скачать книгу бесплатно
Сестра пролепетала:
– Малья Вановна, звените, со вы дула. Соседи очень смеялись. Даже мне было смешно. Они учителя. А Николай Иванович вообще директор школы.
Пацаны в школе скручивали и курили сухие листья. Я тоже попробовал. Какая гадость!
Вовка из соседнего дома сдёрнул с меня трусы, когда я разговаривал с Маринкой, соседкой из другого бока нашего дома. Я от стыда расплакался, а Маринка стала меня утешать, что она ничего не видела. Потом взяла и поцеловала меня в щёку. Странная какая-то.
Хоть бы меня забрали из этого пионерлагеря! Сегодня в уборной один пацан посмотрел на меня и спросил:
– Ты что, бедненький, из евреев?
Я хотел сказать «нет», но сказал «да». Как он догадался?! А вожатый, который рядом с уборной зачем-то лапал вожатую, подмигнул ей и сказал:
– Каждая царапина укорачивает жизнь.
У нас, видимо, всё-таки один живой дедушка есть.
Папа с мамой всё время говорили, что все наши бабушки и дедушки погибли во время войны. Но оказывается – этот дедушка поссорился с мамой, и они долго не разговаривали.
А теперь, когда мама заболела, он приехал мириться и даже плакал.
Сидели мы на уроке. Вдруг дверь открывается, и кто-то как закричал:
– Человек в космосе!
У меня сердце радостно ёкнуло: вот оно, началось! Что-то из чудесно-странного. Космические полёты. Другие миры… Уже никаких уроков не было. Все только радовались. Но говорили почему-то о том, какая наша страна сильная, что мы уже теперь точно перегоним Америку, построим коммунизм, все люди будут братьями и будут жить мирно. Скорее бы.
Этот жирный первоклашка с круглой и розоватосвинячьей мордой испортил мне весь новогодний вечер. Нам сказали смотреть, чтобы младшие не трогали ёлку, а он что-то пытался оторвать от неё. Я подошёл и схватил его за руку. Он вырвал руку и сказал:
– Пошёл вон!
Я разозлился и тихо проговорил:
– Ты чего орёшь?
А он мне в ответ:
– Я знаю, кто ты.
Я почему-то спросил, кто.
И тут этот кабан как закричит:
– Жид!
Меня как будто кувалдой по голове грохнули. Язык отнялся. Многие слышали, и я видел, как некоторые осклабились. И главное, слышала Верка, самая красивая девчонка в школе.
Вчера на медосмотре каждого пацана подзывали к столу и заполняли анкету. У нас в классе все оказались украинцами, кроме длинного Вальки и меня: мы оказались русскими.
Когда мы выходили, длинный Валька подмигнул мне и сказал:
– Мы с тобой самые умные.
Папа рассказал, что, когда его во время войны после месяца на фронте под Сталинградом отправили вместе с другими бессарабцами работать на шахту в Сибирь, какой-то власовец прицепился к папе, что он еврей, и они подрались. Это было на краю шахты. Оступившись, власовец не удержался и упал в шахту. Папа был в ужасе.
Вокруг было полно народу, шахтёров. Кто-то похлопал папу по плечу и сказал:
– Идём.
Больше никогда никто не вспоминал об этом случае.
Я спросил папу:
– Приходилось ли тебе стрелять в немцев на фронте?
Он ответил:
– Приходилось.
Я говорю:
– И они падали убитыми?
Папа сказал:
– Не знаю, – и перевёл разговор на то, как, будучи страшно голодным во время войны, съел полную кастрюлю варёного лука.
Его потом стошнило, и он вырвал всё. С тех пор он на варёный лук даже смотреть не может.
А мама возразила, что у них, во время блокады Ленинграда, такое блюдо считалось бы деликатесом.
Переходим в другую школу. Будем учиться теперь одиннадцать лет. Вот не везёт!
Сегодня мой друг мне сказал, что за мной «гоняется» одна девчонка. Потом добавил:
– Ты, вообще, хороший пацан, если бы не… – и замолк.
На пляже познакомился с курортницей, Олей. Тоненькая, с глазами, как море. Она только мне доверила смазать её кремом от загара.
Пока смазывал, она успела прощебетать и всю свою родословную, и что мама у неё русская, а папа калмык, и еще многое другое.
Вдруг этот одноглазый придурок говорит:
– Калмык?!
Оля ему:
– Калмык. А ты что – националист?
Он отвечает:
– Нет. Я люблю все национальности, кроме жидов, которые вечно дрожат.
Я сказал, что пойду в туалет, и ушёл с пляжа. Больше Олю я не видел.
Наконец-то понял, почему в свободно падающем на Землю лифте наступает невесомость. Потому, что сила тяжести в том и проявляется, что лифт и все предметы в нём, падают.
Для того чтобы медленно поднимать вверх какую-либо массу в таком лифте, нужно лишь небольшое усилие для замедления этого падения. Если же лифт не падает, то для такого же результата нужно сначала приложить усилие, полностью препятствующее падению массы, а затем добавить к нему ещё небольшое усилие.
Подрался с Джоном. Он меня толкнул в классе. Я упал, вскочил и в ярости ударил его кулаком в скулу.
Потом, когда мы помирились, Джон сказал мне:
– У тебя было такое зверское лицо, что я просто опешил. Поэтому и не дал сдачи.
Теперь ясно, почему космический корабль вращается вокруг Земли и не падает на неё. Дело в том, что, на самом деле, он всё время свободно падает на Землю, но никак не может упасть, так как касательная к орбите скорость всё время поднимает его ровно на столько, на сколько он упал. Поэтому-то в таком космическом корабле и невесомость, как в свободно падающем лифте.
Выпускной вечер. Почему-то тоскливо. Теперь поеду поступать в институт. В этом году два выпуска: десятые и одиннадцатые классы. Конкурс будет дикий. Хуже всего, что как раз во время экзаменов в институт будет чемпионат мира по футболу – фиг посмотришь.
Папа рассказывал, как он потерял полноги. В 1942 году, после месяца боёв на фронте у ст. Карповка, что под Сталинградом, всех бессарабцев, и его в том числе, сняли с этого фронта и послали «отдохнуть» на три года в сибирскую шахту.
В 1945 году опять взяли в армию и направили к границе в Забайкалье. Там его и ещё несколько солдат отправили на боевое задание и при этом «забыли» сказать, что по дороге есть своё же минное поле. Конечно же, они подорвались на мине, и осколок попал папе в ногу.
Только в 1946 году попал в Иркутский госпиталь, но было уже поздно: гангрена – пришлось отрезать нижнюю часть ноги.
– Зато, – добавил папа с улыбкой приятного воспоминания, – отъелся: шея была шире головы.
Ленинград не такой, как я думал. Мрачнее. Общежитие грязновато.
Кроме меня, в комнате ещё трое. Один – кубанский казак, который почему-то воробьёв называет «жидами». Другой – с хорошим музыкальным слухом – всё время выбивает пальцами на столе «восьмёрку» (от него и я научился). А третий – всё время мне говорит:
– Ты, вроде, русский, а нос у тебя нерусский.
Каждый вечер в доме напротив общежития какая-то молодая женщина в ярко освещённой комнате, стоя лицом к окну, снимает с себя лифчик, и множество абитуриентов с радостным оживлением комментируют это событие. Абитуриентки тоже комментируют, но с возмущением и завистью.
* * *
Оторвите меня билетиком,
Бросьте в ящичек «Для использованных…»:
Я хочу полежать отогреться там
От вконец надоевшей осени.
Заверните меня в обёрточку,
Прицепите на ней наклеечку,
Что я зла накопил лишь горсточку,
Что я жизнь собирал по копеечке.
* * *
Пораскиньте своими кудряшками,
Разудалые боги древности:
Ну зачем вы такими зигзагами
Изукрасили род человеческий?
Крохотное, но едрёно-ядрёное напутствие начинающим коричневеть садистам
Значит так. Начинайте с несложного:
Пристрелите пару евреистых
(Коли нечем стрелять, то повесьте их.
Для потехи – и за ноги можно).
А теперь о интимном: пытайте по-разному.
Без «банала»: себя ж услаждаете.
Например, если иглы под ногти втыкаете,
То потом нестандартно выбейте глаз ему.
Получив же влюблённую пару,
Хорошо бы связать их вместе.
Пусть попялят на дружку «фары».
Постарайтесь держать их так с месяц.
В каждом деле нужна капля дерзости,
Ну, чтоб жизнь была бывам в радость.
Не достигнуть садисткой свежести,
Не любя страстно делать гадость.
Не поступил. Тошно. И стыдно перед родителями. Надо было набрать 15 из 15, а у меня только 12. Возвращаюсь домой.
Дадут ли на следующий год ещё раз попробовать?.. Или заберут в армию?..
* * *
Уберите свои датчики!
Что карманите в моём сердце?
«Подъевреивал» я удачу,
А «съевреил» в котёл дверцы.
Приехали в село на комбинат провести телефон для директора. Дядя Саша (так я называл старшего надо мной смуглого, высокого, симпатичного монтераеврея) попросил секретаршу-нацменку, которая, приняв его за своего, уже начала с ним заигрывать, сказать, что приехали монтёры, и назвал свою фамилию. Она зашла к директору…
…Вышла оттуда с надменным лицом и произнесла:
– Директор сказал, что сегодня не надо, а завтра пусть пришлют кого-нибудь другого.
Вышли на улицу – по радиоточке Ойстрах играет на скрипке. Дядя Саша говорит:
– Вот умел бы ты так на скрипке играть – не работал бы монтёром. Жлобство, пьянь, похабщина.
На следующий день еду в то же село с другим старшим. Он, дыша на меня перегаром, цедит:
