Хозяйка ворон и железный доктор

– Память тебя подводит, пистолет стащила моя сестра, – рассмеялась Кайла, подговорившая близняшку на авантюру.

Взгляд Беннета потеплел.

– Точно, подводит, – согласился он, усмехаясь в пышные усы. Если это была проверка, то последняя. – Не буду больше мешать, вы наверняка устали с дороги. Зовите, если потребуюсь. И это… берегите себя, госпожа. Я рад, что вы живы.

– Спасибо, – на этот раз куда искреннее улыбнулась Кайла. – Возвращайся к работе.

Охранник тяжело поднялся с кресла.

– И ты так просто уйдешь? – Рюдигер схватил его за руку. – Оставишь меня с этой обманщицей? Ты клялся защищать нашу семью! Или вы заодно?..

– Тьен Осмонд, проявите уважение к хозяйке дома. – Беннет отцепил от себя его руку и осуждающе покачал головой. – Ваша племянница чудом осталась жива, разве это не повод для радости?

– Племянница? – чуть ли не зашипел мужчина и вперил в Кайлу гневный взгляд. – Учти, милочка, за подобные аферы грозит тюремный срок. А тюрьма в Ансельме о-очень неприятное место.

– А что, дядя, вы уже там бывали? – непринужденно уточнила Кайла, заставив Рюдигера скрипнуть зубами. В тюрьме он, может, и не был, а вот грешки за собой чуял.

– Ну-ну, посмотрим, как ты запоешь, когда раскроется правда! Я сейчас же сообщу властям!

Он вскочил с кресла и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Направился к башне отправлять вестника. Беннет дернулся было его остановить, но Кайла качнула головой – не стоит. «Безутешные» родственники успели поставить ее пустой саркофаг в семейном склепе, а значит, Кайлу ждет долгое разбирательство с бумагами и восстановление собственного имени. Все равно завтра придется ехать в город и объясняться, а на ночь глядя к ним никто не явится.

Хотелось отдохнуть. Накатила усталость, и все сложнее было гордо держать голову и спину. Может, она слишком боялась провала, а может, давно не общалась с таким количеством людей. Но прежде чем отдыхать, стоило разобраться с Гартом. Кайла подошла к стоящему у окна магу и протянула ему руку.

– Мне, наверное, стоит представиться еще раз. Кайла Абель, хозяйка этого отеля. Простите, что не сказала сразу. Сами видите, тут… – Она неопределенно махнула рукой, не зная, какими словами описать эту встречу.

– Вижу. Рейнхольд Гарт.

Сердце забилось как сумасшедшее, и Кайла искренне понадеялась, что охватившую ее бледность можно списать на волнение из-за встречи с «любящими» родственниками. Все-таки он! Хотя старательно делает вид, будто не помнит ее. Или действительно не помнит? Она даже не знала, огорчаться или нет от такой догадки!

Кайла ответила на рукопожатие. Вторая рука – не железная, а вполне здоровая – была мозолистой, сильной. И рукопожатие вышло крепким, а не бережным и осторожным, как раньше.

– Эмиль, подойди на минутку, – сдержав дрожь в голосе, позвала она портье. Когда тот приблизился, с опаской посматривая то на нее, то на мага, уточнила: – Надо подобрать комнату тьену Гарту. Просторную, но тихую и без соседей. Мне показалось, что вы любите тишину, – пояснила она в ответ на слегка приподнятые брови. Брови у него были красивые, темные и густые, да и глаза – цепкие, чистого серого цвета. Если подумать, они познакомились примерно в это же время, в горах… Она одернула себя: нашла время предаваться воспоминаниям!

– В южном крыле свободна угловая комната, – проверил по записям Эмиль.

– Подойдет, – поспешно согласилась Кайла. Домочадцы жили в северной части дома, так что это не рядом, уже неплохо. – Хорошего отдыха, тьен Гарт. Обращайтесь, если потребуюсь. – Вроде бы она пока не ляпнула ничего недозволительного.

Доктор кивнул и, забрав ключ, ушел к лестнице, припадая то на одну, то на другую ногу. Наверное, и ей не стоило задерживаться, а то постояльцы заняли гостиную, изнывая от любопытства рассмотреть хозяйку дома. Не то чтобы Кайла собиралась от них прятаться – интерес был ожидаем, но хотя бы кратковременную передышку в тишине она заслужила.

– Я буду в своей спальне. Не беспокойте меня до вечера, – бросила она Эмилю.

Задерживать ее никто не стал. Кайла вышла из кабинета и поднялась по старой скрипучей лестнице на второй этаж. По самим ступенькам шла медленно и степенно, как и положено хозяйке дома, а вот по коридору, где не было никого из прислуги, почти летела, надеясь поскорее оказаться в своей комнате и немного привести в порядок мысли и чувства.

В отличие от холла коридоры ничуть не изменились. Скульптуры птиц по-прежнему вылетали из стен, а ветви искусно вырезанных деревьев переплетались в арках, создавая ощущение волшебного леса. Пахло сосновым бором. В другой раз Кайла бы остановилась, ностальгируя по старым временам, но сейчас слишком много всего навалилось.

Она притормозила у некогда родительской спальни. В последние годы сюда перебрался Луис и, как ожидалось, хранил личную жизнь под замком – дверь была заперта. Спальня хозяйки отеля располагалась чуть дальше по коридору: супруги давно перестали ночевать в одной комнате. Бывшая детская, которую они делили с сестрой, светлая и просторная, с огромным окном обладала самым потрясающим видом на горы во всем отеле. Захлопнув дверь детской, Кайла выдохнула и прижалась к ней спиной.

Так, успокоилась. Вдох. Выдох. Кайла с трудом сдержала прерывистое дыхание. В конце концов, первая встреча прошла не так и плохо. Дядя отреагировал именно так, как они рассчитывали. Луис… Жаль, что с ним пока не довелось свидеться, ну да скоро она исправит это упущение. Если бы не Рейн, все вообще шло бы идеально. Какого черта он забыл в «Вороньем гнезде»? Неужели вернулся сюда на службу?

Она тряхнула головой, запрещая себе думать о нем, и огляделась, узнавая комнату и одновременно удивляясь, как много изменилось. Исчезла вторая кровать – ее место занял массивный дубовый стол, а сказки на книжных полках сменились томами по экономике и целебному делу: развлекаться Минте было некогда. Куклы… Раньше их было много, а осталась одна-единственная, в соломенной шляпке, из-за которой они с сестрой разодрались. Кукла примостилась в самом углу, под лампой, понуро свесив голову.

Подойдя к окну, Кайла распахнула его настежь, вдыхая вечерний воздух, но насладиться им как следует не успела. В дверь постучали. Промелькнула паническая мысль, что Рейн все-таки узнал ее и решил поговорить.

Кайла открыла дверь и с невероятным облегчением увидела горничную с виноватой миной на лице. Из-под чепца выбивалась кудрявая прядь. Ланти держала в руках ее саквояж. Горничная-катастрофа – как охарактеризовала девушку Минта.

– Я же просила не беспокоить! – Испуг вылился в раздражение, и горничная забеспокоилась еще сильнее.

– Вы забыли внизу вещи, я принесла.

Ланти протянула ей саквояж, с трудом удерживая его на вытянутых руках. Руки дрожали то ли под весом, то ли от страха.

– Спасибо, – смягчилась Кайла. Ланти подоспела как нельзя кстати. – Что-то еще? – спросила она, когда горничная не ушла, а продолжила мяться у порога, неловко поправляя под чепчик выбившиеся волосы.

– Простите, что назвала вас упырем! – выпалила Ланти, с отчаянием посмотрев на хозяйку. – Просто все считали, что вы умерли. Вас даже в семейном склепе отпевали и похоронили. В смысле пустой саркофаг. – Она окончательно смутилась и, почти плача, договорила: – Пожалуйста, позвольте мне остаться. Я буду очень стараться!

– Я и не собиралась тебя увольнять, – заверила Кайла, прерывая поток обещаний. Не хватало, чтобы горничная разрыдалась перед ее комнатой, а по отелю пошли слухи, что хозяйка не только упырь, но и деспот.

– Но господин Рюдигер…

– Никого не может уволить без моего согласия. Иди работай. А если дядя будет тебя обижать, скажи мне.

Ланти всхлипнула, но уже сквозь улыбку и рассыпалась в благодарностях.

– Я устала, – напомнила Кайла. Больше повторять не пришлось, горничную как ветром сдуло. – Как я устала! – вновь, уже для себя, сказала она, занося саквояж в комнату.

Разобравшись с вещами, сняла очки: линза в них едва держалась. Хорошо, что, когда вывалилась в первый раз, не разбилась, а упала на юбку. Тогда поезд подъезжал к станции, и чинить было некогда, Кайла и так едва не опоздала на омнибус. Зато сейчас было время подправить.

Она позволила магии легонько коснуться оправы, делая металл мягким и податливым, как глина. Действовать приходилось медленно и осторожно, чтобы не перегреть и не повредить структуру. Кайла не впервые работала с металлом, но ей давно не доводилось исправлять столь мелкие детали. Помнится, в отличие от сестры, у которой магический дар был слабее, но стабильнее, у Кайлы в Академии магии поначалу ничего не получалось: заготовки ломались, а металл стекал лужицами, обжигая пальцы. Учитель магии сердился, а отец журил и высылал деньги на дополнительные занятия, уверенный, что однажды Кайла возьмет магию под контроль. Жаль, она и года там не отучилась…

Она вставила линзу и плотно закрепила результат, возвращая оправе форму. Осталось немного остудить – и готово.

Носить очки было непривычно. Неудобно. Они натирали уши и переносицу, к тому же Кайла то и дело забывала их надеть. Наверное, будь у нее плохое зрение, как у Минты, она помнила бы об очках, а тут…

Минта стала терять зрение лет пять назад. Пошла по стопам отца – он был слеп как крот и носил огромные очки, чтобы хоть что-то видеть, вот и сестра быстро утрачивала зрячесть. Целители разводили руками, считая, что это просто нервное перенапряжение, но зрение так и не восстановилось.

На столе стояла фотокарточка их маленькой семьи: отец обнимал мать, а та, в свою очередь, дочерей, и все счастливо улыбались фотографу на фоне дирижабля… Того самого дирижабля, что рухнул в горах десять лет назад и убил родителей. Того самого, из-за которого ее собственная жизнь превратилась в хаос.

В тот год в Хаврии проходила очередная горная ассамблея, в которой отец – владелец шахты с магическими кристаллами, почти иссякшей и не приносящей доход, – принимал непосредственное участие. Добыча магических камней была делом выгодным, но опасным: на узких тропах встречались не только горные твари, но и контрабандисты.

Разумеется, никто из соседей – ни сама Анвента, ни Хаврия – в контрабанде не признавались, но проблема стояла остро. Изначально сопровождать родителей должна была Минта, а Кайла – остаться дома, чтобы встретить жениха; за месяц до полета отец организовал ей договорной брак с Луисом. Но в последний момент Минта уговорила Кайлу полететь с родителями вместо нее: она влюбилась в красивого статного Луиса, едва увидела, и хотела добиться от парня взаимности. По взаимной любви и невесту можно заменить на ее сестру, тем более что знакомство Кайлы с женихом было шапочным. Ну выдадут замуж другую близняшку, какая разница? Семьи-то все равно породнятся!

Кайла не нашла причин отказать. Не так часто ее тихая и порядочная сестра просила помощи. Если бы ей дали выбор сейчас – лететь или остаться, она поступила бы так же.

Кайла провела пальцами по снимку. Выживших в крушении не нашлось. Спасатели отыскали дирижабль лишь спустя несколько недель, когда над мертвыми телами успел поработать мороз, снежные тролли и волки. Кого-то удалось опознать. Большинство хоронили по кускам в закрытых гробах.

В память впечатались кричащие газетные заголовки того времени, хотя она сумела прочитать их лишь спустя полгода: «Кто приложил руку к гибели семьи Абель?», «Трагедия в воздухе», «Счастливая случайность: одна из близнецов «Воронов» осталась дома». Газетчики строили теории, делились предположениями, приходили в отель и выражали сочувствие. Сочувствие, за которым скрывалось желание вызнать что-то новое или выжать слезу у ныне единственной хозяйки «Вороньего гнезда».

В том, что при крушении дирижабля погибла настоящая Кайла, Минта так и не призналась. Сначала слишком винила себя и боялась, что, если люди узнают правду, окончательно от нее отвернутся. Затем, когда встретилась с сестрой, Кайла взяла с нее обещание молчать. Пусть сестра жила под чужим именем, но с любимым человеком, сумев принять утрату семьи и обрести новую.

Впервые они встретились спустя год после крушения, когда Кайла достаточно окрепла, чтобы ходить самой. Тогда ею двигала обида: почему именно с ней должна была приключиться беда? Она хотела накричать на сестру, обвинить ее, но застала Минту, плачущую навзрыд.

Минта была испугана и подавлена: она ждала ребенка от Луиса, человека, которого любила всем сердцем. И новость была хорошей, просто замечательной, но все произошло слишком быстро: их скоропалительный брак, ее беременность… Минта еще не отошла от похорон, а должна была стать опорой новой семье. Как она могла справиться с этим? Ее жизнь тоже была разрушена: беззаботная юность сгорела вместе с семьей, а от желающих «бескорыстно» помочь сиротке приходилось отбиваться. Но родители учили сестер быть сильными, и Минта встала на ноги, сломанная, но не сломленная. Все это время Луис был рядом и поддерживал ее, стал островком безопасности, где она могла укрыться от суровой правды жизни.

Возвращение сестры из мертвых стало для нее настоящим чудом, и Кайла поверила: Минта действительно ее ждала. Не было ни дня, когда сестра не корила себя в случившемся. А теперь тяжесть вины стала чуточку меньше. Но убедить Кайлу вернуться в семью не получилось – слишком сложно было объяснить, как она выжила в горах и кто ей помог. Год – долгий срок. Кайле даже пришлось пригрозить сестре клятвой о неразглашении, чтобы не подставить Урха!

Но видеться сестры продолжали – раз в полгода в отдаленных местах, где их не могли застать случайные постояльцы или прислуга. Минта никогда не жаловалась на жизнь, и Кайла была уверена: у нее все хорошо.

Снимок в руках задрожал. Минта смотрела на нее с привычным спокойствием. Она всегда была такой: сдержанной, доброй, мягкой. Лепи что хочешь, гни под себя. Почти как металл в руках Кайлы.

И кто посмел на нее напасть?..

* * *

…Рыжие волосы и кровь на снегу. Почти неузнаваемые черты лица: это сделал снег, зверь или человек? Много крови: липкой, со вкусом металла. Кажется, весь морозный воздух пропах ею, и они пропахли. Сломанные ноги, настолько заледеневшие, что Минта не чувствует боли. Она силится переступать ими – и не может. Кайла почти тащит ее на себе, молясь, чтобы успеть. До пещер чуть больше часа. Сама бы она добралась туда гораздо быстрее, но не с такой ношей.

А в пещерах живет старый Урх. Он вытянет. Он и не таких вытягивал! Даже ее спас, с перебитым позвоночником и ожогами по всему телу. Только бы дотащить.

И будто появляются новые силы.

– Терпи, пожалуйста, терпи.

А кровь стекает по подбородку, и серый мех ее шубки становится бордовым…

* * *

…Капля крови упала на стекло, и Кайла охнула, прижав палец к носу. Еще несколько капель шлепнулись на руку и остались на столе. Черт! Давненько с ней такого не случалось. Это ведь не магическое истощение, магии в избытке. Просто переволновалась.

Она прислонилась к столешнице, закрыла глаза. Как там учил Урх: наклоняйся вперед, а не назад. И нос зажми. Кайла зажала. Вместе с тем попыталась сдержать расплывающиеся в улыбке губы, такой разобрал смех: вот выйдет в коридор умыться, вся в кровище, а там впечатлительная Ланти! То-то крику будет. Хотя тогда уж лучше дядюшка. Рюдигера она попугала бы с удовольствием.

Кайла не сдержалась, хихикнула – и сама испугалась звука. Нет, все-таки переволновалась, так и до истерики недалеко. Не каждый день возвращаешься из мертвых. Особенно туда, где кто-то жаждет твоей смерти.

Кайла настежь открыла окно, вдыхая вечернюю прохладу. Свежий воздух пришелся кстати. Она соскучилась по этому виду: по темному лесу, речному переливу – будто луна окунулась в воду и разбилась на рябь, по белоснежным вершинам и заросшим травами склонам. Совсем рядом, в какой-то сотне-другой ярдов от отеля, ползли заросли вербейника, словно в насмешку напоминая о своем кроветворном свойстве.

Кайла протянула руку – и тьма, обрастая крыльями, бросила ей на ладонь желтый цветок.

– И как это называется, Кроу? – строго спросила она, сжимая сорванный вербейник. Ворон, окончательно принявший форму, опустился на подоконник, поглядывая на хозяйку желтым глазом. – Я же просила тебя оставаться дома! Там ты нужнее.

Кроу издал рокочущий звук и расправил крылья, всем видом показывая, что не согласен.

– Кровь? Это так, от волнения. – Кайла шмыгнула носом и протянула руку, чтобы провести по иссиня-черным перьям. Отдернула. Ворон был не в настроении, мог и клюнуть.

– Да не сожрут они меня, подавятся! – не согласилась с ним хозяйка отеля, оставив попытку погладить птицу.

Сбросив ботинки, Кайла забралась с ногами на подоконник. Минта наверняка бы разворчалась – она терпеть не могла, когда сестра так сидела. Неприлично, опасно. Вот уж матушка в молодости – та тоже ворчала по поводу и без! А Кайле и раньше было плевать на приличия, теперь и подавно.

Кроу каркнул и перелетел с окна ей на плечо. Тяжелый! Клюв уткнулся в шею, осторожно, чтобы не оцарапать и не навредить.

– Вру я все. Я рада, что ты здесь. – Кайла склонила голову, ощущая под щекой теплые перья. – Это… сложно. Сложнее, чем я думала. Как думаешь, справлюсь?

Ворон согласно прокряхтел.

– Конечно, справлюсь, куда я денусь, – пробормотала Кайла и все-таки запустила пальцы в мягкие перья. – Не сожри никого, пока я здесь. Из гостей, имею в виду. Мышек там отлавливай или крыс. Хватит ведь на первое время?

Кроу нахохлился, но Кайла знала: он ее услышал.

Глава 2

Номер оказался комфортнее, чем ожидал Рейн: прихожая со шкафом для верхней одежды и зеркалом в полный рост, гостиная с чайным столиком и спальня с видом на горы. Была и отдельная ванная комната: белоснежные хрустящие полотенца выглядели так, словно их ни разу не использовали, а из медных кранов текла холодная и горячая вода.

Горничная заскочила сразу после его заселения. Занесла бутылку красного вина и поднос то ли с поздним обедом, то ли с ранним ужином – извинение от отеля за задержку. Горячая мясная похлебка, ломоть домашнего хлеба, рагу на пару: Рейн не стал отказывать себе в ужине, тем более что не собирался сегодня никуда спускаться. Все было свежее и вкусное, а может, он просто проголодался в дороге.

Интересно, если попросить приносить в номер еду и книги, удастся ли не выходить до конца отпуска? Бумага и чернила здесь уже есть. Найдется, чем себя развлечь!

Рейн немного помечтал о спокойствии, но с сожалением отринул привлекательную возможность. Вистон потом всю жизнь будет ему припоминать, как бессовестно он растратил подарок от начальства. Сколько там в управлении отвалили за эту поездку? Кажется, порядка полусотни кровентов, его месячное жалованье. Пусть Рейн ни разу не брал отпуск за последние два года, он не требовал взамен особого к себе отношения. Начальник запросто мог сэкономить, зарезервировав пансионат неподалеку от столицы, но вместо этого вызвал его к себе и долго втолковывал, что со своими страхами надо бороться.

* * *

– Пойми, тебе надо себя преодолеть. Когда ты в последний раз куда-нибудь выезжал? – Вистон смотрел на него исподлобья, обложившись стопками нераскрытых дел, просьб и жалоб.

– Давно.

Рейн и в солнечном кабинете чувствовал себя неуютно, что уж говорить о путешествиях. Он даже на работу предпочитал приходить ранним утром и уходить затемно – меньше вероятности встретить кого-то на улице. А поездка? Там ведь не спрячешься! Новый человек в чужом городе на виду и на слуху, особенно когда есть о чем посудачить. Его устрашающий вид – отличный повод для сплетен.

– Вот и съездишь, отдохнешь. – Комиссар положил перед ним билеты, встал и отошел к окну. Закурил, неспешно наслаждаясь дымом, хоть сигареты были из дешевых. – Я бы и сам съездил. Бывал там однажды. Чистый воздух, лес, неспешные прогулки. Тихо. В город, опять-таки, можно выбраться, если наскучит. Но тебе не наскучит?

– Не хочу.

– Вот только не начинай! – взвился Вистон. Секретарь в соседнем кабинете наверняка навострил уши. Комиссар опомнился и заговорил тише: – Билеты куплены, гостиница заказана. Обратно деньги не возвращают. Что тебе, жалко съездить? А мне для отчетности нужно, чтобы не урезали финансирование: мой предшественник слишком любил отправлять по курортам своих родственников, вот начальство и свирепствует. Сказали, если не поедут самые заслуженные и недооцененные работники, в следующем году не поедет никто. Да не смотри ты на меня так, словно на своем разделочном столе представляешь! Знаешь же, я непробиваемый.

* * *

Рейн знал и спорил больше для проформы. Вистон место начальника управления заслужил по чести и не слишком обрадовался: ему пришлось столкнуться и с бюрократией, и с взяточничеством, и черт знает с чем еще! Рука руку моет. Комиссар не прочь был эти самые руки заковать в наручники и отправить на рудники… Но сразу не получалось. Приходилось юлить, выкручиваться и, сохраняя шаткое равновесие, добиваться поставленной цели.

Ставить палки в колеса тому, кто и так старается ради управления изо всех сил? Доктор не был настолько черствым, а Вистону и без того приходилось несладко. Неудобный, негибкий, как приговаривали просители-аристократы, когда их сынки попадали в передрягу, с ним сложно было договориться. С прошлым комиссаром Форцем приходилось куда легче… Но ведь за это его с места и сняли!

На поездку Рейн согласился, хотя и предпочел бы провести отпуск в собственной квартире. Там привычнее. И пусть ворчат, что у него не прибрано, зато все под рукой: и ключ – подтянуть болт на протезе, и обеззараживающий раствор, если этот самый протез натрет кожу. Вот как сегодня.

Он наскоро принял душ. Производитель протезов гарантировал влагоустойчивость – дочь мастера, потерявшая ногу по молодости и глупости, сама ходила с подобным. Первое время Рейн остерегался воды, предпочитая обтирания, но со временем убедился – мастер не соврал. Но проверять возможность подводного плаванья не рискнул: тут у любого нормального человека сердце остановится, если из воды вылезет железный монстр.

Доктор поморщился и, достав из саквояжа очки, присел на кровать. Не то чтобы он плохо видел, но детали в очках рассматривать проще, а протезы – не та вещь, с которой можно шутить. Ниже колена обе ноги были механическими, и под металлическими заклепками, которыми фиксировался протез, образовались мелкие ссадины. Рейн больше полугода привыкал к протезам, подбирал, подстраивал под себя, но до сих пор иной раз натирало до крови в местах, где металл переходил в живое тело. Левая нога вроде ничего, не ныла. А вот правая сегодня что-то пошаливала.

В саквояже лежал флакон с обеззараживающим раствором. Сначала растереть, чтобы восстановилось кровообращение, затем продезинфицировать ссадины. Специальное лекарство, входящее в состав раствора, остужало воспаленную кожу. Рейн вытянул механическую ногу и выдохнул сквозь зубы, когда ссадины перестали гореть. После этого позволил магии залечить ранки.

Жаль, он не мог отрастить новые ноги. И руку. И залечить лицо… Правда, однажды на работе такой шанс представился. Рейну передали заметки одного гениального ученого. Тот изучал переселение в другое тело – всего-то и стоило, что подгадать дату собственной смерти и смерти того, кто станет донором. Заманчивое предложение. Преступников в городе хватало, и смертная казнь не была такой уж редкостью. Доктору не раз и не два намекали, что могут выделить «материал» для эксперимента. Вот только Рейн не был настолько сумасшедшим, чтобы рисковать собственным рассудком или жизнью. По крайней мере, пока.

Доктор в очередной раз криво ухмыльнулся, насколько позволяли механические пластины, подумал, что стал скорее автоматоном, чем человеком, и продолжил лечение.

Закончив с правой ногой, с тем же вниманием обработал левую. Протер сами протезы: содержание их в чистоте – залог его здоровья! Рукой занялся в последнюю очередь: в ней механика была сложнее, требовалась хорошо проработанная мелкая моторика, протез приходилось протирать и смазывать на ночь. За годы доктор привык к сопровождающему ему запаху железа и масла.

Тонкие домотканые штаны и рубаха сменили привычную плотную форму, и Рейн, достав недочитанный в поезде детектив, улегся на кровать. Спать он пока не планировал, хотя мягкая постель так и манила, а белье пахло горными травами. Но сегодняшний вечер Рейн собирался посвятить Окфорду Ривернейну и его «Делу о пустом саквояже». Не сказать чтобы доктор был любителем художественной литературы: книжку он одолжил у Квона после того, как почти месяц слушал разного рода теории о вымышленном герое-детективе – циничном сыщике, распутывающим самые загадочные дела. Говорили о нем все, начиная от стажеров и заканчивая тем же Вистоном. Рейн был уверен, что, появись на пороге управления автор популярной истории и попросись на работу, его взяли бы без испытательного срока.