Смертельная миссия в Хайларе

– В интересах дела мне надо обязательно встретиться с ним. – Зеленин сделал запись в лежавшем перед ним блокноте.

– Иван Борисович знал, какой уникальный специалист Клетный. Александр Леонтьевич был разведчиком в Токио, в совершенстве знает все диалекты японского языка, японские обычаи и традиции. За годы пребывания в тюрьме он во многом нам помог. На основе разведданных Клетный составил сборник в трех томах о белой эмиграции в Маньчжурии и подготовил уникальную научную работу – двухтомник «Маньчжурия. Забайкальское направление».

Зеленин встал, прошелся по ковру и остановился возле выходившего на запад окна, разглядывая виднеющиеся вдали горы Яблонового хребта. Ему было горько осознавать, как безжалостно перемалывала судьбы чекистов чистка в их рядах. В организации попадались оборотни, но было немало и тех, кто пострадал невинно.

– Я поддерживаю ваше решение, Павел Васильевич, – прервал затянувшееся молчание Соколов. – Если база существует, то проникнуть туда будет крайне трудно. Рассчитывать на поддержку местного населения нельзя, уже несколько опергрупп было выдано как китайцами, так и русскими белоэмигрантами. Чтобы не вызвать ни малейшего подозрения, группу нужно готовить с особой тщательностью, а Клетный – опытный специалист и отлично знает этот район Маньчжурии.

– Ну вот и решили, – вернувшись за стол, произнес Зеленин. – Отправим Григорова и Клетного в Даурский укрепрайон на самолете. Там, вблизи от границы, Родион Андреевич будет руководить операцией. Они вместе с Клетным подготовят опергруппу и будут обрабатывать добытые ею данные. Алексей Алексеевич, я просил вас переговорить с начальником секретной части Забайкальской противочумной лаборатории Черных об участии в закордонной операции.

– Этот вопрос решен, она готова участвовать в операции. Нарком Меркулов тоже дал согласие на включение Черных в группу.

Разговор прервал аккуратный стук в дверь, вошел адъютант и доложил:

– Товарищ генерал-лейтенант, вы приказывали сообщить о прибытии капитана Мамаева из отдела военной контрразведки 36-й армии. Он ожидает в приемной.

– Пригласите его, Николай Петрович, – распорядился Зеленин.

– По вашему приказанию прибыл, товарищ генерал-лейтенант! – четко отрапортовал офицер, вошедший следом за адъютантом.

– Проходите, Семен Дмитриевич, садитесь к столу, – пригласил Зеленин, оценивающе разглядывая крепкого, среднего роста капитана в общевойсковой форме с типичным для забайкальца темноглазым скуластым лицом.

Кинув настороженный взгляд на полковника госбезопасности Соколова, тот устроился в торце стола.

Мамаев встретился с Зелениным первый раз в сорок четвертом году. С той поры лицо генерала стало еще жестче, обозначились резкие складки возле рта, редкие светлые брови еще больше нависли над серыми глазами.

– Представлять вас друг другу не нужно, вы знакомы по прежней работе, – произнес Зеленин. – Как обстановка на границе?

– Японская разведка усилила свою работу. На участке Даурия – Борзя за последнее время было задержано шестнадцать агентов Харбинской ЯВМ. Четвертого июля в селе Богдановка схватили шестерых диверсантов. При задержании у них обнаружили оружие, радиопередатчик и взрывчатку. На допросе арестованные показали, что пробирались к складам ГСМ на станциях Дасатуй и Нарын-Талача, – доложил Мамаев.

– Я вызвал вас в Управление, чтобы сообщить о новом задании. Вам предстоит переправиться с опергруппой за кордон, в район Барги. Поступили данные, что неподалеку от Хайлара Иппоэпизоотическое управление Квантунской армии построило скотоводческое хозяйство. Объект усиленно охраняется. Работают там только японцы. Задачей вашей группы будет выяснить, не является ли это хозяйство бактериологической лабораторией по производству биологического оружия.

Генерал подошел к стоявшему за книжными шкафами сейфу, достал тонкую картонную папку и положил перед Мамаевым.

– Ознакомьтесь с документами. Это личные дела сотрудников спецгруппы, здесь же задание и маршрут следования. Дополнительные вводные получите в Даурии у руководителя операции – подполковника госбезопасности Григорова.

Минут через десять Семен Дмитриевич сложил аккуратной стопкой листки бумаги – натренированная память с фотографической точностью зафиксировала все, что он увидел. Зеленин забрал документы, перелистал, сложил в папку.

– Товарищ генерал-лейтенант, можно обратиться?

– Обращайтесь, капитан.

– Вы включили в группу младшего лейтенанта Комогорцева. Может, заменим его кем-нибудь из наших ребят? Они обстановку знают лучше.

– Никого менять не будем, – возразил Зеленин. – Комогорцев прибыл сегодня из Хабаровской спецшколы, ждет вас у дежурного. Во время учебы он зарекомендовал себя отлично, а главное, он местный, из Нерчинского района.

– Ясно.

Они обсудили еще ряд вопросов по операции, и на прощание Зеленин сказал:

– Распоряжения насчет вас и младшего лейтенанта я дал, возьмете у адъютанта продуктовые аттестаты, отоваритесь сухим пайком в хозяйственной части, остановитесь в нашей гостинице. Завтра с утра в госпитале пограничников заберете сотрудников передвижной лаборатории со всем необходимым и отправитесь в Даурский укрепрайон. Лаборатория нужна, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов. Познакомитесь с членами группы по дороге. Удачи, капитан! – Генерал крепко пожал руку Мамаеву.

– Разрешите идти?

– Идите!

Когда Мамаев вышел из кабинета, Соколов спросил:

– А вы, Павел Васильевич, похоже, знакомы с капитаном?

– Зоркий глаз контрразведчика не обманешь, – весело усмехнулся Зеленин, открыл портсигар и предложил Соколову папиросу.

– С июня по декабрь сорок четвертого года Мамаев служил в Управлении контрразведки Смерш 3-го Белорусского фронта, куда его направили для получения боевого опыта. Я был в то время там начальником. Как забайкальца я отправил его в 11-ю гвардейскую армию к Константину Константиновичу Рокоссовскому, которая участвовала в операции «Багратион». За одну из разведывательных операций Семена Дмитриевича наградили орденом Красной Звезды. Я лично подписывал его наградной лист и вручал награду, – сказал Зеленин.

– Однако вернемся к нашему вопросу, – продолжил обсуждение плана Соколов. – Кодовое название операции – «Беркут». Закордонную группу будет возглавлять капитан Мамаев, по легенде – Нимчинов Тимур Батоевич, позывной «Сойка»; его женой будет Черных, по легенде – Нимчинова Анна Леонидовна, позывной «Филин». В составе группы лейтенант Краснов, по легенде – Генрих Оттович Мюллер, позывной «Сорока»; младший лейтенант Комогорцев, по легенде – работник Нимчиновых Петр Попов, позывной «Иволга», радист.

– Виктор Семенович Абакумов предупредил меня, что в критической ситуации руководство группы переходит к Черных, она сообщит пароль Мамаеву. Мамаев мною предупрежден, пароль и ответ на него я ему сообщил. Когда возглавить группу, Анастасия Викторовна решит сама, перед капитаном я ее не раскрывал.

– Судоплатов известил меня об этом, – сказал Соколов.

– Чтобы легенда была абсолютно достоверной, вам необходимо обратиться в Наркомат госбезопасности СССР за разрешением о регистрации коммерческой фирмы промышленников Генриха Оттовича Мюллера и Тимура Батоевича Нимчинова в Харбине с января сорок пятого года. Сделать это надо через резидентуру Харбинского советского консульства.

– Сделаем. Когда документы должны быть готовы? – закурив очередную папиросу, спросил Алексей Алексеевич.

– Москва потребовала доложить о готовности группы к работе уже через две недели. Ставка утвердила ее переброску за кордон. В назначенное время их переправят на правый берег Аргуни в районе заставы «Староцурухайтуй». Для успешного внедрения группы вам разрешено задействовать агента «Бек» и резидента в городе Хайларе.

– Разрешение получено, – подтвердил Соколов и озабоченно добавил: – На подготовку группы отвели очень мало времени.

– Наверху виднее, – уклончиво ответил генерал.

Он пожал на прощание руку полковнику, прикрыл за ним дверь и вернулся к окну. Задумчиво разглядывая зеленеющие вдали сопки, Зеленин размышлял: «Прав полковник, мало у них времени осталось для выполнения приказа Сталина. Хотя информации о сроке начала наступательной операции из Москвы не поступало, но по общему настрою чувствуется, что остается не больше месяца».

Глава 5

Знакомство

Семен спустился на первый этаж, заглянул в комнату дежурного.

– Здравия желаю! – поприветствовал он капитана Перелыгина, своего давнего знакомого еще по пехотному училищу.

– Что-то надолго задержали тебя, – сказал тот, приподнявшись на стуле и крепко пожимая его ладонь. – Парень совсем сомлел, пока ждал.

Мамаев с любопытством посмотрел на младшего лейтенанта. Тот стоял перед ним, вытянувшись по стойке «смирно». Здоров! Про таких молодцев говорят «косая сажень в плечах». От пристального взгляда командира щеки офицера заалели, а серые глаза потемнели, словно небо перед грозой. Вскинув ладонь к козырьку фуражки, он громко отрапортовал:

– Младший лейтенант Комогорцев Егор Иннокентьевич, направлен для дальнейшего прохождения службы в Управление военной контрразведки Смерш Забайкальского фронта.

– Мамаев Семен Дмитриевич, старший оперуполномоченный отдела военной контрразведки Смерш 36-й армии, – представился капитан. – Теперь вы поступаете в мое распоряжение, младший лейтенант. Сейчас отоварим продовольственные аттестаты и поедем отдохнем в гостинице, а завтра начнем работать.

* * *

Мамаев задержался в хозчасти, а Егору велел идти к машине, стоявшей с торца здания. Завернув за угол, младший лейтенант увидел полуторку, которая утром окатила его грязью. Водитель-лихач дымил самокруткой, устроившись на подножке автомобиля.

– Встаньте, сержант! Вы сегодня облили грязью офицера контрразведки. – Егор грозно навис над худощавым невысоким шофером. Тот неторопливо погасил окурок и молча встал.

– Скажите спасибо, что Лешка виртуозно водит машину, – раздался за спиной Егора голос капитана. – Если бы он не успел отвернуть, вы сейчас находились бы в госпитале, а то и того хуже… Офицер контрразведки должен иметь глаза даже на затылке, а вы шагали по дороге, как ворона, – сказал Мамаев и направился к кабине. – Инцидент исчерпан. Забирайтесь в кузов, – сердито добавил он, оглянувшись на продолжавшего стоять младшего лейтенанта.

Егор закинул вещмешок в кузов и залез туда сам. С белесого, выцветшего неба нещадно припекало июльское солнце. «Жарит на все сорок», – подумал он, вытирая рукавом вспотевшее лицо. Хватаясь за борт на ухабах, Егор разглядывал улицы города. Вот и Чита стала прифронтовой. Среди прохожих много военных и раненых. Последних можно отличить по белым повязкам и костылям. Вспомнился разговор в поезде со знакомым железнодорожником, который когда-то работал с братом Антоном.

Нещадно дымя самокруткой из махорки, тот рассказывал, что по Забайкальской железной дороге ходят бронепоезда с зенитными установками. А на сопке Батарейной, что возвышается над излучиной Ингоды, стоят зенитки.

– Вот ты мне скажи, паря, фашиста победили, така силища перла на нас, а мы сдюжили. Так неужто теперь самураи на нас войной пойдут и будут на нашей земле хозяйничать, как в Гражданскую? Батя мой в двадцать втором их до Спасска гнал. И метлу они им позади последнего вагона привязали, чтобы след их поганый навсегда замести. Поизгалялись они тогда над нами вместе с беляками! Неужто снова такое допустят?

– Не допустят, отец! У нас сейчас и техника другая и воевать мы умеем, – успокаивал разошедшегося не на шутку земляка Егор.

Сейчас он глядел на изможденные лица людей, только-только переживших войну. Каждого обожгла она своим горячим дыханием. И с давящим чувством страха думал: «Неужели и сюда смогут долететь вражеские самолеты и бомбить ставший родным город?»

* * *

Добрались до гостиницы быстро. Алексей сказал, что съездит заправится, а потом заночует в машине. Мамаеву и Егору дали двухместный номер: шкаф, две кровати, две тумбочки, плотные шторы, которые нужно было закрывать во время объявления светомаскировки, стол, накрытый клеенкой в мелкий цветочек, на нем керосиновая лампа. Электричества в городе не хватало и его в первую очередь подавали на фабрики, железную дорогу, заводы, госпитали.

Егор сел на кровать, стянул сапоги и повел носом от неприятного запашка.

– Слушай, а чего нам в комнате сидеть. У нас же целый день свободный! Смотаемся на Ингоду, искупаемся, рубахи постираем. Когда еще придется? – весело глядя на недовольное лицо младшего лейтенанта, предложил Мамаев.

Он кинулся к распахнутому настежь окну и заливисто свистнул, махая рукой. Заурчавшая было полуторка послушно заглохла.

У Егора от предвкушения окунуться в прозрачную воду Ингоды губы невольно растянулись в улыбке. «А капитан-то не такой уж и вредный, как вначале показался», – подумал он, запрыгивая снова в кузов полуторки и пристраивая рядом вещмешок.

Машина проехала по Петро-Заводской улице, свернула направо, нырнула под железнодорожный мост, переехала по мосту через Читинку и, пропетляв по улочкам Малого острова, застроенным деревянными домами, выехала на покрытый мелкой галькой пустынный берег Ингоды.

Расположиться решили в тени раскидистого куста черемухи. Не сговариваясь, скинули с себя пропотевшую одежду и, сверкая незагорелыми ягодицами, бросились в прозрачную, прогретую июльским солнцем воду. После купания Егор достал из вещмешка кусок хозяйственного мыла, выданный ему на дорогу прижимистым старшиной спецшколы. Пока отстиранные гимнастерки, штаны, портянки, сохли на речной гальке, они занялись собой, смывая пот и грязь.

– А не слабо, товарищ младший лейтенант, на тот берег наперегонки сплавать? – усмехаясь, спросил Лешка.

– А давай! – азартно согласился Егор.

– Вы только поаккуратней, Ингода – река быстрая, баловства не любит, – предостерег Мамаев.

Он вынул из рюкзака котелок, набрал воды, потом в прибрежном тальнике вырезал две сучковатые толстые ветки, обстругал их, соорудил рогатины и пристроил котелок на перекладине.

Вскоре прибежали Лешка с Егором и присели у костра.

– Ты где так плавать научился? Я вырос на Нерче, а догнать тебя не смог, – спросил Егор.

– Я на Волге вырос. Она возле Саратова широкая, пароходы, баржи ходят, так мы ее с пацанами на спор переплывали, – ответил Лешка.

– А как тебя в Забайкалье занесло? – глядя на щуплого голубоглазого водителя, поинтересовался Мамаев, вытаскивая из вещмешка на разостланную плащ-палатку банку тушенки, пачку чая, буханку хлеба, сгущенку.

– Призвали на срочную в тридцать девятом. Сразу попал в Монголию, на реку Халхин-Гол. После боев с японцами перевели в 36-ю армию, в автомобильный взвод при штабе. Когда война началась, я столько рапортов о переводе на фронт написал, только начальство не отпустило. Поколесил я за эти годы по даурской степи. Теперь вот к вашему отделу прикомандировали. – Алексей поглядел на продукты и предложил: – Может, я, товарищ капитан, кашу сварю? У меня пшенный концентрат есть.

– Варгань, сержант, тушенку туда забрось, – согласился Семен и отправил младшего лейтенанта за водой на реку.

Подтягивая на ходу сыроватые кальсоны, Егор умчался к Ингоде. Вернулся, подвесил второй котелок над костром, присел рядом на корточки и положил на импровизированный стол пучок дикого чеснока – мангыра.

– Вот, на взгорке нарвал. Мы тут с братом до войны часто отдыхали.

– Брат-то вернулся? Или еще не демобилизовали? – спросил Мамаев.

– Под Сталинградом в сорок втором погиб, – ответил потухшим голосом Егор.

Каша получилась наваристой, вкусной, и пучок зеленых перьев мангыра пришелся как нельзя кстати. Котелок выскребли до дна, потом пили крепкий, забеленный сгущенкой сладкий чай.

– Эх! Хорошо-то как! – вздохнул всей грудью Мамаев, оглядывая заросшие сосняком берега, сверкающую на солнце рябь воды.

Бросив плащ-накидку на нагретую солнцем гальку, он растянулся на ней и, подложив под голову согнутую руку, спросил:

– А ты кем был до службы, младший лейтенант?

– До четырнадцати лет жил с мамой и дедом в Зюльзе. Есть такое село на берегу Нерчи. Отца не помню. Партизанил он в Гражданскую войну. В Нерчинске его белые в плен взяли, когда из разведки в отряд возвращался. Пытали сильно. Если бы не «Золотая сотня» Макара Якимова, налетевшая тогда на их контрразведку, не было бы меня. После войны батя долго болел. Маленьким я без него остался.

– Отряд Красной армии, а назывался «Золотой сотней». Чудно, – удивился Лешка.

– Рабочие старательских артелей Балея золото добывали, вот и прозвали их партизанский отряд «Золотой сотней». Потом к ним бедные казаки примкнули с окружных сел. Летучий отряд Якимова до Волочаевки гнал нечисть, которая в Гражданскую народ грабила, – ответил Мамаев и продолжил расспрашивать Егора, прикрывая ладонью глаза от солнца:

– Значит, тебя мать воспитывала одна?

– Нет, с дедом Трофимом. Дед тоже воевал, только в Русско-японскую, в 1-м Нерчинском полку Забайкальского казачьего войска под Мукденом. Не любил он говорить о тех временах. Трофим Игнатьевич промыслом занимался, в тайгу надолго уходил, соболя, белку добывал. Меня рано с собой брать стал, стрелять научил, зверя скрадывать, следы распознавать. А мама учительницей в школе работает. После шестого класса брат Антон забрал к себе в Читу, в ремесленное училище при ПВРЗ определил учиться на токаря. Я до войны в вечерней школе семилетку окончил. В сорок первом мужиков на фронт забрали, а мы у станков встали, снаряды делали, – степенно рассказывал Егор.

– Ты, наверное, и белке в глаз попадаешь? – ухмыляясь, спросил Лешка.

– Так иначе зверьку шкурку попортишь, – недоуменно пожал плечами Егор.

– А как в контрразведку попал? – спросил капитан.

– В армию меня призвали в апреле сорок четвертого, когда исполнилось восемнадцать. Думал, на фронт поеду за брата мстить. А меня как образованного в пехотное училище во Владивосток определили. После окончания учебы зачитали нам на парадном построении приказ о присвоении званий младших лейтенантов. Распределения ждали несколько дней. Думали, всех отправят на Западный фронт, но пришел особист-смершевец и забрал меня и еще четверых ребят с собой. На вокзале погрузились в поезд и через сутки оказались в Хабаровске, в спецшколе при Главном управлении контрразведки. Пока учился, отгремела война. По окончании школы весь курс оставили в Хабаровске, а меня направили по месту жительства, в Читу.

– Что ж ты не сказал, что у тебя в городе родня? Я бы отпустил их проведать, – укорил Семен.

– Некого проведывать. Анна замуж вышла, а детей у брата не было.

– Осуждаешь ее? – хмуро глянул на него Алексей.

– Нет. Не хочу напоминать невестке о нашей семье. – Егор выкинул стебелек тысячелистника, который крутил все это время в пальцах, и, как Мамаев, растянулся на горячей гальке.

Лешка вытащил из кармана кисет и аккуратно нарезанные листочки газеты, насыпал в один из них махорки, провел языком по бумаге и склеил самокрутку. Выхватив пальцами уголек из костерка, прикурил, выпустил струйку горького дыма и задумчиво проговорил:

– А нас трое у матери было, когда отец из дома ушел и на другой женился. Он у меня инженер, автохозяйством заведует. А мама работает художником-оформителем в городском драматическом театре. Я как ушел в армию весной тридцать девятого, так и не был ни разу в Саратове. Считай, шесть лет. Сейчас у нас там хорошо, вишня, сливы поспели, скоро из Астрахани арбузы привезут. У нас с пацанами игра такая была – один из ребят, зажав в руке пятак, делал вид, что выбирает самый спелый арбуз, и забирался наверх развала, а потом со всей силы толкал ногой. Вся гора раскатывалась в разные стороны. Пока хозяин с криком собирал арбузы, пацаны выскакивали из засады, хватали самый большой и бежали кто куда.

– Ты, видно, Леша, еще с детства ухарем был? – засмеялся Семен.

– Это точно, – усмехнулся тот. – Я у родителей старший и самый непутевый. Всего четыре класса окончил. Мы с пацанами все лето на реке пропадали. Матушка, когда узнала, что мы под баржи на спор ныряем, к отцу в Энгельс отправила.

– Отец тебе, наверное, быстро мозги ремешком вправил?

– Нет, он другую воспитательную меру нашел – в аэроклуб меня определил.

– Ты скажи еще, хвастун, что летать умеешь, – засмеялся Егор.

– Умеет он летать на У-2, младший лейтенант, в оборонно-спортивном обществе занимался, я его документы видел, – вмешался в разговор Мамаев. – Только я, Леша, не пойму, почему ты на летчика не пошел дальше учиться?

– Мне машины больше нравятся. У меня к тому времени был друг – Борька Вайнер, немец. Мы с ним из гаражей не вылезали. Перед армией я мог любой автомобиль разобрать, найти поломку и собрать заново. Когда призывали, я в автовзвод попросился[37].

– Ты дружил с немцем? – удивился Егор.

– Дружил, – пожал плечами Лешка. – Он такой же парень, как ты и я. Отец писал, что в сорок первом все немецкие семьи из Поволжья депортировали как пятую колону. Кого на Алтай, кого в Казахстан.

– Пора собираться, – взглянув на часы, поднялся с плащ-накидки Мамаев. – Пока доберемся, стемнеет.

Госпиталь

Полуторка въехала во двор госпиталя пограничных войск[38], огороженный деревянным забором, и притормозила у крыльца. Мамаев наказал Егору ждать его в кузове, а сам скрылся за углом. От нечего делать Егор рассматривал двор. Возле дверей зарытого в землю овощехранилища коренастый мужик в выцветшей военной форме сгружал с телеги мешки с картошкой. У входа в здание стояла подвода с бочкой. В нее были запряжены белые грациозные лошади, видно, мобилизовали цирковых для нужд военного времени. Выздоравливающие солдаты носили воду из емкости внутрь помещения. Между деревьями госпитального парка ветер трепал развешанные на веревках отстиранные бинты. По двору кружил запах дыма и пшенной каши. Вдоль длинного забора лежала поленница дров. Дальше по фасаду здания была распахнута еще одна дверь. Рядом с ней стоял «студебекер» с кузовом-кунгом. Худенькая девушка в белом халате, с черными, уложенными короной косами, звонким голосом командовала погрузкой в машину ящиков и коробок.

Вскоре появился капитан в сопровождении женщины лет тридцати, одетой в белый халат. Ее черные, чуть раскосые глаза и слегка скуластое лицо говорили о примеси азиатской крови.

Она за что-то строго отчитывала Мамаева, а тот виновато кивал.

– Младший лейтенант, следуйте за нами, а вы, сержант, пока оставайтесь в машине, – приказала незнакомка.

Егор вопросительно взглянул на капитана, тот пожал плечами и пошел за врачом. Младший лейтенант выпрыгнул из кузова и отправился следом за ними. Они вошли в здание через хозяйственный блок, прошли по узкому коридору, в котором, как на скошенной луговине, пахло сухими травами.

– Вы сено для матрасов используете? – удивленно спросил Егор.

– Это аптечное отделение. Июль – пора заготовки лекарственных трав. Вы думаете, младший лейтенант, что солдат на ноги только добрым словом ставят? Лекарств не хватает, а целебные отвары и настои – хорошая им замена, – пояснила незнакомка.

Они свернули в главный корпус, и аромат разнотравья сменился на стойкий запах карболки, йода и застарелых ран. Остановились возле кабинета с надписью «Процедурная».

– Вначале поставите прививку вы, товарищ капитан, затем ваш подчиненный. Потом отправите сюда водителя, – скомандовала врач.

– А может… – заикнулся было Мамаев.

– Мы все с вами обсудили! – перебила она. – Вы обязаны подчиниться моему приказу, хотя мы и равные по званию. – Мы едем в особо опасный район, поэтому саботировать приказы командующего фронтом я вам не позволю.

Сердито нахмурившись, Мамаев дернул ручку и скрылся за дверью кабинета.

Когда все процедуры были завершены и они дымили папиросами у полуторки, капитан сердито сказал:

– Вот с этой язвой нам придется отмотать не одну сотню километров.

– А кто это? – поинтересовался младший лейтенант.

– Начальник санитарно-эпидемического отряда капитан Черных Анастасия Викторовна, врач-эпидемиолог.

Кивнув в сторону фургона, Егор спросил:

– Это они грузятся?

– Они. С капитаном в отряде еще один врач и фельдшер.

Когда погрузка фургона была завершена, к сидевшему на подножке полуторки Лешке подошел молодой невысокий бурят в солдатской форме и, весело улыбаясь узкими черными глазами, сказал:

– Однако знакомиться будем? Меня Баир зовут. – Сержант пожал протянутую руку и шепотом посоветовал: – Ты сначала командирам представься, как положено по уставу, да громче говори, капитан немного глуховат после контузии.

Баир, печатая шаг, подошел к офицерам со спины и выкрикнул что есть силы:

– Рядовой Цыренов явился в ваше распоряжение!

От неожиданности Мамаев выронил недокуренную папиросу, а Егор закашлялся, захлебнувшись дымом.

– Это черт из табакерки является, рядовой Цыренов! – разглядывая скуластую, с бронзовым загаром физиономию солдата, зло произнес Семен. – Ты что орешь, как будто тебя петух жареный клюнул?