Баба Люба. Вернуть СССР. Книга 2

Мучила ли меня совесть?

Не буду акцентировать на этом внимание. У меня было двое детей, которых опека могла отобрать в любой момент, и если я останусь безработной, то это произойдёт очень скоро. Думаю, и у других сотрудников, которые составляли другие отчёты, тоже есть свои веские причины держаться за работу.

После работы я быстренько собралась – нацепила юбку в пол (среди Любашиных шмоток была такая), платок (тоже Любашин) и отправилась на собрание в секту.

Адрес я нашла довольно-таки быстро. Точнее, я не искала. Получилось так, что я спустилась и вышла из подъезда на улицу, а там меня уже ждали два паренька: один ещё, наверное, школьник, второй был чуть постарше – лет за двадцать.

– Добрый день, – поздоровались они и синхронно улыбнулись, – а вы из девятой квартиры, да?

– Да, – кивнула я.

Я сразу догадалась, что это за парни. Судя по ботанически прилизанному виду, они явно шли туда же, куда и я.

– А мы в соседнем доме живём, – объяснил тот, что постарше. – Меня Сергей зовут. Мы тоже идём на собрание и проводим вас, чтобы вы не заблудились.

Я аж умилилась с такой заботы. Вот это маркетинг!

– Спасибо! – вежливо кивнула я. – А меня зовут тётя Люба.

– А меня – Саша, – представился тот, что помоложе, и покраснел.

– Ну идём, что ли? – предложила я, и мы пошли.

– А вы знаете, тётя Люба, ведь Бога не видел никто никогда, – заявил по дороге Сергей, – однако его сына, Иисуса, люди видели! Значит, Иисус – не бог! И как вы думаете…

– Сергей, – сказала я, чуть задыхаясь на ходу (длинноногие парни ходили быстро). – Я не могу разговаривать на ходу, я старая больная женщина, у меня одышка и сердце. Давай поговорим потом. А то вам меня нести придётся.

Тот понял и отстал.

Вот так. Нечего меня агитировать тут. Я и сама вас всех сагитирую.

Мы пришли к одноэтажному дому, который находился в частном секторе через четыре улицы от моего дома. Идти пришлось нормально так.

– Пришли, – сказал Сергей и первым вошёл в дом.

Саша пропустил меня и вошёл после.

«Как под конвоем», – подумала я и усмехнулась.

Дом был довольно просторным и битком набитым людьми. В основном здесь были женщины моего возраста, но были и значительно постарше. Но что меня особенно удивило – молодежи было тоже много. Особенно почему-то парней.

В большой комнате стояли длинные столы буквой «П», накрытые цветастой клеёнкой. На столах стояли глубокие пластмассовые тарелки с мятными пряниками, конфетами и вафлями.

– Садитесь сюда, – с милой улыбкой показала мне свободное место немолодая женщина.

Я кивнула, поблагодарив, и уселась на предложенный стул. Женщина поставила передо мной большую чашку с горячим чаем. На чашке был нарисован мишка, сидящий на большом подсолнухе.

Я улыбнулась. Как в детстве. В таких чашках нам в детском саду давали кисель.

Пока суть да дело, я огляделась. Народ в основном уже собрался, но еще подходили опаздывающие. По центру стола сидели двое мужчин. Один совсем пожилой, в строгом сером костюме с галстуком, второй чуть помоложе, тоже в сером костюме, только без галстука.

Поймав мой взгляд, они улыбнулись мне и кивнули. Словно старой знакомой. Я кивнула им тоже.

С дальнего конца стола мне помахала лучезарная женщина, что агитнула меня сюда. Я ей тоже помахала. Больше знакомых вроде как у меня здесь и не было.

Мероприятие началось для меня неожиданно. Почему-то я думала, что сейчас начнётся длинная нудная проповедь. Но нет. Вместо этого вышла молодая девушка в тёмно-синем длинном платье и белоснежной кружевной шали на голове, улыбнулась всем и запела гимн. Что-то о любви к богу и свету. Пела она очень красиво, высоким голосом, причём настолько высоким и чистым, что, когда она брала высокие ноты, у меня внутри всё аж переворачивалось и обрывалось и хотелось плакать. И вообще она тоже была красивая, и голос её звучал хрустально и прямо брал за душу. Ей аккомпанировал парень на синтезаторе.

Когда гимн уже заканчивался, на последнем куплете все присутствующие тоже запели, но тише. На их фоне голос девушки аж зазвенел. И это было настолько впечатляюще, что, когда песня закончилась, я минуту примерно сидела в каком-то шоке и пыталась прийти в себя и осознать, где я.

Дальше началась программа – люди рассказывали какие-то истории, чаще из своей жизни. Саша прочитал стихи собственного сочинения о Боге. Все захлопали и стали его хвалить. Он покраснел, но был очень доволен. Потом ещё пели. Потом начали писать вопросы, и лучезарная женщина прошлась и собрала их в коробочку. Пожилой мужчина в галстуке доставал по одному вопросу и обстоятельно на них отвечал, особенно напирая на то, какие плохие христиане и какие бывают у них заблуждения.

Я тоже написала свой вопрос.

И вот мужчина обстоятельно рассказал, что мы должны делать, чтобы спастись в надвигающемся Армагеддоне. Он так расписывал все те ужасы, которые будут с теми, кто не подготовился к спасению, что ему позавидовал бы сам Стивен Батькович Кинг.

А затем он вытащил мой вопрос.

«Как связаться с вашей штаб-квартирой в Бруклине?» – прочитал он, и над столами повисла тишина.

Вечером, вспоминая продолжение мероприятия в секте после моего вопроса, я усмехалась и как раз лепила вареники, как раздался настойчивый звонок в дверь. Как же мне все эти гости-посетители уже надоели! Хотя, может, опять телеграмму какую принесли. Я торопливо вытерла руки, стащила фартук и потопала открывать дверь.

На пороге, к моему несказанному удивлению, стояла… Райка.

Да-да, именно она, племянница соседки уринолюбивой Ивановны. Мало того, что она нахрапом заселилась в квартиру, пока почтенная бабулька устраняла результаты лечения народными средствами в больнице, но и затеяла против меня кровопролитную коммунальную войну.

Интересно, что ей надо?

– Что надо? – неприветливо буркнула я.

– Шоколаду! – ухмыльнулась Райка, и эта её ухмылка мне ой как не понравилась

– Сладкое вредно, – я насмешливо окинула её формы взглядом, – особенно таким, как ты. А вот голодания по Болотову тебе бы подошли. Поищи там у Ивановны, у неё обязательно должны быть такие записи. Хорошую клизму она уважала даже больше, чем уринотерапию.

С этими словами я уже хотела захлопнуть дверь, как наглая соседка поставила ногу в щель и не дала мне это сделать.

– Я не закончила! – заявила она мне.

У меня, наверное, челюсть отвалилась от такой наглости, потому что настроение у соседки скакнуло вверх и она сказала:

– Слышала, твой супружник хорошо на Северах деньгу зашибает…

– Хм… – нечленораздельно сказала я.

– И детей ты усыновить решила…

Я напряглась.

– Ну так вот, если не хочешь, чтобы пришла опека и забрала их в детдом, будешь мне платить ежемесячное содержание!

Она назвала сумму, и мне аж поплохело – я не знала, плакать или смеяться.

– Ты дура? – спросила я.

– Дура не дура, а прекрасно знаю, что если от соседей поступит жалоба, что над приёмными детьми издеваются, то они сразу придут и таких детей очень быстро заберут в детдом. Почти без проверки!

Она победно глянула на меня и усмехнулась.

– Так что плати!

Глава 3

Почему одни люди тяжело работают, тянутся к каким-то целям, часто буквально сутками напролёт пашут в попытке жить достойно и отложить хоть какую-никакую копейку на черный день, а другие считают, что им все должны, что они вправе отбирать что-то у других. Где правда? Где справедливость?! Ведь эта дрянь Райка замахнулась отобрать рубль у сирот. Хотя какой там рубль! Там за этот «рубль» шикарный дом купить можно и машину в придачу.

Как так можно? За эти деньги она готова сломать жизнь двум детям!

В общем, я кипела внутри, но виду, конечно, не показывала.

А сама лихорадочно думала: однозначно шантажистам платить нельзя. Один раз даже если я и заплачу, она ведь на этом не успокоится. Будет и второй раз, и третий, и двадцать третий. А потом всё равно в опеку напишет. Просто потому, что может. Власть свою показать и удовольствие от чужих неприятностей получить.

С другой стороны, отказывать и тем более делать скандал –нельзя. Напишет же. И напишет так, что потом все эти комиссии замучают. А ещё может быть, что в этих комиссиях у неё кто-то свой есть, впряжется, и можно потом такие неприятности получить, что устанешь доказывать, кто прав, кто виноват. Причём, насколько я помнила по той, моей жизни, в это время законы трактовались достаточно вольно.

Поэтому я сказала:

– Хорошо. Но только это не так быстро.

– Мне быстро надо!

– Так, а почему ты сейчас только пришла? – нахмурилась я. – Почему раньше тихо на попе сидела? Ты же знаешь, что Пётр только что в Нефтеюганск уехал, там поезд четверо суток от Москвы только идёт, потом ещё до буровой сутки с пересадкой добираться. Так что пока я ему письмо напишу, пока оно дойдёт, пока он перевод сделает. Хотя даже не знаю, как такую сумму почтовым переводом переводить…

– Хочешь детей сохранить – плати!

– Да чем я тебе платить-то буду? – развела руками я. – Он мне ничего не оставил. Даже если квартиру эту продать, то такой суммы не наберётся. Да и не могу я её без него продать, у него тут доля. Так что или подожди немного, с месяц примерно, или делай что хочешь.

– Месяц… – нахмурилась Райка. – У меня нет столько времени.

– Почему это?

– У меня свадьба через пятнадцать дней, и мне деньги нужны!

– Ну одолжи пока, я не знаю, что тебе сказать…

– Тогда сумма повышается! – злорадно заявила Райка. – За ожидание.

И она назвала ещё большую сумму. У меня аж в зобу дыханье от такой наглости спёрло. Но я спокойно сказала:

– Договорились.

– Нет, ты расписку мне напиши!

Я аж икнула от неожиданности. Продуманная стерва.

– И ты мне напиши, – ответила я.

– Я?

– Ты!

– Какую расписку? – вытаращилась на меня Райка.

– Что не будешь писать в органы опеки месяц, пока я не соберу деньги.

– Я не буду это писать!

– Ага, я тебе сейчас напишу расписку на деньги, а ты сегодня же сядешь и напишешь в опеку. Детей отберут в детдом, а ты придёшь с этой распиской через суд с меня деньги требовать. Ищи дураков!

– Я не приду, – покачала головой Райка, правда, неубедительно.

– В общем, давай так – или устный договор, или расписку на расписку, – упёрлась я.

– Ладно, будет тебе расписка, – разозлилась Райка.

Мы обменялись расписками. Причём текст её расписки гласил, что она не будет заявлять в органы опеки в течение месяца. Вот и чудненько.

Райка упорхнула, а я стою, и меня аж колотит. И вот что делать? Да, месяц я себе выторговала. А что потом? Кроме того, я что-то сомневаюсь, что она месяц выдержит. Завтра же припрётся и будет опять деньги требовать, и расписка эта не поможет. Нигде она такую сумму не одолжит.

Так, в размышлениях, я вышла во двор.

На коронном месте, на лавочке, сидели, как обычно, Клавдия Тимофеевна и Варвара Сидоровна и люто скучали. При виде меня они немного оживились:

– Какие где новости? – первой успела задать вопрос Варвара Сидоровна и с превосходством посмотрела на Клавдию Тимофеевну: мол, учись, как надо.

– Вы что, ничего не слышали? – удивилась я и осуждающе покачала головой.

– Что?

– Где?

Старушки подобрались, как крокодилы перед прыжком на зазевавшуюся антилопу у водопоя.

– Райка из восьмой квартиры замуж выходит. Через пятнадцать дней.

– Да ты что?! – всполошились старушки, что такая новость и прошла мимо.

– А за кого? – всплеснула руками Варвара Сидоровна и вопрошающе воззрилась на меня.

– А ты что, не видела, ходит к ней такой блондинчик из соседнего дома, – вернула ей издёвку Клавдия Тимофеевна и с торжествующим видом ухмыльнулась.

– Что за блондинчик? – расстроенно нахмурилась Варвара Сидоровна, и в её глазах замелькали отсветы переворачиваемой картотеки из досье на всех соседей.

– Живёт вон в том доме, – махнула рукой с артритными пальцами Клавдия Тимофеевна. – «Жигули» у него, белые.

– «Жигулей» в том доме нету, – нахмурилась Варвара Сидоровна, – ты что-то путаешь, Клава. Может, «Москвич»? Были «Жигули» у Кузьмича, но там цвет «гранат», и он их в прошлом году продал, а себе купил «Ниву», зелёную, чтобы в кукурузе не видно было. Так он сказал. Его ещё жена потом долго ругала.

– Это потому, что он их с той стороны ставит, – загорячилась Клавдия Тимофеевна. – Там стоянка фирмы стройматериалов, и там у них всегда сторож сидит. Машина получается под присмотром.

– Грамотно, – оценила Варвара Сидоровна. – Где ж она такого пронырливого парня подхватила? А с виду мышь серая.

– И глазёнки маленькие, и ноги кривые, – осуждающе поддакнула Клавдия Тимофеевна.

Они воодушевлённо принялись обсуждать Райку и делать прогнозы, но я дальше слушать не стала. Основную информацию я получила. Осталось уточнить детали. И я знала, кто мне поможет.

Не откладывая дело в долгий ящик, я отправилась на соседний участок, который принадлежал Виталику, дворнику из нашей коалиции, рьяному врагу подлого Михалыча.

Номер квартиры и фамилию удалось выяснить сразу. Как и другие подробности. Оказалось, парень, Игорь, жил вдвоём с матерью. Открыл свой видеосалон. Ну как видеосалон – в небольшом подвале, как раз под зданием, где была фирма стройматериалов, начинающий предприниматель поставил видеомагнитофон, штук тридцать списанных в соседнем кинотеатре деревянных стульев и показывал всем желающим американское кино за небольшую плату. Фильмы там были незамысловатые, в диапазоне от «Кошмара на улице Вязов» до «Рэмбо» и «Хищника». Были и фильмы для взрослых, но их показывали по четвергам в полночь.

Выяснив все эти подробности, я, не откладывая в долгий ящик, отправилась к матери Игоря. Столкнуться с самым Игорем я не боялась, так как в это время он приобщал зрителей к прекрасному в своём видеосалоне (расписание я не поленилась сходить посмотреть на дверях подвала).

Дверь мне открыла немолодая уже женщина в новом бархатном халате с рюшами.

– Добрый день, Татьяна Петровна, – вежливо поздоровалась я. – Меня зовут Любовь Васильевна, я из нашего ЖЭКа.

– Здравствуйте, что-то случилось? – растерялась женщина

– Нет. Поговорить нам с вами надо, – сказала я, – это займёт пару минут.

– Но я всегда плачу вовремя, – смутилась Татьяна Петровна, – за этот месяц платёжка ещё не приходила. А за прошлые могу квитанции показать.

– Я о другом, – покачала головой я.

– О другом?

– Угу. Это касается Игоря.

– Что он опять натворил? – схватилась за сердце Татьяна Петровна.

– Да как бы вам сказать…

– Вы проходите! – воровато оглянулась Татьяна Петровна.

Я прошла в квартиру. Огляделась. Неплохо обставленная, но видно, что Игорь поднялся на видеофильмах совсем недавно: новые вещи резко диссонировали со старой совковой мебелью, да и ремонт сделать давно уже пора бы.

В глубине квартиры слышались какие-то звуки.

– Это я кино смотрю, – улыбнулась Татьяна Петровна, видя, что я прислушиваюсь. – Игорёша подарил мне видик и кучу кассет с индийскими фильмами. Так я их по сто раз теперь смотрю. У меня почти все индийские фильмы есть.

– Хороший сын, – похвалила я.

– Так что там случилось? – настороженно спросила она.

– Это правда, что Игорь женится через пятнадцать дней?

– Правда, – вздохнула Татьяна Петровна, и по складке на лбу я поняла её отношение к данному событию.

– Тогда я правильно пришла, – сказала я. – Понимаете, тут такое дело, с Райкой я договориться не смогла, поэтому хочу с вами как с будущей свекровью.

Я вывалила на ошарашенную женщину всю эту ситуацию, нещадно сгустив краски.

– Понимаете, Пётр меня бросил, мы разводимся, а сам уехал в Нефтеюганск, на заработки. А я этих детей полюбила. И не могу я допустить, чтобы их в детдом забрали! Не могу! Анжелика вон поступать в педучилище этим летом хотела. А если в детдом заберут, то уже всё. Ричард ещё в больнице. У него длительный период реабилитации будет. Ему домашний уход нужен, а что там в детдоме…

– Что вы такое говорите?! – наконец справилась с эмоциями Татьяна Петровна. – Я, конечно, не в восторге от будущей невестки, но это выбор моего сына! И я не верю! Наветы! Вы хотите очернить девочку!

– Да не хочу я никого очернить! – закричала в ответ я. – Я лишь хочу удлинить срок для сбора денег. Пойдите мне навстречу, по-человечески! Вы же тоже мать! Ну не соберу я за месяц такую сумму!

– Вы врёте! Она не могла так поступить! Она не шантажистка!

– Да вы сами на расписку вот гляньте.

Я протянула бумажку ей.

Татьяна Петровна пробежалась глазами по строчкам и схватилась за сердце.

– Так вы скажете ей? – аккуратно нанесла контрольный я. – Пусть ещё с месяц сроку добавит. А то не управлюсь я. А мы дом отца в деревне продадим, квартиру. По родственникам соберём что-то. Постараемся наскрести эту сумму…

– Вот сука! – прошипела Татьяна Петровна, и глаза её торжествующе полыхнули.

– Простите, это вы меня сейчас так?

– Райку! Вот же мразота какая! Сирот на улицу! И куда мой дурак смотрит?

Она разразилась гневной тирадой минут на десять.

Я стояла и терпеливо ожидала, пока она выпустит пар.

– Слушайте, а вы можете мне оставить эту расписку? – решительно сказала Татьяна Петровна.

– Но вы же понимаете, это моя гарантия, что хоть месяц у меня ещё есть…

– Да какая это гарантия?! – отмахнулась Татьяна Петровна. – На суде она силы не имеет. И составлена неправильно. У меня покойный муж юристом был, царствие ему небесное, так что я знаю.

Она мелко перекрестилась и продолжила:

– Я Игорёше покажу. Вот чуяло моё материнское сердце, что зря он с ней свадьбу эту затеял!

– Но вы понимаете, что если Игорь откажется на ней жениться, то она выместит злобу на этих бедных сиротах?

– Не выместит, – покачала головой Татьяна Петровна, – ей не до того будет.

Я внутренне ликовала. Но вслух засомневалась:

– А если он не поверит?

– Поверит, – зло рассмеялась Татьяна Петровна, и я поняла, что поверит.

– Ну ладно, – согласилась я и добавила: – Только вы мне потом же вернёте?

– Конечно, верну, – кивнула Татьяна Петровна и спросила: – А почему вы в милицию с этой бумажкой не пошли?

– А вы бы пошли? – хмыкнула я.

– М-да, вы правы, в милицию пойди, так они мало того, что всю душу вымотают и ничего не решат, так ещё и виноватой останешься… – согласилась женщина, и мы расстались к обоюдному удовольствию от этой беседы.

Из дома, где проживала Татьяна Петровна с Игорем, я вышла в окрылённо-злорадном настроении. Хотя в то, что стопроцентно всё получится, я вообще не верила. Слишком уж много случайных факторов, от меня не зависящих. Игорь может наплевать на эту расписку, так как, к примеру, любит Райку и жить без неё не может. Или же он и сам может быть таким же сволочным, и тогда они примутся за меня уже вдвоём. Или та же Татьяна Петровна передумает раздувать скандал. Или Райка уже написала в опеку.

Так что почивать на лаврах пока не выходит.

Поэтому я решила двинуть в больницу. Надо было проведать Ивановну. И заодно узнать, когда она вернётся домой и даст под зад ногой Райке.

Но идти в больницу с пустыми руками не комильфо, пришлось зайти на рынок, купить чего-нибудь, к примеру, фруктов или хоть соку.

К моему удивлению, за прилавком одного из лотков торговала моя давешняя знакомая, Гала (или Галя, мы её и так, и так называли).

– Привет, подруга! – обрадовалась я. – Ты опять у Рафика?

– О! Любаня! – расплылась в улыбке она. – Да нет, делся куда-то Рафик. Даже не заплатил мне за те дни.

– И мне не заплатил, – вздохнула я. – Ну как ты тут? Рассказывай.

– Плохо, Люба, – нахмурилась Галя и, воровато оглянувшись, зашептала свистящим шепотом: – С этими новыми хозяевами всё плохо. Жадные такие, сволочи! За всё вычитают, а то, что товар гнилой, порченый, им плевать. А покупатели ко мне потом претензии. Не могу я так больше!

– Так уходи, – сказала я.

– Куда уходить, Люба? – чуть ли не со слезами на глазах сказала Галя. – У меня образование наше ПТУ. Я в школе, до сокращения, лаборантом в кабинете физики работала. И так зарплата копейки, а потом и вовсе платить перестали. Куда меня с таким образованием возьмут? Да и не платят же бюджетникам, сама понимаешь. А у меня уже за квартиру такие долги, что ужас. Уже приходили, грозились, что, если не оплачу, свет отрежут.

– А в дворники если пойти? – спросила я.

– А что там место есть? – удивилась Галя. – Там же платят наличкой вроде, я думала, там всё забито желающими.

– Давай так, я завтра спрошу и тебе скажу, – сказала я. – Было место, я точно знаю. Я на нём работала. Правда, не знаю, взяли туда кого или нет.

– А ты сейчас где?

– Я там же, в ЖЭКе, просто в другом отделе работаю, – не стала вдаваться в подробности я.

– Ой, спроси, Любашечка, – попросила Галя.

Мы договорились, что я всё разузнаю и постараюсь ей помочь. Галя продала мне яблок и груш, не гнилых, самых лучших, и я отправилась в больницу. Честно говоря, я не очень хорошо представляла, можно ли фрукты Ивановне, учитывая, что она посадила всю систему ЖКТ керосином и уринотерапией. Но рассудила так: сама если не съест, то какой-нибудь медсестре подарит. Всё же польза потом.

Но до больницы я не дошла.

Потому что навстречу мне попалась давешняя лучезарная женщина из секты. Марина её, кстати, зовут.

– Любовь Васильевна! – расцвела при виде меня она. – Ну как вам, понравилось у нас?

– Конечно, понравилось, – щедро плеснула в ответ елеем я.

– А наш старейшина хочет с вами побеседовать, – заявила она.

Я внутренне хмыкнула. Ещё бы. После такого вопроса. Когда этот дядька на автомате прочитал вслух мой вопрос, он аж с лица спал. Ответил что-то невразумительное, типа в Бруклин братья и сестры ездят тоже, но для этого нужно верить в Иегову и нести его Слово всем людям и прочее бла-бла-бла в таком примерно духе.

Я ещё тогда восхитилась: мол, красиво чувак спрыгнул. А он, оказывается, поговорить теперь хочет.

Любопытненько.

– Когда хочет побеседовать? – спросила я.

– Да хоть бы и сейчас можно, – замироточила Марина. – Я провожу.

– Ну тогда пошли, – кинула я (что ж, пусть Ивановна извиняет, но визит к ней в больницу откладывается до завтра). – Хотя я в брюках и без платка, неудобно.

– Для духовной беседы главное быть чистой внутри, а брюки – это не беда. Сейчас молодежь вся в брюках ходит. А платок я вам дам. Там у нас несколько дежурных платков есть. Всякое же бывает.

Ну ладно. Решив вопрос с маскарадом, мы с Мариной направились в Дом молитвы. Насколько я поняла, старейшина жил при этом доме.

– А кто это девушка? – спросила я. – Так пела, я аж заслушалась.

– Это Юля. Она раньше оперной певицей была, – похвасталась Марина.

Я не стала спрашивать про теперь, и так всё с Юлей ясно.

Почему-то стало грустно.

– Вот мы и пришли, – улыбнулась Марина, пропуская меня в дом.

В большой комнате сидел за столом и что-то читал давешний представительный мужчина, старейшина, как поняла я.

– А вот и вы, – сказал он и посмотрел на меня.

Глава 4

– Здравствуйте, Всеволод Спиридонович, – сказала я.

– Присаживайтесь, Любовь Васильевна, – слишком уж пристально посмотрел на меня старейшина. – Разговор нам предстоит непростой.

Ну ладно, непростой, так непростой. Я уселась поудобнее и приготовилась.

Всеволод Спиридонович пил чай с ватрушкой. Мне, кстати, чаю не предложил. Ну и больно надо.

– Так что у вас за интерес такой к нашей штаб-квартире в Бруклине? – прищурился он.

– Вполне закономерный интерес, – с наивным видом развела руками я и чуть-чуть улыбнулась, не сильно, а скорее, чтобы показать доброжелательность.

– Я хотел бы услышать поподробнее.

– Расскажу поподробнее, – покладисто ответила я и принялась озвучивать домашнюю заготовку. – Вы, наверное, уже знаете о моей ситуации?

Старейшина неопределённо кхекнул. Судя по его острому взгляду, я поняла – он знает всё, то есть в основном всё.

Но тем не менее я продолжала отыгрывать недалёкую женщину, замученную бытом.

– Ситуация у меня на сегодняшний день сложилась такая – на руках двое детей, нагулянных, извините, зачатых в блуде и грехе на стороне моим супругом. То есть уже почти бывшим супругом. И этих детей он сбросил на меня, зная, что у меня доброе сердце и мне жалко отдавать их в детдом…

– Давайте ближе к делу, – чуть поморщился старейшина.

– Так я же и рассказываю! – округлила глаза я. – Но у этих детей есть родная мать. И она живёт где-то в Америке. Вот я и подумала, что через Бруклин я смогу её найти…

– Но вы и так можете её найти, самостоятельно, – поджал губы мужчина.

– Как? Я почти всю жизнь проработала глазуровщиком второго разряда на нашем заводе. Никуда дальше Калинова и соседнего села не выезжала. Денег на заводе не платили, а работа вредная, сами понимаете. Потом устроилась дворником, сейчас вот работаю в ЖЭКе, канализациями занимаюсь, но сами понимаете, там зарплаты хватает только за квартплату и на еду немного. Нам, конечно, мой отец помогает с огорода, но там немного, что там старик поможет, картошка да укроп. А Анжелика поступать в этом году должна, выпускной вечер, платье надо, туфли надо.