скачать книгу бесплатно
– Можно симулировать.
– Почему не рисовать котов?
– Депрессия в моде.
– Срущих котов.
– Чтобы разбавить тягостные мотивы. Развеять обстановку.
Так, с серьезными лицами и высокопарными эпитетами обычно обсуждают «Весну» Боттичелли в Уффици… Мы же обсуждали подражателя в галерее Бауэри – и творения его коллег.
Женщина представилась как Марта Томпсон. Она иронично поддерживала мои насмешки, я комментировал объекты на выставке, предлагая варианты их размещения так, чтобы самые уродливые образцы висели в неосвещенных частях зала. Она внимательно слушала.
Единственным ценным, что я отметил, были работы художника не с визуальными образами, а с текстами, хлесткими и лаконичными фразами. «Я просто хотел жить и сделать что-то важное» – нервным почерком, черным баллончиком краски, «Не могу сделать выбор, потому просто жду» – терпеливыми, ровными буквами.
Узнав, что я музыкант, миссис Томпсон одобрительно всплеснула руками. Я никогда не знал, как в подобных ситуациях реагировать: то, что мы делали на сцене, нравилось не всем, эпатаж не по вкусу зрителям, привыкшим к вечерам струнных квартетов.
А еще она назвала меня байроническим героем. Я не стал спорить.
В Нижнем Ист-Сайде нас ждала осенняя безысходность сырого и прохладного октября. Мы вышли на улицу, разговоры не заканчивались, я пригласил собеседницу на кофе.
Марта Томпсон не пила кофе, она пила зеленый чай. Марта Томпсон оказалась владелицей крупной дизайн-студии интерьеров, а некоторых художников, чьи работы были выставлены в галерее, она знала лично. Будто бы невзначай она пожаловалась, что не так давно ей пришлось уволить некоторых сотрудников – потому что они друг другу бездарно подражали.
– Я думала, вы изучаете искусство, – протянула она, услышав, что я вовсе не студент и не художник. – Чем вы занимаетесь кроме музыки?
Я пожал плечами. Пью, думаю, потом стараюсь не думать.
– Ничем. Я скучный, – ответил я, после паузы.
Миссис Томпсон, вероятно, ожидала иного ответа.
– Вы не похожи на своих сверстников, – продолжила она. – Вам двадцать два…
Она запомнила мой возраст. Она убеждала меня, что не так много молодых людей знают об истории немого кино, тенебризме и декадентских поэтах. Я бы тоже не знал – если бы не случайное стечение обстоятельств.
Я не мог отделаться от мысли, что у нее на меня какие-то планы.
– …а рассуждаете как старик.
Молодые люди моего возраста курят травку и зависают в клубах и барах, или, в лучшем случае, стоят на кассе ресторана фастфуда… Единственное мое отличие в том, что я не доставляю пиццу и не продаю куриные стрипсы.
– Я просто живу не в ту эпоху, – вырвалось у меня, и я мрачно уставился в свою чашку.
Когда я поднял взгляд, миссис Томпсон внимательно меня изучала – как полотна в галерее.
– Вы мне напоминаете мою племянницу – она будто сошла со страниц сентиментального романа девятнадцатого века. Маргарет хочет быть искусствоведом – но с ее вовлеченностью в процесс она скорее станет куратором библиотеки Каппони.
Она что-то еще говорила, расписывала мне все достоинства Маргарет, и я, наконец, понял.
– Ну не правда ли она красавица!
Миссис Томпсон уже достала из клатча мобильный телефон и несколько мгновений спустя развернула в мою сторону фото: симпатичная девушка с медно-каштановыми волосами, улыбка с ямочками на щеках, веснушки, книга в руках… Миссис Томпсон знает, о чем говорит.
– Она вся в своих книгах, как окончила университет, никуда не ходит, – продолжала миссис Томпсон. – Лишь на концерты классической музыки и в театр. Я такой не была.
Маргарет в их семье как цветок из оранжереи.
– Если вы сходите с ней на свидание, я буду вам очень благодарна.
Я опешил.
– Я думал, это происходит немного не так, – усмехнулся я. – Она меня не знает. И вы меня совсем не знаете.
Миссис Томпсон склонила голову набок. Я бы скорее поверил в то, что я понравился самой миссис Томпсон.
– Мне кажется, вы – герой ее романа.
Я закрыл лицо рукой. Если Маргарет это Гретхен, то я, очевидно, старый дурак Фауст.
Жаль, миссис Томпсон не слышала, что играют семеро демонов в Хэллоуинскую ночь. Сомневаюсь, что Маргарет нужен восставший из могилы мертвец или рычащий монстр – если, конечно, она не увлекается готическими романами.
Образ Маргарет, описанный миссис Томпсон, откликался моему избирательному вкусу, номер телефона, так настойчиво предложенный, я взял покорно. Я оставил на копии ее карточки свой телефон, мы обменялись визитками и решили оставаться на связи.
Уже вечером, ложась спать, я вспомнил про номер телефона Маргарет, написанный на обороте визитки новой знакомой. Перед глазами предстал облик улыбающейся рыжеволосой девушки, которая мечтает о прекрасном принце. Я не принц… Я нашел в полумраке зажигалку на тумбочке и щелкнул затвором, пламя выхватило из темноты буквы логотипа дизайн-студии Марты Томпсон. Вскоре лист бумаги охватил рыжий огонь.
Когда пальцам стало горячо, и огонь начал лизать руку, я оставил визитку догорать в пепельнице, а сам закрыл глаза, откинувшись на подушку, сложив ладони на груди. Сквозь полудрему я слышал, как гудят нетерпеливые машины под окнами, как капает осенний дождь в сбивчивом ритме, понятном только ему одному.
Мне не было жаль. Искусство отчаяния обращается в ремесло, осенняя безысходность проходит к зиме.
Я знал, что когда-нибудь будет легче.
13. День рождения
– С днем рождения! – загудел зал.
Я чуть не оглох от какофонии звуков.
Кто-то уже тащил меня в центр, я не сразу понял, что десятки пар глаз уставились на меня, что поздравление адресуется мне.
– Да вы посмотрите на него! Он забыл, что у него сегодня день рождения! – заржал Кафц, и по клубу вновь прошелся гул одобрения.
– Я, правда, забыл, – ответил я, пытаясь выдернуть предплечье из цепкого хвата демона.
– Ничего не хотим слушать. Вспоминай! Сегодня твой особенный день!
…Мы пили много. Приятели, сотрудники клуба, знакомые и незнакомые лица, чьи-то прикосновения – дружеские, саднящие, жадные, – к которым спустя какое-то время я уже привык. Демоны переделывали песни нашего репертуара, меняя слова, я без стеснения визжал от хохота, так, что казалось, еще немного – и я не только сорву голос и охрипну, но и умру от смеха в свой двадцать третий день рождения.
Такого у меня давно не было… Вообще никогда не было. Так вот оно какое – ощущение, что тебя где-то ждут, ощущение, что тебе где-то хорошо.
Бармен Винсент обыграл в покер Белиала и Кафца, а потом я обыграл Винсента. Был уже поздний вечер, переваливший за полночь, когда я решил выползти из Гуд-Рума на задний двор подышать свежим воздухом. Я насквозь пропах травой, кальяном, выпивкой и сигаретами, я пробирался по темным коридорам клуба, с удовлетворением отмечая, что публика, наконец, успокаивается – и мне не нужно больше пытаться быть везде и со всеми, я снова могу побыть один.
Праздник удался. Уже не слышались выкрики из разных углов, никто не выскакивал навстречу, никто не помешает дойти до запасного выхода.
Мне был очень нужен свежий воздух.
Прислонившись спиной к закрытой двери, я жадно глотал прохладу. Ночь была ясной, и темное небо, сверкающее далекими звездами, было похоже на бесконечный шатер.
Мне хотелось пойти домой – лечь в кровать, упасть в нее, не раздеваясь, прямо в ботинках. Развалиться и уснуть, забыть, что у меня день рождения. Я устал… Я будто отработал этот вечер – не для себя, а для других.
Я не стал никому сообщать об уходе, я ушел не прощаясь.
Я не мог вспомнить, как добрался до дома – с моей дурной привычкой садиться пьяным за руль, – я отпирал дверь, не с первой попытки вставив ключ в замок. Опираясь на дверь плечом, я в нетерпении ругался сквозь зубы.
Наконец, я ввалился в прихожую, чуть не уронив торшер.
Обозвав хозяина квартиры кретином, который не знает, что торшеры имеют свойство падать, и потому их не стоит располагать на входе, я вспомнил, что сам его туда поставил… Обреченно вздыхая, я присел на корточки, чтобы разуться. Глаза слипались, и я недоумевал, почему ботинки не могут сняться сами.
Их же можно не снимать.
Сонный взгляд упал на разбросанные по полу газеты – которые я собирал в стопку и никак не мог выбросить. Утром надо прибрать беспорядок… Я вновь зачем-то принялся расшнуровывать ботинок.
Из черноты, наконец, стали проступать очертания предметов, раскиданных вещей – крупнее газет и бумаг. Я насторожился. Чутье не дремало, тревога звенела в ушах даже через пелену опьянения. Я попытался встать, но лишь оперся на колено.
– Где она?
Странный голос полоснул по обнаженным нервам. Сердце моментально ускорило темп: творится что-то неладное, прямо у меня перед носом, а я этого не вижу…
Я резко поднял голову, оставаясь по-прежнему на корточках, опираясь руками в пол, ожидая увидеть лишь окна комнаты и дверной проем из прихожей, но передо мной была черная тень – черная, как зияющая пустота. Горло перехватило невидимой рукой ужаса, я не мог пошевелиться, сердце колотилось где-то в животе.
Я не мог даже заорать, чтобы прогнать это жуткое видение.
Но было ли это видением?
– Убирайся к черту, – наконец выдавил я.
Я видел только сгусток мрака, поднявшийся напротив меня. Он казался бесплотным, но это впечатление обманчиво…
– Где она? – повторил он.
Я не мог сказать, был ли его голос реален – он словно раздавался у меня в голове. Голос был странным – противоречиво естественным, не подходящим к пугающему облику. У столба тени загорелись желтые, прожигающие насквозь глаза.
Ладони вспотели. Он не настоящий… Я просто поймал интоксикационный психоз. Все было нереально – словно я очутился в страшном сне.
Я очень надеялся, что вот-вот проснусь, и этого монстра передо мной не будет. Я поднялся на ноги, противостоя головокружению.
– Говори, куда ты ее спрятал?
Теперь его голос был похож на раскаты грома.
– Кого «ее»? Я не понимаю…
Наступив на собственный шнурок, не договорив, я чуть не свалился на пол. Тело меня слушаться отказывалось.
– Ты не заслуживаешь ее, – бросил он.
Плащ колыхался в полумраке.
– А ну проваливай из моей квартиры! Я не верю в чудовищ – значит, их нет!
– Почему нет? – он расхохотался, гротескно, как театральный злодей, потом прервал сам себя и произнес: – В последний раз спрашиваю: где моя скрипка?
Что? Скрипка?!
– Какая нахрен скрипка?! – взвизгнул я, шарахнувшись в сторону, вновь чуть не уронив торшер.
Он прищурил желтые глаза и стал медленно приближаться. Он словно плыл по воздуху: я не слышал его плавных шагов, черная фигура скользила по полу. Тень подошла близко и склонилась надо мной.
Он был выше меня, выше шести футов, черная рука с длинным пальцами потянулась к моему горлу, и я судорожно сглотнул. Я не мог пошевелиться – я ненавидел себя за это, но я не мог ничего сделать.
Вдруг он отдернул руку, и я вжался в стену еще сильней, лихорадочно соображая, что сделать, чтобы этот кошмар закончился. Гость молча смотрел на меня, и от его взгляда мысли путались.
Он говорил что-то про скрипку. Черт возьми, да пусть забирает – если это действительно так, и он пришел за ней, то нужно отдать инструмент этому монстру. Давно уже пора избавиться от жуткой скрипки – она ему как раз под стать…
– Да забирай ты ее, она мне не нужна!.. – выпалил я. – Будьте вы прокляты, ты и твоя скрипка!
Он смотрел на меня, мне казалось, что я вижу кривую усмешку. Доигрался с демонами.
– Ну так отдай ее мне, – произнес он и протянул руки с длинными пальцами вперед.
Только тогда я осознал, что у меня нет скрипки. Она у Бафомета. Если бы я знал, я бы отдал ему ее еще тогда, в переулке… Картинка, наконец, сложилась: это он напал на Мета, он хотел задушить меня, потому что думал, что скрипка у меня. Он думал, что Бафомет купил ее мне, кредитка была моя… Все оказалось так просто!
– Я верну тебе ее – она мне не нужна, – сказал я. – Но у меня ее сейчас нет.
– Нет?.. – выдохнул он, и мне показалось, это первая человеческая эмоция, которую он проявил.
Он изображал демона, и я сперва поверил ему – но он не демон, он просто человек.
Просто человек, который забрался ко мне в квартиру и угрожает мне. В мой день рождения.
– У тебя один день. Завтра я приду и заберу ее, – сказал он бесцветным голосом – неожиданно без угрозы.
Черная тень растворилась, всколыхнув воздух. Мгновение спустя в квартире остался только я.
14. Офис
Искусственный свет потолочных ламп просторного холла резал глаза. Стажеры заполняли анкеты на низких квадратных диванах напротив ресепшена, кадровый менеджер дизайн-студии, присматривающий за ними, был похож на охранника. Я морщился от гудящей головной боли похмелья каждый раз, когда кто-то повышал голос, чтобы задать дурацкий вопрос.
– Какое сегодня число?
