Хозяйка ворон и железный доктор

А если и нет никакого возлюбленного, и вся эта сцена – происки дяди? Или это Эмиль виновен в покушении на сестру? Мог ли он из ревности пойти на убийство?

Подозрение всколыхнулось, но не выдержало никакой критики. Вряд ли Эмиль был настолько хорошим актером, чтобы сыграть без подготовки. Но сбрасывать его со счетов все же не стоило. Пока она подыграет. Это ведь всего лишь еще одна роль, тем более раз Эмиль – тайный возлюбленный, играть ее придется для одного зрителя.

Кайла молчала, и портье принял молчание на свой счет. Взял ее за руки, сжимая их и прижимая к собственной груди.

– Прости меня. Я должен был давно забрать тебя отсюда. Все эти интриги, ссоры, они не для тебя. Давай уедем! Ты разведешься, купим дом в городе. Мы будем счастливы!

– Нет. – Кайла резко отстранилась от него. Слишком поспешно – боль в глазах Эмиля была неподдельной. – Я пока не готова ничего менять. Мне… мне нужно время.

– Да, конечно. Ты только вернулась. Понимаю. – Он отступил, тяжело сглотнув. – Я буду ждать сколько нужно. Неделю, месяц, год… – С каждым словом его голос становился все тише, а взгляд – отчаяннее.

– Спасибо, Эмиль. Уверена, нескольких месяцев мне хватит. – «А затем этот фарс закончится, и Минта вернется на свое место. Вот пусть сама и разбирается», – мысленно договорила Кайла.

Возлюбленного сестры удалось выпроводить из комнаты без лишних хлопот: слушался он беспрекословно. То ли Минта из него веревки вила, то ли он действительно боялся потерять вновь обретенную любовь. Смотрел на Кайлу грустными глазами и то и дело норовил дотронуться, будто желая убедиться: она перед ним, живая.

Нет, Кайле такие отношения были ни к чему! Она чувствовала себя обманщицей – что, собственно, недалеко от истины – и от этого начинала злиться. А ведь она весь день сдерживала гнев! Не сорвалась, не накричала. Урх мог ею гордиться.

– Прошел всего день, а я как выжатый лимон, – пожаловалась Кайла дремлющему на торшере ворону, небрежно раздеваясь и оставляя одежду где попало.

Прохладный душ немного привел в чувство. После горных рек, к которым она привыкла, или подземных озер с черной ледяной водой, собственная ванная комната казалась роскошью: душистое мыло, мягкие полотенца, длинный шелковый халат…

Халат Кайла завязывать не спешила. Подошла к стоящему на полу зеркалу, узнавая и одновременно дивясь своему отражению. Взрослая, серьезная. Сейчас она была настоящей дочерью «воронов», хозяйкой отеля, а не девчонкой, скачущей по горным тропам.

Зеркало не скрывало ни красоты, ни уродства. Кайла знала, что красива, они с сестрой пошли в мать: благородные черты лица, рыжие волосы, светлая кожа. Немного «деревенская» фигура, как поговаривали злые языки, но в горных районах крепкие женщины ценились больше тощих аристократок столицы. Если не поворачиваться спиной, можно и вовсе решить, что последние десять лет ей приснились. Но металлический позвоночник, заменивший настоящий, не позволял об этом забыть. За годы Кайла привыкла к нему и перестала пугаться, но в отеле приходилось скрывать его мороком. Вряд ли поверят, что простые охотники, которые, по легенде, спасли ей жизнь, смогли провернуть сложнейшую операцию на позвоночнике.

Кайла думала, что, вернувшись, вспомнит себя прошлую. Но все стало по-другому. Не было мамы, целующей в лоб перед сном. Не было отца, вечно читающего в кабинете допоздна: они с Минтой поочередно забегали к нему, чтобы позвать на ужин. Не было долгих разговоров с сестрой: шушуканья под одеялом о том, как и на кого посмотрел городской мальчишка! Не было даже Ильмана, зычным голосом командующего прислугой…

Кайла вздохнула и затянула пояс халата.

– Спокойной ночи, Кроу. Разбуди меня на рассвете, – попросила она ворона и уснула, кажется, раньше, чем донесла голову до подушки.

Глава 3

Обычно Луис спал как убитый, но сегодня все шло не так: скрипела кровать, подушка колола щеку, пока он не вытащил из нее надоедливое перо, а выпивохи под окнами решили устроить концерт с утра пораньше. Пара брошенных со второго этажа кровентов немного их успокоила, но тут началась кошачья драка, и Луис сдался: сегодня у него не было шанса выспаться.

– Уже уходишь? – сонно приподнялась на локте женщина, ради которой он оставил собственную уютную спальню в «Вороньем гнезде» и терпел неудобства.

Наби была актрисой из Хаврии, и ее чарующий голос, свободомыслие и обаяние покорили Луиса со дня знакомства. Наби умела быть ласковой, как кошка, и так же рассерженно шипела, если что-то шло не по ней. Не то чтобы он влюбился, но и менять любовницу не спешил, с ней было по-настоящему интересно.

– Нет, просто не спится, – успокоил ее Луис и присел у окна. Вытащил сигареты и, прикурив, бросил растерянный взгляд на сложившую крылья механическую птицу, сжимавшую в клюве письмо. А ведь точно, ему пришло послание. Навязчивый стрекот прервал их в самый интересный момент, и Луис просто отмахнулся от вестника. Кто бы смог остановиться, когда в руках тает красавица? Вестник вполне мог подождать.

Луис развернул записку и хмыкнул.

– Что тебя развеселило? – Наби все-таки села на постели, подтягивая одеяло к груди. Светлые кудряшки рассыпались по покатым плечам, и Луис подумал, что проснуться раньше было неплохой затеей.

– Рюдигеру надо меньше закладывать за воротник. Он пишет, что моя жена вернулась.

– Но ведь она умерла, – растерянно произнесла актриса.

Наби не присутствовала на похоронах, но была наслышана о случившемся. Весь город судачил, что хозяйка отеля отправилась с мужем в горы и погибла под снежным обвалом.

– Умерла. – Луис покрутил в пальцах записку, смял ее и бросил в камин. Злило, что кто-то бесцеремонно ворвался в его дом и взбаламутил прошлое. Спустя два месяца после похорон Луис надеялся, что никто больше не станет вспоминать эту историю. – Пожалуй, сегодня я вернусь в отель. Не хочу, чтобы самозванка водила всех за нос.

– Может, поедем вместе?

Наби встала с кровати, ничуть не стесняясь наготы, и подошла к нему. Его обдало тонким ароматом ее фруктовых духов и едва уловимым запахом сигаретного дыма. Наби любила курить, но даже эта дурная привычка казалась в ней милой.

– Ты обещал показать мне горы, – напомнила актриса, и Луис поймал ее ладонь, оставляя на ней поцелуй.

– В другой раз, – с сожалением отказался он от возможности представить Наби. Слишком мало прошло времени после смерти Кайлы, чтобы в отеле приняли новую хозяйку или его любовницу. – Это семейное дело, но я постараюсь разобраться с ним как можно скорее.

* * *

Весной в горах время замирает. В низовье вовсю буйствует зелень, наливается сочными красками. Пышно цветут рододендроны: розовые, белые, фиолетовые. Жужжат проснувшиеся шмели, звенят наливающиеся потоками реки. А на перевале – тишина и снег. И небо – низкое, близкое, до которого рукой подать.

Рейн здесь который месяц и никак не может привыкнуть. Ни к снегу, который запросто может завалить лагерь, ни к тяжелому разреженному воздуху. Но больше всего – к этому чувству одинокого и одновременно всеобъемлющего мира.

– Док, ты там уснул, что ли?

Низкий веселый голос нарушает любование природой. На уступ поднимается вихрастый мужчина в зеленой повязке. Высокий, черноглазый, загорелый, настоящий уроженец юга, волей судьбы закинутый в приграничную область через всю немалую Анвенту. Закир – отличный следопыт и душа компании, но сейчас Рейн предпочел бы, чтоб его нашел кто-то другой. Следопыт слишком шумный для утренней тишины.

– Возвращайся в лагерь, я скоро спущусь. – Доктор надеется избавиться от него, но Закир уже пристраивается рядом, вытянув длинные ноги.

– А тут красиво! – Он задирает голову, глядя на прозрачное небо, и поднимает руку, будто пытается поймать проплывающее мимо облако. – И холодно, – добавляет он, обхватывая себя руками.

Погодка и впрямь не для посиделок, но Рейн тепло одет, да и привык к морозцу.

– Ждешь свою пастушку?

– Не твое дело, – огрызается Рейн, хотя на самом деле именно из-за нее выбрался за пределы лагеря.

Пастушка не появляется больше недели, и над ним уже посмеиваются. Как же, столичный парень, доктор, завидный жених, а девчонка бросила! Но насмешки – ерунда, а вот неопределенность пугает. Горы красивы, но коварны. Что, если она оступилась? Или заболела? В прошлый раз они заночевали в пещере, и он расстелил теплый плащ, чтобы не замерзнуть, но девушка все равно могла простыть!

– О! Ты все-таки заболел любовной лихорадкой! – смеется Закир над его ворчанием и уворачивается от тычка в бок.

Отскакивает на несколько шагов, ловко ступает по камням, будто вырос в горах, а не в жаркой пустыне, и собирается поспорить, но внезапно меняется в лице. Хмурится, щурясь и пытаясь разглядеть что-то вдали.

Рейн поворачивает голову, глядя туда же, куда и приятель. На горизонте черные точки стремительно вырастают, превращаясь в огромных птиц. Или не птиц вовсе? Они далеко, но доктор может разглядеть гибкие человеческие фигуры, одетые в подобие человеческих одеяний.

– Вот же! Перелетные птички, чтоб их… – Дальше идет витиеватое ругательство.

Рейн не настолько хорошо знает диалект жителей песков, чтобы его понять.

– Надо предупредить командира.

Закир соскальзывает на узкую тропу, спускаясь первым. Доктор спешит следом. Он тоже привык ходить по тропам, и ноги уверенно находят путь.

– Что они тут забыли?

– А твоя пастушка не рассказывала? Они с весны частые гости. Охотятся, с троллями воюют. Местные, кстати, на них и внимания не обращают. Вроде как шаткое перемирие.

– С птицелюдами? – Рейн не верит собственным ушам.

– Можно и с ними договориться. Главное, чтобы овец не воровали. Или пастушек.

Закир все еще дразнит его, но то и дело поглядывает на небо, а в груди разрастается неприятное давящее чувство…

* * *

Тяжесть оказалась протезом. Во сне Рейн неудачно повернулся, и левая рука осталась на груди. Весила же она изрядно. Может, если бы не этот груз, доктор и не проснулся бы так скоро. Сказать честно, он хотел досмотреть сон: в последние годы воспоминания начали прорываться сквозь поставленный мозгоправами барьер, и Рейн все больше осознавал, что забыл не только устроенную троллями бойню.

Он помнил Закира. Помнил его бесконечную болтовню и любовное поглаживание кольца на веревочке – дома шутника ждала невеста. Говорили, он так и умер, сжимая кольцо. Помнил Рейн и убитую горем девушку, зашедшую к нему в палату, – она набросилась на него с кулаками, повторяя: «Почему выжил ты, а не он?» Изувеченный, в тот момент Рейн физически не мог ответить…

Рейн хранил в памяти всех погибших стражей из своего отряда. Командира Аргора, строгого, но терпеливо сносящего дурачества подчиненных, младших лейтенантов Венга, Фиора и Стронга. Кира – потрясающего боевого мага, вечно что-то чиркающего в своем блокноте…

Единственной, кто выбивался из стройной картины воспоминаний, была безымянная пастушка. Может, он встретил ее в злополучные последние два месяца, воспоминания о которых целители потребовали спрятать глубоко в его памяти? Сны приносили обрывочный образ: мягкие пахнущие ромашкой волосы, губы, сладкие от меда, заливистый смех. Но за годы таинственная возлюбленная так и не объявилась.

Зато сон навел на мысль, в чем он ошибся.

– Глубина следа! Вот что неправильно! – Рейн по старой привычке щелкнул пальцами здоровой руки и сел на постели.

Над горами брезжил рассвет, создавая совершенно фантастический пейзаж, но сейчас доктору было не до него. Как же он сразу не понял! След был слишком глубоким. Птицелюды намного легче людей. Полые кости позволяют мощным крыльям удерживать тело в воздухе, и даже взрослые крупные особи редко весят больше ста фунтов. А следы в оранжерее были четкими и глубокими, почти как от его механических протезов. Такие следы мог оставить человек, но никак не крылатая тварь.

Получается, кто-то выдал себя за птицелюда и сымитировал следы, не побоявшись раздуть скандал. Ради чего? Насолить хозяевам отеля? Если да, то одного инцидента мало, чтобы собрать журналистов. А значит, нападения не прекратятся, и хорошо, если обойдется без жертв.

Вот тебе и спокойный отдых, обещанный комиссаром Вистоном! С другой стороны, почему бы не отвлечься на расследование, скрасить наполненные скукой дни? Может, и время отпуска пролетит быстрее.

Рейн сел и осторожно потянулся. В теле ощущались последствия путешествия: сначала дорога, затем непривычная кровать. Мышцы затекли, теперь придется ждать, пока придут в норму. В позвоночник будто вбили гвоздь и медленно там проворачивали.

Рейн привычно размял мышцы на ногах до колена, плечо. По очереди согнул пальцы на механической руке. С постели удалось подняться с трудом: бедра схватила судорога, но он заставил себя выполнить положенное количество отжиманий. Лечащий врач настоял, чтобы Рейн не забрасывал спорт – поддерживать мышцы в форме было труднее, чем раньше, но не менее важно. Затем наступил черед бодрящего душа и чистой гражданской одежды – от формы доктор с сожалением отказался.

Зато не отказался бы от крепкого кофе. Интересно, во сколько в отеле подают завтрак?

Рейн вышел в коридор. Дверь захлопнулась с тихим щелчком: замок был настроен на ключ-руну, и можно было не волноваться, что кто-то проникнет в комнату. Признаться, доктор не ожидал, что в горном отеле будут применяться магические технологии, но цена оправдывала себя: и номер, и сам отель были оборудованы не хуже столичных.

А резные узоры на стенах? Вечером Рейн не обратил внимания, зато сейчас с любопытством рассматривал выступающий из стен лес. Кто его создал? И ведь ни одно дерево не повторялось! Казалось, миг – и лес сбросит оцепенение, зашелестит ветвями, а вороны сорвутся с веток, чтобы наполнить гвалтом окружающую тишину. Но минуты шли, а в коридоре по-прежнему было тихо. Ночное происшествие взбаламутило многих, и теперь, успокоенные патрулированием местной охраны, постояльцы отсыпались после прерванного сна.

Зная бестолковость некоторых стражей, Рейн на охрану не надеялся бы. И не зря. Первый же встреченный патрульный – тот самый рыжий Коллинс, который ехал с ним в омнибусе, – дремал на месте, прислонившись к дверному косяку. Не проснулся, когда доктор прошел мимо. У Рейна руки зачесались отвесить ему подзатыльник. Будь на месте доктора птицелюд, одним охранником в отеле стало бы меньше.

Впрочем, наказания рыжему избежать не удалось. Из-за угла вынырнул Беннет, увидел дрыхнущего самым бессовестным образом мальчишку и доктора рядом с ним – и покраснел, будто сам уснул на посту.

– Коллинс! – рявкнул он громким шепотом, чтобы не перебудить весь этаж.

Страж встрепенулся, вытянулся по струнке, озираясь. По всему выходило, дело дрянь.

– Я только глаза прикрыл! – торопливо оправдывался он, окончательно закапывая свои шансы избежать наказания.

Лучше бы промолчал.

– Как освободишься, подойдешь ко мне. – Беннет не стал распекать подчиненного при госте, но хмурый взгляд обещал провинившемуся хорошую взбучку. – Тьен Гарт, а вы рано встали. Любите прогулки на рассвете?

– Да.

– Я вот тоже люблю. Знаете, у нас ведь по утрам снег до сих пор выпадает! Да и вообще утренний воздух бодрит. А мне после бессонной ночи немного бодрости не повредит. Так что свежий воздух и крепкий кофе – этим и спасаюсь. Кстати, раз уж мы с вами встретились, как насчет кофе?

* * *

От кофе Рейн отказываться не стал. Особенно учитывая, что тут его варили по всем правилам: в медной турке на медленном огне. Любовь к горькому напитку доктор приобрел на службе: здесь, в приграничье неподалеку от Хаврии, ценили хороший кофе. Даже в столице его готовили хуже, частенько неправильно обжаривая зерна. Да и не любил Рейн заходить в кофейни, домашняя обстановка как-то уютнее.

В последний месяц службы, когда Квон с невестой повадились заходить к нему на выходных, доктору везло пить настоящий хаврийский кофе: Бенита, прожившая в Хаврии большую часть жизни, варила его каждый раз по-разному и, кажется, задалась целью привить им пагубную привычку к горькому напитку. Квон пока сопротивлялся, а вот Рейн сдался окончательно, не представляя себе день без чашечки крепкого кофе.

На кухне царила суматоха. Поспевало тесто, на доске лежали темно-синие ягоды ирги – размороженные, но не потерявшие вкуса. Их вид наполнил рот кислой слюной. Кухарка – низенькая полная дама средних лет с белым чепчиком на голове – носилась от кастрюльки к кастрюльке, шипя на нерасторопную прислугу.

– Беннет, ты опять раньше времени? Сколько раз повторять, завтрак с восьми утра, – напомнила она, с недовольством покосившись на гостей.

– Да мы тихонько кофе попьем! – прогудел охранник и представил: – Это тьенна Дафна, наша кухарка. Добрейшей души женщина, но с утра ей под руку лучше не попадаться. Зато кофе варит потрясающий.

– Не подлизывайся! – тотчас откликнулась кухарка, но турку на огонь поставила.

Делать одновременно несколько дел Дафне удавалось с трудом. Запоздало повернувшись к плите, она испуганно ойкнула, когда вышедший из-под контроля огонь лизнул бока сковороды. Рейн поспешил вмешаться и вытащил сковороду из огня.

– Ой, как же вы так голой рукой хватаете? – охнула Дафна, а затем покраснела, заметив протез. – Так это вы, тот самый! Беннет, что ж ты молчал? – Она сердито посмотрела на охранника и торопливо сдвинула посуду на другой край стола. – Вы садитесь, садитесь, я сейчас все принесу.

– Тот самый?.. – приподнял брови Рейн.

– Прислуга видела, как вы защищали тьенну Абель. Слухи в отеле разносятся быстро. Так что для них вы настоящий герой. А вот мне досталось, за рвение, – пояснил Беннет с виноватой улыбкой, потирая шею. – На самом деле глупо вышло. Вы уж извините за вчера. Никто не ждал, что Кайла вернется. Да и господина Луиса не было дома, пришлось действовать по обстоятельствам.

Он определенно путал, кем Рейн приходится Кайле, принимая его за наемного работника: то ли ее личного доктора, то ли телохранителя.

– Нестрашно, – не стал делать замечание Рейн: со своими охотнее делятся информацией.

Вот и сейчас, зарядившись чашкой крепкого кофе и отщипывая от раскатанного теста мелкие кусочки, пока не увидела хозяйка кухни, Беннет в охотку сплетничал:

– А Ланти-то с утра учудила! Умеет быть расторопной не к месту. Ее назначили ответственной за оранжерею, и она все убрала, даже землю с дорожек вымела. Я надеялся еще раз внимательно осмотреть следы при дневном свете, может, разобрался бы, куда ведут. Не представляю, что теперь сказать тьенне Абель.

– Правду. – Рейн тоже глотнул кофе и прикрыл глаза от удовольствия. Кофе был в меру крепким, с приятной горчинкой.

– Как я ей скажу, что ничего не нашел? Вы же видели следы? Ну не верю я, что это птицелюд! Откуда ему в отеле взяться? Здесь магическая защита по всему периметру, незаметным никто не проскочит. Из своих кто-то балуется, или Кайлу хотят подставить. А парни все равно потребуют двойного жалованья. – Беннет с досадой махнул рукой – мол, легче вычесть из собственной зарплаты и не позориться.

– Да твои парни съедают столько, что им вообще можно не платить. Двойное жалованье они хотят, ишь ты! – Дафна повернулась к ним, увидела, во что превратился аккуратный пласт теста, и, не стесняясь, огрела Беннета полотенцем. – Да что ж это такое! Вот поэтому они у тебя и распоясались, что начальник не лучше. Пусть сначала хоть что-то полезное сделают, а потом жалованье требуют. Я сколько раз про замок на кладовой говорила?

– Да сделаю я его тебе, сделаю, не ворчи! – взвыл Беннет, поймав занесенное над ним полотенце, и выхватил его у женщины.

– Сделаешь? Когда? Только обещать и горазд.

Кухарка отошла к печи, а вернулась с ароматным ягодным пирогом. Отрезав большой кусок, демонстративно пододвинула блюдо доктору.

– Угощайтесь.

– Для Кайлы расстаралась? – Ничуть не огорчившись пренебрежением к своей персоне, Беннет сам отрезал себе кусок ягодного пирога и слизнул коричную присыпку.

– Ага, ее любимый. Я ведь и не чаяла больше приготовить его для Кайлы, а вон как вышло. – Дафна всхлипнула, расчувствовавшись, и присела к ним за стол, подперев круглый подбородок ладонью. – Помню, она в детстве прибегала ко мне на кухню и помогала месить тесто. Лопала его втихомолку, вот как этот наглец. – Она возмущенно покосилась на уминающего пирог Беннета. – Потом-то, после аварии, заходить перестала. Как же, сама себе госпожа, не до прислуги!

Кухарка недовольно поджала губы.

– Авария? – ухватился за сказанное Рейн.

– Десять лет прошло. Родители госпожи и ее сестра Минта летели в Хаврию, но двигатель полыхнул, и дирижабль потерпел крушение в горах. Выживших не нашли.

– Тогда еще хаврийцев обвинили в диверсии, но не смогли доказать причастность, – вмешался в разговор Беннет. – Не слышали?

Рейн помотал головой. О падении дирижабля он, может, и читал, но не отложилось в памяти. Конфликты с соседями редкостью не были. Начались они из-за вторжения нечисти на территории обоих государств. Откуда полезли твари и почему, никто до сих пор четко сказать не мог. Но пока разобрались, кто виноват, пока сделали барьер и заперли на перевале большую часть тварей, развязалась самая настоящая война. Сто лет непрекращающихся конфликтов, затем, уже в последние годы, – шаткое перемирие. Все ждали, когда же рванет.

Собственно, потому Рейн в свое время и служил на границе. Сюда отправляли многих способных магов сразу после учебы – и для уничтожения нечисти, и для устрашения противника. Устрашение в последние годы выходило так себе. За время конфликта хаврийцы и анвентцы настолько притерлись друг к другу, что встреча двух разведывательных отрядов с легкостью могла закончиться не дракой, а посиделками с походными песнями и распитием потина.

– Я-то не верю, что это хаврийцы виноваты. Они на поиски целый отряд выдвинули, горы прочесывали денно и нощно. Но что толку! Нашли обломки и тела, обгоревшие до неузнаваемости. Эксперты потом сказали, что дирижабль в воздухе развалился. Без шансов на выживание.

– Кайле едва семнадцать исполнилось, – подхватила рассказ кухарка. – Она как узнала, почти месяц говорить не могла. Плакала постоянно. Твердила, что это она должна была умереть. А тут Луис появился, запудрил мозги, убедил, что любит и не бросит.

– Дафна! – предостерегающе кашлянул охранник.

– Что Дафна? Помнишь, как он перед свадьбой на цыпочках вокруг нее ходил? А теперь? Да только слепой не видит, как Луис с ней обращается! Он со мной говорит уважительнее, чем с собственной женой.

– Кайла ведь с того света вернулась. Может, он поймет, что был не прав, – осторожно заметил Беннет и успокаивающе похлопал кухарку по руке.

– Поймет, что наследство от него уплывет, – не сдержалась Дафна, отдергивая руку и вставая из-за стола. – Помяни мое слово, Кайла с ним намучается.

Словно в ответ на ее предсказание, со двора донесся визг шин и громкий гудок клаксона.

– А вот и Луис. Рюдигер еще с вечера отправил ему вестника. Наверняка примчался, как прочитал.

Хлопнула входная дверь. Резкий мужской голос что-то спросил у портье.

– Шел бы ты, проверил, чтобы он Кайлу не придушил… от великой радости. Кажется, он не в настроении, – добавила Дафна, хмуро посмотрев на охранника.

– Простите, тьен Гарт, но я пойду. – Беннет спешно поднялся с места и, пожав доктору руку, вышел с кухни.

* * *

Солнце распускалось ярким цветком, выхватывая самые дальние уголки комнаты. Вчера Кайла не обратила внимания, но детские обои, такие милые ее сердцу, повыцвели и давно требовали замены. Как и тяжелые портьеры, в нескольких местах которых можно было заметить ловкую руку мастерицы: Минта обращалась с иголкой виртуозно, превращая шов от прорехи в продуманный узор. Но все же шов оставался швом, а комната требовала ремонта.

Не повод ли это задуматься, куда уходят доходы отеля?

Кайла задула свечу и пробежалась глазами по тексту. Вроде сухая констатация фактов и никаких жалоб. Урх обещал забрать ее, если станет невмоготу, но пока Кайла справлялась неплохо, раз ее не раскусили. И это письмо было не просьбой о помощи – просто беспокойством, что ситуация может выйти из-под контроля. В записке Кайла сообщила о случившемся в оранжерее. Ее дело предупредить, а мудрый наставник разберется, что делать дальше.

– Кроу, – позвала она, запечатывая конверт, и ворон, спящий на торшере, с недовольством поднял голову и посмотрел на нее. – Надо отнести записку Урху. Знаю, ты не любишь летать по утрам, но это важно.

Ворон отвернулся и спрятал голову под крыло, издавая невнятное стрекотание. Его стихией была ночь. Лететь куда-то под палящими лучами солнца? Хозяйка, да ты сдурела!