скачать книгу бесплатно
– Земля уже зде-есь. Они меня спасу-ут.
Несущее его течение не спорило с ним, а только шелестело, заливая ему спину и затылок. Волна вдруг вспенилась, и Клен, кажется, на какой-то миг коснулся чего-то ногами, потом что-то ударилось, бревнышко сотряслось… а Клен вдруг ощутил, как море под ним закаменело. Или нет… Кажется, он сам лежал теперь на берегу, а море, клокоча, ворочалось уж где-то позади его.
Очнувшись, он осознал себя лежащим на земле. А под лицом, под грудью, ощутил чуть теплые, нагретые воздухом камни – мелкий булыжник и гальку. Правая рука была вывернута и откинута в сторону, а на пальцы ног набегала волна. Клен пошевелился.
– Я уже здесь. Где вы? – проговорил кто-то. – «Ах, да это же я сам», – комок сжался где-то в глубине живота.
Клен рывком сел и распахнул глаза. Свет ударил в зрачки. Клен заморгал, привыкая: сквозь блики и цветовые пятна возник изжелта-серый берег, сплошь усыпанный мелким колотым камнем. Камень валялся везде, он покрывал берег, он уходил вглубь острова. У Клена похолодели конечности: ни птичьих гнезд с яйцами, ни ящериц, ни клочков кустарника… Только берег впереди резко взбирался вверх, образуя каменистый обрывистый склон высотой в десяток саженей.
Клен медленно встал и вдруг, не разбирая дороги, побежал туда, чувствуя лишь, как бьют в босые ноги грани камней. Впереди, в склоне обрыва он увидел тень. С разбегу Клен ткнулся в нее руками и всем телом, ища в тени хоть каплю влаги, а с нею любую, единственную, крупинку жизни – хоть краба, хоть насекомое, хоть раковину от моллюска. Но склон был высушен нагретым воздухом, и только крошки колотого камня посыпались из-под пальцев.
– А ведь здесь и нет никого, – разжался, наконец, где-то внутри комок. Клен передернулся и, удерживая дрожь, полез вверх по склону, выбирая, куда опереться и куда ставить ногу.
С высоты верхнего края обрыва, открылось, насколько широк и протяжен чужой остров. Намного, в полтора, а то и в два раза шире родной земли. Голый невзрачный булыжник покрывал этот мир целиком. Не было ни чахлого лишайника, ни пробивающегося мха, ни травинки. Вот только чуть впереди, подальше, в лагуне волновалась зыбь на воде…
Спотыкаясь на камнях, Клен кинулся вниз с отлогого склона. Земля оказалась атоллом, а значит там, в соленой и согретой вулканом воде лагуны, еще могла таиться иная, неведомая жизнь… Но уже здесь, уже отсюда было видно, что лагуна на дальнем своем краю прорвана и плещется в ней тусклое, серое с прозеленью море. Клен упал перед водой на колени. Сунул в нее обе руки, судорожно вздохнул: лагуна атолла пахла хлором. Вода в ней была чиста, стерильна, обеззаражена.
Клен отполз от воды шагов на десять и принялся копать. Он руками черпал и отсыпал в сторону мелкую гальку и крохи камней, отгребал и откатывал щебень, отваливал крупные куски камня. Он рыл большую яму, уповая, что может быть там, в глубине, на дне вот этой вот, обманувшей его Земли, прячется от него хоть какая-то живая крупица. Ни корешка, ни червячка, ни слизня не оказалось под щебнем. Он выкопал яму, в которую сам смог войти по пояс, и тут же понял, что всё: отгребать и откапывать уже нечего. Он добрался до дна, до нерасколовшейся в щебень монолитной тверди, до самой вулканической лавы, остывшей давно-давно – эпохи и эпохи назад. Ни умершей ракушки, ни отпечатка древней окаменелости, ни иного следа бывшей или будущей жизни здесь не нашлось.
Скрючившись и обхватив руками колени, сидел Клен на дне ямы и только изредка выглядывал туда, где глаз мог уткнуться в виденный еще с моря утес. Вдруг нечто заставило его сжаться, припасть к краю ямы, слиться с ним. Что-то огромное, бесформенное росло и надвигалось то ли прямо на Клена, то ли мимо него, а может и вовсе – вверх, в высоту. Тусклые, текучие массы возникали, делались все гуще, клубились и перекатывались. Из-за спины утеса возрастал и полз кверху густой, привлекающий странным красно-бурым оттенком туман – или пар. Или дым.
– Аа-аа-аа! – закричал Клен, как-то нелепо и по-собачьи, подгребая, подкапывая руками, чтоб вылезти из ямы. Край каменного крошева обрушился, полузасыпав ему колени.. Вырвавшись, он побежал к утесу, сильно прихрамывая.
Судорожно выдыхая, бежал Клен, огибая утес со стороны, дальней от лагуны. Ведь кто-то же звал его, кто-то сигналил ему цветным дымом, видимым через моря! На этот зов, на этот сигнал он и примчался, едва не пропав в водоворотах и ядовитых туманах. Что будет, если красный дым вдруг исчезнет, вдруг сгинет как не был, выставив все виденное бредом и блажью?
III
Море. Оно просто отражает небо и хмурится на своем лице чужими облаками. Небо. Оно – другое. Оно ждет человека, рванувшегося вверх с четверенек. В море под небом застыл и оформился каменный остров, бывший вулкан, родившийся из остывающей магмы. Атолл. Остров, обязанный стать домом, чьим-то непреложным отечеством. Дом – это жизнь. Но на острове нет жизни. Где ты был, дом? – спросит Некто, – где ты был, дом, когда человек был избит выбранной им дорогой, изранен невзгодами, истощен и обессилен страстями? Я был с ним, – ответит Дом, – я был в нем, потому что Дом – это любовь, это место, где тебя примут даже избитого и обессиленного. И только тот, кому прикосновение любви тягостно до боли, будет покинут своим Домом из сострадания. Нет большей муки, чем чувство этой оставленности, нет большего горя, чем состояние такой заброшенности. Багровый дым закрывает тогда свет забытого Дома. Дым сгущается, клубится, крепнет, своими клубами он застилает уже не только свет, но и тот неверный призрачный блеск, что кто-то по ошибке принимал за маяк на пути к Дому.
О, счастлив тот, кто еще сможет хотя бы вспомнить Дом непреложного отечества и устремиться к нему из задымленной бездны!
Клен не рассказал об этих откровениях иноостровитянам. Не потому, что так и не встретил их на острове, вовсе нет. Он просто сберег для себя эти мысли, он, может быть, еще скажет их в свой следующий раз.
***
Утес как-то очень уж скоро оказался сзади, а за утесом открылся залив, край лагуны, полный чуть красноватой, железистой по цвету воды. В это мгновение в небо ударил столб света, кристально-белого и чуть голубоватого. А возле Клена на расстоянии вытянутой руки в склоне утеса показалась – не появилась, а именно показалась, померещилась боковому зрению! – ниша, словно затянутая пеленой из дымки и неверного блеска.
Нет, никакой ниши не было. Это лишь игра бокового зрения. Клен замер, в бессилии опустив руки вдоль тела. Красный пар еще поднимался, а Клен уже качал головой из стороны в сторону, постигая ненужную ему теперь тайну. Весь этот склон, вся подошва этого утеса покрыты были слоями обыкновенной ржавчины, окисленной рудной пыли, и охрой – красной глиной, окрашенной окислом железа.
– Эй, осторожно, осторожно! Он у тебя стал двоиться. Идет эхо!
Нет, он не слышал этого голоса. Он уныло разглядывал окрашенный окислом железа склон утеса. Веками эрозия разрушала этот берег, обнажая охристую породу. От старого жерла вулкана, что когда-то торчало над морем, остался теперь пологий склон и одинокий утес. Ночами прилив затоплял этот склон, а уже днем подошва утеса, накаляясь в жару, дышала испаряемой влагой, смешанной с частичками красной охристой пыли.
Ох, да причем здесь эта охристая пыль?! Клен не мог оторвать глаз от этой ниши с ее пеленой из розоватого пара и света. Казалось, ее, пелену, можно раздвинуть руками и просто войти в нишу утеса, которая как комната внезапно окажется глубокой и просторной.
Нет никаких глубин и простора. А всё дно залива и часть склона утеса просто обильно усеяны вкраплениями блестящего кварца. Когда случалось, что клубы поднимающегося пара не заслоняли собой свет, тогда этот кварц сиял как зеркало, и в небо бил различимый в частицах пара столб яркого света. Да, на тусклом фоне охристого пара этот свет вправду казался неестественно белым, искусственным. Вплоть до нереальной голубизны.
…Клену так явственно вдруг вспомнился его дядя Лемм, раскрывший банальную разгадку Зеленеющих Островов…
Собравшись с духом, Клен все-таки попробовал и шагнул в эту нишу, прямо сквозь пелену из красного тумана и неверного блеска. Он сначала думал, что пелена будет немного щекотать ему всё тело. Но нет, он только ощутил, как у него ухнуло сердце и как похолодели руки и ноги.…
– Он уже здесь. Можно отдыхать, трансадресация кончилась.
– Сбои, проблемы? Он в порядке?
– Да сто пудов. С ним уже можно разговаривать.
Внезапно Клен увидел себя в огромном и светлом помещении с удивительно гладкими темно-синими стенами. Пол неприятно холодил босые ноги. Клен не мог понять, из чего этот пол сделан – что-то теплее льда, но резко холоднее дерева.
– Эй, да он совсем голый. У нас же прайм-цайт, по любому станут смотреть дети.
– Без проблем, перед показом делаем видеошопом гавайскую рубаху и нормальные шорты.
Откуда неслись голоса, не ясно. Клен порывисто оглянулся – за спиной осталась не пелена из дыма и света, а жесткий темно-синий занавес. Клен засомневался, что сможет прямо сейчас выйти назад, на Атолл Красного Дыма. Из матовых окошек под потолком полыхнул белый-белый и очень яркий свет, теперь-то уже точно – искусственный. По ушам ударила музыка – ритмичные, высокие, перебивающие друг друга звуки. В сторону отступил кусок синей стены, и из темноты вышел на свет иноостровитянин.
Он оказался неожиданно схож с человеком. Чужак был полноват, хотя двигался легко, но при этом был выше нормального человека, похоже, на целую голову. Клен резко вдохнул, хотел что-то сказать, но удержался и руками хотел вцепиться в занавес.
– Не закрывайтесь руками и ведите себя естественно! После на вас изобразят реальную одежду, договорились? Я ваш ведущий. Я буду ставить вопросы, а вы по возможности легко отвечать.
Клен поспешно кивнул, разглядывая во все глаза иноостровитянина.
– Скажите, Клен! Вы ощутили себя блудным сыном, ищущим архетип непреложного отечества. Это так?
– Я… Да. Не отечество, а Дом… – свет бил в глаза и заставлял щуриться. Происходило ли вверху за матовыми окошками какое-то движение, Клен не знал, но почему-то этот вопрос больше всего его беспокоил.
– Тогда что же вы почувствовали, когда поняли, что ваша мечта – всего лишь пар, а маяк – призрачный блеск и вода, уходящая сквозь пальцы?
Клен нерешительно отступил на шаг, но сразу ощутил за спиной суровый и шершавый занавес. Вопросы звучали как-то резко и приподнято, словно ведущий произносил их не для Клена, а для кого-то постороннего.
– Я не знал, – бросил он невпопад. – Но… вы же здесь.
– Вы позиционируете себя как креативную модель человеческой жизни? Вы – архетип скитальца по волнам жизненного моря?
– Нет. Я просто плыл на моем плоту. Несколько дней…
Клен вдруг обессилел и понял, что сейчас упадет. А пол под его босыми ногами был, все-таки, очень странен. Пусть мягче листа железа и не так тверд и порист как камень, но все ж не так упруг как натянутая дубленая кожа.
– Послушайте, Клен, – ведущий попытался говорить теплее. Он даже подошел поближе, и Клен тут же очнулся, потому что пришлось приподнять голову. – Вы абсолютно не понимаете происходящего? – («Знать бы теперь – здесь все так высоки, как этот человек?…») – А предположений не строите?
Чтобы не упасть в обморок, Клен изучал ткань одежды на человеке. Вот… Это не лен и не хлопок. Наверное, полотно вообще не домотканое. На родной Земле так тонко и прочно никто не ткет и не вяжет.
– Я на атолле с маяком красного дыма!… – предположил Клен. – Или я уже где-то в другом месте?… – осторожно спросил, пробуя поглядеть в глаза иноостровитянину.
– Работаем! – громко сказал ведущий кому-то в пространство, явно не Клену. Потом за плечо развернул Клена чуть в сторону. Прямо на стене под слюдяным окошечком зажегся красный огонек. – Наш гость не сразу поймет происходящее. Я только напомню: мореплаватель Клен относится к восьмому поколению диджитонавтов. Клен, – человек отступил и чуть сверху посмотрел на Клена, – три года назад по мейнстрим-времени ваш пятижды прадедушка стал добровольным участником первого Диджитал-Хроно-Трансформированного Сафари. Собственно, вы являетесь стопроцентным победителем. Вы готовы разделить приз с сопреемником из мейнстрим-цайта?
Ведущий замолчал. Клен догадался, что кто-то за гладкой синей стеной терпеливо ждет его ответа.
– Я же ни на что не рассчитывал…
– Не спешите с конкретным заявлением, – перебил человек. – Подробности вам со временем разъяснят адвокаты, а отказаться от публично высказанного намерения станет не просто. Всё, уберите свет! Мы закончили.
Ведущий вытер лицо платком, стерев с кожи то ли слой краски, то ли пленку, прячущую выступавший пот. Снова приоткрылась дверь в полумрак.
– Смелее, Клен, – подбодрил высокий иноостровитянин. – Ступайте, там будет полегче. Здесь под софитами жарко.
Горячий свет из слюдяных окон угас, красные огни под другими окошками пропали. Клен переступил порог и в полумраке нечаянно толкнул плечом чью-то спину.
– Ох, извините…
Человек десять за узкими столами у стены над чем-то работали. Щелкали клавиши. На Клена с любопытством оглянулись. Над столами в прямоугольных окнах маячили изображения самого Клена и его ведущего – словно портреты в рамах. Правда, изображения двигались и ускорено повторяли всё то, что произошло в зале с гладкими синими стенами, а синий фон сам собою клочок за клочком исчезал. Вместо него появлялся живой лес – всё как дома, на Острове, только лес перевит лианами. Наверное, для красоты.
– Слушай! Иди-ка сюда, – некто из двери напротив позвал его. – Не отвлекай их, а то дизайнеры не нарисуют зрителей для твоего эпизода, – судя по тону, человек горько шутил. – Прикинь, как народ обломается!
Клен, обойдя странные табуреты на колесиках, проскользнул к тому человеку. Те, кого звали «дизайнеры», на Клена больше не обернулись: смотрели в слюдяные окна вдоль стен и двигали по столам приборы вроде половинок белых груш с клавишами. А человек в двери напротив досадливо усмехнулся, невольно показав зубы, и потер свой лоб с двумя крупными залысинами. Клен подошел ближе и попал в новую комнату – светлее, но с такими же людьми, занятыми незнакомой работой.
– Что? Удивлен? – незнакомец обвел рукой комнату. – Это аппаратная. Хочешь посмотреть на свое «эхо»? – он за руку подтащил Клена к «окну», висящему на подвесах под самым потолком.
…Клен глядел в океан, глядел с равнодушного мертвого берега, словно что-то тянуло его в мир, в даль, за пределы сковывающего пространства. Где-то они там, вдали, забытые, брошенные – первооткрытые им скопления Паруса, Руля, Учителя Горга…
– Ну и как тебе здесь? – полюбопытствовал залысый. – Не в восторге?
Клен покачнулся. Как хорошо, что эта комната такая светлая и здесь так легко дышится… Клен с усилием прогнал головокружение:
– Да… ничего, все в порядке. Только люди тут… странные. – «Разговаривают как-то непривычно», – хотел он добавить, да сдержался.
– Ага. Ты попал, братишка. Ты решил, что здесь реалити-шоу? А это «реалити-сайенс» – наука, нуждающаяся в реальных спонсорах. Фигня, короче. Я ее разработчик, как и всего проекта. Вот эти за столами – цайтмашин-операторы, а вон тот, что у окна – Юра. Ты его слышал еще, когда стоял на острове!
Цайтмашин-оператор, тот, что у окна, поднял голову и кисло поглядел на Клена:
– Мы же вас звали, – голос Юры вправду оказался таким, что слышался Клену на острове. – Конкретно звали.
– Это Юрий придумал – фокусировать двойные миражи и цветные сполохи. Он здесь самый креативщик, – разработчик растянул одну половину губ в кривую улыбку. – Мы, правда, больше надеялись на Горга-Учителя. Но, кроме тебя, дальше всех заходил один Травник Лемм.
– Дядя Лемм? – замер Клен. – Но он давно плавал, дядя Лемм, много лет назад. Да и не к вам плавал, не на атолл Красного Дыма, а к Зеленеющим Островам.
Цайтмашин-операторы переглянулись. Клен вдруг понял, что сказал что-то абсурдное, а еще… что если эти люди встанут, то тоже окажутся на голову выше его… Здесь, видимо, все люди выше обычного роста.
Залысый разработчик поймал растерянный взгляд Клена.
– Ах, да, – он хмуро разомкнул губы и вдруг сделался неуловимо похож на дядю Лемма, когда тот мрачно курил свою махорку. – Ты держишь меня за иноостровитянина. Подойди к окну. Не сюда, Клен, это же плазматрон. Вон, я подниму жалюзи.
Белые полосы на окне собрались гармошкой, и Клен увидел за окном морской берег. Сердце радостно ёкнуло, картина мира не изменилась. Мимо окна тянулась полоса песчаного пляжа, а прямо до горизонта шелестел океан, весь серо-синий с прожилками зелени… Внезапно чайка-рыболов упала с неба и выхватила из волны рыбину, белую и с розоватой чешуей на брюхе. Поодаль всплеснула и заволновалась в океанской воде медуза.
– Это… это лагуна? – выдавил Клен. – Это не внешнее море, а бесхлорная лагуна с соленой водой и живыми рыбами, – картина мира покачнулась и рухнула. – Если… если второго берега не видно, то насколько велик весь атолл… Это не атолл, правда?
Залысый разработчик улыбнулся и второй половиной губ. Так вышло лучше, чуть теплее.
– На самом деле атолл, ты угадал. Но в бесхлорном океане, – он почему-то помолчал пару секунд. – Ты в мейнстрим-цайте. В основном потоке времени. А был в трансформированном. Здесь, прямо на базе, работает установка – Digital Chrono Transformer. Это была моя тема, братишка.
Он хмыкнул и только досадливо вздохнул. Клен был не в силах оторваться от шумящего живого океана за окном.
– Цифровая трансформация времени. Поймешь ли? Время это волна. Последовательность изменений, которые текут квантами, короткими порциями. Как бы микроскачки, малые отрезочки, за которые в материи что-то меняется. Ну, квантовые колебания. Короче, время – волна, оно аналогично свету и звуку. Хоть чуть-чуть меня понимаешь? – окликнул тот.
– А? – спохватился Клен. – Слова нет, – признался, – один общий смысл… То есть, в некоторых чертах, – быстро поправился.
– Ну да, – фыркнул разработчик. – В этом ты точно недалек от нас. Чем мы занялись, это по другому зовут теорией пространства и времени. Вот кратчайшая доля времени – 10
секунды – это известнейший квант, моментное колебание волны материи в вакууме. Так длиной этой волны естественно оказался другой известный квант – 10
миллиметра, – кратчайший отрезок пространства. Это константы, Клен, на них стоит наша вселенная.
Океан отвлекал. Казалось, каждая его волна несла в себе крупицу жизни. Рыба, планктон, водоросль. Разработчик от чего-то поморщился, поколебался, а стоит ли продолжать, но решил и продолжил:
– Короче, братишка. Первое, деленное на второе, дает скорость порядка сотен тысяч километров в секунду. Близкую к световой, к третьей нашей константе! С этой скоростью, выводим мы, физический вакуум и распространяет потенцию существования материи. Я не спешу, ты пока догоняешь?
Клен не ответил. Сердце давило грустью и болью, потому что этот океан был не возле родных Островов с их искусственными миражами, а здесь, в чужом доме.
– Не вещество или некое поле, – наверное, разработчик хотел выговориться, – а именно потенцию, проще возможность, существования материи. В общем, физическое ничто колеблется с известной частотой и амплитудой, а колебание формирует понятие времени, понятие пространства и понятие материи. Это креационистское излучение, Клен, это волна, на частоте которой, если хочешь, творился мир.
Морская пена бросалась на песок, оставляя после себя соль и губку водорослей. Разработчик пожал плечами, словно снимая с себя ответственность за свои выводы, а потом тоже уставился с Кленом куда-то за окно. В океан с его волнами, колебаниями и видимым отсутствием всяких берегов.
– Весь мир – колебание на известной и легко вычисляемой волне! – Вот эти слова Клен, наконец, услышал. – Есть колебание – есть и мир. Вот, смотри – перед нами вселенная, но, видишь ли, в этой вселенной мы не наблюдаем источника ее колебаний. Излучателя нигде нет! Ни в твоей вселенной, ни в нашей, ни… Короче, источник мира объективно находится вне самого мира. Хотя он-то и не дает миру потухнуть.
Клен по-прежнему не отрывался от океана. Волны – один вал за другим – наваливались на берег. Действительно, источник, что подарил мощный первотолчок этим волнам, здесь виден не был. Но надо ли его видеть глазами? Вот же – рвутся поднятые им самим волны.
– Послушайте, а здесь тоже глядят через океан, чтобы найти свое непреложное отечество? – Клен замер, ожидая ответа.
Разработчик как-то утомленно посмотрел на него.
– Так это же и есть та сфера фундаментальной науки, в которой побоялся работать Эйнштейн.
Клену ничего не сказало это имя. Разработчик неопределенно повел в воздухе руками:
– Эйнштейн якобы решил, что человечество к этой теории психологически и нравственно не подготовлено. Я-то думал наоборот: мол, дайте мне один излучатель, и я примусь творить миры и вселенные! Ну, да-да, творить миры – не округляй на меня глаза. Волну времени можно модулировать, как и волну радио. Так вот же!
Он настолько резко махнул рукой в воздухе, что Клен шарахнулся и предпочел отступить от него шага на три, не меньше.
– Так вот! Работает здесь конкретный трансформирующий центр, стоит на бывшей радиовышке реальный хроно-ретранслятор, а мы всей аппаратной паримся над беспонтовым видеошоу! У нас 70-кратный Zoom-коэффициент: в оцифрованном время-потоке меняется уже восемь поколений, пока в мейнстриме еле-еле течет три года! А всё это никого не прикалывает. И что? Где тут вопросы психологии и нравственности?
– Меняется восемь поколений… – Клен выдохнул от напряжения, пытаясь увидеть своего пятижды прадеда. – Так вы что… вы же нас ускорили. Скорость нашей волны… то есть ее частота, – Клен сбился, запутался. – Мы живем в семьдесят раз меньше? То есть быстрее…
– Да нет же… Мы просто сделали вас «погромче». Вот и всё. Скорость волны с ее частотой – их разве что Создатель изменит, – он кривовато усмехнулся. – А амплитуду, высоту «гребня» волны – вот ее поднять в семьдесят раз можно. Кванты времени бегут с той же частотой, но эти микроскачки в твоем мире как бы качественнее, что ли, конкретнее, капитальнее.
Клен ничего не понял, и разработчик явно был раздосадован. Он перешел на слабо понятный Клену язык:
– Мир можно трансформировать. Запускаю цифровой усилитель – растет «гребень» волны времени. Пространство и время, длина и частота волны – они же жестко связаны. Результат: возникает ваша вселенная цифрового потока, и она отличается от мейнстримной! Ну, другая космология, геофизика и всё такое. Важно, что субъективное чувство времени у вас выше. Здесь мы говорим час, а там материя уже изменилась на трое суток.
– Зачем это? – перебил Клен. – Зачем вам это, кто мы-то для вас в нашем мире?
