Книга Извращений

– Знаете, – скажет Адольф, когда вы вместе будете сидеть на кухне, – иногда, я просто не понимаю смысла нашей революции. Загляните в историю – от них всегда одни только беды. К тому же, мы неправильно её ведём. Чем мы вообще занимаемся? Изучаем внешнюю и внутреннюю политику? Что мы делаем?! Мы – только действием всем на нервы.

Бенитто устало выдохнет облако пара.

– Если насчёт политики – то она влияет почти на все сферы человеческого быта; и ей – нужно заниматься.

– Зачем это нам?

– Чтобы разобраться в причинно-следственных связях бытовых проблем и примерно понимать, как следует их решать.

– Как?

Бенитто промолчит с минуту; затем, скажет:

– Допустим, тебе нужно сменить газовую колонку – а это действительно проблема. Газовые службы нашей страны – просто мафия. Во-первых: мы не имеем право делать это сами – быть мы хоть тысячу раз мастерами в этом деле. Во-вторых: рабочие, которым и так нужно отвалить дофигиша бабла – не начнут ничего делать без так называемого «проекта», за который тоже нужно платить, но никакой необходимости в этом – нет. Зачем нужны эти «проекты»? Чтобы проектировщики без денег и дела не сидели – вот зачем. В-третьих: мы не можем сами купить новую газовую колонку – это сделает за нас заботливая газовая служба, за что возьмёт «умеренный» процент. Вопрос: почему так происходит? Как мировая политика воздействует на чёртову газовую колонку? Всё дело в некомпетентности института политологии в нашей стране, учёные которого – понимаю в политике не больше моего – вероятно, даже меньше. Всё дело в газовых корпорациях, имеющих влияние на всех мировых лидеров. И, разбираясь в политике и зная о своих правах – мы можем протестовать – чем имеем шанс что-либо изменить. Газовая колонка – всего лишь метафора; пример, один из многих, того, что нашему обществу – грозить скорый распад, если оно не изменится. Политика – влияет на всё – на качество туалетной бумаги, свежесть воздуха и даже – на слив воды в унитазе.

Адольф – будет поражён. Но только не ты – ты прекрасно будешь знать цену подобным глупостям. Ты едва сможешь сдерживать смех.

– Смотрите завтра к «теории заговора» – «Как Черчилль влияет на слив воды в вашем унитазе?», – скажешь ты.

Адольф и Бенитто повернут головы в твою сторону – и взорвутся смехом. Ты будешь смеяться вместе с ними. Ты поймёшь – что все эти разговоры про политику – лишь часть одной большой игры, которую придумали люди с хорошей фантазией, чтобы избавится от скуки. Тогда – всё станет ясно.

Бенитто опрокинет чашку с кофе и та упадёт на пол. Адольф достанет спиннер и станет возбуждённо его запускать.

Следующие дни – будут серыми. Ты будешь засыпать на ходу и проводить в кровати по двенадцать часов в сутки. В остальное время: ты будешь наматывать круги по Космосу, говорить с удивительным существом, что-то писать, что-то рисовать (но вяло) и пить так много кофе, что заботливый Адольф спросит:

– Сколько ты выпил за сегодня?

На что ты ответишь:

– Ровно столько, сколько нужно, чтобы прожить этот день.

Адольф – совсем немного времени будет проводить в четырёх стенах – он постоянно будет где-нибудь пропадать. Однажды, от скуки, ты решишь проследить за ним. Окажется, что минимум четыре часа в сутки Адольф будет пропадать в интернет-клубе, играя в игры. По вечерам, его можно будет найти в компании сомнительных типов, в которой он будет смеяться громче всех и пить за троих. Он будет шляться вокруг дешёвых баров и на парковках супермаркетов. Собственно, чем ему ещё заниматься? Ему – нужно будет направить куда-нибудь свои силы; иначе – все они пойдут на саморазрушение. Всё, что остаётся – это разрушать придуманные другими виртуальные реальности и прожигать свои дни, шатаясь между революцией и бутылкой.

Но Адольф – единственный из всех своих друзей – будет по-другому смотреть на мир. Ему – он будет не безразличен; он захочет его понять.

Он каждый день будет покупать Бенитто бутылку колы, надеясь, как подумаешь ты, что Бенитто назовёт его не просто «товарищем», а другом; и что когда-нибудь – он сможет заслужить уважения итальянца.

Бенитто – будет совсем другим. В руках у него – то и дело будет труд какого-либо немецкого философа или французского литератора. Он расскажет тебе, что в школе его не научили ничему – даже писать. Читать – его научила сестра; дальше – он дал себе всё сам. Он будет любить любую литературу, прекрасно зная все лучшие качества того или иного жанра. Он будет есть больше вас с Адольфом вместе взятых; и в рукопашном бою с лёгкости бы одолел троих бойцов. Революция – была единственной его любовью. Иногда, ты будешь думать – почему ни у Бенитто, ни у Адольфа – нет девушек; почему они совсем ими не интересуются? А потом, ты вспомнишь, что и для тебя девушка – худшее, что только могло бы быть; она – добила бы тебя, мокрого места не оставив от твоей больной психики.

Тем временем, твоя жизнь пойдёт своим кругом.

Дозы кокаина: одна днём и одна вечером. Походы в церковь и много разговоров про религию с братьями и сёстрами христовыми; и ещё больше – про политику с братьями Бенитто и Адольфом; всё это – будет твоей серой реальностью. Здесь не будет места улыбкам. Здесь – тебе больше будет хотеться спать.

Бенитто спросит тебя:

– Что там по плакатам.

Ты ответишь:

– Я обратился к «кам беку» – символом нашей революционной пропаганды…

– Политической компании и социальной акции.

– …политической компании – будут постеры а ля «советик юнайтед» – дизайн типа Соколова, Добровольского, Брискина, Старчикова и Завьялова (авторы популярных советских агитационных плакатов) – только выражающих идеи нашей революции. Я уже готов представить некоторые свои проекты на рассмотрение во время очередного съезда партии.

– Понятно. Хорошая идея – так держать. А что насчёт твоих дружков из богемы – они поддерживают нас?

– Я сам их не поддерживаю. К тому же – с этим всегда всё очень сложно. Люди искусства либо невосприимчивы к политическим идеологиям, либо фанатичны до предела, когда человек сходит с ума и даже идею свободы превращает в теорию рабства.

– Мы должны воздействовать на СМИ, а в частности – на интернет, – вставит свои пять копеек Адольф, – я заходил на «YouTube» – наши идеи действительно подхватили многие популярные блогеры. Но вскоре, я вам обещаю, о нас будут говорить по всем новостям – целый день.

– А на кого мы работаем? – спросишь ты.

– На одну влиятельную персону, – покачает головой Бенитто, – иначе – мы бы никогда не стали угрожающей оппозицией, чтобы нас начали замечать.

– А о нас говорят?

– Повсюду, – ответит Адольф, – к тому же, эта «влиятельная персона» – даже собирается участвовать в выборах мэра. Если она победит – нас ждёт большой прогресс. Ещё год назад – мы были простой организацией с размытой идеологией и арендуемым «местом встреч» не верхнем этаже какой-то многоэтажки. И посмотри на нас теперь: мы – настоящая партия.

– Подожди… «Она»? – у тебя возникнут туманные подозрения; но может ли такое быть?

– Да – наш лидер – женщина. Я – не сексист, но не очень люблю об этом говорить, – смущённо прошепчет Бенитто.

– А её имя, случайно, не Жанна?

– Да… А откуда ты знаешь? Я, вроде, не успел тебе ничего сказать.

Ты достанешь из внутреннего кармана фотографию Жанны и покажешь ему.

– Эта женщина?

Он внимательно всмотрится в неё.

– Не знаю. Кажется, да, хоть здесь – она лет на десять моложе. У неё не такие длинные волосы; да я и представить себе не могу, чтобы она – так широко улыбалась… А, впрочем – это вполне может быть её портрет, – он подымит глаза на тебя, – зачем ты носишь с собой фотографию «леди со стальными яй…»?

– Это – точно она.

– Очень похожа – не более. А откуда она у тебя?

Ты вздохнёшь; косым взглядом заметишь, что Адольф держит руку на пистолете.

– Это – моя пропавшая сестра. И, видимо – не без вести…

– Ты шутишь!

– К сожалению – нет.

Ты протрёшь ладонью глаза.

– Мне самому кажется, что такие совпадения – невозможны, однако…

У Бенитто зачешется затылок – первый жест растерянности, который он выкажет за несколько месяцев вашего знакомства.

– Я всё равно не могу поверить.

– А каково мне? Я не говорю, что мне плохо, но я думал, что моя сестра в опасности. А она, оказывается, справляется лучше некуда – и даже не спешить сообщить об этом своему единственному брату! И зачем ей нужен я в её, так называемой, партии.

– Не знаю… Может, это такая разновидность заботы или благодарности за… не могу поверить, что сейчас говорю с братом «леди со стальными яй…», – Адольфа перебьёт Бенитто:

– Так или иначе – у нас много работы.

Ты встанешь из-за стола и перед уходом объявишь:

– Мне нужно развеять мысли – прогуляться.

Ты уйдёшь, не закрыв за собой дверь.

За ней – за каждым углом – тебя будут ждать призраки в масках, выплясывающие ритуальные танцы повседневности. В этих местах: будут жить люди, которые помнили приход европейцев, чей визит – изменил всё. Над ржавыми трубами, горами окурков и мёртвых растений – пролетит песня невидимого трубача; и его песня об утерянном – эхом отзовётся в твоих ушах. А ответит ему – аккордеон – самый печальный инструмент на Земле. Музыка – будет повсюду.

Если в центре города – соберутся все его отбросы – то окраины заполнят беженцы из дикого, преступного и шумного мира. Здесь почти никогда никого не убивают и очень редко грабят – только если сам напросишься. Окраины – давно перестанут быть маргинальным миром – и превратятся в поле экспериментов.

Неудивительно, что именно здесь зародится движение «¡Libertad!», стремившееся всё изменить. Они выросли среди маргиналов, ставших бандитами, чтобы противостоять преступности. Ты не будешь их бояться – ты узнаешь, что им – следует тебя опасаться. Ты боялся совсем другого – того, что будет сковывать и заставлять спать сном мёртвого все двенадцать часов – страх стать одним из них и потерять свою искру. Тот самый огонёк, который приходил к тебе на помощь в трудную минуту – и от которого заводилось пламя в твоей душе.

Всеми силами – ты будешь желать подавить в себе извращение. Но однажды, ты поймёшь – что был живым извращением среди них всех. Монро сказал бы: «Твоя природа – всегда придёт за тобой – где бы ты ни был, кем бы ни стал – тебя призовут к себе извращения». Ты поймёшь: всё то, с чем ты борешься – неотвратимо станет частью тебя. Извращения – часть этого мира. А значит – в них можно найти невероятную красоту. Люди любят извращения; для них это – как мораль в аппетитном жире. Но чем тогда можно их назвать?

Заросшая густой травой, пыльная дорога – приведёт тебя к бару. Вокруг него: компании вейперов, горы окурков и презервативов. И много – много дыма. Это – хорошо – за ним не видно будет неба. А при серой крыше над головой – тебе всегда будет легче переносить депрессию.

Мир – будет таким.

Ты легко привыкнешь к нему и станешь относиться ко всему холодно и спокойно. В конечно счёте – ты станешь художником; а значит – примешь реальность – и попробуешь передать её в цвете.

Ты зайдёшь в бар. Он будет кутаться в темноте как в одеяле, пытаясь скрыть своё уродство. В нём будет грязно и будет плохо пахнуть. Но, в конечном итоге, он будет соответствовать своему названию. Неоновая вывеска снаружи и внутри – будет гласить: «Кофейник «VIE»»; с французского – жизнь. Кофейник, в меню которого – кофе будет стоять в самом нижнем углу и называться просто «кофе». На самом деле, от кофе – в нём будет только запах; да и тот – слишком летуч. Поэтому, лучше всего будет заказать здесь – дорогую выпивку; а если раскошелится и угостить соседа – можно будет получить говорливого и внимательного, когда нужно, собеседника.

В баре играла шумная музыка из массивных колонок – так что подслушать чьи-либо разговоры, кроме своих – не представлялось возможным. Именно это свойство сделает «Кофейник «VIE»» – лучшим местом для встреч или для одиноких вечеров. Здесь всё насквозь пропахнет дымом от сигарет, фруктовым паром и и несвежей блевотины; повсюду будет витать запах сломанных костей и судеб, которыми мир наделил детей нового, «лучшего» тысячелетия. И только старый бармен по имени Фриц – уже топтал эту землю ещё в двадцатом веке.

Но всё это – тебя мало будет беспокоить. Этот вечер – ты захочешь провести в компании экзотических зелий, вызывающих беспамятство; и провести такой вечер так, как ты того захочешь – можно будет только здесь.

Это – будет наша великая депрессия – начало нового тысячелетия, которое мы пропустили, потому что ещё не родились. Оно – единственное, которое мы увидим своими глазами. Самое светлое, самое великое и самое бесполезное – где мы чувствуем себя ненужными. Ведь что нового мы можем сделать для этого мира? Ведь даже повторить двадцатое столетие – мы будем не в силах. А что выпадет на наш век?

Ты станешь пить свой коктейль из алкогольных слёз и ободришься чувством оптимизма. Громкую музыку сменит экспериментальный электро-эмбиент, родившийся в этих развалинах; в сердцах и душах их обитателей. Но из руин – вырастут новые города; и у всех нас – будет шанс стать лучше. И наши дети будут лучше нас. Но пока – лишь безмолвное, человеческое молчание и песни без слов в исполнении акустической гитары. Но вдруг, среди пустоты и всех этих жутких людей, собравшихся здесь – возникнет тихий, приглушённый женский голос. Он будет чистым – каким никогда не станет это место. Прекрасный.

Он шёпотом споёт свою песню под волну звуков гитары, ударных и ди-джей установок: о любви и о тоске по ушедшим временам. Невозможно понять, что это, если не услышать эту музыку своими ушами – в баре, среди пустырей, гаражей и серых бетонных домов – рождённых из той самой материи, из которой родилась пустота. Музыка – это солнце во времена темноты; и тьма – днём. Голос девушки сменит игра фортепиано. И затем – они будут петь вместе, пока оба голоса не растворятся в наступающей тишине.

Ты допьёшь последние капли странного коктейля. Бармен Фриц, родившийся ещё в далёком двадцатом веке, удивлённо скажет:

– Ещё никому не удавалось выпить целый стакан «Лунного света» и остаться живым! Парень, с тобой всё в порядке?

Ты не ответишь ему. Вместо слов – встанешь и убежишь в уборную. В спину – тебе будут смеяться бармен и ещё несколько посетителей. Миновав дверь – ты окажешься в царстве зловония. Ты чудом пронесёшь свою рвоту до унитаза; но дальше – не сможешь ждать ни секунды.

Ты станешь чистым, хоть это – будет не совсем приятно.

Туалет своим видом напоминал ад, и вместо таблички на входе: «Пользуйтесь презервативами», стоило повесить надпись: «Оставь надежды».

Стоит только пронестись этим мыслям у тебя в голове – как ты заметишь, до чего грязным будет этот унитаз. Тебя захочется вырвать ещё раз; но ты сдержишься. Ты услышишь смех в соседней кабинке.

– Ах, ещё один новичок! Привыкая к жизни, брат.

Он выйдет из неё специально для того, чтобы пожать тебе руку и поздравить с тем, что ты достойно пройдёшь испытание «Лунным светом». Ты посмотришь на него и не поверишь своим глазам.

– Джамир?

Индус вытаращит на тебя глаза.

– Офигеть! Брат – и ты здесь?! Глазам свои не верю, – для пущей уверенности он протрёт их, – да, это – ты, христианский чёрт тебя подери!

Тебя успокоит тот факт, что даже для старых знакомых: ты – это просто – ты.

– Да, как ни странно, это – я.

– В какую задницу тебя занесло?!

Ты оглянешься вокруг.

– В космическую.

Он улыбнётся и нездорово захихикает.

– Давай поскорее выберемся из этой дыры.

Когда вы выйдете из бара – во всём городе уже давно будет ночь. Она проникнет во все глубокие углы и закоулку – и нигде нельзя будет спрятаться от неё. В домах будет пропадать свет и гаснуть лампочки – люди будут теснее прижиматься друг другу и чаще смотреть по сторонам. И если в прочих районах этого городе – люди сумеют приручить себе стихию тьмы; то здесь: окружающий мир – по-прежнему будет сильнее человека.

От Джамира будет пахнуть дерьмом и дешёвым куревом. Он – будет совсем не похож на всех тех индусов, которых ты встретишь в своей жизни. С первого взгляда – он будет производить самое отталкивающее впечатление. Но кто будет судить по нему – обязательно ошибётся.

Интеллигент с грубыми руками – будет самым неутолимым художником из всех, кого ты когда-либо встретишь. Покажется, что питается солнечным светом – иначе никак невозможно будет объяснить то, как много он может работать и как мало есть.

Свою жизнь – он посвятит анимации.

Чтобы снять одну минуту мультфильма – нужно выполнить около тысячи кадров; примкнув к старой школе – каждый кадр Джамир разрисовывал вручную, сам. Почти всегда – эту работу исполняет армада из сотен и тысяч художников. Джамир – будет всегда работать один.

Он работал не ради денег; гонорары, конечно, у него были огромные – но они просто растворялись во времени между работами. Если, обычно, люди получают зарплату раз в месяц, то Джамир – будет получать её раз в три-четыре года. Больше – ничем он заниматься не сможет. Разве что, когда ему совсем не будет что есть – он согласится участвовать в создании рекламных роликов. Получаться у него будет неплохо – особенно оригинальная реклама Coca-Cola. Ему предложат работать в Японии за неплохую зарплату, но он откажется.

Он приведёт тебя к серому девятиэтажному дому. Он заведёт тебя в свою маленькую квартирку на самом верхнем этаже. Лифт работать не будет – вам придётся подыматься пешком. Весь твой путь по лестнице: ты будешь читать любовные признания, оскорбления, бессмыслицы на мёртвых языках и каракули. Их будет так много, что на некоторые участки стены придётся отбеливать, чтобы заново разрисовать надписями. Джамир покажет тебе свои следы на стенах: в большинстве своём – острова рисунков среди моря надписей. Он скажет тебе, что даже пожилые женщины его подъезда участвовали в росписи стен – настолько это будет увлекательным и романтическим занятием.

Наконец, Джамир откроет перед тобой свою зелёную дверь.

За ней – не сад – а маленькое помещение. Тесная студия, где он на экране с подсветкой будет вырисовывать кадр за кадром. Его фильмы – будет длиться: по пятнадцать-двадцать минут. Чтобы сделать их: нужно потратить сотни и тысячи часов утомительной и однообразной работы. Над одной секундой – ему придётся работать три-четыре дня – когда как. На тот момент, когда ты встретишься с ним в последний раз: его вклад в искусство – составит шесть короткометражных фильмов, с общей продолжительностью в один час, сорок минут и тридцать три секунды. Чтобы сделать их: ему придётся потратить двадцать пять лет жизни.

– Я – последний в своём деле. По крайне мере, я не слышал, чтобы где-нибудь в мире продолжали рисовать мультики вручную – всё теперь делают компьютеры, – скажет он тебе.

Ты познакомишься с ним, когда в одном из киноклубов будут показывать его фильм и представлять автора. С тех пор – пройдёт три года. Всё это время – он будет работать над очередной короткометражкой по заказу японцев; к тому времени – он почти закончит её.

– Я очень рад, что откопал тебя в том сортире, – засмеётся он, – мне жутко одиноко. И мысли ко мне приходят, порой, довольно мрачные – что не идёт на пользу моей работе. Порой: я целыми днями не могу рисовать. Тогда: я выхожу на улицу и брожу по ним так долго, чтобы по возвращению домой – сесть и рисовать, пока у меня хвати сил. Люди, обычно, восторгаются произведениями искусства, вывешенными в музеях, показываемых в кинотеатрах или стоящих на их полках – и редко задумываются: «Как это создавалось?». Ведь самое красивое в этом мире – вышло из грязи и бедности. И часто – их шизофрении. Александр Грин написал свои «Алые Паруса» – самую знаменитую свою работу – лютой русской зимой, тяжело болея, в полуразрушенном доме; в месте, где не бывает сказок. Пикассо, Дали, Джек Лондон и Диккенс – провели половину своих творческих жизней на чердаках – и создавали такие прекрасные вещи. Я – создаю сказки из жестокой реальности, дикости, холода и грубости. Моё искусство – это противостояние жизни и времени, в котором нам так «повезло» жить, понимаешь?

Ты кивнёшь – ты действительно поймёшь его.

– Иногда: я просто задумываюсь о жестокости времени. Помнишь, как сказал Сократ – что-то вроде: «Неосознанная жизнь – не стоит того, что бы быть прожитой». Да и – чего и говорить: и осознанная – не бог весть что.

Вы сядете. Он поставит перед тобой кружку с индийским чаем; ты сделаешь один глоток из вежливости и решишь, что больше никогда в жизни не будешь пить подобную гадость.

– Позволь дать тебе один тривиальный, но важный совет, – скажешь ты, – посмотри на людей там – внизу. Большая, шумная компания; каждый из них – одинок. Поодиночке – они ничего из себя не представляют; потому – и жмутся к толпе. Но мы-то – сильнее всех их вместе взятых, раз уж стали художниками. Я никогда не встречал таких упорных людей – которые смогли бы выдержать весь этот труд в одиночку, – ты кивнёшь в сторону экрана с кадрами, – не нужно зависеть ни от кого. Ты – достаточно сильный, чтобы быть самодостаточным и не зависеть ни от кого. У тебя есть сила быть одиноким; у меня бы так – никогда не получилось. Но ты способен быть… не знаю – глубоким – как-то так. И, впрочем, ты – всё это знаешь без меня. Не знаю, из-за чего я вообще это начал. Просто, час от часу: напоминай себе, кто ты такой и что ты делаешь в этом мире; тебе, если и не станет легче – хотя бы откроется какая-то часть правды.

– Да, спасибо, – улыбнётся он.

Он откроет окно: достанет сигарету, чиркнет зажигалкой, закурит. Он будет смотреть на жилые, панельные дома и долго молчать о чём-то. Выкинув окурок из окна, как злейшего врага, он нальёт в два стакана виски, взглянув на твою полную кружку с чаем.

– Знаю: настоящий индийский чай – очень специфичен. Но, думал, тебе понравится. Не важно – перейдём к делу.

И он поставит стакан с виски перед тобой. Хорошие дела начинаются – подумаешь ты.

– Знаешь, почему я отказался работать в Осаке?

Ты сделаешь первый глоток виски.

– Не совсем.

– А я бы просто не смог там работать, – скажет он, почти в один присест, опустошив целый стакан, – там слишком… стерильно, знаешь?! Все эти тёмные виды вокруг: заброшенные здания, глухие переулки и ночные бары нашего города – всё это делает меня. Только здесь – я могу работать – хоть я и несчастлив. Порой, человек отказывается от счастья и благополучия, чтобы иметь возможность творить. Я ведь создаю маленькие миры – в них есть: плохие парни, хорошие парни, красавицы, уродцы, рыцари… Я уже много лет живу в этом мире – и в том мире, которым вижу у себя в окне.

– Если честно, посмотрев, как ты живёшь: может показать, что ты – никогда и не был счастлив.

– Тут я с тобой поспорю. Это сложный вопрос: я получаю от своей работы наслаждение – но в этом ли счастье? Здесь нет каких-либо границ – потому: можно рассуждать об этом часами, так ни к чему и не прейдя. Но я – не хочу быть сложным. Я покажу тебе своё счастье.

Он встанет, громко стукнув стаканом с виски о стол. Он подойдёт к экрану, возьмёт свой карандаш и начнёт рисовать, уверенными движениями мастера. Цветные пятна в тёмных тонах – приобретут черты предметов интерьера бедной лачужки японского крестьянина. Внутри дома – будет гореть огонь, на котором будет стоять чайник. У костра: будет сидеть мальчик, смотревший испуганным взглядом и огромную тень вороны за дверью. Ещё через несколько минут – рисунок будет готов. Джамир загрузит его в память и освободит экран для следующего кадра.

– Вот это – и есть моё счастье – магия. И я – очень счастливый человек. К мультфильмам я отношусь максимально серьёзно. В каждом из них, даже в самом детском и наивном – лежит древняя мудрость и метафора. Чтобы выжить во тьме – человеку нужна красивая история. И я чувствую себя нужным, если узнаю, что какой-нибудь мой фильм вызвал смех у детей. Значит, я помог кому-то пережить ещё один день; а это уже значит, что всё было не напрасно.

Ты посмотришь на его работы.

– А что в твоей работе самое важное? – спросишь ты, пересматривая архивы старых мультиков.

– Детали, – ответит, – в любой работе: важнее всего – детали. Я могу много часов убить на какую-нибудь мелочь, которую из тысячи человек – заметит только два-три. И всё равно: детали – важны. В них – вся красота. И этому – я готов посвятить жизнь.

За окном: будет падать снег.

– Снег? – удивиться Джамир, – середина весны! Небесная Канцелярия окончательно сошла с ума.

Ты не скажешь ничего. Ты – будешь смотреть на безмолвие снега, умирающего, стоит ему только приблизиться к земле.

Ты одним глотком допьёшь виски и повернёшь голову в сторону Джамира; тот – примется за работу. Эта маленькая комнатушка художника-аниматора – станет настоящим оазисом света гениальности и чистоты посреди клоак Космического района. Даже серые здания и заросшие дворы – покажутся необычайно красивыми под снегом и морозной тишиной.