скачать книгу бесплатно
– Что не пустили его? Чтоб знал, как дурить нас, православных. Правильно?..
Вернулись из села, а во дворе управления стоит жена «телеграфного столба» и жалостливым голосом мне:
– Синок, цеж воно… на вашому жидивському кладбыщи… багато памъятныкив побилы».
Вновь плацкарта в Ленинград. Только успел отвертеться от советской армии – израильская преподнесла сюрприз. С одной стороны приятно: за шесть дней размолотили кучу арабских армий. А с другой – теперь опять, наверное, фиг поступишь в институт.
Поступил всё же! Правда, если б не лучеглазая красавица, Марина, то сейчас было бы неизвестно: устная физика – 5, устная математика – 5, а в письменной математике – решил все задания правильно, но в последнем, когда отпущенное время уже закончилось, я впопыхах написал неправильный ответ.
Однако теперь поступил наверняка: простили ошибку!
До сих пор я думал, что еврейки не бывает красавицами: слишком умные… Ан нет! В ней – и то, и другое.
И бывают, видимо, также еврейки с тем, но без другого… Или без того и без другого…
* * *
Волны задницей прибоя
Давят зыбкость берегов.
Солнце раскалённо воет,
Тучку светом проколов.
И застывшим коромыслом
Жрёт сверкающую синь
Ослепительная птица…
Жизнь – борьба, куда ни кинь.
Опять общежитие. Опять четверо. «Старик» – двадцативосьмилетний студент, любящий выпить и «вслепую» легко выигрывающий у меня в шахматы, хотя я считал, что играю неплохо. Коля – не по годам задумчив. Основное положение – горизонтальное. Особенно, перед экзаменами, которые, по его мнению, нужно переждать, как пережидают осень или зиму. Толик – умён, высок, замкнут, с затаённым желанием «пробиться». Может на спор съесть за один присест девять эклеров. Ия – неруссконосый еврей, у которого, как выяснилось из походов на «подкормку» к родителям Марины, от смущения пропадают все мысли, и начинает жутко бурчать в животе (до такой степени, что однажды дядя Миля, отец Марины, подмигнув Марининой маме, тёте Зине, повёл меня прямо из-за стола в туалет).
Ночью приходили две проститутки. Одна подошла к Старику, а другая ко мне, стащила с меня одеяло и спросила, как меня зовут. У меня страшно забурчало в животе…
Потом Старик выяснил, что они ошиблись дверью: их пригласил Славик, красавец, сексуальная гордость института, владевший папой – секретарём обкома в Белоруссии.
Старик пошёл их проводить и заодно, может, выпить. Утром он рассказывал, что «девочки» подрались из-за того, кто будет спать со Славиком, а кто с ним, Стариком. В результате обе спали со Славиком и остались довольны.
Подружился с Димкой из нашей группы. У него мускулатура, как у Тарзана. Качается штангой. Полощет нос солью. Говорит, что в детстве был очень хилым. Иногда подрабатывает тем, что достаёт на спор задницей потолок в узком коридоре общежития.
Сошлись на том, что оба любим пофилософствовать.
Родителям
Всё в порядке, мои дорогие.
Дождь всё также стучит мне в окно,
И его косолапые ливни
Нашептали мне это письмо.
Разве мало на свете печалей?
Разве мало их было у вас?
Что ещё бы вы мне рассказали?
Что ещё бы спросить мне у вас?
О себе и писать-то противно.
Я всё так же здоров и умён.
Поглощаю в обед витамины,
Зубы чищу всегда перед сном.
А у вас как? Всё так же тоскливо?
Тяжело и вставать, и уснуть?
И купаться опять без отлива?
И смотреть кинескопную муть?
«Старичочки» мои золотые,
Я-то думал, что всем помогу.
Я ведь думал, что всех осчастливлю.
А выходит – я лгу, просто лгу.
Ну да ладно, всего не распишешь.
До свиданья, знакомым «привiт».
Помогай им, сестрёнушка. Слышишь?
Всех целую. Ваш сын, Леонид.
Автопортрет
Глаза, как у коровы…
Седые кудрева…
Так организм здоровый…
Вот разве голова?..
В голове муравейник: раньше науки разделялись. Понятно было, где математика, где физика, где химия.
Углубляясь-расширяясь в своих познаниях, я не мог понять умнею я или глупею.
Химия, внедряясь в электронные оболочки атомов, превращалась в физику; физика, заполучив теорию относительности, вместе с пространством принимала облик геометрии-математики, которая симметрией, экспериментами теории вероятностей, выводом законов сохранения, опять становилась физикой, уже неотличимой (со своими квантами, элементарными частицами и причастностью к космологии) от философии.
Непонятно было, где кончается физика и химия и начинается биология. Где кончается биология и начинается история.
* * *
Кто пуст, тому в толпе привольно:
С толпы по слову – мозги полны.
* * *
В познании горе? Счастье в неведеньи?
Угрюмым кажется нам мир,
когда простейшее явленье
Доводит нас до утомленья.
* * *
Друзья, скажу вам кратко я:
«Кто травит речи сладкие
И рвёт слонов в словесной муке,
На деле убивает муху».
* * *
Великий Гейне, хворост строф
Подкинь мне. (Полных тайной грусти).
Я из него нажгу костров,
И ангел в рай меня пропустит.
* * *
Бойтесь, бойтесь скуки:
Тихонькая жуть
Соблазняет, сука,
Заживоуснуть.
Старик «вылетел» со второго курса и скрылся в извилинах Дальнего Востока. Коля дотянул до четвёртого. Толик и я пока задержались.
Надя сказала, что если бы я не был «такой хороший парень», то не дала бы себя целовать, и уж тем более в обнажённые груди.
Когда же разговаривая шли по лестнице в общежитии, я сказал (по поводу покупки шпаргалок), что жалко выбрасывать деньги на такую ерунду. Она в ответ засмеялась:
– Ну ты прямо как жид. Терпеть-ненавижу.
Я остановился и спросил:
– Что?
Надя встрепенулась и покраснела:
– Ой, извини. Я забыла. У моей сестры муж – полуеврей, и ничего – хороший человек.
Выявил ещё два своих недостатка: если не выучу по нотам, то часто неправильно пою мелодию, а когда кушаю – из носа течёт (короткое замыкание что ли в голове между слюнявым и сопливым нервами?). Оба Надя мне подметила: «Ой, ты же фальшивишь». Ив тот же день: «Ты всегда шмыгаешь носом, когда кушаешь».
Сегодня Джон приходил. Он учится тоже в Ленинграде. Потом Надя мне сказала, что Джон «шикарный парень».
А про Вову она заметила, что «он ей очень, ну просто очень, нравится». Интересно, к какой категории он относится: сексапильной, хорошей или шикарной.
Оказалось, что Вова – «симпатичный парень». Итак, я теперь знаю такие градации мужских достоинств: сексапильный мужик, хороший парень, шикарный парень, симпатичный парень и хороший человекоеврей.
* * *
Обожди, я тебе отомщу.
Научусь только вот не любить.
Научусь только вот не жить
И мученья в пустяк превращу.
Я пойду пожалуюсь морю.
Причешу его серую гриву.
Нагрублю животу его с горя.
Нахлестаюсь прибоя-пива.
А потом забалдевшийи синий,
Под ракушечий хруст кудрявый,
Буду хлопать по спинам дельфинов,
Буду в солнце глядеть, шалаву.
* * *
Когда осенний небосвод
Устало чертят листьев длани,
Душа взволнованно бредёт
По улочкам воспоминаний.
За поворотом дом мой, кров.
В нём грусти, и веселья даты.
На клумбе с надписью «Любовь»
Прочту всех глупостей цитаты.
Брожу по лужам простоты,
По кирпичам непониманий.
Вот бочка: в ней мои мечты.
Открыл – и поминай как звали.
Когда очнусь, – облезлый клён
Кивает в такт дождю и веку.
Как будто понял странный «сон»
И всё прощает человеку.
* * *
Не всё ли равно вам? Из праха ведь вы.
Сегодня вы живы, а завтра – увы.
Сегодня вас греют любовью и лаской,
А завтра убьют равнодушия маской.
* * *
Сбывается пророчество:
Стучат, стучат колёса,
Я еду в одиночество,
И жизнь мою заносит
Останками несбывшихся надежд
и упований,
Обломками разбившихся каравелл
мечтаний.
