
Полная версия:
Смертельная миссия в Хайларе
– Так сержант сказал, что вы контужены и оттого глуховаты, – виновато произнес Цыренов, преданно глядя ему в глаза.
Веселые смешки за спиной заставили побуреть щеки капитана. Он резко повернулся, две девушки в военной форме и военврач торопливо погасили улыбки на лицах. Брюнетку с большими карими глазами и звонким голосом, руководившую погрузкой ящиков в фургон, он уже видел. Вторая была синеглазой, с россыпью веснушек на курносом лице и пушистой рыжей косой.
– Капитан, представьте подчиненных и доложите о готовности отряда, – сделав над собой усилие, чтобы заглушить гнев, строго приказал Мамаев.
– Санитарно-эпидемический отряд в составе врача-эпидемиолога капитана медицинской службы Черных, врача-эпидемиолога лейтенанта медицинской службы Котовой, санитарного фельдшера-лаборанта Синициной завершили комплектацию войсковой медицинской лаборатории и готовы к выполнению задания, – вытянувшись по струнке, доложила военврач.
«Вот так вот! Перед тобой капитан контрразведки, а не какой-то безусый солдатик, а то раскричалась…» – усмехнулся Егор.
– Грузитесь по машинам! – запрыгнув на сиденье полуторки, приказал Мамаев.
– Нам необходимо заехать к начальнику эпидемического отдела Евгению Дмитриевичу Петряеву, – напомнила ему Черных.
– Заедем, – буркнул Мамаев и громко хлопнул дверью.
Глава 6
Эшелоны идут на восток
В мае 1945 года мир ликовал. Волны радости выплескивались за пределы армий – во все уголки нашей страны шли на разных языках письма к родным и близким. Воины писали: «Мы победили, конец войне!» Весь народ видел свое завтра мирным, радостным, цветущим, как бушевавшая вокруг весна. 23 июня 1945 года Верховным Советом СССР был принят Закон о демобилизации первой очереди военнослужащих сержантского и рядового состава старших возрастов. Эшелоны с солдатами возвращались домой. Поезда были украшены цветами, транспарантами. Ждали их на всех станциях и полустанках, в малых и больших городах. Родина радовалась возвращению своих сыновей, победивших в столь страшной войне. Она встречала их торжественно, всем народом.
Но с запада на восток уже шли другие эшелоны с танками, орудиями, самолетами, автомашинами, полевыми кухнями, понтонами и ремонтными летучками на платформах. Грандиозная переброска войск проходила в условиях строжайшей секретности. Солдаты, мечтавшие о доме, счастливые от того, что возвращаются к родным живыми, понимали, что прежде, чем окажутся дома, предстоит перешагнуть еще через одну войну.
Генерал-полковник МорозовСпециальный поезд командующего Забайкальским фронтом останавливался для обслуживания только на крупных станциях. У Родиона Яковлевича Малиновского[39] был отдельный спецвагон с купе и большим залом для совещаний. Вместе с ним следовало полевое управление бывшего 2-го Украинского фронта.
Раздвинув штору, маршал смотрел в окно. На импровизированном прилавке лежали молодая картошка, огурцы, мешочки с махоркой, стояли бутылки с молоком – местные женщины и ребятишки торопились поменять продукты на мыло и трофейные вещи. Поезд тронулся, и башенки вокзала с перроном проплыли мимо, промелькнуло кирпичное закопченное здание депо, избы с огородами, замелькали телефонные столбы. Колеса со стуком снова начали отмерять километры самой длинной в мире дороги – Транссиба.
В дверь вежливо постучали.
– Войдите, – произнес маршал.
– Разрешите, товарищ командующий? – В купе вошел начальник штаба Захаров[40].
– Матвей Васильевич! Проходите, присаживайтесь, есть что обсудить, – радушно пригласил Родион Яковлевич.
Малиновский знал Захарова давно, еще по учебе в академии. Потом они вместе подготовили и осуществили операцию по разгрому немецко-румынской группировки, прикрывавшей Балканское направление, освобождали Молдавию. Сталин предлагал назначить Захарова на должность начальника штаба Главного командования советских войск на Дальнем Востоке, но тот отказался и попросил оставить его начальником штаба Забайкальского фронта.
Гость прошел в купе и сел на диван. Пружины обиженно скрипнули – штабная работа давала о себе знать.
– Чайку попьем?
– С удовольствием, – охотно согласился Захаров.
Малиновский, выглянув за дверь купе, приказал ординарцу принести чай и что-нибудь перекусить. Вернувшись на диван, маршал развернул на столике карту предстоящих боевых действий и, вооружившись карандашом, начал делиться своими мыслями:
– Я вот тут подумал: при неблагоприятном исходе войны в Маньчжурии Квантунская группировка[41] будет уползать из северной и западной части района боевых действий в Корею или Китай, затягивать оборону, получая дополнительные резервы из метрополии и Кореи. Непросто нам будет ее разбить.
– Японию вообще нельзя считать слабым противником, – согласился с ним начальник штаба. – Двадцать второго июня этого года Соединенные Штаты завершили битву за Окинаву – небольшой японский остров, размером чуть более тысячи квадратных километров. Им пришлось напрячь все силы и средства для того, чтобы сломить отчаянное сопротивление японцев. Численность американской группировки была четыреста пятьдесят тысяч человек. Сражение стало самым кровопролитным для них на всем Тихоокеанском театре военных действий. Наша разведка сообщила, что Штаты потеряли за три месяца боев более семидесяти пяти тысяч человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Более десяти тысяч американских военных демобилизовали из-за нервных срывов, – сказал Захаров.
– Как вы сказали? Десять тысяч демобилизовались из-за нервных срывов? Не слыхал я ни у немцев, ни у нас, чтобы солдаты по такой причине покидали армию, – усмехнулся Малиновский. – Не зря союзники так засуетились, уговаривая нас открыть второй фронт.
– Японцы показали им, что за метрополию они будут драться до последнего солдата, и эта битва не будет для них такой легкой прогулкой, как в Европе. Не похоже, что и на материке Япония собирается сдаваться. В Северо-Восточном Китае они провели тотальную мобилизацию всех японцев, что позволило сформировать новые части и подразделений для Квантунской группировки. На оккупированных территориях Кореи и Китая увеличилась численность войск марионеточных правительств. В первые полтора-два месяца наступления наш фронт может встретить до восемнадцати японских дивизий, шесть-семь дивизий Маньчжоу-Го, войска князя Дэ Вана и Суйюаньской армейской группы. Плюс танки, артиллерия, самолеты, и угроза со стороны укрепленных районов, – серьезно глянул на маршала Захаров из-под широких бровей.
– Добавьте еще, что они прячутся в очень удобном месте на Маньчжурской равнине, за естественным барьером Большого Хингана, – сказал маршал.
– Большой Хинган действительно еще никто не покорял. Нашему фронту предстоит действовать в очень непростых условиях, Родион Яковлевич.
– Непобедимый Суворов смог провести свои войска через Альпы, а чем мы хуже? – усмехнувшись, спросил Малиновский. – Генеральный штаб считает, что главный удар Забайкальского фронта со стороны Монголии и есть ключ к решению основных задач всей операции. С запада они нас точно не ждут.
– Мы не хуже, но перед войсками Суворова не стояла задача пересечь перед этим безводную пустыню. – Захаров обвел карандашом обширные желтые пятна на карте. – Китайцы зовут Гоби «Шамо», что означает «Пустыня Смерти». Там сплошные пески и солончаки, в этой местности нет железных и шоссейных дорог, нет населенных пунктов, почти нет водоемов и колодцев, а перевалы через Большой Хинган закрывает Халун-Аршанский укрепрайон.
– Поэтому и надо быстро преодолеть эти преграды, чтобы не изматывать людей. Другого выхода у нас с вами нет, Матвей Васильевич. Задержка наступления чревата очередной затяжной войной. Страна ослаблена после войны с Германией и допустить этого нельзя.
Разговор прервал стук в дверь. Молодой солдат в чистой, выутюженной форме внес на подносе чайник, сахарницу, чашки и тарелку с бутербродами. Расставив все на столике, боец вышел. Малиновский налил крепкого чая в две чашки, одну из них пододвинув Захарову.
– А я ведь, Матвей Васильевич, побывал в Маньчжурии еще девятнадцать лет тому назад, в тысяча девятьсот шестнадцатом году, – произнес маршал, сделав глоток чая.
– Сколько же вам было тогда лет?
– Только-только восемнадцать годков исполнилось. К тому времени я уже был наводчиком пулемета и имел боевую награду – Георгиевский крест четвертой степени.
– Вы воевали в Первую мировую? Что же вас занесло в Китай? – бросив в чашку сахар и помешивая его ложкой, полюбопытствовал Захаров.
– После ранения в боях с германцами я был откомандирован в пулеметную команду Особого пехотного полка Первой бригады Русского экспедиционного корпуса во Францию. Кружной дорогой нас отправили через всю Сибирь до Маньчжурии, потом до Дайрена, а оттуда морским путем в Европу. Ехали мы зимой, в теплушках. Железную печку натапливали докрасна, но это не помогало – сибирские морозы трещали вовсю и по вагонам гуляли сквозняки. Дальше было еще хуже. На станции Маньчжурия японцы подали свои составы, так как колея была другая.
– Постойте! Маньчжурия в шестнадцатом году была китайским городком. При чем здесь японцы? – удивился Захаров.
– После поражения России в войне тысяча девятьсот пятого года южная ветка КВЖД отошла к Японии как стране-победительнице и стала носить название «Южно-Маньчжурская железная дорога».
– В той войне поражение получило бездарное командование царской армии, русские воины свою честь тогда не уронили, – хмуро заметил Захаров.
– Это так. Но в Первой мировой войне японцы были на стороне России и ее союзников, поэтому нас и везли окружным путем через Дайрен. Перегрузились мы в их вагоны, а там печек не было вовсе, вместо полок застланный тонкими циновками пол. Мы сбивались в кучу, как овцы в отаре, чтобы хоть как-то согреться. Спасало одно – когда эшелон останавливался на какой-нибудь станции, вдоль всего состава уже горели большие костры из старых шпал, мы выскакивали из вагонов греться у огня, вытанцовывая, как ведьмы на шабаше. – При воспоминаниях о молодости глаза Малиновского весело заблестели.
– Ваш экспедиционный корпус тогда спас Париж, – сказал Захаров.
– Русские воины нигде не роняли своей чести, Матвей Васильевич. – Во Франции мы сражалась отважно. Когда дрогнули французы, русские полки стояли насмерть. Маршал Фош потом написал: «Если Франция и не была стерта с карты Европы немцами, то в первую очередь благодаря мужеству и стойкости русских солдат». – Малиновский вынул из портсигара папиросу, чиркнул зажигалкой и, щурясь от дыма, весело усмехнувшись, добавил: – В Первую бригаду экспедиционного корпуса под командованием генерала Лохвицкого отбирали рослых бывалых солдат, преимущественно православного вероисповедания. Командиры бригад утверждались на самом высоком уровне, распоряжением царя. Французским женщинам очень нравились храбрые русские богатыри. В дряхлевшую французскую нацию мы влили немало свежей крови.
* * *– На вокзал, – коротко бросил водителю командующий Забайкальским фронтом Ковалев[42], садясь на заднее сиденье автомобиля. Рядом с ним устроился начальника штаба Троценко.
– Из Москвы позвонили по телефону, что четвертого июля в Читу прибывает полевое управление 2-го Украинского фронта. Мне приказано передать командование Забайкальским фронтом Морозову. Сегодня приезжает этот неизвестный генерал-полковник. Я четыре года ждал дня наступления, а теперь стал заместителем! – с досадой произнес Ковалев, хмуро глядя на Троценко[43].
– Ставка кого попало на такой ответственный пост не поставила бы, Михаил Прокофьевич, – возразил генерал-лейтенант. – Нам остается только подчиниться приказу.
– Ты прав, Ефим Григорьевич. С начальством необходимо срабатываться, а иначе нас заменят другие генералы.
Когда спецпоезд остановился, встречающие с удивлением увидели, что из вагона вышел Маршал Советского Союза Малиновский в форме генерал-полковника.
Родион Яковлевич смотрел на Ковалева, сощурив и без того узкие глаза. В тридцатые годы комкор Ковалев командовал Особым Белорусским военным округом, а Малиновский служил под его началом. Потом он уехал воевать в Испанию, и они не виделись почти девять лет. Годы войны не пощадили его бывшего командира. Еще глубже стали залысины над высоким лбом, побелели волосы, только щетка усов по-прежнему чернела под прямым коротким носом.
– Меня не понизили в звании. Нам рекомендовано всячески соблюдать скрытность прибытия на Дальний Восток. В этих целях я пока побуду генерал-полковником Морозовым, – негромко произнес маршал, крепко пожимая руку Ковалеву.
– Даже не предупредил, – упрекнул Михаил Прокофьевич.
– Не мог, – коротко ответил Малиновский.
– Попили нам крови самураи, сам хотел с ними разобраться, – с горечью произнес Ковалев.
– Значит, теперь посчитаемся с ними вместе. Благодаря вам японцы не посмели открыть второй фронт. Вы должны гордиться забайкальскими дивизиями, Михаил Прокофьевич. Они отлично сражались под Москвой и Сталинградом.
Адъютант распахнул дверцу, и Малиновский грузно опустился на сиденье рядом с шофером.
– На квартиру? – спросил Ковалев.
– Нет, в штаб. В поезде отдохнул, не терпится приступить к работе.
Комплекс зданий штаба Забайкальского фронта занимал целый квартал на улице Лермонтова, напротив площади Ленина. Увенчанная гербом СССР постройка имела массивный портал с квадратными колоннами. Проходя по коридорам, Малиновский отметил про себя, что здесь царит та же обстановка, что бывала в период боев по освобождению Румынии, Венгрии, Чехословакии. Даже люди здесь были те же – полевое управление 2-го Украинского фронта, возглавившее Забайкальский фронт, уже прибыло в Читу.
Малиновский прошелся по кабинету, осваиваясь на новом месте. Остановился возле большой во всю стену оперативной карты Забайкалья и Дальнего Востока. Окинул взглядом фронт, предстоящих боевых действий. Он начинался от монгольской пустыни Гоби и тянулся до подковки Курильских островов.
– Да, крепенько они обложили нас. Никакого просвета.
– Семнадцать укрепрайонов возвели вдоль нашей границы. Строили при участии немецких специалистов. На некоторых участках японские пушки стоят в нескольких километрах от Транссиба, – подтвердил Ковалев.
– В Генштабе моряков тоже много чего рассказали о своих муках. Все проливы в руках японцев. Южный Сахалин закрыт, Курилы закрыты, пробирались в свои же порты кружным путем. Да и творили японцы на море что хотели, нашу «Колу», «Ильмень», «Ангарстрой» потопили. Называемся тихоокеанской державой, а в Тихий океан можем выйти только с японского позволения.
Малиновский отошел от карты и устроился в кожаном кресле во главе стола, жестом пригласил садится присутствующих офицеров.
– Как себя ведут японцы на границе после капитуляции Германии? – поинтересовался маршал.
– Наши границы всю войну лихорадило, сейчас немного притихли, – хмуро ответил Ковалев, трогая пальцем черную щетку усов.
– В Москве нам рассказывали, что принц Коноэ к нам в гости просился. Обещал даже поделиться цветными металлами, – весело сообщил член Военного совета, генерал-лейтенант Тевченков.
– Они бы, Александр Николаевич, такими добрыми в сорок первом или в сорок втором были, – усмехнулся Малиновский.
– Япония еще сильна. На метрополию нога противника не ступала. Военная промышленность Маньчжоу-Го и Кореи работает стабильно, их не бомбят, и у них там несколько миллионов человек почти бесплатной рабочей силы. Индонезия, Бирма, Малайя, Филиппины, огромная часть Китая до сих пор находится под оккупацией империи, – заметил Тевченков.
– Перед союзниками самурай не капитулирует, – покачал головой Ковалев. – Вы слышали, что их министр иностранных дел Хатиро Арита обосновал общество двадцатилетней войны под лозунгом: «Японский дух выше немецкого!» Вот сколько лет они собираются воевать.
– Выходит, Вторую мировую войну придется гасить нам. – Малиновский помолчал, отделяя общий разговор от конкретного, потом, строго глянув на Ковалева, спросил: – В заданные сроки уложимся? В Генштабе нас очень торопят.
Михаил Прокофьевич понимал, что спрашивал уже не собеседник, а новый командующий, и надо было точно доложить о подготовке Восточной кампании.
Надев очки, Ковалев заговорил спокойно, неторопливо, его скупые слова звучали внушительно. Количество войск в Забайкалье почти удвоилось. Через Читу ежесуточно проходили тысячи вагонов. Много груза шло войскам в Монголию. Иногда проходило по два эшелона в час. Принять такое количество ни одна станция была не в состоянии. Приходилось разгружать эшелоны на линии Чита – Карымское, Карымское – Борзя, а оттуда дивизии уходили своим ходом в монгольские степи, преодолевая по пятьсот-шестьсот километров труднейшего пути.
Малиновский слушал внимательно. Ему нравится доклад своего нового зама – без лишних слов, все к месту, все исчерпывающе ясно.
Ставка Главного командованияВ начале июня в штаб Забайкальского фронта пришло шифрованное распоряжение из Москвы определить место для Ставки Главного командования советскими войсками на Дальнем Востоке. Выбор пал на отделенный от города сплошной стеной леса и хребтом Черского санаторий «Молоковка». Приезд в санаторий множества генералов для жителей и японской агентуры было обычным явлением – они считали, что офицеры ездили туда отдохнуть, расслабиться. Поправлявших здоровье с помощью радоновых вод и грязелечения раненых спешно эвакуировали. Молоковку обеспечили защищенной правительственной и устойчивой военной связью.
* * *Пятого июля, в семь часов утра, на перроне читинского вокзала стояли генералы в белых кителях, застегнутых на все пуговицы. Офицеры Забайкальского фронта ждали прибытие еще одного специального поезда. Накануне в штаб пришла шифровка, что прибывает оперативная группа из Генерального штаба во главе с генерал-полковником Васильевым.
После остановки поезда привокзальную площадь заполнили офицеры с большими звездами на погонах. Генерал-полковник Ковалев подошел для доклада и замер с поднятой к головному убору рукой – перед ним стоял маршал Василевский[44] в форме генерал-полковника.
– Докладывайте, Михаил Прокофьевич. Я заместитель наркома обороны Васильев. Так нужно, – негромко сказал Александр Михайлович.
В целях конспирации автомашины поехали с вокзала в Молоковку небольшими группами, через некоторые разрывы по времени, чтобы не привлекать внимания жителей, а главное – агентуры японской разведки. Три закрытых эмки с Василевским и сопровождавшими его офицерами поднялись по Петро-Заводской улице, свернули направо под железнодорожный мост и, миновав Малый и Большой остров между реками Читинка и Ингода, направились на юго-восток от города. Дорога втянулась в узкий распадок между лесистых сопок. Километров через четырнадцать показалась арка с надписью: «Санаторий Молоковка». Деревянные одноэтажные спальные корпуса стояли на склоне горы среди высоких вековых сосен с пышными кронами. Внизу, между сопок блестела речка Молоковка.
Автоколонну встречал начальник Читинского военного гарнизона Рожнов с группой офицеров. Василевский первым выбрался из машины и пожал руку генералу, а затем полковникам, майорам и стоявшему возле машины солдату. Все переглянулись, а Малиновский неприметно улыбнулся: он знал, что маршал Василевский при встрече здоровается за руку со всеми, кто оказался рядом, и это было не показным, а естественным для Александра Михайловича с его уважительным отношением к людям.
Утро стояло тихое, прозрачное, напоенное смолистым духом хвои.
– Да у вас тут не хуже, чем на Кавказе, – одобрительно оглядел таежный уголок Василевский.
– Курорт находится на месте жерла древнего вулкана, и вода одного из минеральных источников насыщена радоном. Люди приезжают сюда на костылях, а то и вовсе их привозят на носилках, а уходят они на своих ногах. Есть и другой источник, его вода полезна для желудка, можете попробовать. – Начальник санатория указал на бутылки, стоявшие на столе.
Генерал-полковник Виноградов взял одну из них, налил в стакан пузырящейся воды и, сделав несколько глотков, одобрительно произнес:
– Хороша! Спасибо товарищи офицеры, уважили! Будем выполнять задание Ставки и заодно подлечимся.
* * *Василевский прежде всего отправил донесение Верховному Главнокомандующему Сталину о прибытии на Дальний Восток:
«Срочно! Совершенно секретно!
5 июля 1945 г.
04 ч. 50 мин.
Докладываю: в 1.00 (по московскому времени) 5.07 прибыл в город Чита и с сегодняшнего дня приступаю к исполнению возложенных на меня обязанностей. Тов. Морозов прибыл 4.07 и приступил к приему дел от Ковалева.
Васильев»[45].
В переговорах и совещаниях прошел весь день. Василевский вручил Малиновскому директиву Сталина на предстоящую операцию. Незамедлительно был сформирован штаб. В него вошли генералы и офицеры, прибывшие вместе с командующим Дальневосточным фронтом, а также группа офицеров Генштаба, работавшая на Дальнем Востоке под руководством генерал-майора Мензелинцева.
Чтобы решать оперативно вопросы на месте, с Главком прибыло пятьдесят восемь офицеров командного состава всех родов войск и ответственных представителей от всех центральных управлений, отвечающих за материально-техническое обеспечение.
После обеда и краткого отдыха Василевский приказал собраться старшим офицерам в Доме культуры.
Такого количества маршалов и генералов этот маленький зал никогда не видел, да и впредь не увидит.
В зал вошли и устроились на первых рядах командующий ВВС Красной армии маршал авиации Александр Александрович Новиков, заместитель командующего артиллерией Красной армии маршал артиллерии Михаил Николаевич Чистяков, начальник штаба Главного командования советских войск на Дальнем Востоке генерал-полковник Семен Павлович Иванов, первый заместитель Главного управления связи Красной армии генерал-полковник Николай Демьянович Псурцев, член Военного Совета генерал-полковник Иосиф Васильевич Шикин, возглавляющий Оперативную группу тыла генерал-полковник Василий Иванович Виноградов, возглавляющий Инженерную службу Главного командования генерал-полковник Константин Степанович Назаров, командующий Забайкальским фронтом Маршал Советского Союза Радион Яковлевич Малиновский, командующий 1-м Дальневосточным фронтом Маршал Советского Союза Кирилл Афанасьевич Мерецков, командующий 2-м Дальневосточным фронтом генерал армии Максим Алексеевич Пуркаев, координатор органов Смерш Забайкальского и Дальневосточных фронтов генерал-лейтенант Исай Яковлевич Бабич и ответственные работники штаба Главного командования советских войск на Дальнем Востоке.
Оглядев заполненный военачальниками зал, Главнокомандующий подошел к висевшей на стене карте и начал говорить спокойным, размеренным голосом:
– Товарищи офицеры, план Маньчжурской стратегической наступательной операции готов и утвержден Ставкой и Главным комитетом обороны. Решением Ставки Верховного Главнокомандования, лично товарищем Сталиным, войска объединены в три фронта: Забайкальский, 1-й Дальневосточный, 2-й Дальневосточный.
С правительством Монгольской Народной Республики достигнута договоренность о том, что главный удар будет нанесен с ее территории силами трех общевойсковых, одной танковой армий, одной воздушной и советско-монгольской конно-механизированной группой Забайкальского фронта.
Одновременно будет нанесен встречный удар из Приморья тремя общевойсковыми армиями и механизированным корпусом 1-го Дальневосточного фронта.
Вспомогательные удары будут нанесены с севера-востока Маньчжурии силами 2-го Дальневосточного фронта, Амурской Краснознаменной флотилией и 36-й армией Забайкальского фронта[46].
Цель этих ударов состоит в том, чтобы расчленить войска Квантунской армии, изолировать их в Центральной и Южной Маньчжурии и по частям уничтожить. Войска Забайкальского фронта должны организовать совместные боевые действия с 8-й Народной Китайской армией в районе Шэньяна и Чанчуня. – указка в руке Главнокомандующего отмечала на карте названные города.
Соединившись в районе Чанчунь – Гирин, советские войска резко изменят направление действий и разовьют стремительное наступление на Ляодунский полуостров и Корею.
После начала операции одновременно спланирована высадка десантов на Южном Сахалине и Курильских островах. Здесь подключается Тихоокеанский флот и Северная Тихоокеанская военная флотилия.
Общая протяженность фронтов по сухопутной и морской границе пять тысяч сто тридцать километров. – Указка нарисовала линию от Эрдэни-Сомон в Монголии до самого северного острова Курильской гряды – Шумшу. – Напомню, что в январе сорок пятого длина всех европейских фронтов – советско-германского, западного и итальянского не превышала трех с половиной тысяч километров.
Малиновский буквально впился в карту, внимательно следя за указкой. Красные стрелы ударов с запада, севера, востока пропарывали карту Маньчжурии и вонзались в ее города. Масштабность предстоящих военных действий поражала воображение. На Дальнем Востоке была сосредоточена громадная военная машина – три фронта, морской флот, речная и морская флотилии, воздушные и танковая армии. Он понимал, чтобы эта машина сработала без сбоя, на полную мощность, каждая ее часть должна быть отлажена, как часы.