервничает он, торопится, переживает, думает над какой-то проблемой… иногда даже – над какой именно… ты только глаза открывай пошире – и все будет.

Сейчас он службу проведет, а уж потом…

Опустились на плечи подризник, поручи, епитрахиль… падре привычно поправлял все, чтобы одежда лежала наилучшим образом.

Он сам, лично, заказывал для себя все предметы облачения. Это дорого, но затраты окупались не единожды.

Люди глупы.

Они всегда, слышите, всегда встречают по одежке! По внешности, по словам, которые им говорят… или которые им дают говорить. И никогда не помнят, что у каждого свои интересы. Вот не вращается мир вокруг них!

Нет, не вращается, тоже еще, центропуп вселенной!

Поэтому надо для начала создавать впечатление. Хорошо создавать, качественно, а потом время от времени его поддерживать. А дальше…

Ты тот, кем ты выглядишь, кем ты себя ощущаешь…

Считаешь ты, что ты – презренный и низший? Так о тебя и будут вытирать ноги!

Считаешь ты себя выше других? И люди это чувствуют – и подчиняются… особенно женщины. Тем вообще только властная рука нужна и плеть…

И будут пресмыкаться хуже собак, ноги лизать будут…

– Вина! – распорядился падре.

Служка поднес ему чашу вина с медом и на заедку – пастилки с медом и орехами. Падре сделал несколько глотков, допил до дна, сжевал пастилку, проверил, чтобы между зубами ничего не застряло… мелочь?

Но это неприятно ему, и у него бы испортилось настроение.

А еще это некрасиво смотрится. И женщины такого не одобряют.

Итак… богослужение.

Падре занял привычное место, подал сигнал, музыка заиграла…

Молитвы лились с губ легко и свободно. Да что там!

За столько-то лет он их и ночью бы прочитал, едва разбуди! Хоть спереди назад, хоть сзади наперед… тоже смешно!

Можно подумать, знание молитвенника делает тебя приличным человеком! Но люди-то в это верят… идиоты!

Падре почувствовал горечь во рту.

Мед, что ли, пропал? Или еще что?

Еще отрыжки ему не хватало, во время богослужения-то… падре усилием воли загнал внутрь комок желчи…

Ага, как же!

Тот снова подкатил к горлу…

И еще раз…

И наконец жжение стало вовсе уж нестерпимым… и боль… как же больно…

Взвизгнув раненым зверем, оборвалась музыка. Ахнули и замерли прихожане…

Падре Морелли оборвал молитву на полуслове, схватился за живот – и его начало рвать.

Желчью, кровью (вообще-то вином, но оно же красное, так что выглядело эффектно), потом он схватился за живот и продолжил корчиться у иконостаса, словно полураздавленная ящерица… что-то хрипел сквозь зубы…

Или кричал? Просто сил уже не было на крик?

Никто этого так и не понял. Все в ужасе смотрели, как падре наконец затих и скорчился. И лицо у него было воистину жуткое.

Синее, отекшее…

И только тогда толпу пробрало.

Кто-то кричал, кто-то звал на помощь, кто-то рыдал и орал… Но падре помощь уже не требовалась.

В суматохе Мия преспокойно сложила в углу все облачение и вышла на улицу. А чего ей тут ждать? Дана Феретти свое дело сделала, дана Феретти идет домой. За деньгами…

И даже за эту сволочь она скидки не сделает, вот еще не хватало! Перебьется дядя, чай, не обеднеет!

Где тут поворот на Грязный квартал? Сейчас Мия переоденется, а потом пойдет домой как приличная дана.

Что будет в храме?

Переполох, суматоха, а так – ничего особенного. Будут искать убийцу, не найдут, конечно, мальчишка будет вне подозрений, его ж там даже не было…

Даже если его и будут подозревать – Мие это было не важно. Она свое дело сделала, а посторонние люди – это так. Реквизит. Вы же не будете беспокоиться о тазике или колотушке для мяса? Нет? Вот и Мия не собиралась…

Хотя, забегая чуточку вперед, Фабио Перроне действительно оказался вне подозрений. Мальчишка же! Сопляк!

Да и…

Фабио ведь не абы у кого спрашивал о замене, он к падре Морелли и подошел. Тот разрешил.

Но у него-то уже не спросишь!

А остальные…

Забавно, но больше всего меняет человека «служебная» одежда. Мальчишка одет как Фабио, мальчишка с волосами и глазами того же цвета, да и внешность примерно похожа…

Никто и не заподозрил, что это НЕ Фабио. Глаз просто скользил мимо паренька.

А что на него внимание обращать? На каждого служку? Смешно даже…

Так что для Фабио все проскочило мимо. Кроме приятных пяти лоринов, которые он получил сразу же. А за пять золотых…

Он, конечно, догадывался, что все не так просто, но решил молчать. Золото – преотличный кляп. И страх за свою шкуру тоже.