скачать книгу бесплатно
Весь офис шептался, работники возбужденно расхаживали из кабинета в кабинет. Открыв дверь в бухгалтерию, я растерялась. Размазывая тушь по щекам, Дашка плакала навзрыд. Ольга стояла рядом, пытаясь ее заставить выпить воды. Альбина Николаевна сокрушенно вздохнула и принялась разносить счета. Запах корвалола и валерьянки свидетельствовал о серьезности положения.
Я испуганно посмотрела на Ольгу и вопросительно кивнула. Она только закатила глаза и мимикой показала мне, мол, дела сердечные.
– Дашенька? – позвала я, подходя ближе и пытаясь поймать отчаянный взгляд.
Она меня не слышала. Хрупкие плечи сотрясались. Дашка затыкала рот ладошкой, когда срывалась на нечто подобное вою.
Мы с Ольгой еле уговорили ее выпить лекарство и теперь пытались успокоить. Минут через десять наших стараний, а главным образом благодаря успокоительному, Дашка стала затихать.
– Он не вернется! – рыдала Дашка, поднимая к нам припухшее от слез лицо. – Он ушел к жене. Сказал, я была ошибкой! Сказал, что не любит!
– Зачем связывалась с женатым? – укоризненно произнесла Ольга. – Думала, ради тебя он бросит семью? Глупенькая!
– Я не думала, я просто любила его! – сквозь рыдания жалобно воскликнула Дашка.
– Ну что ты молчишь? Скажи ей! – Ольга вернулась на свое рабочее место и стала перекладывать счета-фактуры. – Уже не знаю, чем успокоить, – поглядела она на меня.
Я смотрела на Дашку глазами печального ангела, которому не дано вмешаться в дела человеческие. Наверное, у ангелов нет сердца, иначе как бы они смогли вынести отчаянье, страх и ненависть, ежесекундно охватывающие людей по всему миру?
– Эту боль нельзя успокоить. Нужно пережить ее, – откликнулась я, понимая, как сейчас невыносимо Дашке.
Мы обнялись. Она уткнулась мокрым лицом мне в бок и горше разревелась. Люди входили и выходили, посматривая кто удивленно, кто насмешливо. Задавали вопросы. Пожимали плечами. Я гладила Дашкины волосы и сама чуть не плакала.
«Разве словами поможешь?» – думала я. И вдруг неожиданно для себя присела перед ней, заглянула в несчастные голубые глаза, полные слез.
– Он освободил тебя, Дашка, понимаешь?! Ты должна благодарить его и вспоминать с теплотой. Он освободил тебя для нового счастья… Оно где-то рядом ходит. По улицам нашего города. Ест бутерброд. Пьет из алюминиевой банки «колу», глазеет по сторонам и смотрит футбол в спортивном баре.
Дашка перестала плакать и недоверчиво взглянула на меня. Я утвердительно закивала в ответ. Сама была уверена в том, что говорила.
– Тсс! – предупредила я ее вопрос. – Еще рано. Слишком рано. Но теперь ты знаешь…
Сердце разрывалось, сопереживая, откликалось оно на застарелую боль. Дашка успокоилась, а я сильно разволновалась и поспешила уйти. А потом сама плакала в туалете.
Когда все треволнения улеглись в историю рабочего времени, все разъехались по домам. Я занялась уборкой квартиры. Давно замечала лечебный эффект от наведения порядка в помещении. Пока сосредоточенно моешь, чистишь и переставляешь, мысли сами собой тоже раскладываются по полочкам, отвлекая от внутреннего диалога.
Заказ Влада – жутко полезное рагу – тушилось на медленном огне. Я раскрыла журнал.
– На что засмотрелась? – спросил Влад, заглядывая в журнал со спины.
На глянце с запахом свежей типографии красовался уютный интерьер домика с окнами до пола, за которыми виднелось море. Внутри царил покой, пылал огонь в камине, в пустом кресле лежала открытая книга.
– Мещанство, – заключил он, отходя. – Мечты неудачников. Что там с твоей подругой, которая сегодня истерила на весь офис?
– Дашка страдает, – ответила я, продолжая рассматривать картинки, не читая текста. – Несчастная любовь.
Влад что-то поискал в тумбочке и перешел к шкафу.
– Тоже мне – героиня романа… Гм! – хмыкнул он. – Посоветуй ей сесть на очень строгую диету. И все мысли скоро будут о еде.
– Если ты не можешь испытывать подобного чувства, это не значит, что другие люди столь же обделены, – стараясь скрыть упрек в безразличной интонации, заметила я.
Влад нашел какую-то коробку и закрыл шкаф.
– Твоя проблема в неправильных представлениях о людях, – сказал он ровным голосом судьи, зачитывающего решение именем Российской Федерации. – Какая к черту взаимная любовь? Все хорошее, что мы делаем, все наши чувства, прежде всего, призваны обеспечить наши потребности. Умаслить наше эгоцентричное «я». Мы абсолютно все делаем только ради самих себя: заботимся о родителях, чтобы знать, вот какие мы хорошие дети, поддерживаем друзей, чтобы в трудную минуту было у кого попросить помощи, и говорим о любви с теми, к кому испытываем физиологическое влечение, с кем удовлетворяем свои плотские потребности. Не нужно делать такие глаза! Такова правда жизни. Более того, я глубоко уверен, что именно такое поведение рационально, разумно и единственно верно.
– Ты говоришь чудовищные вещи! – покачала я головой.
– У тебя что – запоздалый весенний авитаминоз? – поинтересовался Влад, не отрываясь от своей коробки. – Хочешь любви, сходи в кино. Твоя Дашка – глупая самка.
– Почему ты со злом относишься к людям?
– Был бы добрым, если бы знал, что это мне пригодится. Страсть пришла и ушла. А самые длительные отношения между мужчиной и женщиной – это когда они взаимно выгодны, понимаешь?
После ужина мы разбежались по разные стороны квартиры. Я не знала, чем занят Влад. Я слушала музыку, сидя на кухонном подоконнике.
Город гудел. Торопился. Нежная листва абрикоса на корявой ветке шевелилась передо мной. Через приоткрытое сверху окно сочилась сигаретная прохлада. Соседи курили на балконах. Ветер носил дым. Напротив, через дорогу поставили новый прямоугольник рекламного щита. Ярким неоном пятнал он листву, что оставалась для меня последним близким напоминанием о мире природы в пределах того тоннеля, по которому я перемещалась изо дня в день.
Влад появился на кухне, выдернул наушник и послушал. David Bisbal проникновенно пел о любви. Лиричный испанский ласкал слух.
– Тот же детский лепет. – Влад вернул наушник. – И здесь вздохи по любви. Моя тирада о благоразумии, очевидно, оказалась напрасной. Печально.
– Что ты от меня хочешь?
– Тебе далеко не восемнадцать. Взрослая тетка. Я бы на твоем месте подумал о будущем, а не сидел без дела.
– Будущее? – эхом отозвалась я, смотря невидящим взором в пустую перспективу лет. – А что там?
– Старость, – усмехнулся Влад. – В будущем ждет старость. Сейчас не подсуетишься, так и состаришься, витая в облаках иллюзий.
Он выдвинул табурет, сел напротив, закинул ногу на ногу и сцепил пальцы на коленке. Лицо выражало превосходство ума и проницательности надо мной. Я ощутила себя глупым молодым щенком, на которого педантичный старый хозяин снисходительно обратил внимание.
– Вот я уже сейчас беспокоюсь об обеспеченности своей старости, – произнес Влад довольно. – Хороший счет в банке, да не в одном! Выгодное инвестирование, игра на курсе валют и скупка недвижимости там, где через десять – пятнадцать лет она будет в большой цене, – это мое обеспечение, радость и покой. Вот чем нужно тебе заниматься.
В душе я тоненько улыбнулась. Ирония в последнее время помогает мне не сломаться. Я боюсь за себя. Ведь ирония при долгом употреблении грозит перерасти в хронический сарказм.
– Ты давно мертв, – сказала я с горечью. – И беден. Настолько беден, что все, что у тебя есть, это деньги.
Влад даже глазом не моргнул.
– Найди лучше! Гм! От маленьких вещей бывают большие тени. Поразмысли на досуге о своих неконтролируемых эмоциях.
Я глубоко вздохнула. От его доводов у меня началась головная боль.
Ночью проснулась от его прикосновений и ласк… и поняла, что не испытываю желания. Мерзкая гадливость духовной разобщенности убивала физическое влечение. Я вырвалась и вскочила с дивана. Влад не стал настаивать. Я заметалась по квартире, судорожно оделась и вышла в ночь.
Люди спали. Город наблюдал, щетинясь антеннами, пугая впалыми дырами этажей незаконченного строительства и безысходной тусклостью подземных переходов.
Пахло каштанами, цветущим кустарником и речной водой.
Пустынная улица приглашала вдаль, туда, где зарево огней вставало выше крыш. За ними ряд мостов и стремительный спуск в низину частного сектора, плотно застроенного до самого устья Кубани. За рекой царство складов, автосалонов, полуразрушенных заводиков и только потом – манящие освободиться длинные трассы, поля и яблоневые сады.
На углу между кварталами имелся небольшой круглый газон. Я разулась и пошла босиком по траве. Стебли слегка кололись скошенными верхушками. Мурашки поползли по рукам и спине.
Деревья и провода с любопытством посматривали на меня, мерцая отраженным светом фонарей. Огней в окнах практически не было. Машин тоже.
Я подняла голову и посмотрела в кусочек звездного неба. Сверкая бесконечностью, звезды оставались прекрасными. Такими же, как в детстве.
Я задыхалась в окружающем меня пространстве и не находила правильных решений, боясь перемен. Кого я могла винить? Это мой выбор…
– Ненавижу себя! – сказала я вслух.
– Бывает, – тень отделилась от угла дома, вырастая в темную фигуру. Вонючий обросший бомж с глазами забытого всеми героя неторопливо приблизился, пряча руки в отвисших карманах заскорузлого плаща. Он подошел и прочитал отчаянье на моем лице.
– В такую прекрасную ночь как-то особенно не хватает апокалипсиса, – сказал он шепеляво и пошел мимо, едва не задев плечом.
Глава 5. Адьёс!
Неизвестный хотел апокалипсиса, и он наступил, пришел тихо, даже не поздоровался.
Утром мы не разговаривали. Влад обстоятельно позавтракал и оделся, с присущей ему скрупулезностью уделяя внимание запонкам и парфюму. Внимательно осмотрел тщательно выбритые щеки и подбородок. Остался доволен собой и ушел вперед меня к машине. Я плелась сзади, стараясь двигаться как можно медленнее.
Офис встретил привычным совещанием. Затем рой дел увлек каждого исполнением своих задач. Пару раз мы пересекались по работе. Я упорно смотрела в сторону, с внутренним спокойствием игнорируя насмешливое заигрывание в колючих репликах. Его слабые попытки сократить дистанцию и прикоснуться ко мне – не в счет.
Суматоха последней недели улеглась. К совету директоров мы подготовились. Когорта всемогущих учредителей уже завтра даст о себе знать. Девчонки звали на чай. Я не пошла. Стопки дел по обеим сторонам стола не уменьшались.
После обеда монотонность и объем работы разгладили пульс ночных метаний в длинную нить вялотекущего безразличия. Я закопалась в цифры и процессуальные нормы, строча отзывы на исковые заявления и кассационную жалобу.
– Вы просили архивные данные за истекшие три года. – в кабинет вошел курьер, с трудом неся прошитые суровыми нитками толстые папки бухгалтерских документов по первичному учету материальных ценностей.
– За три года? – рассеянно повторила я за ним. – За три года… Ах, да! Спасибо, положите вот сюда.
Когда парень вышел, я закусила губу.
«Хватило трех лет…» – обреченно отозвалось что-то внутри меня и растворилось в горечи мыслей.
Отложив в сторону судебные дела, я наклонилась над столом, обхватив голову.
– Три года… три года… – пульсировала кровь в висках. А потом рука сама собой потянулась, взяла чистые листки бумаги и стала писать.
– Мне нужен отпуск, – произнесла я, войдя в кабинет шефа.
Александр Валерьевич удивленно поднял глаза.
– На месяц. За свой счет, – положила я перед ним заявление.
– Это невозможно, – протянул он заявление обратно.
Я скомкала последний мостик моей карьерной лестницы, испытывая от шороха бумаги слабое неестественное наслаждение.
– Тогда я увольняюсь, – спокойно произнесла я, прислушиваясь к тому, как звучала фраза. Второе заявление легло на стол.
Вместо ответа шеф снял очки, откинулся в кресле и проницательно посмотрел на мое осунувшееся лицо. Я стояла перед ним. Большие окна с двух сторон открывали прекрасную панораму на город, на мир, полный новых возможностей. Чертовски уютное безразличие застыло в душе.
– Вижу, отговаривать Вас бесполезно?
Я кивнула с видом сомнамбулы. Мы помолчали.
– Жаль! Столько лет. Неожиданно, – он снова надел очки и написал резолюцию для отдела кадров. – Придется отработать две недели. Сами знаете, много дел требуют решения.
– Разумеется, – согласилась я.
Другим человеком вышла я из кабинета. Радости пока не чувствовалось, зато изменился угол восприятия. Перспектива офиса отодвинулась с обратным 3D-эффектом.
В приемной столкнулись с Владом. Он окинул меня взглядом и пошел к шефу, а через несколько минут я услышала его шаги, догоняющие меня в коридоре.
– Постой! – ухватил он меня за локоть. Его недоумевающий рассерженный вид говорил сам за себя. – Давай договоримся: мухи – отдельно, котлеты – отдельно, как говорится. Гм! Твои эмоциональные проблемы не должны отражаться на нашей совместной работе. В последнее время…
– Ничего нашего больше нет, – перебила я, поднимая на него пустой взгляд. Стало холодно и неуютно. Я прижала к груди папку с документами и отступила на шаг, пытаясь отгородить личное пространство.
– Да ладно? – он еще не понял и посмотрел теперь на меня с легким оттенком иронии.
– Я ухожу, – тихо сказала я.
– От меня? – Влад поспешил вооружиться ухмылкой.
– Отовсюду.
Влад нахмурился. Я отвернулась и зашагала в отдел кадров.
Он догнал меня снова.
– Только не говори, что была обделена в постели. Чего еще надо? – спросил он ледяным тоном.
– Заботы, понимания и чувства юмора, – я остановилась и посмотрела на него. И не узнала. Не узнала во Владе того мужчину, которому отдавала себя с любовью.
– Одолжи теперь у своего богатого внутреннего мира и секса, – надменно произнес он.
Появилось желание бросить ему в лицо какое-либо ответное оскорбление. Я смолчала, понимая, что злость на него пожрет меня саму быстро и целиком.
Его окликнули, я пошла дальше, слегка дрожа от возмущения. Не зная, куда себя деть, наведалась в бухгалтерию и объявила о своем увольнении.
– Вы как сговорились с Дашкой! – удивлялась Ольга. – Из-за мужиков такие глупости вытворяете.
Я не стала объяснять ей. Разве не понятно, что женщина является отражением мужчины, его отношения и внимания, при которых цветешь либо вянешь?..
Придя с работы, я сразу ощутила пространство квартиры чужой территорией. Стараясь не терять времени, собрала свои вещи и вызвала такси.
– И куда ты пойдешь? – холодно поинтересовался Влад. Наблюдая за мной, он стоял в дверях кухни.
