Записки доктора Тихонина. Промысел божий

Удивительно, от каких мелочей иногда зависит наша жизнь. Поскольку я явился на свидание на час раньше положенного срока, то стал «наворачивать» круги вокруг ее дома. В результате этих странствований я обнаружил, то, что не заметил в предыдущий вечер, оказалось, что подъезды этого дома имеют выходы по обе стороны. Я попробовал открыть дверь подъезда с другой стороны дома, и она легко открылась. Это было неожиданным подарком для моего измученного сердца. Я решил, что моя прекрасная любовница просто вышла с другой стороны дома и я, естественно, не мог ее увидеть. Как раз в этот момент она подошла ко мне и спросила:

– Давно ты тут болтаешься и пугаешь соседей?

– Наверное, минут пять, – соврал я, и попытался ее поцеловать. Но она увернулась и строго произнесла:

– Никогда не делай этого на людях.

Потом мы поднялись, и опять повторилось чудесное превращение убого жилища в роскошный дворец, в котором я впервые испытал блаженство любовных ласк. В этот раз она не торопила меня с уходом, но я знал, что мои мама и бабушка будут сильно волноваться, если я не приду ночевать. Поэтому с трудом, но я сдержался, и не стал просить у нее разрешения остаться ночь в качестве ее верного стража. Прошел месяц после нашего первого свидания, когда я впервые заговорил с ней о свадьбе. Она с явным удовлетворением услышала мое предложение, но ответила:

– Мы поженимся с тобой, только когда ты начнешь зарабатывать большие деньги. И я не собираюсь жить вместе с твоей матерью и бабушкой.

– Хорошо, я постараюсь все сделать быстро.

Я сообщил маме и бабушке, что у меня есть невеста и, скорее всего, я теперь буду жить на два дома. Эта новость была ими воспринята нормально, но они захотели познакомиться с моей будущей женой. Лиля явилась к нам на ужин в своей обычной «боевой раскраске» и сексуальном наряде, чем, видимо, до глубины души поразила мою скромную мать и бабушку. Однако они сдержались от каких-либо замечаний или колкостей. После того как я проводил Лилю и вернулся домой, я нашел моих самых дорогих женщин глубоко опечаленными. Они не стали мне ничего говорить, но и так все было понятно. Я посмотрел на них торжествующим взглядом пирата, захватившего судно, и сказал:

– Советую вам смириться и не пытаться остановить меня.

После этого я ушел в свою комнату и прилег на кровать, размышляя о том, как я могу ускорить нашу с Лилей свадьбу. Неожиданные мысли полезли мне в голову. Перед моими глазами возникла яркая картина прошедшего ужина. Впервые с момента нашего знакомства я увидел Лилю в привычной для меня обстановке. Мои мама и бабушка никогда не использовали косметику, но при этом за столом они выглядели намного более выразительными и живыми по сравнению с ярко раскрашенной Лилей. Казалось, что ее телесность не была натуральной, она как будто была сделана из другого вещества более облегченного, не имеющего настоящей плотности. Тогда я подумал, что из-за недовольства мамы и бабушки в голову ко мне лезет всякая чертовщина, и отбросил эти мысли как безумные. Я не спал всю ночь и придумал план действий, который позволил бы мне быстро обеспечить нам с Лилей безбедную жизнь в собственном жилище. Дело в том, что мой отец, как только я родился, прописал меня в своей квартире, которая сейчас пустовала. Мне надо было ее отремонтировать, а для этого нужны были деньги, и я знал, как их заработать. Приятель моего отца до сих пор руководил лабораторией, в которой платили большие зарплаты сотрудникам. Он как раз недавно звонил нам и приглашал меня к себе в лабораторию, причем предлагал гибкий график, который позволил бы мне продолжать обучение в институте. После этой бессонной ночи я развил бурную деятельность: так как диплом у меня уже был готов, то я устроился на полставки на работу в лабораторию. После успешной защиты дипломной работы, я сумел сдать экзамены в заочную аспирантуру. Завлаб предложил мне тему для кандидатской диссертации связанную и продолжающую исследования моего отца. Это помогло бы мне ускорить работу, поскольку, большая ее часть была уже подготовлена моим отцом. Он сказал, что эти исследования, в случае успеха, позволят мне защитить «на ура» не только кандидатскую, но в последствие и докторскую диссертации. Все дни я проводил в химической лаборатории, где мы вместе с завлабом проводили самые удивительные опыты о каких я, когда-либо слышал. Все вечера я предавался любовным утехам с Лилей, а по ночам писал статьи для диссертации. В ее убогую квартиру, которую как потом выяснилось, снимал для нее ее покровитель, она разрешила мне принести только домашние тапочки. Она почему-то категорически возражала против того, чтобы я оставался у нее на ночь, и спать я всегда возвращался домой. Чему мои мама и бабушка были несказанно рады. Прошло чуть больше двух лет с начала нашего романа с Лилей, когда я наконец закончил ремонт квартиры и у меня была готова диссертация со всеми сопроводительными бумагами для защиты. Теперь я мог слегка расслабиться и начать наслаждаться результатами своего героического труда. Но все к чему я стремился, оказалось миражем.

Четвертый год моего обучения в институте пришелся на начало перестройки. Горбачевым был объявлен курс на демократизацию страны, на корректировку политической системы, на радикальные изменения в экономике и налаживание дружбы с Западом. В стране повеяло свежим ветром перемен, хотя на следующий год после изменения политического курса, нам все еще читали лекции по научному коммунизму. Часть населения была охвачена энтузиазмом, другая отчаянием. Видимо, только я один был далек от политики, я не смотрел телевизор и не читал газет. Моя одержимость Лилей и увлеченность химией не отпускали меня ни на минуту. В отличие от меня, бабушка все свое свободное время в течение трех лет с начала перестройки неотрывно смотрела различные ток шоу и дебаты общественных деятелей по телевизору. Из-за того, что преобразования, которые по ее мнению должны были быть произведены в первую очередь, в частности, перлюстрация руководителей КГБ, никем даже не предлагалась, она начала часто пить корвалол. Мама уговаривала ее не увлекаться политикой, но это не помогало. В результате своих ночных бдений у телевизора бабушка сначала, вроде бы, легко перенесла инсульт, но через пару недель после него, неожиданно умерла. Мама совсем потеряла интерес к жизни. В это же время, в лаборатории, в которой я теперь работал на полную ставку, тоже не все было в порядке. Завлаб ходил мрачнее тучи, так как в лаборатории шли проверки, и не какой-нибудь аудит, а анализ всех имеющихся химикатов на возможность их использования для производства наркотических веществ. Но самый главный удар ждал меня впереди. Когда я решил поговорить с моей невестой о назначении даты нашей свадьбы, и приехал к ней утором, без предупреждения, то застал у нее «научного коммуниста», который в нижнем белье валялся на ее кровати, а она в своем прозрачном халатике варила ему кофе. Меня это так взбесило, что я набросился на него с кулаками, хотя он был тем еще хряком. Сначала мне удавалось мутузить его, так как он лежал на кровати, и не сразу сумел схватить меня и навалиться своим грузным телом. Когда, наконец, ему это удалось, и он начал меня душить, в комнате появилась Лиля и громко крикнула:

– Прекрати немедленно! Хозяин будет недоволен.

«Научный коммунист» тут же отпрянул от меня и, вскочив с постели, начал быстро натягивать брюки:

– Лиля, я люблю тебя, уговори шефа, пусть он разрешит нам пожениться. Только его запрет останавливает меня от того, чтобы бросить семью.

– Убирайся, с тобой разберусь позже.

Лиля закрыла за ним дверь и вернулась в комнату. Я все еще лежал на кровати и пытался осознать происшедшее. Лиля подошла к кровати, она была без макияжа. За ней располагалось окно и, казалось, что солнце просвечивает через ее хрупкое тело. Лицо ее без краски было прозрачно белым. Если бы она не двигалась и не хмурила брови, ее можно было бы принять за статую, сделанную из тончайшего фарфора. Ее неземная красота только усугубляла мое разочарование и отчаяние. Наконец, собрав всю свою волю в кулак, я поднялся с кровати и, не глядя на нее, сказал:

– Наша свадьба отменяется. Я не хочу тебя больше видеть.

Я двинулся к двери, в тайне надеясь, что Лиля попытается остановить меня и придумает какую-нибудь невинную версию того, что произошло. Но она осталась молча стоять в комнате. Весь остаток дня я провел, бесцельно бродя по улицам, домой идти не хотелось. На следующий день я пришел на работу и, собрав все три экземпляра моей диссертации и папку с сопроводительной документацией: авторефератами, разрешениями, рецензиями, отзывами, даже напечатанными уже бюллетенями для голосования, и выбросил их все в мусорную корзину. Остальные сотрудники смотрели на меня с недоумением. Из кабинета появился завлаб, которому видимо, рассказали, что я вытворяю. Он посмотрел на меня и сказал помощнику пойти и принести обратно все, что я выбросил. Он молча просмотрел все ли на месте, потом сказал остальным приниматься за работу, а сам вернулся в свой кабинет, забрав с собой «макулатуру» с результатами моего труда, бросив на ходу:

– Зайдите ко мне Вадим.

Когда я вошел в его кабинет, то увидел, что он наливает в стаканы коньяк. Один из них он протянул мне и сказал:

– Ты можешь мне не верить, но все наладится. Кроме того, ты не должен так поступать с работой твоего отца. Да и с моим вкладом в нее тоже, я ведь все это время не был сторонним наблюдателем.

– Извините, нервы не выдержали.

– Успокойся и иди работать.

Прошло две недели, проверяющие ничего не найдя, убрались с наших глаз. Завлаба и сотрудников перестало угнетать присутствие представителей закона и в конце дня, тем более это была пятница, в лаборатории устроили небольшой праздник. Накрыли столы, и выпили за «победу», молодые люди принесли магнитофон и начались танцы. Меня пригласила на медленный танец наша новая лаборантка, молодая, симпатичная хохотушка. Во время танца она вдруг серьезно взглянула на меня и спросила:

– У вас проблемы в личной жизни? Почему вы такой грустный?

– А вам не кажется милая девушка, что задавать такие вопросы малознакомым людям не принято.

– Но мы вместе работаем, и ваша скорбная физиономия целыми днями портит мне настроение. «Терпеть ненавижу» несчастных людей.

– Выход простой, не смотрите на мою скорбную физиономию.

– Но она мне нравится.

– А вот с этим я вам ничем помочь не могу.

После этого танца я покинул вечеринку, и ноги сами привели меня к дому Лили. В ее окнах горел свет. Я долго колебался, перед тем как зайти, хотя у меня был нормальный предлог: забрать свои вещи, то есть оставленные в ее квартире домашние тапочки. Когда я позвонил, дверь мне открыл «научный коммунист». Я молча прошел мимо него в комнату. Там находилась Лиля и незнакомый мне мужчина. Меня это сильно удивило. Они сидели за столом, и пили коньяк. Лиля теперь выглядела иначе. Она была теперь брюнеткой, со слегка подкрашенными веками и губами. На ней был строгий, стильный костюм серого цвета и черные, лаковые туфли на шпильках. Незнакомый мне, богато одетый мужчина сидел вплотную к Лиле. В одной руке он держал стакан с коньяком, а свободной рукой слегка поглаживал шею моей бывшей невесты. Я посмотрел на Лилю, которая все это время с видимым удовольствием наблюдала за происходящим. Мужчина, посмотрев на меня, криво усмехнулся и сказал Лиле сварить и принести нам кофе. Она беспрекословно подчинилась. Мужчина просверлил меня взглядом маленьких, почти прозрачных глаз из под белесых бровей и спросил:

– Ты тот самый химик, который хотел жениться на моей племяннице?

– Как видно, некоторые до сих пор этого добиваются.

–Не стоит говорить всерьез об этом прохвосте, «теоретике научного коммунизма». Он у меня на содержании. Это я ему приказал взять на работу в качестве его ассистентки биологического робота модели №1.

– Вы хотите сказать, что Лиля не человек?

– Нет, она клон, выращенный из сохранившегося чудом генетического кода Лилит – красивейшей и первой из представительниц женского пола на Земле. У тебя не вызвало подозрений и не показалось странным ее имя? Хотя ты всегда отличался отвлеченным взглядом на мир, твои мысли постоянно были заняты решением разных теоретических шарад. Кстати о шарадах, с какой целью ты сюда пришел? Вернуть себе невесту у тебя уже не получится. Как там у Пушкина: «Она другому отдана и будет век ему верна». И что ты теперь будешь делать?

– Ничего. А вы, мне кажется, выпили лишнего.

В это время Лиля принесла нам кофе, я взял чашку из ее рук, и пока пил его ни разу не смог поднять на нее глаза. Так называемый дядя спросил ее:

– Кто из этих мужчин тебе больше нравится? Безумно влюбленный в тебя аспирант-химик или доцент-коммунист?

–Доцент.

– Почему?

– Он простой.

– Хочешь сказать, что тебе с ним легко ладить?

– Да, он как верный холоп.

– Это, в каком смысле?

– Он не требует от меня каких-то чувств и рад всему, что ему перепадает.

– Хорошо, но тебе придется с ним проститься окончательно, потому что завтра ты должна поступить в полное распоряжение одного достойного господина, заместителя министра и переехать в шикарную квартирку, которую он для тебя снял в центре Москвы.

–Мне сейчас собрать вещи или машина должна прийти за мной утром?

– Утром, иди, посиди пока на кухне.

Я готов был разрыдаться от отчаяния и сердечной боли. Но вместе с тем мой мозг лихорадочно искал объяснение тому, что говорил этот вроде нормальный человек. Внешность незнакомца вызывала у меня двойственное чувство, мне чудилось, как будто я его уже видел. Его маленькие, желтоватые, прозрачные глазки, заплывшие жиром, смотрели насмешливо. Его короткий, широкий, слегка вздернутый нос, торчащий между обвислых, толстых щек, напоминал пятачок свиньи. Из-за его щек, почти достигая макушки его лысой головы, торчали густо поросшие белесыми волосами, несоразмерно большие, со слегка опущенными вниз заостренными верхушками уши. Я подумал, что если посмотреть на него сбоку, то его голова будет похожа на сплющенное рыло свиньи. И вся его фигура в дорогом, шелковом костюме чем-то неуловимо походила на фигуру откормленного борова. При довольно крупном теле, вольготно развалившемся на стуле, его короткие, толстые ноги едва касались пола. Чем дольше я его рассматривал, тем больше убеждался в том, что я разговариваю с некоторым подобием свиньи в человеческом одеянии. Меня мутило от осознания чуждых и непонятных явлений, которые вдруг вторглись и стали менять мой мир на какую-то фантастическую иллюзию. Мой собеседник посмотрел на меня с сочувствием:

– Ясно, что тебе трудно малыш. К пониманию таких вещей люди приходят годами, а на тебя все это обрушилось в одночасье. Твой отец тоже сначала не воспринимал иномирие всерьез.

– А причем тут мой отец? Он что был знаком с вами?

– Ему пришлось со мной познакомиться. Можешь называть меня Асиа, хотя это псевдоним, заимствованный мной из учения каббалы. Я увлекся этим древним «чтивом» в последнее время.

– Объясните, какие у вас были дела с моим отцом?

– Не в этот раз, теперь тебе пора домой к маме. Эй ты, верный ленинец, выведи его отсюда и не забудь вернуть ему его тапочки.

Когда я, наконец, с трудом преодолевая непонятно откуда взявшиеся в Москве отвесные скалы и дремучие джунгли, добрался до дома и позвонил в дверь, то удивился тому, как выглядит моя мама. Она стала в два раза выше, а глаза ее висели на ниточках прямо около моего лица. Она взяла у меня из рук тапочки и сняла с меня пальто. Затем отвела на кухню и дала мне выпить какой-то порошок. Через минуту меня затошнило и я, наверное, час провел, обнимая унитаз. После этого мама стала выглядеть как обычно. Она спросила меня:

– Ты что стал употреблять наркотики?

– Нет, это, наверное, что-то, что было в кофе, который я выпил у Лили.

Эта догадка меня сильно обрадовала, значит все, что было в квартире Лили, весь этот бред про иномирие был простой галлюцинацией. Мама заставила меня принять ванну с какой-то приятно пахнущей, ароматической солью, после которой мне стало тепло и спокойно. Впервые за три сумасшедших года напряженной работы и любовной лихорадки, я провалился в сон как в абсолютную пустоту.

Прошло еще четыре года. За это время я защитил кандидатскую диссертацию и уже готов был к защите докторской. Меня повысили до звания старшего научного сотрудника с соответствующей зарплатой. Наша лаборатория теперь числилась как частное, закрытое, акционерное общество с громким названием «Центр инновационных, химических технологий». Генеральным директором и полновластным хозяином этого центра стал завлаб. Все остальные акционеры существовали, как у Чичикова в его «ревизских сказках», только на бумаге. И это было справедливо, потому что наша фирма процветала в основном благодаря завлабу. Он вникал во все проблемы, занимался теоретическими разработками, договорами, документами и торговлей нашими препаратами. Не знаю, каким образом, все это ему удавалось, и как он находил на все это время, потому что и тема моей докторской, так же как и кандидатской были предложены им. Кроме этого, мы с ним работали над созданием вещества, которое было получено моим отцом и ушло вместе с ним в могилу. Завлаб описывал его мне как уникальное лекарство от такой страшной болезни как бешенство. Он знал составляющие его компоненты со слов моего отца, но не знал последовательности реакций и пропорции, участвующих в них реагентов. Завлаб не отходил от меня ни на минуту, когда я проводил уникальные опыты и экспериментировал с этими компонентами. Вы не поверите, но мы в течение семи лет дошли до конца пути, так и не пройденного нашими предшественниками в течение несколько столетий. Фактически я сумел решить проблему, которая во все времена будоражила умы всех великих медиков. У меня получилось создать небольшое количество (15 граммов) уникального вещества способного к излечению болезни, вызываемой вирусом Rabies, то есть бешенства. Мы опробовали его действие на мышах, зараженных вирусом бешенства. Эффект был моментальным и поражающим воображение: мыши не только выздоровели, но стали намного сильнее и активнее. Этот невероятный успех никак не повлиял на меня, я продолжал вести тихую, домашнюю жизнь. Мама иногда заговаривала о необходимости для меня найти себе хорошую жену, но моя реакция на эти разговоры всегда была отрицательной. Любовь, после произошедших событий, представлялась мне в виде «геенны огненной», и переживать все муки ада вновь мне не хотелось. Единственный вопрос, который мне не давал покоя, это какова была моя роль в разыгранном передо мной спектакле. Зачем Лиля соблазнила меня, если я ей даже не нравился. И почему я увлекся ею, она же при первой встрече показалась мне самодовольной «Эллочкой – людоедкой» Ильфа и Петрова. Из-за всех этих несуразиц, мне иногда начинало казаться, что в словах, так называемого «дяди» была доля правды. Вся история моей любви была невероятной. Но сколько я не думал об этом, разгадать тайну мне не удавалось, пока я не угодил вновь в водоворот ужасающих событий.

Началось все со странного письма без обратного адреса и штемпеля почты, который сунули нам в почтовый ящик. Письмо было написано странным, витиеватым почерком с орфографическими ошибками:

«Уважаемый Вадим, пишу вам как ваш преданный дображелатель. Вам необходимо немедленно уволиться или просто уйти с вашей нынешней работы. Неплохо было бы при этом забрать все екземпляры описаний ваших опытов у генерального директора. Вы не можете себе представить страшные последствия того, что может произойти, если этот человек сумеет разобратся в секрете вашего успеха и его покровители смогут начать его использавать. Нижайше прошу вас прислушаться к моему совету. Искренне ваш М.»

Я решил, что это чья та неуместная попытка сорвать мою защиту, но мама неожиданно разволновалась. Она сказала, что мне следует сделать это под каким-нибудь благовидным предлогом. Я спросил ее:

– Почему ты так расстроилась?

– Перед гибелью твоего отца, он тоже получил странную, предостерегающую его записку. Он только посмеялся и мне ее не показал. Но я проследила, куда он ее спрятал, и прочла. Там было предупреждение о том, что его начальник служит темным силам и ему следует прекратить работать на него.

В этом месте Тихону Алексеевичу пришлось прервать исповедь Вадима, так как было видно, что эти воспоминания тревожат его так сильно, что он уже не в состоянии контролировать свою мимику и движения. Тихон Алексеевич пригласил ассистента, который сделал Вадиму укол, и тот через некоторое время успокоился и заснул.

В высших сферах

– Ты не знаешь, почему помощники светлых архонтов почти всегда малограмотные?

– Потому что интеллект – это порождение дьявола. Я говорю это не серьезно, агенты светлых сил, они разные. Их уровень интеллекта и образования зависит от окружения, в котором они действуют.

– Не шути так о разуме, только с его помощью люди могут осознавать свою общность с высшим духовным миром. Всевышний подарил людям разум не для того, чтобы они творили зло, а чтобы они познавали добро.

– Тем не менее, завлаб не погнушался скрыть от Вадима истинную цель его работы по созданию «философского камня», «фиговым листком» поиска лекарства от бешенства. Я, правда, пока не знаю целей самого завлаба, но подозреваю, что тут замешаны самые высокие сановники нашего департамента.

– Это не оговорка, ты имеешь в виду настоящий «ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ»?

– А что тебя в этом удивляет?

– Ладно, пусть будет по-твоему, бог с ним с «философским камнем». Главное во всем этом другое! Ты только подозреваешь, а я точно знаю, что в нашем департаменте не все благополучно, раз вся эта возня с уникальным лекарством оказалась успешной, и Вадим сумел довести все эти научные изыскания до завершающей стадии.

– Ты такой честный и добродетельный послушник, наконец, прозрел? Не сомневаюсь, что, как бы невзначай, тебе об этом намекнул наш темный брат?

– Да он сказал, что не все благополучно «в Датском королевстве».

– И он прав в данном случае. Такого не произошло бы, если бы кто-то из высших, светлых архонтов не захотел приобрести для своих личных целей «божественный эликсир» или, как его называли в старину, «философский камень». Только поэтому нашим темным собратьям удалось использовать проклятье избранного. А один из низших кураторов это выяснил и попытался вмешаться. Причем уже во второй раз.

– И чем это закончилось в первый раз?

– Гибелью избранного.

– Так что, Вадиму грозит смерть?

– Пока не ясно, слишком много факторов влияет на ситуацию.

– А как темным удалось создать копию Лилит?

– Думаю, как раз ее они и получили от светлого архонта, который вознамерился расширить свое влияние на мир людей. Тем более что количество народонаселения неимоверно возросло.

– Ну, это же выходит за все границы допустимого поведения. Чего им не хватает, они же реально находятся на вершине блаженства.

– Какой-то умный человек сказал, что нет ничего скучнее однообразия благополучных дней. И потом коррозии подвержены не только металлы, а всё, в том числе и благодать. Возможно, так же, что лавры Люцифера кому-то не дают покоя. К тому же не следует забывать, что наши темные братья не дремлют. Они никогда не оставляют попыток нарушить баланс сил в свою пользу. Вспомни историю героя, описанного Томасом Маном в докторе Фаустусе. Интеллигентный, талантливый юноша оказывается не в силах сопротивляться своей страсти к падшей женщине, к тому же больной сифилисом. Она предупреждает его об этом, но он уже не может устоять перед соблазном броситься в ее объятия. Тебе не кажется, что в этой истории прослеживается некоторая аналогия с болезнями Ницше, Ульянова (Ленина), Гитлера и многих других. У них у всех были свои Лилит. Одержимость этих людей очень дорого стоила миру. Они взывали к подсознательным инстинктам биологического доминирования, таящимся в душах людях. Из-за них возрождались древнейшие, хтонические божества типа Хели и Сурта.

– Ты хочешь сказать, что слуги Самаэля не гнушаются использовать для достижения своих целей обычные для древнейших богов болезнетворные микроорганизмы типа проказы, вируса оспы и бледной спирохеты?

– Я тебе скажу больше, светлые сущности тоже, иногда, используют эти мельчайшие создания в своих целях. Вспомни казни египетские или историю библейского Иова. Духовный и научный прогресс часто подталкивался с помощью тяжких испытаний в виде войн и эпидемий. Во все времена находились ученые, которые искали материальных носителей способных вызывать изменения сознания, как отдельного человека, так и групп людей, и даже целых народов. Хотя также как с китами, выбрасывающимися на берег или леммингами, вдруг массово бросающимися в реку, никто не может точно объяснить причины их самоубийственного поведения. Поэтому кстати, другие ученые так страстно хотели изобрести «философский камень», который не только бы превращал любой металл в золото, но и возвышал сознание человека и защищал бы его от «порчи».