Счастье за горой

Тётка Феня замахнулась на них дерюгой и ведь ударила бы, не будь девчонки от неё на безопасном расстоянии. Она погрозила им тряпкой, Анисья показала ей дулю, на этом и разошлись.

Вернулись к колодцу. Там подруг поджидали «друзья-товарищи и всякий разный сброд», как образно выражалась Нюня. Всем было скучно. Не могли придумать, чем бы заняться. Возбуждённая разговором с тёткой Феней, Анисья строила планы мести зловредной Колотихе.

– Петюня, – обратилась Анисья к самому первому в их компании отчаянному сорванцу, – давай Колотихе трубу закроем.

– Почему? – с живостью спросил мальчишка.

– Таньку гулять не пускает!

– За это можно, какое право имеет лишать нас её обчества.

Петька сдвинул брови и шмыгнул носом, что означало у него степень крайней задумчивости. Помолчал.

– Надо стекло. – авторитетно сказал и двинулся в сторону фермы. Вся компания заспешила за ним следом.

В высокой крапиве у стены телятника был сложен строительный мусор, там и нашли стекло, подходящее под размер трубы.

Когда стало темнеть пошли к Колотихиному дому, но не все, кто-то испугался и от греха подальше укрылся дома, кто-то решил подождать у колодца возвращение друзей с опасной операции.

Анисья же с Нюнькой и Петькой шли смело. Они твёрдо были уверены, что правда на их стороне.

– Сможешь? – спросил Петька Анисью, кивая на крышу Танькиного дома.

– Дел-то, рукой махну и всё в порядке – ответила девочка без тени сомнений.

Петька одобрительно хлопнул Анисью по плечу и хитро улыбнулся.

Сначала Петька, а следом за ним Анисья со стеклом в руках, залезли на крышу дровяника, пристроенного к задней стене дома, а оттуда перебрались на крышу дома. Гибкая и тонкая Анисья, тихо ступая по дранке, добралась до трубы и закрыла её стеклом. Также бесшумно спустилась потом вниз и уже на земле злорадно прошептала:

– Вот, затопишь теперь утром печку, понюхаешь дымка.

– Будет знать, как Таньку дома держать. – добавил Петька.

По домам расходились довольные. Шумно обсуждали приведённое в исполнение наказание для тётки Фени, смеялись. Одна только Нюнька не смеялась, и вдруг негромко сказала:

– А ведь Аниська и влетит тебе за зловредство, ой, влетит. Не зря же тётку Феню зовут в деревне Колотихой.

Анисья осеклась на полуслове, удивлённо уставилась на подругу, потом пожала плечами:

– Ну и влетит! Зато за Таньку заступились.

За Таньку заступались вроде бы всей компанией, но влетело одной Анисье. Вечером следующего дня дверь в комнату распахнулась и на пороге появилась Колотиха. Выражение лица у неё было такое, что Анисья сразу поняла – будет ей капитальная трепка.

–Ну что, Лидия Сергеевна, я к вам с жалобой.

– Что случилось? – испуганно спросила та, растерявшись от одного только вида воинственно настроенной Колотихи.

– Вот, мерзавка эта наделала мне дел! Печную трубу законопатила у меня в избе, так мы чуть не угорели. Я утром печку растопила, а из трубы-то чёрный дым в дом так и пустился. Пришлось дрова водой заливать. Пока разобралась, что к чему, страху-то натерпелась. Её за такое хулиганство надо в милицию сдать.

– Федосья Ивановна, как Анисья могла вам трубу закрыть? Может вы что-то путаете.

– А вы у неё спросите, как? Она, мерзавка, по крыше забралась и куском стекла трубу прикрыла, вот дым-то и пошёл в дом. – заскрипела Колотиха, не дав возможности Анисье и рта открыть. – Это же хулиганство!

– Анисья, это правда?

Выражение лица у Лидии Сергеевны было растерянное, она скомкала в руках кухонное полотенце и посмотрела на девочку так, будто надеялась, что та будет всё отрицать и окажется на самом деле не виновной.

– А почему она Таньку гулять не пускает? Это ведь тоже хулиганство.

– Да как я её с вами шантрапой гулять отпущу! Знаете, Лидия Сергеевна, что эта дрянь мне сказала?

И Колотиха слово в слово повторила угрозу Анисьи про возможную потерю.

– Анисья! – в ужасе ахнула Лидия Сергеевна разжала пальцы, и полотенце упало ей под ноги.

– Что я такого сказала! Что она пристала ко мне с этой целкой! Потерять-то каждый может, а она подозревает, что мы у Таньки её забрать можем. Всё твердит ей: «Не ходи Танька гулять, а то целку потеряешь». Я в жизни ни у какого ничего не брала без спросу, мне чужого не надо. Чтобы не потеряла её Танька – не давай на улицу, пусть дома прячет и карманы зашьёт, а то у неё там дырки.

Наступила тишина. Колотиха посмотрела на Лидию Сергеевну, та на Анисью и обе вдруг заулыбались.

– То ругаетесь, то смеётесь. – свирепо сказала Анисья. – Таньку не будете пускать гулять с нами, так я ещё что похуже придумаю.

– Угрожать она ещё мне будет! Моя Танька, хочу пускаю гулять, хочу не пускаю. – грубо оборвала девочку тётка Феня.

– Федосья Ивановна, вы простите Анисью, я обязательно с ней поговорю, она не будет больше безобразничать.

– Не будет! Да ей нахалке на всё наплевать. Я вот пойду в сельсовет и расскажу председателю, пусть её назад в Борки отправят. Там ей Щербаков быстро всё желание безобразничать отобьет.

Добрая Лидия Сергеевна уговорила Колотиху не жаловаться, а провинившуюся Анисью заставила извиниться и пообещать не приближаться близко к дому Федосьи Ивановны.

Колотиха успокоилась и в дверях уже более дружелюбно сказала Лидии Сергеевне:

– Вы извините, если что не так, Лидия Сергеевна. Может с горяча что-то лишнее сказала.

На Анисью же посмотрела строго и погрозила ей пальцем. После ухода тётки Фени в доме все притихли. Алёшка, испуганно смотрел то на мать, то на Анисью. Кошка, удивлённая поднятым шумом крикливой тётки, запрыгнула при появлении Колотихи на печку, теперь выглядывала из-за ситцевой занавески своими зелёными круглыми глазами. Анисья, с понуро опущенной головой, села на табуретку и скрестила босые ноги. Она захватила в пальцы клочок ткани на ситцевой юбке, смяла, скрутила в жгут и потом разгладила на коленке.

Лидия Сергеевна прошлась по комнате. Подошла к Алёшке, ласково погладила по голове сына, как бы успокаивая его. Женщина не смотрела на Анисью. Она села за стол, провела рукой по крышке стола. Вздохнула. Нахмурилась.

– Лидия Сергеевна, не справедливо всё это. Нас было много, а виновата я одна что ли?

– Виновата ты одна. – Лидия Сергеевна помолчала и добавила. – Я тоже виновата.

– Вы-то в чем?

– Я отвечаю за тебя. Значит, слежу за тобой плохо. Воли тебе много даю. Получается, воспитатель из меня плохой.

Чувство жалости к этой незлобной хорошей женщине захлестнуло Анисью. Она подошла к Лидии Сергеевне, положила на плечо ей руку и твердо сказала:

– Даю слово, что не буду хулиганить. Буду вас слушаться. Только не отправляйте меня домой. Слово моё крепко. А если только Танька эту чёртову целку потеряет, то я сама лично всю деревню перетрясу, но найду и верну ей её.

– О, боже! – Лидия Сергеевна схватилась за голову. – Ну и дуреха же ты Анисья.

Глава 5

Люди говорят: «Большая Федора, да дура». Это про Анисью. Ростом-то она высокого, но по уму дитя-дитём. Наивность её порой шокировала Лидию Сергеевну. Неразвитость девочки по многим жизненным вопросам ставили молодую женщину в тупик. «Как же так, – думала Лидия Сергеевна, – смышлёная девчонка, но таких простых вещей не понимает». Объяснить такой парадокс можно легко. Никто и никогда не занимался воспитанием и образованием Анисьи. Учитель начальных классов – Мира Васильевна, женщина не глупая, но ограниченного кругозора, так как на протяжении многих лет она не покидала Борки и разрывалась между учительством, большим хозяйством и многочисленными домочадцами, научила Анисью читать и писать. На этом образование девочки закончилось. Бабушка Маша, любившая Анисью до беспамятства, наставляла её на старый манер. Приметы и обычаи, поучительные истории про деревенских баб и мужиков, волшебные случаи, происходившие в деревне, не имеющие логического объяснения, но с точки зрения мистики понятные – вот чем наполняла бабушка молодой и пытливый ум Анисьи. Она бабушку слушала, верила каждому её слову и старалась поступать так, как учила старушка. Сказав однажды Анисье, что матерные слова произносить нельзя, потому они оскорбляют Бога, бабушка Маша на всю жизнь отбила у неё желание сквернословить. Но в любимых частушках Анисья мат не истребляла, говорила так: «Из песни слов не выкинешь».

Примерно в то же время, когда произошёл случай с заступничеством за Таньку, окончившийся, к слову, неожиданно хорошо, потому что Танька из затворницы превратилась в вольную птицу и гуляла как та кошка, когда хотела и где желала, случилась с Анисьей другая история, зашедшая в её память на долгие годы.

Однажды Нюня задала Анисье вроде бы простой вопрос:

– Аниська, а ты знаешь, кто такой Коля Анотик?

– Кто?

– Ни за что не догадаешься. А я вот знаю. – сказала Нюня и ковырнула пальцем в носу.

– А я и гадать не буду кто он. Пьяница горький – вот кто он.

– Не-а, не угадала, а если я тебе скажу, то ты прямо на этом месте и грохнешься. – Нюня погрузила палец глубже в ноздрю и несколько раз прокрутила. Вытащила палец и обтёрла его о подол юбки.

– Нюнька, кончай умничать, или говори, или я домой пошла.

– Ладно, слушай, только слово дай, что никому не расскажешь.

– Дел-то, рукой махну и всё в порядке!

– Слово дай, а руками передо мной нечего махать.

– Ну, Нюнька и пиявка же ты! Даю слово.

Нюнька взяла Анисью за руку и отвела от колодца подальше, туда, где никто бы их не услышал. Она заставила Анисью наклониться и зашептала ей в самое ухо. Анисья слушала внимательно, но вдруг выпрямилась как пружина и с ужасом сказала:

– Не может этого быть.

– Может. – убежденно ответила Нюня.

Нюнькин палец опять потянулся к носу, но Анисья дернула её за руку:

– Оставь нос в покое. Нюнька, откуда ты узнала?

– Слышала его разговор с Катькой Петровой. Они сидели за сараем, а я там случайно оказалась. Притихла и подслушала, о чём они говорили.

– Врешь, подсматривала за ними.

– Больно надо, говорю же случайно оказалась.

– Нюнька, я не верю, не может такого быть.

Нюнька развела руки в разные стороны, поджала губы, покачала головой, помолчала и произнесла:

– Не может быть, однако, может и быть. Надо проверить.

– Как?

– Подумаем. Завтра обсудим.

На этом разошлись по домам. Впечатлительная Анисья долго не могла уснуть. Новость, которую она узнала от вездесущей Нюньки ввергла её сознание в такие дебри, что выбраться оттуда было можно только разобравшись с тайной Кольки Анотика. А то, что эта тайна требовала разгадки, Анисья не сомневалась. Не сомневалась она также и в том, что направит все свои силы и использует все возможности для определения истины. И не будет она Аниськой-воином, если не сладит этого дела.

Следующий день начался для Анисьи с ожидания Лидии Сергеевны. Она с трудом протолкала день, а когда Лидия Сергеевна вернулась с работы домой, сразу же отправилась к Нюньке. А та как будто знала, что Анисья идет к ней, двигалась навстречу.

– Ну, что, придумала? – обратилась Анисья к подруге, даже не поздоровавшись.

– Придумала, но без Петькиной помощи не получиться.

– Ты же сама говорила – никому не рассказывать.

– Петьке можно, он надёжный.

– Ну, смотри Нюнька, твой план, ты в ответе.

Петьку уговаривать не пришлось. Он был ошарашен новостью не меньше Анисьи. С того дня троица стала караулить Кольку.

Долго ждать не пришлось. Пил он запойно, по несколько дней куролесил по деревне. В тот вечер Коля не дошёл до калитки своего дома, а споткнувшись, упал на обочине дороги и захрапел. Анисья, Нюнька и Петька подбежали к пьянице. Анисья и Нюня подхватили его за руки, а Петька взялся за обе ноги. С трудом они потащили ничего не соображавшего Колю Анотика подальше от человеческих глаз и поближе к заброшенному сараю. Там положили его на землю и склонились над ним. Коля был мертвецки пьян. Он не почувствовал своего переселения с обочины дороги под стену сарая. Спал крепко.

– Петька, давай ты. – тихо сказала Нюня.

– Почему я? – возмутился Петька.

– Не спорьте! – взволнованно прошептала Анисья.

Она наклонилась над распростёртым телом Коли, вытащила из-под ремня брюк гимнастёрку и медленно подняла её, оголив ему грудь.

– Ах! – ужаснулась Нюнька.

Анисья торопливо дрожащими пальцами расстёгивала ремень на штанах и через мгновение уже стаскивала с пьяного мужика штаны.

То, что они увидели заставило Петьку грязно выругаться, Нюньку сказать ещё раз «ах» и добавить «пень в колоду», а Анисью крепко зажмурить глаза.

Одежду на Коле поправили и оставили его лежать у сарая. Сами же пошли по домам молча. Потрясение от увиденного было так велико, что даже обсуждать не хотелось. Договорились молчать и никому не рассказывать.

Подойдя к дому, Анисья увидела Николая Тимофеевича и Алёшку. Они укладывали в поленницу дрова. Алёшка пыхтел и тужился, поднимая тяжёлую для него берёзовую полешку, но старался очень, за что получал от отца одобрительные слова. Анисья спросила:

– Помощь нужна?

– Сами управимся, с таким помощником мне теперь и горевать не придется. – ответил Николай Тимофеевич, а Алёшка быстро стрельнул взглядом на Анисью – поняла ли про кого говорит отец.

Анисья улыбнулась и кивнула головой Алёшке. Мол, молодец, так держать.

Дома на кухне хозяйничала Лидия Сергеевна, у неё было хорошее настроение, она тихо напевала и встретила Анисью улыбкой.

Анисья прошла в комнату, села в задумчивости за стол.

– Анисья, ты что такая грустная?

Лидия Сергеевна стояла рядом. Краем фартука она обтерла мокрые руки и поправила у Анисьи прядку волос, свисающую на глаза девочки.

– Смотри, какая лохматая! Причеши волосы.

Анисья вздохнула.

– Да что случилось? – забеспокоилась Лидия Сергеевна.

– Ничего не случилось. Устала.

– Ты и устала! Надо записать где-нибудь. – усмехнулась Лидия Сергеевна и тут же с тревогой спросила. – Уж не заболела ли? Тёплая рука легла на лоб Анисьи.

– Посижу, отдохну немного. – поникшим голосом сказала девочка.

Снова и снова мысленно возвращалась Анисья к беспомощно раскинувшемуся на траве Коле Анотику. Сколько раз видела его Анисья, но даже отдалённо не могла она представить, что перед ней женщина. Коля жил одиноко. Появился он в Касачихе давно. Пришёл из какой-то дальней деревни, а из какой уже все и позабыли. Работал на ферме скотником. Одетая на Коле гимнастерка всегда топорщилась на груди набитыми карманами: в одном мешочек с махоркой, в другом нарезанные полоски бумаги для самокруток. Курил он много, надо полагать, поэтому голос Анотика был словно надтреснутым, да ещё кашлял постоянно. При разговоре сплёвывал слюну себе под ноги и растирал носком сапога.

Ладно, нельзя было понять по фигуре, баба он или мужик, эта гимнастерка с набитыми карманами на груди, (и тут Анисья вспомнила как, задрав Коле рубашку, увидела обычную женскую грудь), скрывала титьки, но на лицо-то мужик и мужик.

Анисья мучительно соображала. Зачем понадобилось женщине изображать из себя мужчину? Зачем обманывать народ? Зачем отказываться от бабской доли, жить одиноко и не иметь детей? Чувство гадливости к Коле Анотику сменялось у Анисьи на жалость. Спросить бы его самого, почему и зачем он это сделал с собой. Понимала Анисья, что нельзя было открывать тайну Анотика, иначе жизнь его превратится в ад, загрызут его деревенские и придется Коле искать себе угол в другом месте.

Анисья встала и пошла к выходу.

– Ты куда? Скоро ужин. – сказала Лидия Сергеевна.

– Помогу Николаю Тимофеевичу дрова укладывать.

Строили поленницу, потом ужинали. Анисья отвлеклась от размышлений о Коле Анотике. Но когда легли спать, в голове у неё снова заворочались прежние мысли. Рядом раскинулся на кровати Алёшка. Он спал беспокойно, наверное, подавал отцу тяжёлые дрова. Алёшка засмеялся и забормотал во сне. Громко храпел Николай Тимофеевич. Стучали ходики. На деревне залаяла собака. Анисья лежала с открытыми глазами. Стоило их закрыть, как перед ней возникал Коля со спущенными штанами и женское естество вызывающе смотрело на Анисью. Нет, не было у неё ни одного предположения, зачем женщина могла наряжаться мужчиной, курить махорку, говорить прокуренным голосом и представляться людям как мужчина. Это было первое в жизни событие, которое поставило Анисью в тупик, и осталось неразгаданным долгие годы.

Вскорости Коля Анотик умер, опился на масленицу. Женщины обмыли ему тело, повязали на голову платок, надели платье и похоронили Колю как Екатерину Петухову. Это было его настоящее имя. Тогда-то и узнала Анисья, что тайна про Колю, а точнее про Катю, была известна многим. Но люди жалели несчастную женщину и делали вид, что не знают её тайны. Знала о Коле и Лидия Сергеевна. Когда после похорон Анисья решилась и спросила, почему Катя представлялась мужчиной, Лидия Сергеевна горестно вздохнула и ответила: «Больной человек».

Короткий этот ответ не стал разгадкой тайны Коли Анотика. Анисья так ничего и не поняла. И как было не вспомнить бабы Машины слова, что земля полна чудесами. Одни видимы, а другие не видимы человеку, поэтому надо быть осторожным и внимательным, чтобы не дай бог, не повредить или не побеспокоить то, чего ты не знаешь, или не видишь, или не понимаешь. Короче, молчок и внимание, баба Маша плохому не научит.

История Коли Анотика заставила Анисью задуматься о жизни. Нет, думала девочка, не всё так просто. Что же на самом деле происходит между мужчиной и женщиной? Чем отличаются они друг от друга? Почему не может мужчина жить без женщины и наоборот? Значит тайна Коли Анотика – это не болезнь, которой страдала Катя Петухова. Значит есть что-то скрытое и постыдное среди людей, что прячется за семью замками и не выносится на суд людской. Это «что-то» было пугающим и притягательным, не понятным. В одном только она была уверена, что в жизни женщины есть самое важное событие. «Что же это за событие?» – мучилась вопросом Анисья. Ответ она получила там, где меньше всего ожидала. Субботним вечером пришла Анисья на побывку домой. Войдя в избу, она застала такую картину. За столом на лавке сидели мать и Щербак. Голова матери лежала на плече отчима, глаза у неё были закрыты, тихая счастливая улыбка словно солнечный луч озаряла лицо. Одной рукой Щербак обнимал Мавру за плечо, а другой гладил лежащую на столе руку матери. В избе было сумрачно, свет ещё не зажигали. Анисье стало неловко, как будто увидела она то, что видеть ей было не положено. «Так вот в чем дело. – подумала она. Вот к чему так стремилась мать, и что не могла она объяснить мне словами. Должен быть муж, близкий и дорогой человек, иначе не было бы на лице у матери такого счастливого выражения».

Почувствовала Анисья душой, что это и есть самое главное для женщины событие – мужчина, отец её детей. Значит, надо иметь семью. Значит вот это и есть самое главное для бабы, когда может она склонить голову на мужнино плечо, а его мозолистая рука погладит её и приголубит. А Катя Петухова действительно была больна, раз не было у неё потребности в женском счастье, и представляла она себя мужчиной.

Анисье стало легко на душе. В тот день и на следующий не задирала она больше Щербака. Даже улыбнулась ему приветливо и сказала просто: «Вечер добрый, Валерий Иванович». Щербак ответил ей тихо: «Здравствуй, Анисьюшка».

А мать уткнула лицо в ладони, потом развела их в стороны, и увидела Анисья, что сквозь слёзы улыбается Мавра. Повзрослела доченька!

Глава 6

В воскресенье, прежде чем отправиться назад к Лидии Сергеевне, Анисья пришла к бабушке Маше. Выпила заранее приготовленную для неё кринку топлёного молока, съела несколько жирных размером со сковороду блинов, и, подождав пока всё это добро благополучно уляжется в самые недра живота, серьёзно произнесла:

– Бабулечка, скажи, как можно узнать про будущего мужа.

Та ответила, что узнать о нём можно на святках у зеркала, и это будет самое верное указание. Девочка не сомневалась ни секунды, что так и надо делать. Было правда одно условие, но оно легко исполнялось. Анисье должно исполниться шестнадцать лет, тогда можно было гадать.

– Ничего, подожду, недолго осталось. – ответила с легкостью Анисья.

Бабушка Маша улыбнулась, ничего не сказала, лишь потрепала Анисью по голове и, склонившись над ней, поцеловала макушку внучки. Знала бабушка, что если что-то запало в упрямую голову Анисьи, то вытряхнуть из неё не получится никакими силами.

Торопливо сменялись месяца, за летом пришла зима, Анисья из девочки-подростка превратилась в девицу-красавицу. Высокая и статная как Мавра, с волосами цвета спелой пшеницы и глазами зелёными как молодая весенняя трава, Анисья вдруг сразу повзрослела, хотя всё так же была быстра. Казалось со стороны, ещё мгновение, сорвется с места длинноногая Анисья и, легко касаясь земли, рванет в даль голубую. Характер у неё изменился, прежде чем взяться за какое-либо дело, теперь уже взвешивала всё за и против, и всё чаще стала проявляться в ней домовитость и экономность, присущая бабушке Маше, исподволь переданная внучке как наследственная черта всего рода Беляковых. Нюнька своего статуса лучшей подруги не потеряла, а наоборот, стала набиваться Анисье чуть ли не в сёстры, твердя, что ближе и роднее нет у неё никого. Анисья по-прежнему жила у Лидии Сергеевны, потому что появилась у них с Николаем Тимофеевичем дочка, а Алёшка пошёл в школу. Лидия Сергеевна пропадала в больнице с утра до вечера и обойтись без помощи Анисьи не могла. Да и сжились они вместе, стали как одна семья.

Пришли святки и наступил для Анисьи долгожданный момент.

– Бабулечка, научи меня, как в зеркале суженного увидеть. – потребовала Анисья.

– Зачем тебе? Мала ты ещё о муже думать.

– Бабулечка, ты сама во сколько лет замуж вышла?

– Ии, о чём вспомнила! Время тогда другое было, родители просватали и не спрашивали меня, хочу я или нет замуж. Да и что хорошего, с молодых лет кроме работы и заботы ничего и не знала. Рука-то знаешь какая тяжёлая у твоего деда была, чуть что не по его – ухнет по мне кулаком как по пустой бочке, только звон по всем косточкам пройдет. Опять же, дети у меня пошли с семнадцати годов. Выжили только мамка твоя и дядька Матвей, четверых ребятишек Бог прибрал. Нагоревалась я Анисьюшка по жизни, никому не пожелаю такой доли. А ты не торопись, поживи свободной да холостой.

– Баба Маша, если я интересуюсь, это же не значит, что я замуж собираюсь. Так, для порядка. Вдруг встречу суженного, да и пройду мимо по не знанию, а буду знать, остановлюсь и пригляжусь к нему. Одна польза от гадания.

– Ладно, слушай, но имей в виду, выдержать может только смелая девица, если трусишь, то даже и не начинай.

– Бабушка! Это ты кому говоришь! Я, да и трусиха! Ха-ха! – искренне рассмеялась Анисья. – Дел-то, рукой махну и всё в порядке!

– Всё у тебя легко да гладко, было бы так просто, у всех бы получалось, а то не каждому удаётся судьбу-то свою увидеть, заслужить надо такой подарок. Эх, ты махальщица!

Баба Маша побурчала для порядка, а потом подробно рассказала, как и что надо делать.

Анисья все указания выполнила. На столе установила среднего размера зеркало, которое принесла с собой, позаимствовав его у Лидии Сергеевны. По обеим сторонам зеркала тихо потрескивали две восковые свечи. Светлые язычки пламени слабо освещали тёмную комнату. Талию свою повязала Анисья чёрным кушаком. Тишина смешивалась со слабым отблеском свечей и нагоняла на Анисью жуть. Казалось, в каждом углу что-то шевелится, а за спиной кто-то стоит и смотрит Анисье в затылок. Ей было страшно, но отступать от задуманного не стала бы ни за что. Бабушка предупредила, что в полной тишине, не произнося ни звука, стараясь даже дышать бесшумно, надо внимательно смотреть в зеркало. Там и увидишь образ своего суженного. В двенадцать часов ночи Анисья уселась напротив зеркала.

– Появись, – думала она, – покажись суженный мой.

«Появись…», «покажись…» и так много раз беззвучно шептала Анисья. Вдруг в темноте за своей спиной увидела сначала чёрную тень, которая двигалась по направлению к ней. Ещё секунда, и из мрака вышла фигура и остановилась позади девушки. Высокий здоровенный мужик с чёрными как смоль волосами сверкал огненными глазами на Анисью. Он открыл рот, и она услышала его густой негромкий голос.

– Анисочка. – сказал мужик ласково.

Анисья вскочила, дико закричала и выбежала на крыльцо. Не разбирая дороги, утопая в снегу, неслась Анисья к своему дому и, вбежав в комнату, грохнулась со всего размаху на скамейку так, что задребезжали стоявшие на ней вёдра с водой. Чуть отдышавшись, захохотала как заполошная:

– Ой, мамочка моя, ой и суженный у меня, старик стариком, чёрт какой-то мохнатый.

– Что случилось то? – тревожится Мавра. – Анисья, где пальто твоё? Откуда ты такая взъерошенная? Ночь ведь на дворе, тише, разбудишь всех.