Берегиня Чёрной Поляны

Мелюзина убрала руки за спину, качнулась на носках и ответила с вызовом:

– Я не бегаю выручать своих выпускниц из любой передряги, в которую они попадают. Отложи это письмо. Я отвечу, когда вернусь. Или нет, сообщи, что я в отпуске и отвечу, когда вернусь. Будем соблюдать приличия, как всегда.

Дедушке Водяному не сиделось на месте. Он слонялся по залам дворца придираясь ко всем, кто встречался ему на пути. Если отругать было некого, требовал от Анчиблов двигать с места на место доспехи в музейной коллекции. А потом вызвал Бабушку в кладовую и там взялся с нею считать сколько бочек икры нужно запасти в этом году, чтоб порадовать к праздникам всех друзей и знакомых. Домочадцы ему не перечили, гнева Владыки боялись все, кроме Бабушки, может быть.

– И чего ты бесишься, – тихо спрашивала она, поглаживая его мощную руку. – Себя вспомни молодым.

– Ты её со мной не ровняй. Она девушка. Берегиня!

– Хорошо, тогда меня вспомни. Как ты меня из дома украл? Ведь если подумать хорошо, это не ты меня, это я тебя сманила с насиженных мест.

Водяной дулся и пыхтел в усы. Крыть было нечем.

– Ну ладно, Майя! Но Базиль-то каков! Обещал ведь мне, не лезть к ней. И эти все его защищают. Ты видала как они грудью его прикрыли. Живёт у нас здесь без году неделю, а такая персона важная. Да я его в порошок сотру! На одну ладонь положу, а другой прихлопну.

– Базиль милый и очень добрый мальчик. Не его вина, что он Хранителем родился. И сердцу, говорят не прикажешь. Так что прости и его. И вообще надо бы о другом подумать. Если и впрямь кто-то на мельнице балует, так от того и нам вред большой. Ты бы пошёл, поговорил с внучкой. Не с проста она всем там бывала.

– Ясное дело не с проста. На него глазеть и бегала, на прохвоста этого рыжего.

– Ну, лыко-мочало, начинай сначала, – старая водяница всплеснула руками. – С тобой говорить, решетом легче воду носить. Я пошла, у меня других дел по горло, а ты можешь сколько угодно тут бесноваться. Только помни, что я тоже в стороне стоять долго не буду. Не возьмёшься за ум, я сама и с Егором Гавриловичем поговорю, и с Базилем, и с Майей.

Бабушка Водяница удалилась, плотно затворив дверь за собой, а старик Водяной так и остался сидеть на бочке шпрот, мрачно кусая усы и ругаясь себе под нос.

Майя вовсе не ожидала, что её нынче запросто вот так выпустят из дому погулять, но наличие строгих тёток в эскорте её просто взбесило.

– Вы теперь что и по дому за мной ходить будете? Я как в тюрьме жить не буду!

– Ишь ты, как заговорила! Выучили на свою голову, – тётка Агафья, хмуро поджала губы. – Нам тебя караулить тоже особого интереса нет, так что спасибо скажи, что в чулане не заперли.

Майя собралась было возразить, но потом решила, что напрасно будет только силы тратить. Развернувшись на каблуках, она решительно зашагала по направлению своего чуланчика. Если уж захотят её закрыть, так лучше там, чем в другом месте. И вообще, там она может и сама закрыться. Хлопнув дверью перед носами тёток, берегиня провернула ключ в замке и упала на стул. Тётки заколотили кулаками в дверь, понимали ведь, что её просто так дома не удержишь. Вот возьмёт и сиганёт куда-нибудь легкоступом, и ищи потом свищи ветра в поле. Через дверь Майя услышала, как одна из надзирательниц за подмогой куда-то рванула, а другая принялась ключи искать, чтобы дверь снаружи открыть.

– Вот и фигушки, – Майя заранее собрала все ключи у себя, не хотела, чтоб без неё кто-то нос сюда свой совал. – Если бы не ждать письма из школы, только бы вы и видели меня.

Берегиня зажгла свечу. Свет должно быть просочился сквозь щели, и тётка Агафья подошла ближе и попробовала встать на тропу переговоров.

– Майя, ну послушай, это не мы придумали тебя сторожить. И вообще у нас тут такое творится, мы не знаем за что хвататься вперёд. Вчера лёд тронулся. Из-за тебя, между прочим. Владыко как осерчал, такой буйный сделался, весь ледовый панцирь в Чернушке побил. Везде трещины, а на дворе только начало марта. Ты бы открыла дверь и не дурила, племянница.

Девушка не ответила, она крутила в руках дневник, придумывая куда его спрятать получше. Открывать дверь рано или поздно придётся и тогда ей учинят очередной допрос, а может и обыск. Скудная меблировка чуланчика не позволяла разгуляться воображению. Майя поднялась со стула, подпорола аккуратно обивку сидения и засунула под наполнитель тетрадь. Оставалось заделать прореху. Ни иголок, ни ниток под рукой не было. Берегиня отрезала прядь волос обмакнула один конец в воск, на другом узелок сделала. Потом сняла булавку с школьной брошки и вдев в неё провощённый конец принялась заделывать дыру. В смежной комнате послышались новые голоса. Кто-то снова стал стучать в дверь, и не долго она продержится, если не помочь ей магически. Майя крутанула в голове школьный курс. Ухватилась за заклятье пузыря. Это было нехитрое упражнение на создание локального силового поля. Как его использовать – против толщи воды или против разгневанных родственниц – не имеет значение. Майя уколола палец и почти не думая нарисовала перед собой нужную пентаграмму. Звуки стихли. У пузыря был ещё и эффект звукоизоляции.

– То, что нужно, – прошептала девушка и облизала палец. Потом уже неспеша стежок за стежком залатала дыру. Получилось очень даже не плохо. И на ощупь дневник не прощупывался. Берегиня вернула булавку на место приколола брошь к груди и села на стул. Можно было подумать, что делать дальше.

Дальше выходило, только ждать. Без согласия со стороны Мелюзины отправляться в школу было нельзя. И берегиня принялась ждать. Она листала книжки, рисовала, погрызла орешков, что завалялись в кармане. Время ползло, даже свечка горела так медленно, что смотреть на неё было невмоготу. Оказалось, что взаперти сидеть невероятно скучно, и Майя решила снять блокаду и попытаться уговорить тёток, оставить её в покое. Отменив заклятие, водяная дева прислушалась. За закрытой дверью было подозрительно тихо.

– Неужели ушли, – Майя повернула ключ в замке и отворила дверь. Перед ней на полу сидел дедушка. В комнате просто не нашлось кресла или дивана, на которые он смог бы на сесть и не разломать их своей тяжестью. Вот он и сидел на полу. Усталый, грузный старик, у которого полон дом девок на выданье, и он судьбу каждой из них принимает ужасно близко к сердцу. Майе стало жаль его, но она не подала виду. Водяной закряхтел и с трудом поднялся.

– Ты, Майя, вот что, ты не сердись на меня. Я же как лучше хочу. Ты ещё встретишь парня такого, чтоб на край света с ним, и в огонь, и в воду. Вот только это не Базиль.

Водяница фыркнула и тряхнула косой.

– Вот что ты привязался ко мне с этим Базилям, дедушка? Ты меня послушать не хочешь, только домыслам чужим веришь, а мои слова для тебя пустой звук. Не нужен он мне, да и я ему не нужна, как видно.

Дверь неслышно отворилась в комнату вошла Бабушка Водяница. Она держала в руках пухлую подушку, а за ней следом Анчиблы тащили большую тахту.

– Боком заносите, так не пройдёт, – командовала Бабушка Аксинья. – Вот сюда ставьте, к стеночке.

Дедовы телохранители придвинули к стенке тахту и по команде старой водяницы удалились. Сама Водяная Бабушка, безо всякой неловкости усадила Владыку и, сунув ему под спину подушку, принялась хлопотать вокруг внучки.

– Ну и что ты такое удумала, деточка, ты зачем заперла себя в этой клетке? Да неужто тебе дома и пойти не к кому, что ты все свои обиды по углам прятать вздумала?

Майя насторожилась. Бабушка была ужасно прозорливой. То ли дар предвидения у неё был сильно развит, то ли просто на её глазах столько водяных духов и дев выросло, что она без всякого труда угадывала все их сокровенные тайны.

– Ничего я нигде не прячу, – берегиня скосила глаза на деда. Как-то он поймёт слова бабушки? Не захочет ли он тут же провести обыск в закутке, где Майя пряталась. Дед с блаженной улыбкой смотрел на них. – Мне одной побыть хотелось, подумать.

– Ну и чего надумала? – Бабушка усадила внучку за стол, и сама рядом села.

В комнате стало тихо. Майя, нервно теребя край скатерти прошептала чуть слышно:

– Я, наверное, в школу вернусь. Мне учиться дальше надо и потом я сама учить буду. Вот.

– Учиться – дело хорошее, но чего же себя потом в школе хоронить?

– А иначе что? Замуж только. Или вон как тётка Агафья в девках стариться и злиться на всех.

– А чем замужем плохо-то? Мы тебе такого мужа найдём, что… – Водяной замолчал, не закончив мысль, под разгневанным взглядом супруги.

– В том-то и дело. Не надо мне никого искать. Просто оставьте меня в покое. Можно я пойду уже?

– А про те дела на мельнице ничего не скажешь? – Дед снова нахмурился.

– Я не виновата ни в чём.

– Но может ты знаешь, кто виноват? – бабуля накрыла её руку тёплой ладонью. Майя покачала головой. Наверняка ведь она не знала, кто шишкам приказы отдаёт. Да и против самих мышей у неё доказательств не было.

– Ну может видела чего? Ты же была там. Не с закрытыми же глазами ходила, – Водяной пристально всматривался в лицо внучки.

– Я пояс искала. Потеряла в первый день как из школы вернулись и искала потом. Мне всё остальное не интересно было.

– А люди говорят, ты на столб смотреть ходила.

– Ну, ходила. Болтали про него много, вот и ходила. Посмотрела и ушла.

– А пожар видела?

– Пожар видела. Даже тушить помогала, – Майя отвернулась от деда. – Они бы не справились сами. От волшбы огонь занялся, это точно.

– Сказывают, будто ведьма там была.

– Не знаю. Может и была, а может про меня зря болтают. Дед этот смешной и Хранитель меня видали. Только я сбежала сразу, как огонь сбила.

– Дед, говоришь и Хранитель, – Владыко Донный задумался. – А они-то тебя не узнали. Тебя немец этот признал.

– Он датчанин, дедушка. И его там точно не было. Третьим был колдун молоденький из наших, из Ольховских.

– А он говорит, что был и тебя там видел.

– Чего ж пожар тушить не помог?

– А и верно. Не складно получается. Ладно, ступай. Только из дома пока не выходи. А коли вспомнишь ещё что скажи мне, – Водяной закусил ус задумчиво, вспоминал, когда ж ему первый раз Якуба Келли представили – до пожара или всё-таки после. Выходило вроде, что после. – Значит, врёт немец проклятый!

Глава 9

Реальность

Егор Гаврилович стоял на верхнем ярусе помольной и смотрел как братья Киллмулисы над трясуном-дозатором колдуют. Карлики о чём-то спорили и, как всегда, в таких случаях переходили на родной, английский язык. Что-то им в этом устройстве не нравилось. Лесник подошёл ближе.

– Гуд ивнинг, серы. Вот из хэппенд?

– Вечер добрый, хозяин. Эта штука не подойдёт к этой, – мельничный дух поморщился и показал на большой ковш-бункер для подачи зерна, стоящий рядом. – По размерам не подойдёт. Надо другую.

– Нет, не надо. Просто крепления переставить и всё, – прогудел второй Киллмулис. – Зачем усложнять? Здесь и без того всё не по науке сделано. Одной погрешностью больше, одной меньше, разницы уже никакой. Нам придётся подгонять проект под реальное здание. Пойми уже, Питер, это не Англия, это – Россия, здесь всё «на глазок» сделано. Так, Артемий Петрович? Правильно я говорю?

Бригадир артельщиков поднимался к ним снизу, подпрыгивая на каждой ступеньке.

– Так. Точно так. У меня глаз-алмаз.

– Тогда гляньте вашим алмазом на этот трясун. Он намного больше должен быть. Зерно мимо него на жернова сыпаться будет.

– Да? Ну так в чём проблема? Давайте другой сделаем. Насколько больше надо? Такой или шире? – Артемий Петрович развёл руки перед собой, соображая на глазок, какой же надо трясун сделать.

Мельничный дух махнул рукой и быстро перебирая короткими ножками побежал по ступенькам вниз. Его брат близнец тут же помчался вслед, на ходу убеждая Питера принять эту иррациональную реальность как факт и не нервничать.

– А чего нервничать, – Артемий пожал плечами. – Делов-то новый ящик сбить. Ты Егор Гаврилович гляди как мы ловко всё сделали. Не мельница, а картинка будет.

– Хотелось бы чтобы ещё и работала.

– А чего, и заработает. Вода льётся – мука мелется. Ты лучше скажи, как там Базиль?

– Всё так же. Состояние стабильно тяжёлое. Изабелла от него не отходит, но пока никаких сдвигов нет. В сознание не приходил, пульс нитевидный. Ветеринар вообще предложил усыпить и не мучиться. Елена Николаевна его взашей выгнала и велела не приходить больше. Трезора завтра домой отвезу. Он уже кашу ест на бульоне курином, вставать стал.

– А чего домой? Сюда вези. Мы же все соскучились. Он у нас тут сразу на поправку пойдёт от избытка внимания.

– Нет. Сюда не повезу. Сторож из него не вышел. Сюда надо злющего кобеля найти, чтоб и свои, и чужие боялись. Да и вообще. Не понятно, что теперь у нас тут дальше будет. Водяной молчит. Василина с работы отпроситься не может. У них там какая-то конференция под угрозой срыва. Международные мероприятия все отменить хотят из-за вируса нового.

– Ой, да ладно. Всё тут хорошо будет, – Артемий притопнул. – Вот пойдём я тебе жёлоб покажу. Почти закончили. Красота.

Жёлоб для подачи воды был и правда красивым. По верхнему краю его резные наличники пустили. Узоры сплошь сакральные, от порчи, от дурного глаза и других напастей хранящие.

– Вишь как Матвейка сделал. Рукастый парень и знающий. Тебе его при мельнице, Гаврилович оставить надо. У него к этому месту душа лежит.

– Будет где остаться, останется, – Егор Гаврилович разглядывал дуги, подвешенные к балкам сарая на толстых верёвках. Это были заготовки под колесо мельничное. – А не мало будет? На глаз мерили или как?

– Нет, не маленькое. В самый раз, – Артемий Петрович сунул руки в карманы штанов с мечтательной улыбкой залюбовался мощными полукольцами, готового к сборке колеса. – Какие размеры Якуб дал, такие и сделали. Всё по схеме его. И тот ящик, к слову сказать, тоже. Так что ко мне-то какие претензии?

– Никаких. Не обижайся, Петрович. Не спокойно мне просто на душе. Уже три дня проблем не было. Как перед бурей затишье, вот и цепляюсь ко всему. Домой мне пора. Маша нервничает, когда меня нет долго. Следи тут, в оба глаза следи. На одного тебя теперь надежда осталась.

– Да ладно, тебе Дед Лесной. Бог не выдаст – свинья не съест.

– На бога надейся, да и сам не плошай, Полевой Дед. Кто козни строит мы так и не выяснили. Так что держи ухо востро, Заяц.

Выключив свет, они закрыли сарай и разошлись. Одному деду дорога домой легла, а у другого бдение ночное намечалось. Артемий Петрович хоть и бодрился, а и сам ждал если и не беды, так уж неприятности отменной. Что там ящик, не по размерам сделанный, или даже колесо. Лишь бы все живы были. А то вон как с Базилем вышло.

Где в ту ночь Кот бродил, так и не вызнали. Никто не видел его после дедушки. Бригадир артельщиков уж и чай заварил, да и выпил. А Хранитель словно в воду канул. Ни в одном из зданий его не нашли, хотя искали они с Якубом усердно. И звали громко. Водяных спрашивать страшно было. Лёд в ту ночь по всей Чернушке трещал, а кое-где и буграми вздыбился. Наконец порешили, что раз уж спит Васька тихо в сторожке, так и с Базилем всё в порядке.

– Нагуляется, вернётся, – сказал Келли, – Вы ложитесь спать, Артемий Петрович. Я покараулю сегодня.

Бригадир артельщиков упорствовать не стал, и лёг рядышком с Васькой. Сон пришёл сразу, но так же мигом и слетел с Артемия. Да и как было спать, когда рядом с тобой бьётся в падучей здоровенный сильный кот. Приступ длился долго, никакие дедовские методы не приводили Ваську в чувство. С Хранителем явно что-то случилось в Нави, от того-то на кошачье воплощение не действовали ни купание в холодной воде, ни нашатыря запах, ни заговор старинный.

Артемий бросился искать датчанина. Якуб не спал. Караулил, как и сговаривались. Сидел на крыльце сруба и по сторонам поглядывал. Иностранец тут же предложил кота к ветеринару отвезти. Дорогу он туда уже знал, но Артемий по-другому решил. Не будет ночью ни один ветврач кота безродного спасать. Да и на в силах он тут помочь. К знахарке его надо везти. Вот и поехали все вместе. Вломились в дом к Елене Николаевне. Та сразу поняла, что дело нечисто. Поменялась в лице, забрала Ваську. А он уже и не бился даже, дышал так тяжело, прерывисто и горячий весь был. А теперь вон как: состояние тяжёлое, пульс нитевидный. Как они ему пульс то меряют?

Изабелла Львовна склонилась над корзиной. Крестник спал. Нет не спал, бродил где-то. Застрял дух между Навью и Явью, и никак не удавалось его в тело призвать. Уж она и так и эдак пробовала. Чудо, что ещё не умер. Елена каждый день ему капельницу ставит, глюкозу, витамины вливает. Ветеринар отказался. Сказал, что зря животное мучаем. Сам ты – животное, хотелось сказать, но сдержалась. В кошачьем теле не поговоришь, а как женщина она давно являться перестала. Только в школе, и только для тех, кто посвящён, Бьянка и Изабелла Львовна были одним лицом.

– Где ж ты, Вася-Василёк? – вилла погладила слежавшуюся рыжую шерсть. Под ней прощупывались рёбра больного кота. Изабелла обернулась и забралась белой кошкою в корзинку. Обняла крестника лапками, запела, замурлыкала и принялась вылизывать его морду.

Изнанка

Дедушка Водяной сидел в бане. Он давно не бывал здесь, и кум Банник на него дулся.

– Эта стройка, понимаешь, совсем меня вымотала. То одно, то другое не так. Уж и не рад, что связался, – Водяной чистил рыбу от косточек и кусок за куском отправлял в рот. Банник тоже жевал, но как-то уныло, без особого энтузиазма.

– Ты не думай, что я тебя забыл, – продолжал Хозяин Чернушки. – Просто навалилось как-то всё сразу.

– А теперь, что же? Вывалилось? – Банник вытер усы и хлебнул кваса. – Ты, кум Донник, честно скажи зачем пришёл? Если надо чего помочь, так я с радостью. Только кругами не ходи. Некогда мне. Хозяйка скоро баню топить будет. Дед Егор с этой вашей стройки тоже поздно приходит. По ночам теперь моемся.

Водяной тоже квасу налил, припал к кружке губами и в три глотка выхлебал.

– Так вот я и хотел с хозяином твоим поговорить. Неприятность у нас там одна вышла, и я теперь не знаю, как дальше мне быть. Может спросишь его, когда придёт, не сочтёт ли он моё общество навязчивым.

– Отчего не спросить, спрошу. Худой мир лучше доброй ссоры. Только ты мне одно пообещай: если в гнев впадёшь, уходи на дно сразу. Моя банька мне как память дорога. Я здесь прожил много лет и собирать её по щепочкам совсем не хочу.

– Ну, кум Банник, что ты такое говоришь?

– Что я говорю? Вся округа говорит, кум Донник. Про вашу неприятность, три дня судачат.

– И что говорят?

Банник пожал плечами.

– Разное говорят, я особо не слушаю. Да только, если ты в оконце глянешь, сразу поймёшь, отчего я за жильё беспокоюсь. У богатых свои причуды: хотят строят дворцы, хотят – ломают. Только лёд на реке причём. Зачем его крушить было?

– Ну, ладно тебе, кум Банник. Я и сам вижу теперь, что погорячился тогда. Только ты меня тоже пойми, мою внучку при мне обидели. Я такое стерпеть не мог. Да я за моих девочек любого порву.

Они на время замолчали. Грызли ракушки, пили квас пенный.

– Я ещё вот что подумал, кум, ты поди обижаешься, что я тебя в новый дом в гости не звал, – Водяной глянул на Банника, – Так ты прямо скажи. А я покаюсь. Виноват. Дурак был, позабыл, что старый друг лучше новых двух. Но я слово даю тебе, как наладится всё у нас, праздник будет. Первым в гости тебя позову. Рядом с собой посажу. Простишь?

– Так прям и рядом с собой, – усомнился усадебный дух.

– Так прям и рядом. А хочешь, посватайся за мою дочку. Любую выбирай. Они у меня хозяйки добрые. И в мозгах уже ветер не поёт. Это только от внучек у меня беды одни.

– Нет, кум Донник, это не по мне. Я всю жизнь бобылём жил, бобылём и останусь. А за приглашение спасибо, приду на праздник.

– Ну тогда я пойду сейчас. А ты спроси хозяина, можно мне с ним потолковать.

– Ладно, чего уж там. По-соседски, по-родственному помогу вам концы с концами свести.

Через час, когда банька истопилась и Егор Гаврилович пришёл после дороги погреться, Банник выложил ему как есть прошение Владыки Донного. Дескать капитулировал старик под натиском весомых аргументов. Просит аудиенции.

Лесник обрадовался, как-то и про баню забыл. Велел звать Дедушку Водяного немедля. Сам назад в дом побежал. Вернулся с чугунком каши с мясом, грибочков принёс солёных, пирожков тёпленьких. До пол ночи сидели компаньоны, замирялись. Друг у друга прощенья просили, Банника лобзали в обе щёки. Вот только о деле разговор никак не шёл.

– Ну, а как племянник мой? – Наконец не выдержав политеса спросил хозяина банный дух. – Поправился? Не легче ему?

– Нет, не легче.

В баньке холодком повеяло. Водяной уткнулся носом в кружку.

– Изабелла его лечит, но пока нет результата.

– Жалко парня. Ловкий бы дух из него вышел усадебный. Но видать судьба его другая.

– Что значит другая? Ты на что намекаешь, старый? Он поправится. Когда не знаю, но поправится. – Егор Гаврилович бросил ложку. – Я, наверное, пойду, завтра вставать рано. Вам спасибо за общение. Рад был приятной компании…

– Подожди, Егор Гаврилович, постой. Скажи толком, что там с Хранителем?

– Да не знаю. Пропал куда-то той ночью. И в Изнанке его нет, и в Реальность не вышел. Тело кошачье в Ольховке сейчас, еле дышит. Изабелла Львовна его зовёт, Елена Николаевна лечит.

– Вот беда, – Водяной ахнул.

– Ты ж его сам прибить хотел, – лесник хмыкнул и выжидательно на Донника уставился.

– Так я так, любя. Я ж знаю, я понимаю всё. Но и ты пойми, Егор Гаврилович…

– Да, ладно. Понятно всё. Нервы.

Лесник поднялся, подошёл к бадье с водой и макнул в неё голову по самые плечи. Вынырнул, отфыркался и опять нырнул.

– Эх жалко, нельзя теперь в прорубь сигануть. Весь лед переломал ты у берега Владыка. Уж тогда открывай совсем Чернушку.

– Не могу. Не имею права раньше времени. График у нас есть, понимаешь?

– А что там по графику? Когда нам ледохода ждать?

– До равноденствия никак. Вот Жаворонки пройдут, тогда лёд тронется.

– Ладно, пусть так. Артемий со своими умельцами как раз колесо сообразит. Лишь бы опять чего не приключилось. Не спокойно мне как-то. Один он там остался. Третью ночь не спит, воров караулит.

– Ну так может помочь надо? Я Анчиблов пошлю. Они глупые, конечно, но страшные.

– Нет. Анчиблов не надо. Берегинь лучше. Если всё как ты говоришь было, то одна Берегиня трёх Анчиблов стоит.

– Так то не каждая берегиня, силу такую имеет. Но если ты просишь, Егор Гаврилович, то я внучек пошлю.

– Прошу. Очень прошу, помоги Дедушка Водяной. Надо этого злодея поймать.

На том и расстались.

Глава 10

Реальность

Я очнулся. Ненадолго открыл глаза. Темно, мягко и пахнет вокруг так вкусно и уютно. Веки тяжёлые опять закрылись, но я больше не спал. Я принюхивался и прислушивался. Это был точно не тесный вагончик сторожки, где я уснул. И на дом наш совсем не похоже, да и Избушкой Яги здесь не пахло. Куда это меня занесло?

Мой трепещущий нос осторожно лизнули. Подскочить я не смог, но глаза распахнулись и уткнулись в других два кошачьих глаза. Голубые, бездонные глаза крёстной Бьянки блестели в темноте как огромные лунные камни.

– С днём рожденья, – сказала она. – Я так рада тебе, так рада. Даже когда ты впервые родился, я так не радовалась. Ты нас испугал очень. Но теперь всё хорошо будет. Спи. Или нет, подожди немного. Я Елену порадую и постель постелю тебе. Человеческую.

Она засмеялась и обернулась высокой светловолосой женщиной. Очень красивой. Я давно не видел её и успел забыть. Изабелла Львовна неслышно ушла. Я закрыл глаза и тихонько вздохнул. Здесь у крёстных в доме я раньше не был, но всегда чувствовал, мне понравится тут. И зачем мне какая-то ещё постель? Мне и так хорошо. Мягко.

Послышались шаги. Комнату осветил ночничок. Изабелла Львовна несла его, прикрывая его ладошкой. Следом за ней появилась с подносом ещё одна крёстная. Да. Вот такой я счастливчик – у меня две феи-крёстные. Елена Николаевна бережно достала меня из корзинки. Я пытался сказать, что не надо этого делать, но язык тоже слушался меня плохо.

– Лежи смирно, Вася, – сказала она. – Я тебе дам лекарство сейчас. Это надо выпить.

Она открыла мне рот и стала с ложечки вливать мне в горло какую-то жидкость. Я глотнул и почувствовал, что такую гадость пить не хочу. Когти мои высунулись, но бороться сил не было, так что она сумела реализовать свою идею и набухала мне в глотку столько снадобья, сколько хотела. Потом она милостиво разрешила попить мне простой воды и куда-то понесла.

– Будешь спать здесь. Никаких прогулок никуда, пока полностью не поправишься.

Она положила меня на прохладную простыню и укрыла сверху. Изабелла Львовна села рядом со мной.