Счастье за горой

– Аниська, дай татарину, и ты родишь.

– Что же ты делать-то будешь? Замуж берёт тебя?

– Берёт! Держи карман шире! – блеснула глазами Нюнька.

– Так как же!

– Ничего, решим проблему, пень в колоду! – сказала резко, отвернулась и пошла своей дорогой. Анисья хотела пойти за Нюнькой, но одумалась. Помочь ей нельзя, сама натворила, сама и расхлёбывать будет. Однако долго не могла Анисья забыть слов подруги, понимала, что в душе всё же надеялась Нюнька на помощь или поддержку.

Нюнька злилась на себя и на весь мир, было ей обидно, что потеряла бдительность, уступила уговорам и попала в капкан, билась в нём уже неделю, с того дня, как узнала про беременность. Измучилась. Анисья же вышла замуж, и муж у неё хороший и дом теперь свой, даже корова досталась. А ей, Нюньке Ренат объявил с вызовом, что жениться не будет, нет у него такой возможности, и стал избегать Нюньку. А она и не напрашивалась, зачем позориться, всё равно ничего не добьёшься.

Ренат научил Нюню пить вино. Приходил на свидание с бутылкой в кармане, предлагал выпить чуть-чуть, только для улучшения настроения, большую часть выпивал сам, но и Нюньке доставалось. Она не отказывалась от вина, не хотела ему перечить. Да и не видела в этом ничего плохого. После того, как перестали они встречаться всё чаще вставал перед Нюнькой выбор, как хорошо, когда выпьешь вина и всё вокруг зацветёт красками, и на душе как в раю станет радостно, нет ничего плохого, что случилось с тобой, и жизнь кажется беззаботной и лёгкой. Но как плохо и тяжело было ей молодой девушке сознавать, что вот так в одночасье она сама по своей глупости перечеркнула себе будущее, попала в такую яму, из которой, чтобы выползти, надо было перемазаться в грязи с головы до ног. Как хотелось вернуть ей своё детство и оставаться наивной и целомудренной. Вино помогало забыться, поэтому выходило победителем в споре: выпить или нет. «Анисья перехитрила меня, ей везёт, а я дура попала в такую историю, что теперь только вином и можно успокоить себя». – так рассуждала Нюня жалея себя, завидуя Анисье и совершенно не думая о ребёнке, или думая, только лишь как о позоре, который покроет её теперь на всю жизнь.

Глава 10

Как добрая мать, природа заботится о людях и меняет всё вокруг с определённой последовательностью, не отступая от жёстких правил и это означает, что после жаркого лета придёт дождливая осень, а за ней зима, потом оживёт земля, сбросит с себя, как зимнее пальто, холод и опять оденется в яркие цвета и лёгкие ткани, наполнится счастьем, и пойдёт всё живое множиться и насыщать воздух, землю и воду молодостью и свежестью. Так вот и судьба Анисьи пошла в гору всё выше и выше, и было очень далеко до вершины, после которой начнётся тяжёлый спуск. Молодость поднимала Анисью утром с постели легко, и ещё затемно торопилась она в пекарню, а к вечеру, не меняя бодрой походки спешила домой. Дома же бралась за любое дело с удовольствием, ведь это было её хозяйство, её тарелки и чугуны, её белье и её кухня. Она сразу ощутила ту потребность, которая свойственна замужней бабе в осознании её собственного дома и семьи. Муж, к которому Анисья быстро привыкла и даже подчинила своей воле, свекровь, не принявшая невестку с первых дней, и, находящаяся с ней в состоянии вялотекущей войны, было делом обыденным. Меньше всего Анисья замечала косые взгляды свекрови или недостатки мужа. В её понятии, усвоенном с детских лет, свекровь и должна была быть сварливой и недоброй, а муж… Хотя нет, с мужем Анисье повезло. Хоть он отличался от Николая Тимофеевича, был резким и не помогал Анисье по дому, считая, что для того и женился, чтобы баба везде успевала, а с него довольно и мужицкой работы по хозяйству и тяжёлого труда лесоруба. Но больше всего Анисью обижало, что не было в мужнином взгляде той теплоты и нежности, с которой смотрел Николай Тимофеевич на Лидию Сергеевну, зато часто ловила на себе Анисья взгляд, который вызвал в ней отвращение в то утро перед походом в сельсовет. Знала она, что последует потом. Не спрашивая согласия, брал он её в любом месте и в любое время, а после, поправив на себе одежду, продолжал заниматься прерванным делом и уже не обращал более на жену внимания. Анисья же не испытывала в моменты близости ничего кроме досады. Вот оторвал муж её от дела, растревожил, да и оставил, не сказав ни одного ласкового слова. И если бы не навязчивая похоть Михаила, то семейная жизнь устраивала бы Анисью со всех сторон. Однако скоро покой в душе Анисьи закончился. Прожив год с Михаилом и подвергаясь регулярным налётам, Анисья всё ещё была пустая. Сначала в шутку, а затем уже со злостью стал муж упрекать её. Он все обязанности выполняет, как и положено молодому мужу, добросовестно, а почему нет наследника – это уже вопрос к жене.

Свекровь женской интуицией поняла, что есть у Анисьи уязвимое место и с радостью начала новые сражения против невестки.

– Говорила тебе, погоди жениться, осмотрись. Взял бесплодную, как жить-то будешь без детей, что оставишь после себя, какой корешок?

При всяком удобном случае, при любой возможности колола она и жалила Михаила, а он помалкивал, но со временем начал злиться на Анисью, ругаться с ней. И то ли от отчаяния, то ли от безысходности, стал Михаил выпивать.

Однажды ввалился Михаил пьяный в дом и с порога набросился на Анисью. Он хотел ударить, замахнулся, но Анисья схватила ухват и в мгновение разозлилась на мужа так, что потеряла контроль над собой, как когда-то и срывающимся голосом сказала:

–Не подходи, только тронь меня, так мызну, что пожалеешь.

– У, бочка пустая, нужно мне тебя трогать, только руки марать.

Отступил и неожиданно заплакал пьяными слезами:

– Дура, ведь люблю я тебя, только мамаша всё меня пилит, что нет у нас детей. Я сам думаю, ну нет и не надо, проживём и так, а потом представлю, что не будет никогда по нашему дому ребетёнок бегать, папкой меня не назовёт, такая во мне обида поднимается, так бы взял и убил тебя! – Михаил несколько раз с силой стукнул по столу.

– Ты что по столу колотишь, стукни себя по голове, может поумнеешь.

– По столу не больно, а по голове больно. – хныкает Михаил.

– Ты меня обвиняешь, а может в тебе дело.

– Дура! Да у меня сын в Бирюльках есть.

– Как сын?

Анисья поставила ухват на место.

– Рассказывай, как на духу.

– Мальчонке пятый год пошёл. Нашу бригаду на два месяца отправили на вырубку, жили в Бирюльках. Там сошёлся с местной бабой, солдатской вдовой. Она, когда узнала, что пузатая, меня благодарила, что у неё ребёночек будет. Сказала, что ей от меня ничего не надо, что про ребёнка она напоминать мне не станет. А я что! Молодой был, она меня старше на десять лет. Уехал и забыл. Потом встретил её в Касачихе, сказала, что сын родился.

Он уже не плакал, сидел с низко опущенной головой. Анисье стало жалко его, она неожиданно для себя расплакалась, а успокоившись, пообещала мужу, что сходит в больницу к Лидии Сергеевне, а та обязательно поможет. Но оказалось, что медицина бессильна, помочь ей нельзя.

«Ничего, – лихорадочно думала Анисья, – ничего, медицина бессильна, зато баба Маша поможет. Не может такого быть, чтобы она и не знала, как помочь моему горю».

Глава 11

В выходной день Анисья рано утром отправилась в Борки. Лес мокрый и холодный мрачно встретил Анисью. Дорога, покрытая лужами разной величины, насквозь промокшая, так как два дня подряд её изрядно поливали осенние дожди, не позволяла Анисье идти быстро. Ноги вязли в грязи и необходимость обходить лужи очень замедляла шаг. С берёз тихо падали жёлтые листья. Они кружились в воздухе, боясь оказаться на земле, ведь там их покроет снег, и к весне от них ничего не останется. Звуки леса не пугали Анисью. Не пугало её и одиночество в лесу. А вот промочить ноги ей очень не хотелось. Поэтому старалась она не попадать ногами в воду и мало внимания обращала по сторонам. Когда же, подняв взгляд, почти рядом с собой увидела фигуру, то от неожиданности чуть не вскрикнула, но удержалась, а приглядевшись, остановилась и замерла. Навстречу Анисье шла женщина. Одета она была в тёмную фуфайку, стянутую на талии ремнём. Длинная чёрная юбка не скрывала щиколотки ног. Бросались в глаза тёмные широкие лапти, обутые на страннице. Женщина возникла на дороге совершенно неожиданно. Однако это испугало Анисью не сильно, больше всего поразило лицо женщины, нижняя часть которого была покрыта редкой чёрной бородой, доходившей почти до медной пряжки ремня. Голова странницы была повязана тёплым шерстяным платком. Сочетание женского платка и мужской бороды выглядело жутким и если бы ни этот платок, то издалека можно было принять её за монаха.

Женщина тоже старательно обходила лужи, и подойдя к Анисье, низко поклонилась и произнесла:

– Ангелы в дорогу, милая. Куда спешишь?

– В Борки иду к родителям.

– Дело хорошее, мать с отцом проведать. Может и хлебушка им несёшь?

Анисья кивнула головой.

– Дай мне, милая, горбушечку, со вчерашнего дня во рту крошки не было.

Лицо у странницы было тёмным, глаза обведены неестественно длинными ресницами, которые при каждом взмахе упирались в нависающие кустистые брови. Женщина держала в руках посох из берёзовой палки – ровный и потемневший, прошедший с ней длинный путь, и, видимо, привычно опиралась на него.

– Давно иду, почти всю ночь на ногах. Устала.

Анисья сняла со спины мешок, в который утром перед уходом из дома уложила пять больших караваев хлеба, прихваченных из пекарни специально для бабушки и матери. Она протянула страннице целый каравай со словами:

– Возьмите на доброе здоровье.

Странница положила посох на обочину дороги, хлеб взяла бережно, поднесла к лицу и глубоко вдохнула:

– Пахнет то как вкусно, свежий хлебушек.

– Свежий, вчера испекли.

Женщина держала каравай в руках, как будто любуясь им, потом из кармана фуфайки достала складной ножик. Аккуратно, словно боясь причинить боль караваю, срезала горбушку. Ножик спрятала обратно в карман, а каравай завернула в чистую холстинку, которую вытащила из, висевшего у неё за плечами, вместительного мешка.

Поразившая Анисью борода на лице женщины, перестала привлекать к себе внимание, как только увидела она, с каким удовольствием откусывала от горбушки странница и медленно пережёвывала хлеб. Перед Анисьей стояла немолодая уставшая и голодная женщина, от которой даже на расстоянии шёл запах прелых листьев, дальней дороги и влажного холодного леса.

– Куда путь держите? – не удержалась от вопроса Анисья.

– Странствую. – покорно произнесла она. – Хожу по деревням, милостыней живу. Бывают добрые люди разрешают несколько дней пожить у них, а потом опять в дорогу.

– А как же зимой?

– Зимой трудно. В большие деревни я стараюсь не ходить, меня там обижают, а в небольших, а ещё лучше на хуторах – там люди добрее и на мороз не гонят. Перебиваюсь до весны. А весной и летом мне каждый куст в лесу дом родной.

– Так что, у вас дома-то нет?

– Почему нет, есть, у каждого человека есть дом. Пока матушка была жива, то не давала меня в обиду, а как не стало её, люди очень обижать стали. Говорили, что я ведьма, раз обросла я бородой, да и по всему телу, не как у всех волосья растут. Ребятишки увидят меня на улице, обступят и начинают мне прозвища обидные давать. Кричат, смеются, им весело, а я заплачу и пойду своей дорогой. Никто за меня не заступится. Собралась я и ушла из деревни. Много уже лет странствую. Слышала я, что есть монастырь, где таких как я берут на постой, да только никто не знает, как дойти туда. Но я не ропщу на судьбу. Обязательно дорожка приведёт меня в божий дом, а уж там найду я покой и жизнь тихую. Ты, я вижу, девушка добрая, как зовут тебя?

– Анисья.

– А я Варвара. Спасибо тебе Анисья за хлебушек и слово доброе. Буду молиться за тебя и матушку твою, вырастила она хорошую дочь.

Странница склонилась перед Анисьей и, подняв посох, зашагала по дороге. Висящий на её спине мешок, походил на большой горб. При каждом шаге подол юбки бился об ноги. За всю жизнь не видела Анисья человека в лаптях. Другая пара лаптей была привязана к мешку и болталась в такт шагов Варвары.

Анисья проводила взглядом удаляющуюся женщину, потом заторопилась в Борки, надо было к обеду вернуться домой.

Глава 12

– Бабулечка, милая, научи, что делать! Ведь заел он меня. – обратилась Анисья к бабушке Маше.

К кому же идти за советом, как не к ней. Бабушка внучку знает. Усаживает её сразу к столу и кринку перед ней ставит:

– Пей молочко, Анисьюшка.

Слёзы текут по щекам Анисьи, поэтому солёный привкус у молока. Вся надежда на бабушку. Она поможет, научит как сделать, чтобы смогла внучка родить. Врачи отказались, сказали, что строение такое внутри у Анисьи и не сможет она забеременеть, должна с этим смириться и жить дальше. Жить без детей, без счастья материнства.

Молоко оказывало на Анисью смягчающее действие, выпив его, она добрела. Казалось ей, что от него внутри поднимается волна тепла, а за теплом ощущение покоя. Опустошив у бабушки Маши целую кринку молока, Анисья успокоилась. Успокоили её и слова бабушки, что беде этой можно помочь.

– Знаю я, Анисьюшка, молитвы. Буду просить батюшку Александра Свирского о рождении у тебя сыночка. Он всем помогает, кто просит его о ребёнке мужского пола. Не горюй, внученька, поможет он тебе. Только ты сама должна помнить, что при жизни праведной и счастье приходит. Мужу не перечь, норов свой попридержи, Михаил мужик покладистый, лишний раз приголубь его.

– Бабушка, он выпивать начал. Как тут не будешь ругаться.

– А ты по-умному делай, не за ухват хватайся, а за слово доброе. Доброе слово любое зло переломит. От бабы зависит в семье мир. Ты на свет божий пришла, чтобы детей родить, без мужика никак не получится. Угождай ему, он главный, на нём вся тяжесть жизни, а что выпивать стал, так подумай, в чём твоя вина.

– Бабушка, я в чём виновата? Я сама хочу детей, даже больше чем Миша. Я же терплю, смиряюсь, а он сразу за стакан.

– Слабый он характером, мамашу очень слушает, но и не мудрено, она его одна тянула, жизнь прожила – ничего хорошего не видала. Ради сыночка жила. Ты к ней будь поласковей, кто знает, как судьба сложится, может сама ради сына на всё пойдёшь и про стыд, и про совесть забудешь.

– Не будет такого никогда.

– Не зарекайся, ты ещё сама себя не знаешь. Проживёшь жизнь, вспомнишь наш разговор.

– Бабушка, что же мне делать?

– Живи милая с радостью, мужа люби, нас с Маврой не забывай, людей не обижай и тогда Бог даст, у тебя всё задуманное сбудется.

– Ой, бабулечка, я, когда к тебе шла, странницу встретила в лесу, сначала испугалась её, а потом пожалела. Несчастная она! Борода на лице у неё растёт! Говорит, что ушла из родной деревни и странствует, старается от людей подальше быть.

– Знаю я Варварушку-горемыку. Она у меня зимой бывает и по несколько дней живёт, потом уходит, не может на одном месте долго жить.

– Бабушка, почему ей доля такая горькая досталась? Разве это справедливо?

– Анисья, такие как Варвара нужны на белом свете, чтобы люди место своё знали, они нам как указание – живи правильно, будь добрым, умей прощать. А мы не хотим так, мы, если что не по нам, сразу зубы показываем. Обидеть или унизить для нас ничего не стоит. Вот и Варварушку согнали с места насиженного, обрекли на мытарства и живут дальше бессовестные.

– А что с ней сделали?

– Пока мать её была жива, не трогали горемыку, а как не стало матери, начали её всей деревней поедом есть. Однажды мужики пьяные поймали Варвару и насильно сбрили ей с лица все волосья, так срезали ножом, что всё лицо ей искровенили. Сказали, что будут ей бороду брить, пока она у них в деревне живёт. Собралась Варвара и ушла. Теперь всё монастырь ищет, где приют ей дадут. Да разве найдешь сейчас монастырь, все их порушили. Но есть на свете люди добрые, жалеют её, помогают. Она же всех боится, старается в деревни не заходить, только к знакомым и проверенным людям заглядывает, а так в лесу спасается.

Бабушка вздохнула горестно и протянула Анисье ещё кринку с молоком.

– Бабулечка, а я ей каравай дала. Жалко её.

– Вот и подумай, какая в жизни может беда быть, не жалуйся понапрасну, Бога не гневи. Живи Анисья со смирением, тогда обойдет тебя лихо стороной. А то что хлебом поделилась, молодец. Добро вернётся к тебе.

Глава 13

Анисья всегда прислушивалась к советам бабушки Маши. Для себя она решила, что не будет больше спорить с мужем, станет добрее к нему и к свекрови, может тогда, действительно, придёт в их дом счастье и родится ребёночек, такой желанный и долгожданный. Старалась очень. Дом у неё всегда прибран, еда приготовлена, коровушка ухожена, и двор полон домашний птицы. С весны вдвоём с мужем сажали они огород, сажали много, как будто была у них семья большая и едоков много. Анисья успевала везде. На работе её ценили за исполнительность и аккуратность. Ко всякому делу относилась она с душой. Понимал Михаил какая хорошая жена ему досталась. Знал, что некоторые мужики с завистью смотрели на их семейную жизнь. Но упрямый характер не мог перебороть. Так и тянулась у него рука к бутылке, легко опрокидывал он стакан с водкой в рот, с наслаждением ловил момент, когда хотелось смеяться и забыть, что нет у него наследника. Он и забыл, если бы не мать. Казалось, что весь смысл жизни этой женщины был в ожидании рождения внука. Она не могла смириться, что сын бездетен, что она никогда не сможет стать бабушкой, и злоба душила её. Лежал на душе у неё ещё один камень. Он давил не меньше, но признаться в этой тяжёлой душевной ноше было даже себе самой трудно. Завидовала тётка Таня Анисье. Могла ли она представить, что из замухрышки, которую привел когда-то сын в её дом, получится такая справная баба. Такая, что даже её заткнёт за пояс своей хозяйственностью и сноровкой. Поэтому пилила она сына без жалости, а с Анисьей старалась видеться как можно реже.

Жизнь шла своим чередом. Начинался и незаметно в хлопотах и заботах пролетал год. Дни, похожие друг на друга, сменялись и не оставляли в памяти каких-либо значимых воспоминаний.

Умер Щербаков. В круговороте жизни Анисья уже забыла, что он когда-то был ей так ненавистен. Виделись они редко, и поэтому известие о его кончине не очень тронуло. Было жалко мать, но и от неё Анисья отвыкла. Она не была на похоронах, так как умер Щербаков в крещенье, в самые лютые морозы. Михаил не пустил её, пообещав, что на сорок дней отправятся они вместе. Анисья спорить не стала, радуясь в душе, что есть у неё теперь повод не ходить на похороны.

Она приняла свою жизнь. Смирилась. Судьба у неё такая.

Только не могла Анисья взять в толк, почему она мужняя жена, у которой своё хозяйство, которая мужу верная и преданная, не может иметь детей, а Нюнька, замучилась выколачивать их, не будучи замужем, и ведя образ жизни раздольный и вольготный. Сколько у неё было кавалеров, она и сама не могла ответить. Пьяная и разнузданная она принимала ухаживания всех, кто этого желал. Протрезвев, плакала и клялась, что не будет больше пить и пошлёт всех подруг и ухажеров куда подальше. Она похудела ещё больше, тёмные круги обвели её когда-то чистые глаза, теперь мутным взглядом смотрела она на окружающий её мир и очень была недовольна тем, что видела.

Первого своего ребёнка она доносила почти до положенного срока. Местная повитуха бабка Сусанна дала Нюньке выпить отвара. После него начались схватки, и ночью разродилась Нюнька мёртвым ребёнком. Завернула младенца в холстину и, немного придя в себя, снесла его на силосную яму и там закопала. Бабка Сусанна объяснила Нюньке, что этот способ самый безопасный для бабьего здоровья. Так ребёнок рождается, как и положено природой, но от отвара роды раньше срока, у младенца нет никакого шанса выжить. Сказала бабка Сусанна, что так поступают многие незамужние девки, избавившись от ребёнка, они не рискуют остаться бесплодными.

Когда Нюнька рассказала об этом Анисье, та едва сдержалась, чтобы не надавать подруге оплеух. Справедливо это, что у неё нет детей, а Нюнька уже троих вытравила? Нюнька ответила, что да, справедливо. У неё, у Нюньки нет ничего, а теперь уже и не будет, кто захочет взять её в жены прославленную на всю округу. А Анисья хитрая и коварная, ухватила мужа с домом, да и с коровою, крутит им и вертит, как захочет, даже свекровь отвадила, а уж все знают, что связываться с тёткой Таней себе дороже выйдет, такой у неё зловредный характер.

– Ещё и ноешь, ещё и недовольна! Дура ты, Аниська, побыла б на моём месте, как шёлковая стала, пень в колоду!

– Мне на моём хорошо. Дура не я, а ты. Сама себе такую жизнь выбрала, тебя никто не заставлял раздвигать ноги перед Ренатом.

– Много понимаешь! Это ты замуж вышла по выгоде, а я любила его. Знаешь, как сильно любила! Руки даже хотела на себя наложить, когда он бросил меня. Да что с тобой говорить, колода пустая!

Махнула рукой и ушла. С тех пор дружба пошла врозь и стали они не врагами, конечно, но людьми далёкими друг от друга. Было такое, что увидев издалека друг друга, старались встречи избежать. Да и выросли они давно, закончилось детство. Пролетело десять лет с того дня, как пришла Анисья жить к Михаилу. Жили они хорошо. Он работал исправно и хозяйство тянул. Приноровился вечерами после работы для поддержания боевого духа опрокидывать стаканчик, но пил с мерой, за рамки не выходил, руку на жену не поднимал, наоборот, захмелев становился тих и улыбчив. Иногда Анисья покупала водку сама, показывая мужу, что относится к его слабости с пониманием. Со временем боль от бездетства притупилась и уже не вызывала такого буйства эмоций ни со стороны Анисьи и Михаила, ни со стороны свекрови. Одна бабка Маша исправно просила у батюшки Александра Свирского сыночка для внучки. Верила она свято, что событие это произойдет в положенное время, и надо терпеливо дожидаться.

Лето 1968 года было очень жарким. Солнце разогревалось так, что температура днём держалась высокой, а по вечерам жар начинал спадать, но не сильно. Ночи стояли душные. Всё вокруг изнывало: люди и скотина, поля и огороды, лес и луга. Народ ждал дождя. Как-то под вечер в распахнутое окно влетела птичка. Она заметалась по комнате, ударилась об печку и упала на пол. Анисья подобрала мёртвую птаху и закопала её в огороде.

– К беде. – с тревогой подумала она.

Когда длинный и утомительный день подошёл к концу, стали укладываться спать. Из-за духоты, в надежде хоть на небольшую прохладу, расположился на ночлег Михаил в сенях в пологе, Анисья же легла в доме. Она долго не могла уснуть, но усталость победила, и Анисья провалилась в тревожный сон. Снилось ей, что упала в яму, не может выбраться из неё, кричит: «Помогите!», но помощи нет. Стены ямы мокрые и скользкие, руки съезжают, не может она ухватиться за край. И вдруг на краю ямы появляется человек. Анисья смотрит вверх и узнает мужика, которого видела в зеркале, когда гадала на святках.

– Анисочка, одеяло накинь, милая, давай скорее, а то сгоришь!

Мужик смотрит на неё, но руки не подаёт, лишь повторяет снова и снова:

– Одеяло накинь, одеяло накинь…

Анисья открыла глаза. Сизый дым уходил в открытое окно, а под потолком красное пламя вилось, и языки огня хватали всё до чего могли дотянуться. Комната горела.

– Пожар. – хотела закричать Анисья и не смогла. Кашель сломил её пополам. Она хотела опустить ноги на пол, но отдёрнула их, потому что наступила на огонь. Вспомнила она слова мужика, накинула одеяло на голову и по горящему полу босыми ногами устремилась к распахнутому окну. Вывалилась из окна и на секунду потеряла сознание. Очнулась от того, что кто-то поливал её водой. Увидели деревенские, что пришла в себя и попытались влить ей в рот воды, но Анисья оттолкнула ковшик от себя, и плохо различая людей, которые собрались около неё, спросила:

– Мишка выбрался?

– Куда там! Смотри как горит, ваш дом уже третий.

Огонь полыхал так, что вокруг жар стоял невыносимый. Анисья попробовала встать, но застонав, упала на землю. Ступни ног сильно обгорели. Одеяло, которое накинула Анисья на голову спасло её тело от ожогов, но ногам досталось сильно.

Увидев, что Анисья пришла в себя, люди отошли от неё. Они хватали вёдра и пытались заливать соседние дома, не тронутые огнём. Вокруг охваченного пламенем дома Анисьи, по часовой стрелке ходили старухи. В руках они держали иконы и громко читали молитвы. От молитвы ли, или от безветрия, огонь собрался в столб и устремился вверх.

В ту ночь сгорело три дома. Запах гари висел над деревней. Плакали бабы, голосили напуганные ребятишки. Бабка Таня рвала на себе волосы, кричала и каталась по земле. Анисья была как в тумане, было больно дышать, перед глазами плыла пелена, ноги ныли нестерпимо, и слабость сковывала движения. Она хотела подползти к свекрови, но сделав усилие, и, приподнявшись на руках, неожиданно для себя провалилась в темноту.